Восхитительные женщины. Неподвластные времени

Гравюра Елизаветы I, Криспена де Пасса, опубликована в 1603 году

Елизавета I, «Портрет Дитчли», ок. 1592 г. Маркус Гираэрт Младший

Говорят, Френсис Дрейк весьма заинтересовал пожилую королеву, и между ними даже началось что-то вроде романа – весьма, правда, непродолжительного. Королева оставалась верна своему Дадли – их долгой связи не помешала даже тайная женитьба Дадли в 1578 году на Летиции Ноллис, родственнице и фрейлине королевы, весьма похожей на Елизавету внешне: поначалу королева разгневалась, однако потом простила Дадли. Летиции же пришлось еще долго находиться вдали от двора, скрываясь от королевского гнева. Дадли скончался от лихорадки в сентябре 1588 года. За четыре дня до смерти он написал Елизавете письмо, справляясь о её здоровье – «самом дорогом для него». Уже после смерти Елизаветы это послание было обнаружено среди ее бумаг с ее собственноручной пометкой: «Его последнее письмо».

Стареющая королева оставалась все той же кокеткой, которой была в юности, – с поправкой на власть и возраст. Если раньше она принимала лесть, теперь она ее требовала, если раньше она соперничала с придворными красавицами – теперь во фрейлины набирали лишь некрасивых дам, и платья им разрешалось носить только простые белые или серебристые – в то время как сама Елизавета ходила в богато разукрашенных нарядах всех цветов радуги. Ее прежняя бережливость переросла в скупость, а осторожность – в бездействие. Тем не менее королева сохраняла ясный и острый ум, работоспособность и прежние привычки. Вместо умершего Роберта Дадли королева стала отличать его пасынка, сына Летиции Ноллис от первого брака, Роберта Девере, графа Эссекса, женатого, кстати, на вдове знаменитого поэта Филиппа Сидни. Молодой красавец – а ему было всего 23 года, когда королеве уже исполнилось 55 лет, – был представлен ко двору еще Дадли, и Елизавета почти сразу обратила на него внимание. Храбрый и в то же время весьма романтичный юноша совершал подвиги во имя своей королевы и осыпал ее изысканными комплиментами. Уже скоро она вела себя с ним так же вольно, как когда-то с любимым Дадли – однако Эссекс вовсе не был столь терпелив, как его отчим. После нескольких лет в положении королевского фаворита начал зарываться: он стал несдержан, требователен и к тому же позволял себе повышать голос на королеву. Он совершал одну ошибку за другой: сначала чуть не упустил испанский флот, против которого должен был выступить, а летом 1599 года – несмотря на огромную армию – не смог подавить восстание в Ирландии, да к тому же бросил войско без разрешения. Разгневанная Елизавета отдала любимца под суд, отлучила от двора и лишила многих привилегий. Несмотря на покаянные письма, Елизавета не простила Эссекса.

Тогда он оказался во главе заговора, намеревавшегося захватить Лондон и свергнуть Елизавету. Однако все кончилось фарсом: обещанного оружия не было, мятежники разбежались, а Эссекс, вернувшийся в собственный дом, был арестован и предстал перед судом. Эссекс признал себя виновным в измене: он назвался «самым большим, самым подлым и самым неблагодарным предателем из всех, когда-либо живших на земле». Ему отрубили голову 25 февраля 1601 года.

Френсис Дрейк, картина Маркуса Жерара младшего, 1590 г. или старше

Роберт Девере, 2-й граф Эссекс

По одной из легенд, королева была готова простить его – она лишь ожидала, что Эссекс пришлет ей перстень, который она когда-то даровала ему в знак любви. Однако перстень перехватили, и Эссекс был казнен.

