Каин и Артём

– Знаем, что слыхали! Да я тебе пирога прежде хлеба даром-то не дам! – объявил Жених, стукая ложками и продолжая напевать:

Ой, горько мне живётся!Плохо я удался.Тятьку с братом повесили,А я оборвался!..

– Жаль! – заявила публика.

Но копейки Жениху сыпали, ибо знали, что это добросовестный человек, и если он обещал новую песню, так уж даст её.

– Вот она новая, дубина еловая!

И ложки затрещали частой задорной дробью:

По-ознакомился бык с пауком,Познакомился жид с дураком,На хвосте носит бык паука,Продаёт бабам жид дурака.Эй вы, тётки…

– Стоп машина! Господину Каину почтение колом по шее! Изволили слушать песню, купец?

Не для вас сложена – проходите вашим путём!

Каин рассыпал перед артистом свои улыбки и ушёл прочь от него, предчувствуя что-то.

Ценил он эти дни и боялся за них. Каждое утро он приходил в улицу, твёрдо уверенный, что сегодня у него никто не посмеет отнять его копеек. Глаза его стали немножко светлее и покойнее. Артёма он видел каждый день, но если силач не звал его, Каин не подходил к нему.

Артём же редко подзывал его, а подозвав, спрашивал:

– Ну что – живёшь?

– О, да! Живу… и благодарю вам! – радостно блестя глазами, говорил Каин.

– Не трогают?

– Разве они могут против вас! – со страхом восклицал еврей.

– Ну – то-то!.. А коли что – скажи.

Он угрюмыми глазами измерял фигурку еврея и отпускал его.

– Иди, – торгуй!

Каин быстро отходил прочь от своего защитника, всегда ловя на себе насмешливые и злые взгляды публики, взгляды, пугавшие его.

Однажды под вечер, когда Каин уже хотел идти домой, он встретил Артёма. Красавец, кивнув ему головой, поманил к себе пальцем. Каин быстро подбежал к нему и увидал, что Артём мрачен и хмур, как осенняя туча.

– Кончил торговать-то? – спросил он.

– Уже хотел уходить домой…

– Погоди, – пойдём-ка, поговорю я тебе что-то! – глухо сказал Артём.

И двинулся вперёд, громадный, тяжёлый, а Каин пошёл сзади него.

Они вышли из улицы, повернули к реке, где Артём нашёл укромное место под обрывом у самых волн.

– Садись, – сказал он Каину.

Тот сел, искоса, боязливо поглядывая на своего защитника. Артём согнул спину и стал медленно крутить папиросу, а Каин смотрел на небо, на лес мачт у берега, на спокойные, застывшие в тишине вечера волны и соображал, о чём будет говорить силач.

– Ну что, – спросил Артём, – живёшь?

– Живу, о! я теперь не боюсь…

– Погоди! – сказал Артём.

Он долго и тяжко молчал, попыхивая папиросой, тогда как еврей ждал его речи, полный смутных и боязливых предчувствий.

– Н-да… Ничего, не обижают?

– О, они боятся вас! Они все – как собаки, а вы – как лев! И я теперь…

– Погоди!

– Н-ну? И что вы хотите мне сказать? – с трепетом спросил Каин.

– Сказать-то? Это не просто.

– Что же оно такое?

– А!.. видишь ты – будем говорить прямо. Сразу и – всё!

– Ага!

– И я тебе должен сказать, что больше я – не могу…

– Что? Что не можете?

– Ничего! Не могу! Противно мне… Не моё это дело… – вздохнув, сказал Артём.

– Что же? Не ваше дело – что?

– Всё, это… ты и – всё!.. Не хочу я больше тебя знать, потому – не моё это дело.

Каин съёжился, точно его ударили.

– И, ежели тебя обидят, ты ко мне не иди и не жалуйся мне… я в защиту не пойду.

Понимаешь? Нельзя мне это…

Каин молчал, как мёртвый.

Артём, выговорив свои слова, свободно вздохнул и продолжал яснее и более связно:

– За то, что ты меня тогда пожалел, я могу тебе заплатить. Сколько надо? Скажи – и получи. А жалеть тебя я не могу. Нет во мне этого… я только ломал себя, – притворялся.

Думал – жалею, ан выходит – так это, один обман. Совсем я не могу жалеть.

– Потому что я – жид? – тихо спросил Каин.

Артём сбоку посмотрел на него и сказал:

– Что – жид? Мы все – жиды пред господом…

– Так почему? – тихо спросил Каин.

– Да не могу! Понимаешь, нет у меня жалости к тебе… Ни к кому нет… Ты это пойми… Другому бы я и не сказал этого, а просто бы р-раз ему по башке! А тебе говорю…

– «Кто восстанет за меня против злобствующих? Кто постоит за меня против лиходеев?» – тихо спросил еврей словами псалма.

– Я – не могу! – отрицательно мотнул головой Артём. – Не жаль мне тебя… А за то – я лучше заплачу деньги…

– «О, мстящий боже! Предвечный бог возмездий, воссияй, вознесись, судия земли…» – молился Каин, съёжившись в маленький комок.

