Михаил Сперанский. Его жизнь и общественная деятельность

Судебная иерархия дополняется верховным уголовным судом, состоящим при сенате и созываемым для суждения государственных преступлений, а также преступлений, совершенных министрами, членами государственного совета, сенаторами, генерал-губернаторами. Верховный уголовный суд составляется из членов государственного совета, государственной думы и сената.

Административная власть увенчивается министерством, как судебная – сенатом… Министерства, как упомянуто, были образованы еще в 1802 году, по плану неофициального комитета, но план этот страдал многими недостатками. К тому же, хотя, и неофициальный комитет имел в виду общую политическую реформу в том же направлении, как и Сперанский, тем не менее надлежало согласовать учреждения о министерствах со всем планом, выработанным Сперанским. По мнению последнего, эти учреждения страдали тремя недостатками, подлежавшими устранению и преобразованию: 1) Недостатком ответственности, которая “не должна состоять только в словах, но быть вместе и существенною”; 2) недостатком точности распределения дел, причем Сперанский указывает многочисленные примеры совершенного смешения ведомств и большой путаницы в делах, отсюда неизбежно происходящей; 3) недостатком учреждений, то есть самой организации: “Ни внутри министерств, ни в частях, от них зависящих, не сделано никакого правильного образования”, – пишет Сперанский. Отсюда произошло, что дела, не быв разделены на свои степени, все по-прежнему стекаются в одни руки и, естественно, производят пустое многодеяние и беспорядок. Время главного начальника беспрестанно пожирается тем, что должен бы был делать один из низших его подчиненных; занятое же множеством текущих дел внимание не может обозреть их в целости и вместо того, чтобы остановиться на главных и существенных усмотрениях, беспрестанно рассеивается в мелком надзоре исполнения. На этих основах и был выработан проект учреждения министерств. Все остальное вошло в устав о министерствах, изданный в 1810 и 1811 годах, и в общих чертах действует и доныне. Мы уже знаем, что вся иерархия власти увенчивалась, по проекту, государственным советом, через который все должно было восходить к престолу. Сама организация государственного совета, предполагавшаяся в проекте 1809 года, была осуществлена в положении об его учреждении 1810 года. “В порядке государственных установлений, – гласит это положение, – совет составляет сословие, в коем все части управления в главных их отношениях к законодательству соображаются и через него восходят к верховной Императорской Власти”. Уже это общее определение указывает на государственный совет, как на преимущественно законодательное учреждение, как бы на верхнюю палату, ревизующую при этом и деятельность министерства. Это видно из постановлений положения: “все законы, уставы и учреждения… предлагаются и рассматриваются в государственном совете и потом действием Державной Власти поступают к предназначенному им совершению”. Эти отмеченные нами выражения “все” и “потом” ясно указывают, что по первоначальному положению никакая законодательная мера не могла быть издана, не рассмотренная и не одобренная государственным советом. Император, конечно, мог и не утверждать мнений и решений совета, но самая формула их утверждений (“вняв мнению государственного совета”) показывала, что заменить эти мнения и решения иными было бы несогласно с положением. Законодательное значение, созданное таким образом для государственного совета, было очень важно, и едва ли совет мог бы некогда приобрести достаточный политический авторитет, чтобы стать на уровень этих политических задач. Как своего рода политический буфер между новыми учреждениями, еще не успевшими установить свои отношения, он мог быть полезен, но едва ли прерогативы, ему предназначавшиеся, не превосходили меру, соответственную такой задаче. Государственному совету сверх того предоставлялось: рассмотрение и одобрение общих внутренних мер (в порядке исполнительном) “в чрезвычайных случаях”; контроль за внешней политикой, “когда, по усмотрению обстоятельств, внешние меры могут подлежать общему соображению”; государственные бюджеты и отчеты всех министерств.

