Теория и методология когнитивной истории

Проблема памяти – основная проблема когнитивных наук, которые различают типы памяти, – кратковременную и долговременную, возрастные особенности памяти и пр. Возможность наблюдать окружающий мир в его динамике является решающей, но она имеет для всех живых систем свои ограничения. Живые системы в процессе естественного отбора вырабатывают различные способы преодоления этих ограничений, для того чтобы получить из окружающего мира возможно большее количество информации. Более организованные живые системы используют подражание и научение. Природа этого феномена состоит в том, что живая система получает дополнительные возможности для выработки модели рационального поведения, которая будет не только результатом личного опыта, но и стереотипом восприятия чужой модели непосредственно, путем подражания. Вспомним, что высшие приматы обладают уникальными подражательными способностями. Отметим также преимущества таких живых систем, в среде которых происходит общение между поколениями или которые живут группами, поскольку в этом случае способности к подражанию и научению качественно возрастают. Мы упоминаем здесь об этом потому, что человек как предмет нашего специального внимания располагает всем необходимым для информационного обмена с окружающей средой, что и другие живые системы. Он обладает генетической памятью, собственной биологической памятью, высокими способностями к подражанию, научению и преобразованию внешнего мира в свой личностный опыт.

Обмен сигналами, информационный обмен в высокоорганизованных живых системах настолько сложен, что наука обращает внимание на многие пограничные области феномена или обмена сигналами. Личностная биологическая память человека не только более высоко организована, но она охватывает значительно более длительный период жизненного цикла (по сравнению с большинством животных). Когнитивные науки особенно пристально изучают в настоящее время переходные ситуации, например такие, как: возможно ли научить животное говорить или понимать язык? в каком качестве выступает для него слово – в качестве знака, сигнала или чего-то иного? На этом направлении очевидный и бесспорный водораздел между человеком и другими высшими животными не вполне очевиден. Если принять распространенную гипотезу, что человек – это существо, которое говорит, и что речь является его определяющим свойством, то четкого определения на данной основе не возникает.

Качественное отличие феномена человека связано с системообразующим для живых организмов уровнем информационного обмена. Обладая информационными возможностями высокоорганизованной биологической системы, человек имеет от нее существенное качественное отличие, которое делает его информационный обмен уникальным. Это отличие состоит в том, что человек способен к целенаправленной деятельности по созданию культурных объектов, вещей. В них он фиксирует информационный ресурс, который, уже в виде вещи, в виде объекта, можно затем хранить неопределенно долгое время. Человек может не только зафиксировать информационный ресурс, но и раскодировать эту информацию, включая ее снова в процесс своей целенаправленной деятельности. Таким образом, человек – это живая система, обладающая уникальным свойством осуществлять опосредованный информационный обмен через целенаправленно создаваемые им интеллектуальные продукты. Рассмотрим подробнее данное ключевое положение и те логические следствия, которые из него выводятся. Создание интеллектуального продукта – особая универсалия человеческого индивида. Здесь возможна аналогия с современными представлениями о языковых универсалиях человека. Ученые говорят о некоем универсальном грамматическом ядре, которое свойственно всем человеческим языкам. Действительно, каждый человеческий индивид обладает врожденной способностью говорить и понимать язык. На каком языке он заговорит, зависит от его социального окружения. Но сама способность присуща ему изначально. Есть и другая способность, также присущая человеку изначально. Человек может создавать интеллектуальный продукт, и в этом заключается его основное качество. Как и в ситуации с языком, эта способность реализуется в социальном окружении. Будет ли человек обучен создавать интеллектуальный продукт и воспринимать информацию аналогичных интеллектуальных продуктов другого человека или эта способность окажется нереализованной – это зависит от его окружения.

Человек – существо не только биологическое, но и социальное. Есть врожденная (исходная) способность, которая также реализуется в социальном окружении. Это способность прямохождения, способность встать на ноги (и, следовательно, освободить руки для творческой деятельности). Человеческий детеныш, лишенный социального окружения, не может стать человеком, он даже не будет способен встать на ноги, говорить и, следовательно, творить. В его генетической памяти есть только основа, она реализуется социальным окружением. Следовательно, констатация того факта, что человек – существо социальное, из области философской абстракции переходит в область эмпирически подтверждаемой реальности опыта.

