Полная версия
Обольщение
Внезапно снисходительное выражение исчезло с лица Джулиана.
– Уоллстоункрафт. «Защита прав женщин»?
– Вы не ошиблись, милорд.
Он поднял глаза от книги и посмотрел на нее, словно прозрев:
– Так вот какие книги вы читаете? Эту смешную чепуху, изложенную женщиной, которая ничем не лучше уличной потаскушки?
– Мисс Уоллстоункрафт не была… потаскушкой! – горячо возразила Софи. – Она свободный мыслитель. Умная женщина, очень способная.
– Она была куртизанкой. Открыто жила с несколькими мужчинами, не оформляя брак.
– Она чувствовала, что брак – западня. Выходя замуж, женщина полностью попадает под власть мужа. У нее нет никаких прав. И мисс Уоллстоункрафт чувствовала, что такие порядки надо менять. И я с ней полностью согласна. Вы утверждаете, что хотите понять меня. В таком случае вам надо побольше узнать и о моих интересах. Прочитайте Уоллстоункрафт, милорд.
– Я не собираюсь читать идиотскую писанину. – Джулиан отшвырнул книгу в сторону. – И более того, моя дорогая, я не собираюсь позволять вам отравлять мозги писаниной женщины, которую вообще-то следовало запереть в бедламе, оградить от общества или отправить на Тревор-сквер к профессиональным куртизанкам.
Софи едва сдержалась, чтобы не швырнуть в него свою полную чашку чая.
– Мы заключили договор о моем свободном выборе книг, милорд. Вы собираетесь и его нарушить?
Джулиан одним глотком допил чай, поставил чашку на блюдце и решительно направился к ней. Его лицо пылало холодной яростью.
– Еще одно обвинение в нарушении слова чести, мадам, и я не отвечаю за последствия. Я и так достаточно натерпелся от того фарса, который вы именуете медовым месяцем. Пришло время поставить все на свои места. Я довольно долго потакал вам, Софи. Сейчас вы наконец станете настоящей женщиной – и в спальне, и за ее пределами. Вы будете прислушиваться к моему мнению во всем, даже в том, что читать, а что нет.
Чашка на блюдце опасно зазвенела, когда Софи вскочила на ноги. Непослушный локон снова вырвался из прически. Она попятилась назад, и каблучок домашней туфельки зацепился за кайму пеньюара. Раздался треск – тонкая ткань порвалась.
– Только посмотрите, что вы наделали! – воскликнула она.
– Я еще ничего не сделал. – Джулиан встал перед ней, разглядывая ее возмущенное лицо. Его взгляд потеплел. – Успокойтесь, у вас такой вид, будто вы доблестно сражаетесь за свою женскую честь. – Он поднял руку и, нежно коснувшись ее локона, пропустил его между пальцами. – Как это вам удается, Софи? – тихо спросил он.
– Что удается?
– Да ни одна из знакомых мне женщин не способна добиться такого обворожительного беспорядка в своей внешности. У вас всегда что-то – или ленточка, или кружево – откуда-то свисает, или же локоны выбиваются из прически.
– Для вас не является секретом, что я не склонна к женским уловкам, и вы знали об этом, когда делали мне предложение, милорд.
– Да, конечно. Я же не ругаю вас за этот беспорядок. Просто удивляюсь, как вам это удается, и так безыскусно. – Он потянулся к ее волосам, освободил их от заколок.
Софи напряглась, когда другой рукой он обвил ее талию, притянул к себе. В смятении она спрашивала себя, сколько еще понадобится времени, чтобы чай подействовал на Джулиана. Он, кажется, не собирался засыпать.
– Окажите любезность, Джулиан…
– Я стараюсь быть любезным, – пробормотал он ей на ушко. – Я не хочу ничего больше, чем быть любезным с вами сегодня ночью. И предлагаю вам расслабиться и позволить мне доказать, что быть женой не так уж плохо.
– Я все же должна настаивать на условиях нашего договора.
Она попыталась спорить, но так волновалась, что не могла даже стоять на ногах. Она вцепилась в плечи Джулиана, с ужасом соображая, что же ей делать, если она вдруг по оплошности, второпях, смешала не те травы.
– Завтра утром вы даже не вспомните о нашем глупом договоре, – пробормотал Джулиан, впиваясь в ее губы долгим пьянящим поцелуем. Его руки нащупали завязки на пеньюаре.
Когда пеньюар начал медленно сползать с плеч, Софи резко рванулась. Она уставилась в разгоряченное лицо Джулиана, пытаясь заметить признаки сонливости.
