Смерть коллекционера

С. С. Ван Дайн

Смерть коллекционера

S. S. Van Dine

The Kennel Murder Case

© Школа перевода В. Баканова, 2015

© ООО «Издательство АСТ», 2017

* * *

Посвящается Американскому клубу шотландских терьеров

Действующие лица:

Фило Вэнс

Джон Ф. К. Маркхэм, окружной прокурор Нью-Йорка

Эрнест Хис, сержант убойного отдела

Арчер Коу, коллекционер китайского фарфора

Брисбен Коу, его брат

Рэймонд Рид, дилетант, друг семьи Коу

Хильда Лейк, племянница Арчера и Брисбена Коу

Синьор Эдуардо Грасси, представитель Миланского музея искусства Востока

Лян Цун Вей, повар в доме Коу

Гэмбл, дворецкий в доме Коу

Люк Энрайт, коммерсант

Майор Джулиус Хиггинботтом, заводчик шотландских терьеров

Энни Кочрейн, горничная

Хеннесси, детектив убойного отдела

Берк, детектив убойного отдела

Сниткин, детектив убойного отдела

Салливан, детектив убойного отдела

Эмери, детектив убойного отдела

Гилфойл, детектив убойного отдела

Капитан Дюбуа, эксперт-криминалист

Детектив Беллами, эксперт-криминалист

Питер Квакенбуш, фотограф

Доктор Эмануэл Доремус, патологоанатом

Суокер, секретарь окружного прокурора

Карри, камердинер Вэнса

Глава 1. Запертая спальня

(Четверг, 11 октября, 8.45)

Ровно через три месяца после блистательного раскрытия нашумевшего «Дела Скарабея» Фило Вэнс оказался втянут в новое расследование. Причем за четыре года, что Джон Ф. К. Маркхэм занимал должность окружного прокурора Нью-Йорка, в этом городе не совершалось преступления более запутанного и отягощенного роковыми случайностями.

Столь загадочным и даже мистическим представлялось это убийство, столь необъяснимы и противоречивы были факты, что полиция уже готовилась внести данный случай в список нераскрытых дел – иными словами, поставить на расследовании жирный крест. И кто бы упрекнул господ детективов, ведь в анналах современной криминалистики едва ли сыщется убийство, столь явно попирающее законы рациональности, коими испокон веков живет человечество. Сержант Эрнест Хис, человек отважный, мужественный и прямодушный, так и сказал: «Гиблое дело». Невнимательный наблюдатель решил бы, что в этом убийстве не обошлось без колдовства, тайных искусств и сверхъестественных способностей убийцы; недаром ведь каждая версия неизменно упиралась в глухую стену.

Дело это явно принадлежало к разряду так называемых идеальных преступлений, которые высоко ценятся детективами-любителями, во-первых, за букет интеллектуальных удовольствий, а во-вторых, за возможность предаваться этим удовольствиям, не покидая любимого кресла. Да, так казалось на первый взгляд. Ибо к необъяснимости мотивов убийцы прилагалась поистине мистическая череда событий, словно измышленных извращенной фантазией прихотливого божества.

Занятно, что именно избыточное рвение убийцы перевести все подозрения на невиновного и пробило, образно выражаясь, дыру в стене таинственности – пусть и на миг. Сквозь эту дыру Вэнс успел разглядеть проблеск света. Идя на этот свет, Вэнс проявил чудеса проницательности, каких, пожалуй, не проявлял за всю свою карьеру детектива. Познания в сферах, не имеющих никакого касательства к преступному миру, в совокупности с едва ли не сверхъестественной способностью проникать в человеческие души позволили Вэнсу заметить, казалось бы, маловажные обстоятельства и построить на них разгромный силлогизм.

Несколько лет Вэнс был заводчиком шотландских терьеров. Его питомник находился в Нью-Джерси, в часе езды от Нью-Йорка; много времени Вэнс посвящал изучению родословных и вопросам селекции, целью которой было получение идеального, по его мнению, скотча с определенными характерными чертами. Нетерпение, с каким Вэнс ждал результатов своей работы, заставляло думать, что собаки занимают первое место среди его увлечений. Право слово, покупка акварели Сезанна или счастливое обнаружение китайской нефритовой статуэтки среди современных поделок сообщали глазам Вэнса тот же блеск, что и победа на шоу одной из его собак.

Я намеренно останавливаюсь на этом обстоятельстве – или, если угодно, особенности. Так случилось, что при взгляде на потерявшуюся собаку Вэнс безошибочно определил и родословную ее, и выставочные качества, что указало ему путь к разгадке одной из фаз преступления, которое я намерен описать на этих страницах.