Способность человека создавать интеллектуальный продукт, по-видимому, фундаментальна в сравнении с другими живыми системами, также способными на определенные активные действия по отношению к окружающей среде. Возникает синтез всех трех особенностей, реализуемых в социальной среде: вставая на ноги, человек высвобождает руки для творчества и создает язык для информационного обмена с другими членами сообщества. Возможна гипотеза, что язык формируется для общения в процессе создания интеллектуального продукта – сферы чувств, эмоций, психики, бессознательного. Человек имеет чрезвычайно богатый язык информационного обмена. В указанных выше сферах человеческого существования общение осуществляется свободно и полно, не требуется его превращения в слова. Более того, при попытке выразить в словах этот изначально существующий язык, как известно, поэт или переводчик сталкивается с огромными (и неоднократно отмечавшимися) трудностями. Для чего же тогда язык, если без слов достигается более точное понимание? А вот в сфере создания интеллектуального продукта как раз и необходим технический язык с обозначением предмета и действий, которые с ним производятся.

Размышляя над трудными проблемами человеческой разумности, следует искать такие подходы к проблеме, которые позволят сблизить абстракции философской антропологии с реалиями, доступными эмпирическому наблюдению. C данной точки зрения интересен вопрос о смысле соотношения биологического (генетически наследуемого) и социального в человеке. Известно, что индивид лишь в сообществе достигает нормы разумности. Следовательно, человек – социальное живое существо. Но важно оттенить и другой аспект проблемы: генетически он подготовлен не только к прямохождению и речи (обучается относительно легко), но столь же легко обучается мыслить, создавая продукт4. Связка «мысль-продукт» генетически подготовлена, равно как и связка «мысль-речь». Трудно переоценить значение данной познавательной ситуации: ведь речь «исчезает», а продукт остается как эмпирическая данность.

Включение опосредованного интеллектуального продукта в сферу человеческого общения создает особую информационную ситуацию, ситуацию чисто человеческую, которую мы обозначаем как деятельность.

Понятие деятельности, разумеется, существует как некая абстракция, но, если вдуматься, это понятие не наполнено конкретным эмпирическим содержанием. В обыденном сознании наблюдается синонимическое использование слов «деятельность» и «жизнедеятельность» (в последнем случае речь может идти, естественно, только о биологических функциях живого организма).

Что же такое деятельность? C позиций уже названного системообразующего признака человеческой природы вполне возможно наполнить это понятие конкретным содержанием. Любая живая система функционирует в режиме «мышление-действие». Долгое время это явление интерпретировалось как ключевое для изучения также и человека. Особенно важно было включать в процесс наблюдения за соотношением мышления и действия человеческую речь. Именно она приоткрывает тайну мышления – окно во внутренний мир человека.

Связь мысли и слова, мышления и речи очевидна и издавна исследуется философами, психологами, лингвистами. Однако эта связь слишком «очевидна», что мешает различать опосредованность когнитивнокоммуникационных аспектов этого явления. Достигнув своих вершин в прошедшие века, философия языка теперь яснее осознает пределы своих эпистемологических возможностей как философия человека. «Хотя связь языка и мышления никем не подвергается сомнению, многие основные вопросы так и не имеют однозначного ответа. Это касается… даже самого, пожалуй, принципиального вопроса: возможно ли мышление вне языка»5. Критик кантианской эпистемологической парадигмы философии языка точно определил, какой главный вопрос в ее рамках остался без ответа: «Философия XX века была по преимуществу философией языка и изучала то, как язык соотносится с миром»6. Действительно, оставаясь в пределах системы языка, нельзя понять, как язык «прицепляется» к миру. Для получения ответа необходимо рассматривать феномен человека в его связи с реальным миром. В кратком виде ответ таков: язык соединен с миром через вещь. Но нас в данном случае больше интересует феномен человека в его истории.

Философия человека не может игнорировать его главного свойства: способности к интеллектуальной деятельности, созданию продукта. Даже ограничиваясь изучением связи языка и мышления как своей главной проблемой, исследователь, сам того не замечая, непременно так или иначе обозначает присутствие этого «продукта» в своей познавательной ситуации. Рассмотрим один из примеров подобной ситуации. Философ- лингвист XIX в. А.А. Потебня в своем труде «Мысль и язык» обратился к наиболее важным для него идеям классики своей проблемы. И это была идея В. фон Гумбольдта о двух основных понятиях – речи как живой, исчезающей энергии человеческого духа и противопоставленного ей понятия уже созданного, завершенного произведения. Гумбольдт противопоставил два явления, чтобы ярче подчеркнуть живую энергетику речи. Лингвист XIX в., взяв идею в качестве исходной, дал другую интерпретацию: стремясь показать читателю структурные свойства слова, ученый обратился к примерам творения искусства, произведениям, в которых подобные свойства более очевидны для восприятия: в произведении он находит «те же признаки, что и в слове, – внешняя форма, внутренняя форма и содержание»7. Задолго до структуралистских поисков XX в. ученый не только обратился к проблеме слова как единицы в системе языка, но, более того, фактически угадал присутствие аналогичных структурных свойств продуктов человеческого творчества.