Королева очень тяжело перенесла и предательство Эссекса, и его казнь. Она так и не оправилась от этой потери: ее здоровье резко ухудшилось, и к тому же у нее начались приступы душевного расстройства, во время которых они лишь плакала и звала Эссекса. Она понимала, что ее дни сочтены – в упрек придворным, почти переставшим считаться с нею, она повторяла: «Мертва, но еще не погребена!» В своей последней речи, которую она произнесла перед парламентом в октябре 1601 года, она сказала: «На том месте, что я сейчас занимаю, никогда не появится тот, кто более предан стране и ее гражданам, чем я, кто с такой же готовностью отдаст жизнь за ее безопасность и процветание. Жизнь и царствование имеют для меня цену только до тех пор, пока я служу благу народа».

В последние годы положение страны резко ухудшилось: череда неурожаев подорвала экономику, военные расходы опустошили казну, налоги выросли, и вместе с ними росло недовольство старой королевой. В последние месяцы она уже едва держалась на ногах – однако отказывалась лечь, уверенная, что именно в постели ее настигнет смерть. Она скончалась рано утром 24 апреля, успев перед смертью назвать имя своего наследника – Якова Стюарта, короля Шотландии, сына Марии Стюарт.

Гроб с телом королевы проплыл на освещенной факелами барже до Уайтхолла, а 28 апреля доставлен в Вестминстерское аббатство. По словам летописца Джона Стоу, «Вестминстер был переполнен: множество людей на улицах, в домах, окнах, на крышах и даже на водосточных трубах, которые пришли, чтобы увидеть погребение, и когда они увидели ее изваяние, лежащее на крышке гроба, они испустили такой вздох, и стон, и плач, которого никогда не было раньше в памяти человека».

Королева Виктория

Бабушка Европы

Во времена королевы Виктории Великобритания достигла невиданного расцвета, зенита своего могущества. При ней границы империи расширились, а роль Великобритании в мировой политике стала главенствующей. Но главной заслугой королевы Виктории все же считают то, что она подняла престиж английской королевский семьи на небывалую высоту, стряхнув со своей короны всю грязь, налипшую за последние два столетия.

Виктории не повезло с родственниками. Немецкая по происхождению Ганноверская династия прославилась своими многочисленными пороками – чревоугодием, распутством, мотовством, а дед Виктории Георг III и вовсе закончил свои дни в безумии. Из его тринадцати доживших до совершеннолетия детей практически все отличались либо хронической глупостью, либо распутством, либо транжирством, а то и всем букетом пороков разом, а из шести десятков внуков короля Георга лишь пятая часть были законнорожденными. У его старшего сына, принца-регента и будущего короля Георга IV, была единственная дочь, скончавшаяся при родах в декабре 1817 года, и на этот момент ни у одного из шести его братьев не было законных детей. Чтобы спасти вымирающую династию, три еще не женатых принца – Вильгельм, герцог Кларенс (будущий король Вильгельм IV), Эдвард Кентский и Адольф, герцог Кембриджский, срочно обзавелись супругами.

Эдвард Кентский женился на Виктории Саксен-Кобургской, вдове принца Лейнингенского. У нее уже было двое детей, так что Эдвард мог быть спокоен относительно ее способности родить ему будущего наследника английского престола. Их единственная дочь родилась 25 мая 1819 года в Кенсингтонском дворце – родители специально приехали в Лондон из Баварии, дабы ни у кого впоследствии не возникло сомнений в истинно английском происхождении их ребенка.

Девочке хотели дать длинное имя, почтив таким образом почти всех родственников: Джорджина (в честь принца-регента) Виктория (в честь матери) Александрина (в честь русского императора Александра I, с которым после победы над Наполеоном Англия поддерживала дружеские отношения) Шарлотта Августа (в честь сестер отца). Однако регент, который по традиции был крестным отцом и руководителем церемонии, не позволил назвать ребенка Джорджиной – и разрешил лишь два имени: Александрина и Виктория, с тем условием, чтобы «имя матери шло после имени императора». Первые несколько лет жизни девочку звали уменьшительным именем Дрина.

Уильям Бичи. Эдвард, герцог Кентский

Уже через два года, когда умерла последняя из законных дочерей герцога Кларенса, стало ясно, что Александрине Виктории предстоит унаследовать трон. Увы, ее отец не дожил до этого момента – он умер, когда Виктории было всего восемь месяцев, оставив жене в наследство одни долги.