Члены государственного совета присутствовали бы в верховном уголовном суде. Важнейшие должности в административной и судебной иерархии, если они не были выборными, замещались бы министрами с утверждения государственного совета. Такова была по проекту, а частью и по положению 1810 года, компетенция государственного совета. Организация совета предполагалась та же самая, что осуществилась в положении 1810 года; совет был разделен на четыре департамента: 1) законов, 2) дел военных, 3) дел гражданских и духовных и 4) государственной экономии, из которых в каждом по особому председателю. В общем собрании председательство принадлежало императору или лицу по его назначению. Это назначение полагалось возобновлять ежегодно. Для производства дел совета была учреждена государственная канцелярия из статс-секретарей под главным управлением государственного секретаря, докладывающего в общем собрании, представляющего журналы совета на высочайшее усмотрение и заведывающего всей исполнительной частью.

Такой была в общих чертах политическая реформа, проектированная в 1809 году Сперанским и охватывающая собой весь государственный и общественный строй России того времени. Крепостное состояние, суд, администрация, законодательство, учреждения местные и центральные – все нашло себе место и разрешение в этой грандиозной работе, оставшейся памятником политических дарований, далеко выходящих за уровень даже высокоталантливых людей. Сперанского назвали бы гением, если бы его реформа получила осуществление и успех. Гений умеет не только проектировать, но и осуществлять или, по крайней мере, знает пути, ведущие к осуществлению. И единственно этот дефект громадной работы Сперанского, дефект ее неосуществления и неосуществимости при данных условиях и данными способами, и препятствует назвать Сперанского гением, хотя по силе умственного творчества, по быстроте и громадности работы, по ее законченности и логическому совершенству автор ее возвышается до черты гения.

Некоторые критики Сперанского упрекают его в том, что он недостаточно выдвинул крестьянскую реформу. Другие за то, будто он не сознавал, что политическая реформа, то есть перераспределение власти, осуществима лишь после того, как в национальном строе совершилось перераспределение политической силы; до того же новые формы не дадут нового содержания. Некоторые места из его второго “Введения”, которым мы до сих пор не пользовались вовсе, свидетельствуют, что упреки эти неосновательны, поскольку они указывают на несознание Сперанским этих двух истин. “Отношения, в которые поставлены оба эти класса (крестьяне и их помещики), – читаем мы у Сперанского, – окончательно уничтожают всякую энергию в русском народе. Интерес дворянства требует, чтобы крестьяне были ему совершенно подчинены; интерес крестьян состоит в том, чтобы дворяне были так же подчинены короне… Престол всегда представляется крепостным как единственный противовес имуществу их господ”. Сперанский, таким образом, вполне ясно сознавал, что крепостное состояние было несовместимо с политическою свободою, потому что интерес дворянства, нуждавшегося в сильном правительстве для подчинения крестьян, и крестьянства – видевшего в сильном правительстве единственный тормоз, обуздывающий произвол господ, – равно противоречили политической свободе. “Таким образом, – пишет дальше Сперанский, – Россия, разделенная на различные классы, истощает свои силы в борьбе, которую эти классы ведут между собою, и оставляет правительству весь объем безграничной власти. Государство, устроенное таким образом – то есть на разделении враждебных классов – если оно и будет иметь то или другое внешнее устройство, – те и другие грамоты дворянству, грамоты городам, два сената и столько же парламентов, – есть государство деспотическое, и пока оно будет состоять из тех же элементов (враждующих сословий), ему невозможно будет быть государством монархическим”.

Сознание необходимости, в интересах самой политической реформы, упразднить крепостное право, а равно и сознание необходимости, чтобы перераспределение власти соответствовало перераспределению политической силы, совершенно явствует из этого рассуждения. Таким образом, Сперанский должен быть освобожден от вышеупомянутых упреков в несознании и непонимании значения крепостного права и распределения действительной политической силы в государстве. Как теоретик, он стоял вполне на высоте выпавшей на его долю задачи. Тем интереснее и загадочнее это совпадение такой ясной и смелой теоретической мысли с таким полным крахом всего дела гениального реформатора. Историю этого краха и тех тяжких превратностей, которые выпали на долю смелого творца реформы, мы изложим на следующих страницах.