Ко второй фазе Вэнса направило давнее увлечение китайским фарфором. У себя дома, на Тридцать восьмой Восточной улице, Вэнс держал небольшую, но впечатляющую коллекцию китайского антиквариата. Все это были ценности, достойные украсить любой музей; Вэнс приобрел их во время странствий. Он также написал немало статей о Востоке и восточном искусстве для целого ряда журналов. Статьи касались главным образом монохромов эпох Сун и Мин.

Скотчтерьеры и китайский фарфор! Согласитесь, неожиданное сочетание. Тем не менее без познаний в обеих этих несхожих областях загадочное убийство Арчера Коу в его собственном особняке на Семьдесят первой Западной улице так и осталось бы нераскрытым.

Поначалу случай казался весьма обыденным. Он не сулил сенсации, не требовал ухищрений разума. Однако уже через час после того, как Маркхэму позвонил дворецкий Арчера Коу, служащим обеих организаций – и конторы окружного прокурора, и полицейского департамента Нью-Йорка – стало ясно: они имеют дело с самым ошеломляющим и запутанным, с самым таинственным убийством наших дней.

Едва пробило половину девятого утра (было одиннадцатое октября), как зазвенел дверной колокольчик в доме Вэнса, и Карри, старик-англичанин, много лет служивший у него камердинером и мажордомом, провел Маркхэма в библиотеку. Я в то время жил в квартире Вэнса – двухуровневой, с садом на крыше. Меня держала здесь работа юридического и финансового характера, накопившаяся за несколько месяцев, ибо Вэнс уговорил меня сопровождать его в путешествии по Средиземному морю, каковое путешествие предпринял сразу после расследования убийства Скарабея. Мы с Вэнсом вместе учились в Гарварде; вскоре после окончания курса я стал его юридическим консультантом и управляющим (должность, предполагающая дружескую привязанность к нанимателю). Дела Вэнса не оставляли мне времени на другие занятия, а двухмесячный перерыв означал неизбежную сверхурочную работу впоследствии.

В то осеннее утро я проснулся в семь часов и к приходу Маркхэма успел разобраться с изрядным количеством погашенных чеков и банковских выписок.

– Продолжайте работу, Ван Дайн, – сказал мне Маркхэм, кивнув весьма небрежно. – Я сам займусь нашим сибаритом.

Несколько взволнованный, Маркхэм исчез в смежной с библиотекой спальне Вэнса.

Голосом, в котором слышались повелительные нотки, он позвал Вэнса и получил в ответ красноречивый стон.

– Полагаю, свершилось убийство, – зевнул Вэнс. – Ничто, кроме крови, не могло направить ваши стопы, Маркхэм, к моему будуару в столь безбожную рань.

– Нет, не убийство… – начал было возражать Маркхэм.

– Который час? – перебил Вэнс.

– Восемь сорок пять.

– Этакая рань – и не убийство! – Вэнс спустил ноги с кровати. – Очень интересно. Позвольте предположить – неужто вы нынче венчаетесь?

– Арчер Коу покончил с собой, – чуть срывающимся голосом объявил Маркхэм.

– Боже! – Вэнс встал и прошелся по комнате. – Это еще более странно, чем убийство. Я жажду подробностей. Присядьте и просветите меня, покуда я буду пить кофе.

Маркхэм вышел в библиотеку, сопровождаемый Вэнсом, который был облачен в сандалии и расшитое мандаринское кимоно. Вэнс позвонил, велел Карри принести кофе по-турецки. Отдавая приказания, он устраивался в кресле в стиле королевы Анны и прикуривал сигарету своей любимой марки «Реджи».

Маркхэм, однако, не сел. Он остался стоять возле каминной полки, не сводя с Вэнса прищуренных, вопрошающих глаз.

– Что вы имели в виду, сказав, будто самоубийство Коу еще более странно, чем убийство?

– Расслабьтесь, эзотерика тут ни при чем, – снова зевнул Вэнс. – Если бы некто отправил старину Арчера в мир иной, в этом не было бы ничего особенного. Ибо старина Арчер только и делал, что настраивал против себя ближних своих. Едва ли можно назвать его милягой, едва ли хоть в одном человеке он возбудил чувство светлой привязанности. Впрочем, кому я рассказываю… А вот в том, что Коу наложил на себя руки, я усматриваю нечто дьявольски замечательное. Коу не имел суицидальных наклонностей. Для этого он был слишком эгоцентричен.