Детство будущей королевы было совсем не королевским: в доме царила строжайшая экономия, так что у девочки не было игрушек, пища была очень простая, а новое платье она получала лишь тогда, когда полностью износится старое, – даже став королевой, Виктория была уверена, что все дамы, без конца меняющие туалеты, безнравственные мотовки. Рассказывают, что когда Виктория совершила свой первый визит во Францию, ее наряды были куплены у лавочника в Кале, в то время как французская императрица Евгения щеголяла в туалетах от Чарльза Ворта – англичанина, перебравшегося в Париж из-за недостатка клиенток.

Воспитанием Виктории занималась мать, герцогиня Кентская, и ее секретарь и фаворит сэр Джон Конрой. Выработанная ими система получила название «кенсингтонской»: согласно ей юная принцесса должна была круглосуточно находиться под полным контролем. Она спала в комнате матери, ей запрещалось общаться с посторонними, бездельничать, читать романы и развлекаться. Лишняя конфета или ложка супа были непозволительной роскошью, а вся жизнь текла по строжайшему, не подлежащему изменению распорядку. Большую часть времени занимали уроки: языки – Виктория занималась латынью, греческим, немецким, французским и итальянским, арифметика, история, география, музыка, рисование, танцы, верховая езда.

Герцогиня и Конрой делали все возможное, чтобы обеспечить свое безграничное влияние на будущую королеву, и в результате Виктория росла очень одинокой, зависимой от чужого мнения и оторванной от реального мира. Кроме матери и Конроя, Виктория общалась лишь с дядей – бельгийским королем Леопольдом, заменившим ей отца, – и с немкой-гувернанткой Луизой Лецен, дамой весьма строгой и суровой, но сумевшей вызвать искреннюю любовь принцессы. Лецен приучала Викторию к сдержанности чувств и верности долгу, самодисциплине и добросовестности – то есть привила ей все те качества, которые потом обеспечили Виктории успех ее правления. О том, что ей предстоит стать королевой, Виктория узнала лишь в 12 лет – и по легенде, сказала лишь: «Я буду хорошей».

Она унаследовала трон после смерти своего дяди, Вильгельма VI, 20 июня 1837 года, когда ей было всего восемнадцать лет. В этот день она записала в дневнике, что неопытность в государственных делах не помешает ей проявлять твердость в принятии решений.

Великобритания уже давно нуждалась в твердой руке – три последних короля в силу душевного нездоровья, слабого характера или преклонного возраста не могли в должной мере управлять страной, и состояние монархии было весьма шатким. Даже коронация была организована из рук вон плохо: никто не знал, что ему делать, все перепуталось, а кольцо – символ королевской власти – оказалось слишком маленьким для будущей королевы, так что архиепископ Кентерберийский едва смог натянуть его на палец Виктории. Юная королева лишь спрашивала: «Умоляю, скажите мне, что я должна делать?»

Однако уже скоро всем стало ясно, что королева прекрасно знает, что ей нужно делать. «Я очень молода, но если не во всех, то во многих делах я отнюдь не могу считать себя несведущей», – написала она своему дяде в первые дни правления. Первым делом она избавилась от надоевшей опеки матери и Конроя, которого давно возненавидела. Она вполне справедливо считала, что отныне она отвечает не только за себя, но и за всю страну, и вмешательство посторонних в государственные дела – пусть даже это ее ближайшие родственники, просто недопустимо.

Герцогиня Кентская с дочерью, 1834 г.