Летний вечер был тих и тёпел. Грустно и ласково отражала вода реки лучи заката. С обрыва на Каина и Артёма упала тень.

– Ты подумай, – убедительно и грустно говорил Артём, – какая моя задача теперь? Ты вот этого не понимаешь… а я – я должен за себя стать… они меня как избили? Помнишь?

Он скрипнул зубами и завозился на песке, а потом лёг на спину, протянув ноги к воде и закинув руки за голову.

– Я теперь всех их знаю…

– Всех? – спросил Каин убито.

– Всех! Теперь я начну с ними расчёт… И ты мне мешаешь…

– Чем я могу мешать? – воскликнул еврей.

– Не то, чтобы мешать, а такое дело – озлобился я против всех людей. Вот оно что…

Ну и, стало быть, ты мне теперь – лишний. Понял?

– Нет! – кротко объявил еврей и тряхнул головой.

– Не понимаешь? Экой ты какой! Тебя жалеть надо – так? Ну, а я теперь не могу жалеть никого… Нет у меня жалости…

И, толкнув в бок еврея, он добавил:

– Совсем нет. Понял?

Наступило долгое молчание. Вокруг собеседников, в тёплом и пахучем воздухе, плавали всплески волн и какие-то глухие, охающие звуки, приносившиеся издалека, с реки, сонной и тёмной.

– Что же мне теперь делать? – спросил, наконец, Каин, но ответа не дождался, потому что Артём задремал или задумался о чём-то. – Как я буду жить без вас? – громко сказал еврей.

Артём, глядя на небо, ответил ему:

– А уж ты это сам подумай…

– Боже мой, боже мой!..

– Ведь это тоже не скажешь сразу – как жить, – лениво говорил Артём.

Сказав то, что хотел, он сразу стал ясен и спокоен.

– А ведь я знал это!.. Ещё тогда, когда шёл к вам, избитому, то уж знал, что не можете вы заступаться за меня долго…

Еврей умоляющими глазами посмотрел на Артёма, но не встретил его глаз.

– Вы, может быть, потому, что смеются они над вами за меня? – спросил Каин осторожно и чуть не шёпотом.

– Они-то? А что мне – они? – открыв глаза, усмехнулся Артём. – Ежели бы я захотел, то посадил бы тебя на плечи, да и носил по улице. Пускай смеются… А только ни к чему это…

Надо всё делать по правде… Чего в душе нет – так уже нет… И мне, брат, прямо скажу, – противно, что ты такой… Вот как выходит.

– Ах!.. Верно! Ну и что я теперь?! уходить?

– Иди, пока светло… Не тронут ещё пока! Ведь нашего разговора никто не знает…

– И вы не говорите никому, а? – попросил Каин.

– Ну – известно! А ты всё-таки не лезь мне на глаза часто…

– Хорошо, – тихо и грустно согласился еврей и встал на ноги.

– Тебе бы лучше в другом месте где торговать, – равнодушно сказал Артём. – А то тут – строго жизнь держат…

– Куда же я пойду?

– Ну уж… как знаешь…

– Прощайте, Артём.

– Прощай, брат!

И он, лёжа, протянул еврею руку и стиснул своими пальцами его сухие кости.

– Прощай. Не обижайся…

– Я не обижаюсь, – подавленно вздохнул еврей.

– Ну вот… Ведь этак-то лучше, сам посуди… Больно ты – не для меня товарищ…

Разве мне для тебя жить? Не идёт это…

– Прощайте!

– Ну иди…

Каин пошёл берегом реки, опустив голову на грудь и сильно сгорбившись.

Красавец Артём повернул голову вслед ему и через несколько секунд снова улёгся в прежней позе, лицом к небу, уже тёмному от близости ночи…

В воздухе рождались и таяли странные звуки. Река плескалась о берег однообразно, печально и тоскливо.

Каин, пройдя шагов пятьдесят, вернулся снова, подошёл к могучей фигуре Артёма, распростёртой на земле, и, остановясь перед ней, тихо и почтительно спросил:

– А может, вы иначе подумаете?

Артём молчал.

– Артём? – позвал Каин и долго ждал ответа. – Артём? Может, всё это так себе вы? – повторил еврей дрожащим голосом. – Вспомните, как я тогда вас… а? Артём?! Никто не пришёл, а я пришёл…

В ответ ему раздался слабый храп.

…Каин ещё долго стоял над силачом и всё всматривался в его безжизненно красивое лицо, смягчённое сном. Богатырская грудь вздымалась ровно и высоко, чёрные усы, шевелясь от дыхания, открывали блестящие, крепкие зубы красавца. Казалось, он улыбался…

Глубоко вздохнув, еврей ещё ниже склонил голову и снова пошёл по берегу реки. Весь трепещущий от страха пред жизнью, он шёл осторожно, – в открытых пространствах, освещённых луной, он умерял шаг, вступая в тень – крался медленно…

И был похож на мышонка, на маленького трусливого хищника, который пробирается в свою нору среди многих опасностей, отовсюду грозящих ему.

А уж ночь наступила, и на берегу реки было пустынно…

Примечания

1

Промзино – село Симбирской губ., откуда выходят на Волгу лучшие, то есть сильнейшие крючники. – М. Г.