– Пожалуй, вы правы. Я сам думал об этом, когда велел дворецкому ничего не трогать в комнате покойного.

Карри внес кофе, и Вэнс принялся мелкими глотками потягивать черную дымящуюся жидкость. Через несколько мгновений он заговорил снова:

– Маркхэм, я жду подробностей. Во-первых, почему вам вообще сообщили о трагедии? Во-вторых, что именно сказал дворецкий? В-третьих, почему вы нарушили мой сон? Итак, я вас слушаю. Почему? Почему? И наконец, почему? Разве вы не видите, что меня разбирает любопытство, совершенно не поддающееся контролю? – Вэнс зевнул и закрыл глаза.

– Я направлялся к дому Коу, – начал Маркхэм, явно задетый безразличием Вэнса. – И подумал: быть может, вы тоже не прочь туда проследовать, по вашему же любимому выражению? – Его слова были пропитаны сарказмом.

– Проследовать… – повторил Вэнс. – Почему бы и нет? Впрочем, не хотелось бы ковылять вслепую. Сделайте одолжение, просветите меня. Труп не убежит – можно и помешкать.

Маркхэм заколебался. По всем признакам он был не в своей тарелке и очень хотел, чтобы Вэнс пошел с ним. Как он уже сообщил, у него тоже имелись некие соображения.

– Хорошо, – наконец сказал Маркхэм. – Слушайте. Сегодня в девятом часу дворецкий Арчера Коу – подобострастный и угодливый Гэмбл – позвонил мне домой. Он был крайне встревожен. Запинаясь и заикаясь, хриплым голосом Гэмбл сообщил, что Арчер Коу застрелился, и стал умолять меня немедленно прийти. Первой моей мыслью было велеть ему позвонить в полицию; однако, руководствуясь неким соображением, я спросил, почему он звонит именно мне. Гэмбл сказал, что следует совету Рэймонда Рида…

– Вот как!

– Похоже, сначала он позвонил Риду. Вы же знаете: Рид вхож в дом Коу. Он тотчас явился на место происшествия.

– И посоветовал дворецкому позвонить вам. – Вэнс сделал глубокую затяжку. – Вероятно, Рид тоже заметил определенные странности. Что еще вам известно?

– Только то, что труп обнаружен в запертой спальне.

– Спальня заперта изнутри?

– Вот именно.

– Удивительно!

– В восемь, как всегда, Гэмбл понес завтрак хозяину. Постучался. Не получил ответа…

– И приник к замочной скважине, не так ли? Да-да, милый мой Маркхэм, это в обычае у дворецких. Когда-нибудь – ловите меня на слове – я таки улучу минутку и изобрету замочную скважину, приникнув к которой ни один дворецкий ничего не разглядит. Вы не задумывались, Маркхэм, насколько спокойнее жилось бы в этом мире, если бы не досадная привычка дворецких смотреть сквозь замочные скважины?

– Нет, Вэнс, не задумывался, – слегка раздраженно отвечал Маркхэм. – У меня неподходящий склад ума. Вам же сам Бог велел этим заняться… А пока вы тянете с изобретением непроницаемой замочной скважины, Гэмбл разглядел-таки своего хозяина, сидящего в кресле, с револьвером в руке и пулевым ранением в правый висок…

– И я не ошибусь, если предположу, что Гэмбл добавил: лицо хозяина было мертвенно-бледно… Так?

– Именно.

– А куда, скажите на милость, подевался Брисбен Коу? Почему Гэмбл позвонил Риду, а не позвал брата Арчера?

– Брисбена Коу нет дома. Он сейчас в Чикаго.

– Неужели? Весьма удобно, не правда ли? Значит, Рид, явившись в дом, посоветовал Гэмблу сразу звонить вам, зная, что вы дружны с братьями Коу. Так?

– Да, насколько я понимаю.

– Вы же, зная, что я неоднократно посещал Коу по разным поводам, решили прихватить меня с собой в дом покойного с целью устроить совещание друзей семьи?

– Так вы идете или нет? – спросил Маркхэм, выказав очередной признак раздражения.