Генри Уильям Пикерсгилл. Сэр Джон Конрой

Виктория не была ни великим политиком, ни сильной личностью. Ее способности и образование были весьма средними, но зато она прекрасно умела находить людей, которые наилучшим образом могли помочь ей в управлении государством, чьи советы были полезными, а верность Англии – несомненной. Ее собственные качества – сдержанность эмоций, прагматизм, высокие моральные принципы и преданность интересам государства, служили образцом для всех британцев. К своей стране Виктория относилась как к дому, где она была рачительной хозяйкой, а к подданным – как к семье, для которой она стала любящей матерью. Частые поездки по стране не только позволили хорошо узнать жизнь своих подданных, но и обеспечили ей популярность в народе, а ее безупречный образ жизни и личное обаяние сделали королеву любимицей страны.

Ее новым наставником в государственных делах стал премьер-министр страны лорд Уильям Мельбурн, который не только помог юной королеве освоиться на троне, но и стал ее ближайшим другом. В английской литературе их отношения нередко характеризуются как «романтическая дружба», и почти никто не сомневается, что лорд Мельбурн был первой любовью молодой королевы. Его влияние на Викторию было почти безраздельным – до тех пор, пока она не встретила своего будущего мужа, принца Альберта Саксен-Кобург-Готского.

Брак королевы – дело первостепенной важности для всей страны, и сама Виктория понимала это лучше всех. Правда, в первые годы своего правления она не слишком старалась найти себе спутника жизни – избавившись от надоевшей опеки матери, она спешила насладиться всеми теми удовольствиями, которых была лишена в детстве, и не торопилась связывать себя семейными узами. Однако ко двору нередко приезжали иностранные принцы, и Виктория не отказывала себе в удовольствии пофлиртовать с ними. Не будучи явной красавицей, Виктория все же была необыкновенно мила, а ее царственные манеры, спокойствие, достоинство и огромное обаяние делали ее весьма привлекательной женщиной. Этому не мешала даже ее всегдашняя склонность к полноте – правда, в молодости Виктории удавалось весьма успешно с нею справляться, – и невысокий рост. «Мы, однако, довольно не высоки для королевы», – с иронией писала она в дневнике.

В 1839 году Виктория влюбилась в наследника русского престола Александра Николаевича, будущего императора Александра II, который был в Лондоне на торжествах в честь двадцатилетия королевы, – статный красавец в белоснежном мундире прекрасно танцевал и вообще показал себя настоящим джентльменом. Правда, из этого ничего не вышло. Сам цесаревич записал в дневнике, что королева «очень мала ростом, талия нехороша, лицом же дурна, но мило разговаривает», его отец в ответ на сообщение о нежных чувствах королевы отрезал: «Россия нуждается в будущем царе, а не в муже английской королевы», а лорд Мельбурн сказал Виктории, что «о русских лучше забыть».

По мнению короля Леопольда, лучшей партией для Виктории был бы его племянник (и двоюродный брат Виктории) принц Альберт Саксен-Кобург-Готский: по его мнению, они были связаны самой судьбой – даже на свет их принимала одна и та же повитуха. Леопольд уже давно вынашивал план поженить их и даже устроил в 1836 году визит Альберта и его брата Эрнеста в Лондон. Правда, тогда Альберт Виктории совершенно не понравился: он был слишком худым, очень застенчивым и весьма занудным. В письмах к дяде Виктория называла его «инвалидом» и «деликатным желудком». Он тоже был не в восторге от Виктории, которая была слишком пухлой, и к тому же очень стеснялась в обществе своих кузенов. Леопольду стоило немалого труда уговорить Альберта снова навестить свою кузину – тот согласился лишь для того, чтобы дядя навсегда отказался от своих планов. Виктория, в свою очередь, тоже заявила, что «не имеет особого желания встречаться с Альбертом, поскольку вся эта тема (замужества) вообще ей противна».

Однако в октябре 1839 года Альберт снова прибыл в Лондон. Виктория встретила его на ступенях своего дворца – и, по собственному признанию, тут же влюбилась. За прошедшие годы Альберт превратился в очень красивого мужчину, раскованного, обаятельного и полного талантов: он прекрасно разбирался в технике, ездил верхом, знал и любил музыку, искусство и историю, обладал энциклопедическими знаниями по всем вопросам. В дневнике Виктория записала: «Встреча с Альбертом всколыхнула мои чувства. Как он красив! Его губы завораживают, у него такие симпатичные усики и бакенбарды!»