– Джулиан, можете ли вы подарить мне еще несколько минут? Я не допила чай. Почему бы и вам не выпить еще чашку?
– Не надейтесь, моя сладость. Вы ведь пытаетесь только отсрочить неизбежное. Но уверяю вас, это неизбежное окажется весьма приятным для нас обоих. – Его руки ласкали ее тело, замерли на талии, потом спустились на бедра, натягивая ткань шелковой сорочки. – Как приятно, – прошептал он, и его голос стал хриплым, когда он нежно сжал ее бедра.
Софи запылала под его напряженным взглядом. Желание, исходившее от мужчины, гипнотизировало. Еще никогда в жизни мужчина не смотрел на нее так, как сейчас Джулиан. Она чувствовала его силу, у нее слегка закружилась голова, будто она сама выпила чай из трав…
– Поцелуйте меня, Софи, – требовательно попросил Джулиан, приподняв пальцами ее подбородок.
Она послушно подняла голову, встала на цыпочки и нежно скользнула губами по его рту. «Ну сколько еще ждать?» – нетерпеливо спрашивала она себя.
– Еще раз, Софи.
Ее пальцы вцепились в ткань его халата, когда она еще раз коснулась губами его губ. Он был горячий, сильный, и ему так трудно противостоять. Ведь она могла бы провести всю ночь, тесно прижавшись к нему, как сейчас, но она понимала, что он будет настаивать на большем, чем поцелуи.
– Уже лучше, моя дорогая, моя сладкая… – Его голос становился все более хриплым. Действие снотворного? Или желания? – Как только мы поймем друг друга, нам будет хорошо, Софи.
– Вы так же поступали со своей любовницей? – храбро спросила Софи.
Его лицо напряглось.
– Я несколько раз предупреждал вас не упоминать об этом.
– Вы меня все время предупреждаете о чем-то, Джулиан. Я устала от ваших предупреждений.
– Неужели? Возможно, вам пора понять, что я способен не только на слова, но и на действия.
Он взял ее на руки и понес к кровати, бережно положил ее на постель. Она торопливо поправила задравшуюся ночную сорочку. Подняв глаза, увидела, что Джулиан не сводит глаз с ее груди: очертания ее сосков проступали сквозь полупрозрачную ткань.
Джулиан сбросил халат, скользя взглядом по ее телу.
– Какие красивые ноги. Я уверен, что все остальное не хуже.
Но Софи уже не слушала. Она с удивлением рассматривала его обнаженную фигуру. Ей никогда не приходилось видеть обнаженного мужчину, да еще в боевой готовности к занятию любовью. Это зрелище было ошеломляющим и захватывающим. Она считала себя довольно зрелой и хорошо осведомленной, не то что несмышленые девицы, падающие в обморок по малейшему поводу. Она, как не раз напоминала Джулиану, росла в деревне. Но орудие Джулиана, воинственно угрожающее из-за черных завитков, казалось огромным. Кожа на его плоском животе была натянута, широкую грудь покрывала густая поросль. Софи понимала, что ему не составит труда с ней справиться.
В пламени свечи Джулиан выглядел очень опасным. Но его мужская дикая сила приводила Софи в волнение и трепет.
– Джулиан, нет, – быстро проговорила она. – Пожалуйста, не делайте этого. Вы дали мне слово.
Страсть в его глазах сменилась гневом. Он произнес нетвердым голосом:
– Черт побери, Софи, я был чрезвычайно терпелив. Не говорите мне больше ни слова о нашем так называемом соглашении. Я не собираюсь его нарушать.
Он опустился на кровать, потянулся к ней, большие сильные руки схватили ее за плечи. Наконец она заметила, как его взгляд подернулся туманом, и поняла, что он вот-вот уснет. Но облегчения не почувствовала.
– Софи, – продолжал он полусонно. – Какая мягкая, какая сладкая. Вы моя… – Длинные темные ресницы медленно опустились, скрывая смущение в глазах Джулиана. – Я позабочусь о вас, я не позволю, чтобы вы ускользнули от меня, как та дрянь, Элизабет. Скорее я задушу вас.
Он наклонился, чтобы поцеловать ее. Софи напряглась, но он не дотронулся до ее губ, со стоном рухнув на подушку. Его сильные пальцы не отпускали ее еще несколько секунд, потом разжались.