– Конечно, иду, – сладко пропел Вэнс. – Только, сами понимаете, я не могу покинуть дом в халате. – Вэнс встал и направился в спальню. – Я должен облачиться в приличествующий случаю костюм. – На пороге спальни он замер. – А знаете, почему я принял ваше приглашение, милый Маркхэм? Потому что нынче, в три часа пополудни, у меня была назначена встреча с Арчером Коу. Покойный хотел похвалиться своим последним, не побоюсь этого слова, приобретением – парными вазами. На этих вазах, четырнадцати дюймов в высоту, изображены цветущие персиковые деревья. А вам, Маркхэм, следует понимать, что коллекционер, недавно раздобывший подобные вазы, едва ли пожелает столь скоро расстаться с жизнью.

Сделав это замечание, Вэнс исчез, а Маркхэм заложил руки за спину и в глубоком раздумье уставился на дверь. Через некоторое время он закурил сигару и принялся ходить по комнате – туда-сюда, туда-сюда.

– Не удивлюсь, если Вэнс окажется прав, – бормотал Маркхэм. – Он только что облек в слова мои собственные подозрения.

Через несколько минут появился Вэнс, полностью одетый.

– Какой вы молодец, что зашли за мной, – произнес Вэнс, небрежно улыбнувшись Маркхэму. – Определенно, данное дело сулит нам с вами ряд захватывающих открытий… Кстати, Маркхэм, разве не удобно было бы прихватить и нашего воинственного сержанта?[1]

– Пожалуй, – сухо согласился Маркхэм, нахлобучивая шляпу. – Спасибо, что напомнили. Только я уже позвонил сержанту. Он направляется на место преступления.

Вэнс вскинул брови в притворном удивлении:

– Вот как!.. Что ж, вперед!

Мы уселись в машину Маркхэма, которая ждала у дверей, и на приличной скорости покатили по Мэдисон-авеню. Через Центральный парк мы выскочили в Уэст-Сайд, оказались у въезда на Семьдесят вторую улицу и против движения понеслись к авеню Сентрал-парк-уэст. Свернув на Семьдесят первую улицу, мы приблизились наконец к дому номер девяносто восемь.

Арчер Коу жил в старинном особняке из бурого песчаника, занимавшем сразу два участка. Строили его в те времена, когда идеалами нью-йоркских архитекторов являлись, среди прочего, благородство форм и комфорт. Дом отлично гармонировал с остальными зданиями на улице, которые, впрочем, были одиночными постройками. К каждому прилагалась лужайка футов в двадцать.

Едва мы ступили на лестницу, ведущую к парадной двери дома Коу, как эта дверь распахнулась. Старик Гэмбл, пунцовый от конфуза, не дождался, пока мы нажмем на медную кнопку старинного дверного звонка. Даже стоя несколькими ступенями выше нас, он умудрялся глядеть подобострастно.

– Ох, мистер Маркхэм, как хорошо, что вы пришли! – Свой скрипучий голос Гэмбл щедро сдабривал елеем угодливости. – Ужас-то, ужас! Ох, сэр, до чего ж я напугался! В голове у меня этак помутилось, стою и не соображу никак, что теперь делать-то…

Маркхэм без церемоний отодвинул Гэмбла, и мы вступили в тускло освещенный холл. На полу лежал длинноворсовый ковер, тяжеловесные холсты создавали эффект ниш в стенах, оклеенных штофными обоями. Лестничный пролет приглашал проследовать по ковру далее и выше, но лестничная площадка тонула во мраке. С правой стороны темнели занавеси цвета бордо, за которыми явно скрывалась дверь-купе. Точно такие же занавеси слева были раздвинуты, и сквозь распахнутую дверь виднелась гостиная, перегруженная разнообразными предметами антикварной мебели.

Из гостиной навстречу нам вышли двое джентльменов. В одном я сразу узнал Рэймонда Рида. Его я неоднократно встречал в доме Коу, когда Вэнс, приглашенный оценить очередное фарфоровое или бронзовое приобретение Арчера, брал меня с собой за компанию. Мне было известно, что Рэймонд Рид близок семье Коу, особенно – Хильде Лейк, племяннице Арчера. Риду было далеко за тридцать, он уже начал седеть. Его несколько лошадиное лицо носило отпечаток аскетизма и спокойствия. Досуг он посвящал серьезным, обстоятельным книгам. Интерес к китайскому фарфору являлся, вероятно, результатом давнего общения с Коу, истинной же страстью Рида были старинные масляные лампы. По слухам, за его коллекцию Метрополитен-музей предлагал целое состояние.

Во время обмена приветствиями в серых, широко расставленных глазах Рида мелькнуло замешательство.