Виктория была уверена, что он будет ей прекрасным мужем, но она не могла дождаться, пока Альберт сам решится сделать ей предложение. На балу она протянула ему розу, и Альберт, не найдя, куда деть цветок, проколол перочинным ножом дырку во фраке напротив сердца и воткнул туда розу. Виктория восприняла это как знак его чувств к ней – и на следующий же день сама сделала ему предложение: «Спустя несколько минут я сказала, – записала в дневнике королева, – что он, должно быть, догадывается, зачем я его позвала – и что я была бы очень счастлива, если бы он уступил этому моему желанию (жениться на мне)». Альберт ответил: «Я недостоин Вас… Я буду счастлив провести рядом с Вами всю жизнь!»

Венчание Виктории и Альберта состоялось 10 февраля 1840 года. Виктория была в белом атласном платье, сшитом – из патриотических соображений – только из английских тканей, с венком из флердоранжа на голове. С тех самых пор свадебные платья, которые ранее могли быть практически любого цвета, надолго стали исключительно белыми.

Несмотря на все плохие ожидания и пророчества недоброжелателей, брак Виктории и Альберта был идеальным – никаких измен, скандалов или даже слухов. Виктория всю жизнь страстно и преданно любила Альберта – в отличие от ее подданных, считавших, что он женился на королеве исключительно из корыстных побуждений. К тому же его немецкое происхождение, характер и воспитание делали его не самым привлекательным для англичан, уставших за двести лет от немецких правителей и их дурных привычек. Виктории пришлось выдержать целую войну с парламентом, который, как она считала, не ценил Альберта по достоинству, и все же титула принца-консорта (то есть супруга) ему пришлось ждать семнадцать лет – парламент подписал соответствующий акт лишь в 1857 году. Другую войну, хотя и гораздо более мирную, ей пришлось выдержать с самим Альбертом. Поначалу она решительно отказывалась впускать его в свои дела – лишь недавно обретшая независимость, Виктория панически боялась снова попасть под чье-то влияние. Хотя в первый же день супружеской жизни в кабинете королевы был поставлен письменный стол для Альберта, его реальные обязанности прекрасно определялись известной фразой самой Виктории: «Я читаю и подписываю бумаги, а Альберт их промокает». Но постепенно он смог добиться не только любви, но и уважения своей супруги, которая стала прислушиваться к его мнению, а затем и советоваться с ним по всем вопросам. Мнение Альберта стало для нее решающим, под его влиянием она довольно быстро превратилась из легкомысленной, легко поддающейся влиянию девушки в серьезную, рассудительную, весьма прагматичную правительницу, которая не только имела власть, но и могла правильно ее использовать. Именно Альберт привил королеве любовь к техническим новинкам, особенно к езде по железным дорогам, что подтолкнуло развитие технического прогресса в стране, ему же Великобритания обязана развитием рыночных отношений: «Делать деньги нужно из всего», – учил он супругу. По его задумке и под его руководством в 1851 году в Лондоне прошла первая Всемирная выставка машин, промышленных товаров и предметов искусства, где были представлены экспонаты со всего мира. Для выставки был построен знаменитый Хрустальный дворец – когда скептики заявили, что здание слишком ненадежно, принц Альберт первым прогулялся по его галереям, и в дальнейшем он и королева неоднократно посещали выставку. На деньги, полученные от выставки, был построен Южный Кенсингтонский музей, впоследствии переименованный в музей Виктории и Альберта.