Глава III. Проведение реформы и борьба

Всемогущества Сперанского и его отношение к своей власти и положением. – Его одиночество. – Его труды. – Гражданское уложение. – Организация духовно-учебного дела и устав духовных академий. – Лифляндское крестьянское дело. – Устроение Финляндии и Боргосский сейм. – Указы о придворных званиях и об экзаменах на чины. – Царскосельский лицей. – Финансовые планы Сперанского. – Таможенный тариф. – Отношение к контрольной системе. – Внешняя политика. – Первые шаги политической реформы. – Учреждение государственного совета. – Преобразование министерства. – Проект преобразования сената. – Рост оппозиции, колебания Александра, начало разномыслия и подготовление падения Сперанского

Период 1808 – 1811 годов был эпохой наивысшего значения и влияния Сперанского, о котором именно в это время известный Жозеф де Местр писал, что он “первый и даже единственный министр” империи. За это время Сперанский, по поручению Александра I, составил план общей политической реформы, которая охватывала весь строй политических и гражданских отношений. Законодательство, суд, администрация (от волости до высших учреждений), крепостное состояние, – ничего не было забыто в этом плане. В ноябре 1809 года император одобрил план и решил постепенно приводить его в исполнение. Реформа государственного совета (1810 год), реформа министров (1810 – 1811 годы), реформа сената (1811 – 1812 годы) явились друг за другом из-под пера Сперанского как первые шаги этого общего плана. Этого одного было бы достаточно, чтобы занять время самого богато одаренного человека; но если этот человек считает возможным работать по восемнадцать часов в сутки (как то делывал Сперанский), то этим жестоким насилием над природой и организмом он может, конечно, еще значительно увеличить количество труда. Кроме замечательного здоровья, кроме блестящих дарований, необходимо для этого и много той глубокой преданности своим идеям и планам, которая граничит с религиозной верой. В этот период своей кипучей деятельности Сперанский, очевидно, с избытком обладал и таким железным здоровьем, и такой религиозной преданностью своим идеям, а дарования, нередко возвышавшиеся до черты гениальности, оплодотворяли эти неслыханные труды. Гражданское уложение, финляндская конституция, крестьянское дело в Лифляндии, учреждение Царскосельского лицея, преобразование духовно-учебных заведений, устав духовных академий, таможенный тариф, наконец, замечательные финансовые планы, впервые внесшие порядок и научную систему в управление русскими финансами, – таково самое краткое исчисление лишь самых важных трудов Сперанского за это время.

Богатый государственными трудами, самыми многосторонними и самыми важными, этот период в жизни Сперанского в высшей степени беден служебными и иными личными успехами. Произведенный, еще до приближения к власти, в 1801 году, в действительные статские советники, Сперанский за все десятилетие, когда, состоя сначала при министре внутренних дел Кочубее, потом при Александре I, располагал громадной властью и влиянием, получил всего в общем порядке чинопроизводства в 1809 году чин тайного советника и никаких материальных гарантий своей независимости в будущем, хотя такие гарантии в виде всемилостивейших пожалований и были тогда общим правилом. Сперанский не последовал этому правилу и с высоты своей власти пал в 1812 году таким же бедняком, каким был за десять лет до того, до приближения к власти. Не более того заботился Сперанский о приобретении и других гарантий своего положения, вроде установления связей и отношений с влиятельными вельможами того времени. Овдовев молодым человеком, Сперанский, как мы уже знаем, остался навсегда вдовцом. Будучи первым после императора человеком в империи, тридцати с небольшим лет, он отличался к тому же привлекательной наружностью, симпатичным характером и, по общему свидетельству, имел успех среди женщин. Однако, оставаясь романтически верен памяти жены, Сперанский не попробовал закрепить свое положение брачными узами с аристократией. Столь же мало приложил он старания и заботы об укреплении дружеских связей с вельможным и сановным миром, охотно искавшим этой дружбы. Описав скромное жилище Сперанского, барон Корф так продолжает: “Жилищу соответствовал весь образ жизни – скромный, тихий, уединенный. Еще во время служения своего в министерстве внутренних дел наперсник Кочубея был довольно недоступен“. Эта недоступность извинялась многоделием… Впоследствии, когда император Александр приблизил его к себе, Сперанский, оставаясь по-прежнему более работником, нежели царедворцем, еще реже стал показываться в свете… Вспоминая в Перми об этой эпохе своей жизни, Сперанский рассказывал, как он работал нередко по восемнадцать часов в сутки и до того расстроил свое здоровье, что не мог под конец употреблять пищи, не приняв наперед лекарства, а временами по целым неделям не мог разогнуть спины”.