Маркхэму, которого он едва знал, Рид поклонился весьма церемонно; мне кивнул с небрежностью; Вэнсу протянул руку. Затем, как бы внезапно что-то вспомнив, повернулся к другому джентльмену, что следом за ним вышел из гостиной, и представил его. Точнее, дал о нем справку.

– Синьор Грасси[2] уже несколько дней гостит в доме Коу. Мистер Грасси – официальный представитель Миланского музея искусства Востока.

Грасси поклонился очень низко, однако не проронил ни слова. Ростом пониже Рида, он был строен и гибок. Безукоризненный костюм, блестящие черные волосы зачесаны со лба назад, в смуглом лице ни кровинки, а большие лучистые глаза только подчеркивают благородную бледность. Черты лица правильные, губы полные и красиво очерченные, жесты ухоженных рук по-кошачьи мягки. В первый момент я подумал, что Грасси подозрительно женоподобен; события последующих дней полностью развеяли это впечатление.

Маркхэм не стал разводить церемоний.

– Так что здесь случилось? – приступил он к Гэмблу. – Сержант и патологоанатом прибудут с минуты на минуту.

– Я ж по телефону все рассказал вам, сэр! – За подобострастием дворецкого явно угадывался страх. – Я как увидел хозяина в замочную скважину, так мигом понял – мертвый он. Ох, как же я испугался! Хотел сразу дверь взломать. А потом и думаю: нет, дело нешуточное, тут совет нужен. Мистер Брисбен Коу – в Чикаго, потому я позвонил мистеру Риду и упросил его прийти. Мистер Рид тотчас явился, тоже поглядел в скважину и говорит: Гэмбл, звоните мистеру Маркхэму, он разберется, а наше дело – ничего не трогать…

– Было ясно, – подхватил Рид, – что бедняга Коу мертв, и я подумал: нужно все оставить как есть до прибытия официальных лиц. Поэтому мы и не взломали дверь.

Вэнс посмотрел на Рида с настораживающей пристальностью.

– Какой мог быть в этом вред? – вкрадчиво поинтересовался он. – Раз дверь заперта изнутри, значит, Арчер Коу покончил жизнь самоубийством, не так ли?

– Может, вы и правы, мистер Вэнс, – смутился Рид, – однако некий инстинкт – если хотите, шестое чувство – нашептывал мне, что лучше все-таки…

– Да, пожалуй. – Вэнс достал портсигар. – Вы тоже не верите в эту версию – несмотря на декорации.

Рид вздрогнул и вперил взгляд в Вэнса.

– Арчер Коу, – раздумчиво продолжал Вэнс, – не имел суицидальных наклонностей, верно?

– Вроде нет. В смысле, да. То есть не имел. – Рид по-прежнему не мигая смотрел на Вэнса.

Вэнс прикурил сигарету.

– Ваши действия, мистер Рид, представляются мне весьма продуманными.

– Довольно слов! – воскликнул Маркхэм и первым шагнул на лестницу, повелительно махнув Гэмблу. – Где мертвец?

Дворецкий поплелся вверх по ступеням. Маркхэм, Вэнс и я последовали за ним, а Рид и Грасси остались в холле. Оказавшись на лестничной площадке, Гэмбл пошарил по стене, щелкнул выключателем. Зажегся свет. Прямо перед нами обозначилась широкая дверь, инкрустированная слоновой костью. На нее-то, не сойдя с места и не произнеся ни слова, указал Гэмбл.

Маркхэм приблизился к двери, подергал ручку. Затем стал на колени и заглянул в замочную скважину. Когда он поднялся, лицо его было мрачно.

– Кажется, наши подозрения безосновательны, – вполголоса произнес он. – Коу сидит в кресле, в правом виске у него дырка, правая рука стискивает револьвер. Горит электрический свет… Взгляните сами, Вэнс.

Вэнс в это время рассматривал царапину на обоях.

– Покамест мне достаточно вашего описания, Маркхэм, – заговорил он, растягивая слова. – Из коего я могу сделать вывод, что зрелище не отличается приятностью. Вдобавок я все разгляжу гораздо лучше, когда мы взломаем дверь… А вот обратите-ка внимание на эту вещицу. Ранний Марин[3]. Весьма впечатляет. Заметьте: уже в тот период его произведения отличало безошибочное чутье на композиционный строй, какое мы наблюдаем в более поздних акварелях…

Затрезвонил дверной звонок, и Гэмбл, спеша отворить, почти скатился с лестницы. В дом торопливо вошли двое – сержант Эрнест Хис и детектив Хеннесси.