Коронация Виктории. По картине Ф.К. Винтерхальтера

Свадебная фотография Виктории и Альберта

Виктория прекрасно понимала, чем Альберту пришлось пожертвовать, когда он дал согласие на ней жениться: отныне все его значение в глазах публики сводилось к роли производителя – он был обязан дать королеве детей, быть ей надежным тылом и ни в коем случае не вмешиваться в управление государством. С первым делом Альберт справился блестяще: уже через девять месяцев после свадьбы королева родила первенца – дочь Викторию Аделаиду, а еще через год – наследника престола Альберта Эдуарда (будущего короля Эдуарда VII). Затем были Алиса (родилась в 1843 году), Альфред (1844), Елена (1846), Луиза (1848), Артур (1850), Леопольд (1853) и Беатрис (1857). Королева была уверена, что ее истинное предназначение состоит в рождении и воспитании детей, и всю жизнь осуждала женщин, которые пытаются увильнуть от исполнения этого «высшего для женщины» долга. Альберт занимался не только воспитанием детей – в его сферу интересов входили различные культурные учреждения, больницы и приюты, он покровительствовал развитию искусств, приглашал ко двору лучших писателей, художников и изобретателей Англии – чтобы, по его собственному выражению, оживить придворный «пейзаж в серых тонах».

Франц Ксавье Винтерхальтер. Королева Виктория, 1843 г.

Виктория и Альберт в сопровождении своих детей постоянно показывались на публике, являя собой лучший пример «настоящей семьи». Их образ жизни (по крайней мере тот, каким его изображала пресса) стал образцом для всех подданных. С легкой руки принца Альберта, привезшего из родной Германии обычай праздновать Рождество в кругу семьи – с елкой, индейкой и обязательными подарками для прислуги – такое обыкновение распространилось по всей Англии, а затем и в английских колониях. Виктория любила Ирландию и часто там бывала – и ее любимый городок Килларни превратился в процветающий курорт. По примеру королевы, которая обзавелась загородным домом – сначала поместьем Осборн на острове Уайт, а затем замком Бальморал в Шотландии, состоятельные англичане тоже стали покупать себе сельские коттеджи, где, подобно принцу Альберту, собственноручно копались в земле. Королева Виктория использовала во время родов принца Леопольда хлороформ – и на анестезию во время родов перестали смотреть как на нарушение библейской заповеди. В 1845 году, когда в Ирландии случился крупный неурожай картофеля – основной сельскохозяйственной культуры острова – Виктория пожертвовала 5000 фунтов в помощь голодающим, и даже самые ярые ненавистники католиков последовали ее примеру. Даже традиции прославленного английского чаепития были установлены королевой Викторией, посвятившей им трактат Tea Moralities. Моральные принципы, привычки и личное мнение королевы были для простых подданных руководством к действию, хотя иногда это и принимало странные формы. Виктория очень любила морские купания, но когда она была беременной, ей стало тяжело заходить в воду, и ее закатывали в волны на кресле – и скоро английские пляжи заполнились курьезно знаменитыми «пляжными кабинками»: небольшими будками на колесах, куда женщина заходила, переодевалась, а затем кабинка заезжала в воду. Известно, что Виктория не принимала при дворе разведенных женщин и вдов, которые вторично вышли замуж, – говорят, чтобы не видеть свою мать, которая не желала мириться с потерей влияния на дочь. По соображениям этикета Виктория и Альберт на людях обращались друг к другу официально – и публичное проявление чувств даже между супругами стало считаться неприличным, а муж и жена звали друг друга «миссис такая-то» и «мистер такой-то».

Франц Ксавье Винтерхальтер. Портрет королевы Виктории и принца Альберта с детьми

Идеальная семья Виктории и Альберта не только подняла на недосягаемую прежде высоту престиж английской королевской семьи, но и повысила в общественном сознании статус личной, частной жизни: из формального института, где супругов связывали скорее деловые отношения, чем чувства, семья превратилась в ту самую ячейку общества, обладающую первостепенным для государства значением, где любовь ценилась и приветствовалась (правда, сексуальную сторону брака было принято не только скрывать, но даже отрицать). Хотя сама королева была явно не чужда плотских радостей: когда измученной постоянными родами Виктории врачи деликатно посоветовали единственное на тот момент действенное средство контрацепции – воздержание, она отказалась: «Может быть, это и вредно, но зато как приятно!»