Сердце Софи билось часто-часто, пока она лежала рядом с Джулианом. Какое-то время она боялась шевельнуться. Наконец успокоившись и убедив себя, что он не проснется – вино и травы заставят его проспать до самого утра, – Софи выбралась из постели, не спуская глаз с величественной фигуры Джулиана. Он выглядел сильным и грозным на нежных белых простынях.
Что она наделала! Стоя у кровати, Софи попыталась собраться с мыслями. Сейчас было невозможно сказать с определенностью, что вспомнит Джулиан утром. Гнев мужа будет ужасным, если он поймет, что жена опоила его. Поэтому надо убедить Джулиана, что он достиг своей цели.
Софи порылась в своем аптекарском хозяйстве. Однажды Бесс рассказывала ей, что, после того как женщина впервые занимается любовью, появляется кровь. Особенно если мужчина не очень заботлив и нежен. Джулиан утром будет искать кровь на простыне – свидетельство того, что он исполнил обязанности мужа.
Софи смешала красноватые листья травы с чаем. Потом с сомнением оценила свою работу. Цвет был подходящий, но очень бледный. Плеснула на простыню. Не очень-то убедительно, – может, из-за того, что ткань сразу же промокла. Она добавила жидкости на простыню, где только что лежала. Ткань снова промокла, и осталось маленькое красноватое пятнышко. Но достаточно ли этого, чтобы успокоить мужчину, жаждущего убедиться в девственности избранницы?
Она напряженно нахмурилась и, решив, что пятнышко слишком маленькое, добавила еще. Рука задрожала, когда она склонилась к кровати, и жидкости пролилось гораздо больше, чем следовало. Испуганно она отступила назад и пролила еще. Теперь мокрое пятно было внушительных размеров. Софи в сомнении покачала головой: не перестаралась ли.
Остатки смеси она вылила в заварочный чайник, задула свечи и осторожно скользнула в кровать рядом с Джулианом, стараясь не касаться его крепких мускулистых ног. И ей не оставалось ничего другого, как попытаться заснуть в ею же сотворенной большой луже на простыне.
Глава 4
Джулиан услышал, как открылась дверь и в спальню проникли приглушенные женские голоса. Дверь снова закрылась, и он уловил веселое дребезжание подноса с завтраком, который опустили рядом с кроватью на столик. Он медленно пошевелился, чувствуя необычную сонливость. Во рту был отвратительный привкус. Он нахмурился, пытаясь вспомнить, сколько портвейна выпил прошлым вечером.
С большим усилием он открыл глаза и в первый момент ничего не мог понять. Похоже, стены его комнаты перекрасили за ночь. Он уставился на незнакомые китайские узоры и долго смотрел на них, пока память медленно возвращала к нему события прошлой ночи.
Джулиан лежал в постели Софи. Он медленно приподнялся на подушке, ожидая, что представшая перед ним картина вызовет приятные воспоминания. Но ничего не приходило на ум: мешала непроходящая раздражающая боль в голове. Он снова нахмурился и потер виски.
Не может быть, чтобы он не помнил, как занимался любовью со своей женой! Хотя его слишком долго продержали в болезненной готовности к этому – он страдал почти десять дней в ожидании счастливого момента. И уж конечно, результат должен был вызвать у него самые приятные воспоминания. Он обвел взглядом комнату и увидел у гардероба Софи. Она стояла к нему спиной в том же пеньюаре, что и накануне вечером. Он улыбнулся, заметив, что кружевная оборка ее сорочки подвернулась под воротничок. Джулиан испытал сильное желание подойти к ней и поправить оборку, но потом решил, что лучше вообще снять с нее пеньюар и вернуть ее в постель.
Он попытался вспомнить, как выглядят ее маленькие нежные груди в свете свечей, но единственное, что у него возникло перед глазами, – это темные напрягшиеся соски под мягкой тканью шелковой ночной рубашки.
Подталкивая свою память дальше, он вдруг обнаружил, что помнит, как его жена лежала в постели в ночной рубашке, как обнажились ее стройные изящные ножки, и он вспомнил, какое волнение испытал при мысли, как они могли бы обхватить его бедра.
Он вспомнил также, как сбросил с себя халат, почувствовав безумное желание. В глазах Софи стоял ужас, когда она смотрела на него. Он разозлился, подошел к кровати, сел рядом с ней, полный решимости переубедить ее и заставить принять его. Она была насторожена, и беспокойство застыло в ее глазах, но он знал, как убедить ее расслабиться и насладиться его ласками. Она уже отвечала ему взаимностью.