При такой работе, конечно, некогда было устанавливать связи в высшем обществе, где им были недовольны за это и он не имел партии. Скромная обстановка, более нежели скромные средства, уединенный образ жизни, весь посвященный государственным делам, громадные труды и гордая нравственно-независимая изолированность от придворного, вельможного и сановного мира с его интригами и партиями; наконец, отсутствие всякой заботы о личной карьере и редкая преданность заботам о государственных и общественных нуждах – в таких чертах вырисовывается жизнь и личность Сперанского в этот период его силы и власти. Немудрено, если его личная карьера оказалась вскоре столь непрочной. Немудрено также, если плоды его забот и трудов на пользу государственную и общественную оказались в то же время столь обильны, разнообразны и благодетельны. И чем выше и серьезнее было значение его государственной деятельности, тем превратность его личной карьеры должна была обнаружиться быстрее и трагичнее. Остановимся вкратце на деятельности Сперанского, чтобы затем перейти к жестоким превратностям личной жизни русского реформатора.

“Из мысли Александра I дать своему государству новое органическое устройство, читаем мы у барона Корфа, – естественно, истекала и мысль о составлении законов гражданских”. Александр сначала поручил это дело известному екатерининскому вельможе и деятелю, графу Завадовскому; дело не клеилось и было передано в министерство юстиции, где министром в это время был князь Лопухин (прежний генерал-прокурор, см. выше гл. II), а товарищем самый талантливый и образованный член неофициального комитета, Новосильцев. Комиссия составления уложения была организована на широких основах. Под непосредственным руководством Новосильцева, главное заведование работами было поручено ученому, немецкому юристу барону Густаву Розенкампфу. Это было в 1803 году. Дело, однако, не двигалось, и в осень 1808 года состоялось высочайшее повеление о назначении Сперанского членом комиссии. “Это назначение было тяжелым ударом для Розенкампфа, – пишет барон Корф. – При Лопухине и Новосильцеве он умел поставить себя в независимое положение и, распоряжаясь в комиссии полным хозяином, мечтал о славе быть единственным законодателем России, а еще более об ожидавших его за то почестях и наградах. И вот честолюбивые замыслы его были потрясены в основании: он очень хорошо знал деятельность и дарования нового члена совета комиссии, зная и то, что Сперанский поступает в нее не с целью быть праздным свидетелем чужих трудов. Нетрудно поэтому понять, что Розенкампфом, при его тщеславном, наклонном к интриге и мечтательном характере, с самой первой минуты овладела глубокая ненависть к человеку, так внезапно ставшему на его пути, и что уже никакие действия этого человека не могли найти себе пощады перед его судом”. Отмечаем эту черту, потому что вскоре разные вельможные враги Сперанского воспользовались этой тупой ненавистью немецкого гелертера, чтобы добыть против Сперанского и его деятельности аргументы и “от науки”.