– Поднимайтесь к нам, сержант, – позвал сверху Маркхэм.

Хис и Хеннесси затопали по лестнице.

– Доброе утро, сэр! – Сержант приветливо протянул Маркхэму руку и покосился на Вэнса. – Так и знал, что без вас не обойдется. Где труп – там мистер Вэнс; это уже закон такой.

Впрочем, улыбка в адрес Вэнса отличалась сердечностью, а в голосе слышалось восхищение.

– Некогда разговоры разговаривать, сержант, – оборвал Маркхэм. – Как вы правильно заметили, в этой комнате находится труп, а дверь заперта изнутри. Сделайте одолжение – взломайте ее.

Хис без единого слова навалился на крестовину двери, но последняя не поддалась. При второй попытке что-то хрустнуло в плече сержанта.

– Подсобите мне, Хеннесси, – попросил он. – Задвижка-то, я погляжу, без дураков сделана. Да и древесина что надо.

Вдвоем они поднажали, и вскоре послышался характерный скрип. Шурупы, удерживавшие задвижку, ослабли.

Пока Хис и Хеннесси пыхтели над дверью, Рид и Грасси тоже поднялись по ступеням, сопровождаемые Гэмблом, и встали за спинами Маркхэма и Вэнса.

Еще немного усилий – и тяжелая дверь отворилась вовнутрь, открыв перед нами комнату, где произошла трагедия.

Глава 2. Мертвец

(Четверг, 11 октября, 9.15)

Спальня, расположенная в самой отдаленной части дома, была длинная и узкая, с окнами на две стороны. Напротив двери находился эркер, а слева – два широких окна, выходящих на восток. Темно-зеленые портьеры были задернуты, ни единый луч утреннего света не проникал сквозь тяжелую ткань. Зато в массивной хрустальной люстре сияли яркие электрические лампочки.

В дальнем конце комнаты имелась внушительная кровать с балдахином; покрывало было застелено, подушки взбиты. Судя по идеальному порядку, на кровати нынешней ночью никто не спал. Вообще же спальня Арчера Коу, как и гостиная, грешила чрезмерным обилием мебели. Справа стоял запертый книжный шкаф, где преобладали книги в одну восьмую и одну четвертую долю листа. На дверь глядел овально-изогнутый письменный стол из красного дерева, заваленный книгами, брошюрами, бумагами – стол человека, который немало времени посвящает литературному труду. Внушительный газовый камин из имперской бронзы и венецианского мрамора щеголял уродливыми кариатидами. На стенах я насчитал с дюжину китайских акварелей на свитках. Не будь в комнате кровати и туалетного столика, я – да и любой другой наблюдатель – принял бы ее за святилище страстного коллекционера.

Впрочем, подробности убранства обозначились позднее. А в первые минуты все наше внимание было сосредоточено на недвижном теле Арчера Коу, на его спокойном бледном лице, на отвратительной, навевающей суеверный ужас дырке в правом виске. Тело обмякло в кресле, придвинутом к столу. Голова склонилась к левому плечу, приняв неестественное положение, вероятно, от силы выстрела.

Лицо Арчера Коу, тонкое, желчное, аристократичное, с орлиным носом, носило печать умиротворенности. Глаза были закрыты, и казалось, будто Коу не умер, а уснул. Правая рука сползла на самый край стола, однако все еще сжимала массивный револьвер, рукоять которого была инкрустирована слоновой костью. Помню, я еще подивился крупному калибру револьвера. Левая рука съехала с мягкого кресельного подлокотника и висела как плеть.

Поскольку у стола помещалось также виндзорское кресло с прямой спинкой, я дивился еще одному обстоятельству – что побудило Арчера усесться сбоку от стола, напротив двери? Возможно, строгое виндзорское кресло слабо ассоциировалось у него со словом «упокоиться»? Вопрос этот возникал у меня неоднократно в последующие дни; возникал и не находил ответа. Когда же ответ – результат размышлений Вэнса – наконец-то был озвучен, он явился одним из основных звеньев в цепочке улик, коими мы располагали в этом запутаннейшем деле.

Тело Арчера Коу было облачено в зеленый кашемировый халат длиною почти до щиколоток; однако на ногах его, вытянутых вперед, были тщательно зашнурованные полуботинки с толстыми, добротными подошвами. Я задался новым вопросом: почему, надев халат, Арчер не сменил полуботинки на домашние туфли? Лично мне туфли представлялись гораздо уместнее. Позже оказалось, что и этот вопрос сыграл свою роль в успехе расследования.