Он помнил, как потянулся к ней и…
Джулиан потряс головой, пытаясь собраться с мыслями. Конечно, он не мог опозориться, не справившись с обязанностями мужа. Ему просто необходимо было сделать Софи своей, и не мог же он, в конце концов, заснуть на полпути, независимо от количества выпитого портвейна.
Ошеломленный провалами своей памяти, Джулиан попытался выбраться из-под одеяла. И вдруг увидел на простыне большое пятно, высохшее за ночь. Он с облегчением улыбнулся. Конечно, он должен был его увидеть. Нет, он не опозорился!
Но минутой позже к удовлетворению примешалось некоторое сомнение. Красно-коричневое пятно на постели было слишком большим.
Невозможно большим.
Чудовищно большим.
Что же он такое сотворил со своей хрупкой нежной женой? Джулиан только раз овладевал девственницей – в первую брачную ночь с Элизабет. За все последние горькие годы ему больше не представилось случая, так что нечего было вспомнить и не с чем сравнить.
Он слышал мужские разговоры и знал, что обычно женщина не истекает кровью, как зарезанный теленок. Иногда вообще крови не бывает. Но чтобы вызвать такое кровотечение, мужчина должен был растерзать женщину. Видимо, он причинил очень много боли, если появилось такое пятно.
Тошнотворный спазм сжал горло Джулиана, пока он рассматривал ужасное свидетельство своего зверства. И вдруг он вспомнил свои слова: «Ты поблагодаришь меня утром».
Боже мой! Ни одна женщина, пострадавшая подобно Софи, не стала бы благодарить мужчину, который столь жестоко ее ранил. Она должна его возненавидеть. Джулиан закрыл глаза, отчаянно пытаясь вспомнить, что же он с ней вытворял. Но никакой картины не возникало в затуманенном мозгу. Однако нельзя же отрицать очевидное. Он снова открыл глаза.
– Софи! – Голос прозвучал неуверенно даже для самого Джулиана.
Софи вздрогнула, точно он ударил ее хлыстом. Она повернула к нему лицо с таким выражением, что Джулиан стиснул зубы.
– Доброе… доброе утро, милорд. – Она смотрела на него широко открытыми, полными смущения глазами.
– Я понимаю, предполагалось, что сегодняшнее утро должно быть намного лучше, чем есть. Во всем виноват я.
Он потянулся за халатом. Ему понадобилось время, чтобы надеть его, при этом он лихорадочно соображал, как с честью выйти из положения. Вряд ли она сейчас в состоянии выслушивать объяснения. Боже, когда же наконец прекратится мучающая его головная боль.
– Я думаю, слуга вам уже все приготовил для бритья.
Джулиан оставил без внимания ее слова.
– Ты хорошо себя чувствуешь? – тихо спросил он.
Он подошел к жене и остановился, когда она вдруг отшатнулась. Но, упершись спиной в гардероб, она не могла отступать дальше, хотя в ее глазах читалось именно такое желание. Она замерла, уцепившись за расшитую муслиновую юбку, и взволнованно смотрела на него.
– Со мной все хорошо, милорд.
Джулиан с силой втянул воздух.
– Софи, малышка, что такое я сотворил с тобой? Что наделал? Неужели я был ночью таким ужасным монстром?
– Вода для бритья стынет.
– Софи, меня не волнует вода для бритья. Меня волнует твое самочувствие.
– Я сказала уже, что со мной ничего не случилось. Пожалуйста, Джулиан, мне надо одеться.
Он застонал и придвинулся к ней, не обращая внимания на попытки Софи избежать его прикосновений. Он мягко взял ее за плечи и заглянул в испуганные глаза:
– Мы должны поговорить.
Она облизала губы.
– Вы не удовлетворены, милорд? Я надеялась, что наконец-то вы успокоитесь.
– Бог ты мой, – выдохнул он, нежно притянув ее голову к своему плечу. – Могу себе представить, как ты отчаянно надеешься, что я наконец удовлетворен. Не сомневаюсь, ты и думать не хочешь о второй ночи.
– Конечно, милорд, я предпочла бы не иметь второй такой ночи. Пока я жива. – Голос Софи звучал глухо, поскольку она уткнулась в его халат. Он понял, насколько искренне ее желание.
Его мучила вина. Успокаивая, он гладил Софи по спине:
– А если я поклянусь, дам слово чести, что в следующий раз все будет не так плохо?
– Слово чести, милорд?