Назначение Сперанского состоялось 8 августа, затем последовала поездка в Эрфурт, а вскоре по возвращении Сперанский был назначен на место Новосильцева товарищем министра юстиции, со специальным поручением взять в свое ведение и руководство комиссию законов. Состав ее и штат были немедленно преобразованы, и 8 февраля 1809 года проект уложения гражданских законов был готов вчерне, а с 1 мая, когда собрался новый совет комиссии (Сперанский, Лопухин, Завадовский, Новосильцев, Чарторыйский, Потоцкий, Алексеев и Карнеев), был уже внесен на ее рассмотрение. В рассмотрении, исправлениях и печатании прошла остальная часть 1809 года, а 1 января 1810 года, при самом открытии государственного совета первая часть гражданского уложения была внесена в государственный совет. Сама комиссия получила преобразование; она, с директором Сперанским во главе, была причислена к государственному совету, а ее собственный совет упразднен. По мере того, как государственный совет рассматривал, при деятельном участии Сперанского, первую часть, готовилась и редактировалась вторая (право вещественное) и третья (право договорное). Как шла эта громадная работа, сообщает барон Корф: “Розенкампф еще упражнялся в составлении предварительных проектов, но участие его в том оставалось уже без всяких результатов для дела. Все, что он писал, было беспощадно мараемо Сперанским и большей частью переделываемо заново. Впрочем, как уже не существовало никаких предварительных комитетов или советов, то все, под собирательным именем комиссии законов, ограничивалось личной работой его директора. Первая и вторая части были рассмотрены и одобрены государственным советом в течение 1810 года, но затем дело затянулось, и третья часть рассматривалась уже после падения Сперанского. Уложение это, как известно, никогда не стало законом, как многое из трудов Сперанского, брошенных с его падением. Сам Сперанский впоследствии не был особенно высокого мнения об этой работе своей, но, кроме этого мнения человека скромного и во многом частью разочарованного, никто из наших ученых юристов, сколько нам известно, не взял на себя труд оценить громадную работу Сперанского, сделанную в такой короткий срок и, можно сказать, без сотрудников”.

Сверх гражданского уложения комиссия законов при директорстве Сперанского или, точнее выражаясь, сам Сперанский приступил к составлению устава гражданского судопроизводства и уложений уголовного и торгового.

Сверх этих двух громадных трудов, и текущее законодательство того времени не миновало рук Сперанского, а многое и его инициативы. “Не подлежит сомнению одно, – пишет барон Корф, – все публичные акты тех годов (1808 – 1812 года), все манифесты, все важнейшие именные указы, даже такие положения, которые, принадлежа непосредственно к разным частям управления, долженствовали, казалось, истекать прямо от их ведомств, – все это было не только написано Сперанским, но большей частью им же и задумано”. Из этой массы работ Сперанского остановимся лишь на тех, которые, несомненно принадлежа его творческому уму и его инициативе, имеют историческое значение.

27 ноября 1807 года образован был комитет о духовных училищах в России, членом которого был назначен Сперанский. Общий план образования этих училищ и мысль об отнесении их содержания на свечной сбор принадлежат Сперанскому. Положение, им выработанное, было утверждено 26 июля 1808 года. 9 февраля 1809 года был им представлен и вскоре утвержден устав духовных академий.

18 августа 1808 года Сперанский был назначен в комитет по крестьянским делам Лифляндии, а в начале 1809 года ему было поручено ведение дел и устройство отношений только что присоединенной Финляндии. Прием и переговоры с финляндской депутацией о проектах первых организационных планов финляндской конституции были поручены Сперанскому и выполнены им же. 16 марта 1809 года был открыт Александром в Борго первый финляндский сейм. Известная историческая речь, которой сопровождалось это открытие, была написана Сперанским, как и речь 7 июля того же года, которой сейм был закрыт. Во все время совещаний сейма Сперанский был при Александре в Борго, и все учредительные мероприятия этого времени – дело его трудов, между прочим, учреждение финляндского сената. Финляндцы, в воздаяние его заслуг перед их страной, избрали его канцлером Абосского университета.

К этому же времени относятся два указа, изданные по инициативе Сперанского и произведшие сильное впечатление. 3 апреля 1809 года издан указ о придворных званиях, а 6 августа того же года – указ об экзаменах на чины. Первый указ был направлен против незаслуженно быстрого возвышения по службе молодых вельмож, а второй – против массы старослуживого, но мало образованного чиновничества. Экзамены, которые отныне требовались для получения чина коллежского асессора и статского советника, закрывая дорогу необразованному чиновничеству того времени, открывали более быструю карьеру образованному молодому меньшинству, с пути которого удалялись и вельможные сынки указом 3 апреля. Дело в том, что до этого указа с придворными званиями (камер-юнкер, камергер и так далее) соединялись и возведения в значительные чины, а эти чины, полученные не за службу, а за принадлежность к аристократии, открывали их обладателям и служебную карьеру сразу с высоких степеней. Несомненно, что оба указа, устраняя преимущество рождения и выдвигая преимущество образования, были и справедливы, и полезны, но несомненно также, что они должны были и действительно создали Сперанскому целые легионы сильных и озлобленных врагов. Многочисленное чиновничество, с одной стороны, а с другой – вельможная аристократия, дети которой затруднялись в своей карьере, были задеты указами в самых существенных интересах и, конечно, никогда не могли простить этих ударов нашему реформатору, которому уже с этих пор начали присваивать звание “опасного”.