Он выругался, еще сильнее прижал ее к себе. Он чувствовал ее напряжение, но понятия не имел, как вывести ее из этого состояния.
– Возможно, ты не веришь в мое слово чести, но обещаю, в следующий раз, когда мы займемся любовью, ты не будешь страдать.
– Я даже мысли не допускаю о следующем разе, Джулиан.
Он медленно выдохнул:
– Да, понимаю.
Он почувствовал, как Софи пытается высвободиться из его рук, но не отпускал ее. Он должен найти способ успокоить ее, уверить, что он вовсе не чудовище, каким показался ей прошлой ночью.
– Извини, дорогая, сам не знаю, что на меня нашло. Может показаться странным, но, честно говоря, я даже не помню, что случилось. Поверь, я не хотел причинить тебе боль.
Софи пошевелилась, упираясь ему в плечи:
– У меня нет желания это обсуждать.
– Мы должны. Иначе будет еще хуже. Софи, посмотри на меня.
Она медленно подняла голову, неуверенно взглянула на него из-под ресниц и торопливо отвела взгляд.
– Что вы хотите от меня, Джулиан?
Его руки на миг сжали ее, потом он заставил себя расслабиться.
– Я хочу, чтобы ты простила меня и не злилась из-за проклятой ночи. Конечно, я сейчас прошу слишком многого…
Она прикусила губу:
– Ваша гордость удовлетворена?
– Черт с ней, с гордостью. Я пытаюсь извиниться перед тобой и объяснить, что никогда не будет так… так неприятно. – Проклятие! «Неприятно» – разве этим словом можно объяснить, что она чувствовала прошлой ночью, когда он такое с ней сотворил? – Любовь должна быть приятна и мужчине, и женщине. Любовь – это удовольствие. И я хотел, чтобы ты его испытала. Не знаю, что случилось… видимо, у меня помутился разум. Черт побери, я, наверное, сошел с ума.
– Пожалуйста, милорд. Ваши слова меня ужасно смущают. Неужели мы должны обсуждать случившееся?
– Но пойми, нам просто необходимо все обсудить.
После паузы она осторожно спросила:
– А почему необходимо?
– Софи, ну будь наконец разумной, моя радость. Мы женаты и должны заниматься любовью часто, поэтому у тебя не должно быть страха после первого опыта.
– Я не хотела бы называть любовью то, что не имеет к любви никакого отношения, – резко ответила Софи.
Джулиан закрыл глаза, пытаясь не терять самообладания. Ничего не поделаешь, он должен проявить терпение по отношению к своей жене. К сожалению, он не мог похвастаться этой чертой своего характера.
– Софи, ты ненавидишь меня?
Она тяжело вздохнула и уставилась в окно.
– Нет, милорд.
– Хорошо, во всяком случае, уже что-то. Немного, но что-то. Проклятие, Софи, что я делал с тобой ночью? Я набросился на тебя? Но клянусь, я ничего не помню после того, как подошел к твоей кровати.
– Я на самом деле не желаю это обсуждать, милорд.
– Да, разумеется.
Он запустил пальцы себе в волосы. Разве можно ожидать, что она сейчас в подробностях опишет все его действия? Он и сам ничего не хотел слышать. Однако ему необходимо знать, что он действительно сделал с ней и как низко может опуститься. Воображение уже начало мучить его.
– Джулиан!
– Вы правы, этому нет прощения, но вчера вечером я выпил слишком много портвейна. Клянусь, я никогда больше не приду к вам в таком скверном состоянии. Этого, конечно, нельзя простить. И все-таки, пожалуйста, простите меня и поверьте, что в следующий раз все будет совсем иначе.
Софи откашлялась.
– Что касается следующего раза…
Он поспешно прервал ее:
– Я понимаю, ты не горишь желанием повторить эту ночь, но не будем торопить события. Мы можем заниматься любовью, Софи. Это для тебя только первый неудачный опыт. Мы можем провести сравнение: допустим, ты упала с лошади, пытаясь научиться ездить верхом. И если снова не сядешь в седло, ты уже никогда не овладеешь искусством верховой езды.
– Я не совсем уверена, что собираюсь им овладеть, – пробормотала она.
– Софи!
– Да, конечно. Но есть маленькая проблема – наследник. Извините, милорд. Я чуть не забыла о ребенке.
Он проклинал себя.
– Да не думаю я о наследнике! Я думаю о тебе! – простонал он.
– Наш договор заключен на три месяца, – тихо напомнила Софи. – Можем ли мы вернуться к первоначальному сроку?