Отметив еще, что в 1810 году по плану Сперанского, был учрежден Царскосельский лицей, где впервые в закрытом учебном заведении было запрещено телесное наказание, – мы должны упомянуть о его деятельности по устроению финансов. Положение русских финансов в это время было самое печальное. Расточительная политика Екатерины, неумелое управление финансами при Павле, войны времен Александра привели наше государственное хозяйство к следующему состоянию: в 1809 году все доходы равнялись 125 миллионам, расходы, несмотря на мирное положение этого времени, достигали 230 миллионов, превышая доходы не более не менее как вдвое; ассигнационный долг простирался уже до 577 миллионов (и в одних новых выпусках бумажек финансовое ведомство видело источник для покрытия дефицита, а бумажки уже упали до четверти номинальной цены), при этом ни малейшего запасного или разменного фонда и управление, как этой громадной кредитной операцией, так и всем государственным хозяйством – самое беспорядочное. До какой степени финансовое ведомство того времени было чуждо финансового и экономического образования, можно видеть из того, что мысль об ассигнациях, как долговых знаках государства, была для него совершенной новостью; ассигнационные бумажки считались просто деньгами. Такое положение финансов обратило наконец внимание Александра, и в ноябре 1809 года – как раз по представлении Сперанским плана политической реформы в России, по введении нового политического устройства Финляндии и в разгар работ по составлению гражданского уложения, – высочайше повелено Сперанскому “составить определительный и твердый план финансов”. Со свойственным ему жаром принялся Сперанский за это новое дело, пригласив в сотрудники одного из немногих образованных экономистов того времени, Балугьянского, и опираясь преимущественно на идеи Адама Смита, книга которого “О богатстве народов” тогда была еще новостью не в одной России. Не более как через два месяца после высочайшего повеления Сперанский и Балугьянский могли уже представить Александру главные основания финансового плана. Основная мысль плана непосредственно истекала из только что оконченного организационного плана: “Всякий финансовый план, – гласила объяснительная записка Сперанского, – указывающий способы легкие и не полагающий никакого ограничения в расходах, есть явный обман, влекущий государство к погибели”. 1 января 1810 года Александр лично внес этот план в государственный совет, а 2 февраля он был утвержден и обнародован при высочайшем манифесте, написанном Сперанским. Манифест заключал в себе признания, что финансы худо управлялись и что состояние их было очень печальное. Ассигнации объявлены государственным долгом, обеспеченным всем казенным имуществом, и обещано прекращение их дальнейшего выпуска. Для покрытия дефицита 1810 года были значительно сокращены расходы и установлены новые налоги, между прочим налог с дворянских имений, изъятых от податей. Прежний министр финансов Голубцов был сменен, и назначен на его место Гурьев, несколько лучше экономически образованный. Сперанский, однако, в течение целых двух лет до своего падения (1810 – 1811 годы) продолжал быть истинным руководителем финансового управления, что привело к сильному неудовольствию Гурьева, охотно примкнувшего к вельможной и сановной оппозиции Сперанскому и посодействовавшего низвержению нежеланного финансового ментора. В это время был утвержден план погашения ассигнаций, для чего начата распродажа государственных имуществ; с этой же целью установлены специальные налоги и проектированы займы. Все эти заботы привели к тому, что государственная роспись на 1811 год уже заключалась остатком в 6 миллионов. В 1812 году, после падения Сперанского и ввиду Отечественной войны, все эти плоды упорядочения финансовой системы исчезли немедленно.