Джулиан выругался про себя.
– Сомневаюсь, что это будет лучший выход. Твоя естественная неловкость за три месяца вырастет до чудовищных размеров. Софи, я тебе объяснил, что самое страшное позади. Зачем возвращаться к глупому договору?
– Да, именно. Особенно после того, как вы достаточно ясно дали понять, что у меня слишком мало средств добиваться выполнения нашего соглашения. – Она высвободилась из его объятий и подошла к окну. – Вы были совершенно правы, милорд, утверждая, что у женщины очень мало прав в браке. Она может положиться только на слово чести мужа-джентльмена.
Новая волна неловкости и чувства вины накрыла его с головой. Но когда вынырнул из нее, он скорее предпочел бы оказаться перед лицом дьявола, чем перед Софи. По крайней мере он мог бы защищаться.
Его положение казалось невыносимым. Остается одно достойное решение, и следует выбрать именно его, даже если уверен, что этим все осложнится еще больше.
– А могла бы ты вновь поверить моему слову, если я соглашусь вернуться к трехмесячному сроку нашего договора? – глухо проговорил Джулиан.
Она быстро глянула на него через плечо:
– Да. Я могла бы вам поверить, если вы пообещаете не обольщать меня и не применять насилие.
– Я хотел тебя обольстить, это верно. Однако сегодня ночью я применил насилие. Совершенно справедливо, ты можешь теперь расширить границы своих требований. Ну что ж, Софи, я согласен. Хотя мой внутренний голос подсказывает, что этого не следует делать, я все-таки не в силах отказать тебе в праве настаивать на отсрочке.
Софи наклонила голову и сцепила перед собой пальцы:
– Благодарю вас, милорд.
– Не стоит благодарности. Поверь, я совершаю серьезную ошибку. Что-то здесь не так. – Он потряс головой, словно пытаясь восстановить в памяти прошлую ночь. Но перед ним словно возникла стена. Неужели он потерял голову? – Я даю тебе слово больше не пытаться обольстить тебя в течение действия нашего соглашения. Не говоря уже ни о каком насилии. – Он поколебался и протянул руку, чтобы привлечь ее к себе, но осмелился лишь прикоснуться к ней. – Пожалуйста, прости меня.
И Джулиан вышел из ее спальни, чувствуя, что вряд ли мог уронить себя в ее глазах больше, чем уже уронил в своих собственных.
Следующие два дня могли бы быть лучшими днями в жизни Софи. Наконец-то ее медовый месяц стал таким, каким она рисовала его в своих мечтах. Джулиан был добр, задумчив и бесконечно нежен. Он относился к ней, точно она была редким и бесценным произведением из фарфора. Молчаливая чувственная угроза, витавшая в атмосфере пролетевших дней, наконец исчезла.
Она не могла утверждать, что больше не видела желания во взгляде Джулиана, оно было, но тщательно скрывалось, и Софи больше не боялась, что пламя страсти вырвется из-под контроля. Наконец она получила ту передышку, которую хотела получить перед свадьбой.
Но вместо того чтобы успокоиться и наслаждаться жизнью, Софи чувствовала себя совершенно несчастной. Два дня она боролась с ощущением вины, пытаясь убедить себя, что поступила правильно, выбрав единственно верное в сложившихся обстоятельствах решение. У нее так мало прав, что она вынуждена была использовать средства, оказавшиеся под рукой.
Но свойственная ей честность не позволяла успокоить себя подобными объяснениями. На третье утро после фиктивной брачной ночи она поняла, что ни дня больше не выдержит, не говоря уже о трех месяцах.
Никогда прежде Софи не чувствовала себя так скверно. Самобичевание Джулиана давило на нее тяжелым грузом, и она была не в силах его вынести. Совершенно очевидно, он ругал себя за то, чего не делал. Но поскольку он не совершил ничего дурного, Софи чувствовала себя намного хуже, чем если бы он действительно сделал что-то плохое.
Она допила чай, принесенный горничной, со стуком опустила чашку на блюдце и отбросила одеяло.
– Какой прекрасный день, мадам. Вы поедете кататься верхом после завтрака?
– Да, Мэри. И пожалуйста, пошли кого-нибудь спросить лорда Рейвенвуда, не присоединится ли он ко мне.
– О, разве можно сомневаться в том, что его светлость поедет с вами? – весело засмеялась Мэри. – Он примет любое ваше приглашение, он поспешит даже в Америку, если вы его попросите. Мы все просто не нарадуемся.