Итак, продукт человеческого творчества обнаруживает свое присутствие в пространстве познавательной ситуации «мысль и язык». Но, разумеется, не находит там логического объяснения.

Деятельность и ее интеллектуальный продукт следует рассмотреть особо. Направленное творческое поведение индивида, создающего интеллектуальный продукт, заслуживает подробного рассмотрения. Подойдем к этому вопросу через анализ деятельности. Определим деятельность как специфически человеческий тип поведения, творческого поведения, в котором реализуются как когнитивные способности природного интеллекта индивида, так и способность создавать интеллектуальный реализованный (материальный, технический по сути) продукт; отметим такую характерную особенность феномена деятельности, как ее дискретность. В отличие от импульсивного действия, деятельность четко разделена на этапы, эмпирически выраженные созданием промежуточного интеллектуального продукта.

Проблема человеческого поведения и соотношения в нем мышления, действия и речи уже обозначена как исследовательское пространство когнитивных наук, подходящих к данной проблеме с разных сторон, таких как лингвистика, психология, социальная психология, информационные науки, естественные науки.

Особенно плодотворны те научно-конфликтные противоречивые и парадоксальные ситуации, которые вызывают дискуссии представителей разных предметных областей сообщества. Обратимся к некоторым из них, поскольку именно дискуссионные области и столкновение на первый взгляд противоречивых точек зрения более точно обозначают проблемные ситуации.

Общей характерной чертой познавательной ситуации, в которой гуманитарные и естественнонаучные направления стремятся отыскать общие фундаментальные закономерности, является интеллектуальное влияние лингвистической парадигмы. Это объясняется, с одной стороны, тем, что способность к речи, языку представляет собой наиболее очевидную особенность человеческого поведения, издавна находящуюся по этой причине в поле зрения представителей научного сообщества. Другой, также объективной причиной данной ситуации является то, что технологические возможности вербального общения (т. е. общения с помощью слов) в информационном обществе оказались многократно умноженными, фактически превратив письменный способ интеллектуальных коммуникаций Нового времени в возрожденный и преобразованный устный способ обмена высказываниями в новейшее время.

Массовые коммуникации новейшего времени превратили феномен говорения в способ управления сознанием что, в свою очередь, привлекает к данному явлению внимание исследователей.

Науки о культуре, и прежде всего главная из них – история, долго находились под влиянием тех философских парадигм, которые исключили перспективы выявления структур, типологий и законов в данной области (так называемые идеографические науки, метод которых состоит в упорядочении в сознании субъекта индивидуальных неповторимых явлений). Данная познавательная ситуация стала меняться под влиянием структурной лингвистики, показавшей, что в культуре существует системный объект, к которому возможно применить структуралистский, т. е. типологический, сравнительный подход. Этот объект – язык, конкретные исследования которого придали структурной лингвистике совершенно особый статус. В массовом сознании под влиянием структурализма 60-х годов XX в. это вело к переоценке связей языка и мышления.

Явление творческой способности человека настолько фундаментально, что оно не может не возникать в качестве своего рода фона в дискуссиях о когнитивных способностях человека. Пример неточного употребления понятия «деятельность» находим в словосочетании «речевая деятельность». В контексте это всегда требует уточнения: имеется ли в виду речевая коммуникация или же «речевая деятельность в контексте деятельности вообще», т. е. имеет место неразличение коммуникации и творчества в познании. Традиционная связка «язык-мышление» как обозначение исследовательского пространства для когнитивистики недостаточно, оно односторонне. Это связано с тем, что сильное влияние лингвистического мышления на гуманитариев оставляет вне их внимания содержательные когнитивные связи «мышление-творчество». Остается в стороне вопрос о содержательном изучении деятельности, в рамках которой происходит речевая коммуникация. Это сразу становится заметно, когда исследование ведется с помощью интерпретации экспериментального опыта, например в изучении детской психики. В классических трудах Пиаже и Выготского (в частности, когда Выготский выдвигает свою интерпретацию экспериментального опыта Пиаже) – в центре внимания речевая активность детей, непосредственно вовлеченных в творческий процесс (например, рисование). И тогда видно, что само общение содержательно вызвано ситуацией, связанной с инструментом творчества, материалом, практикой создания произведения, т. е. именно с деятельностью в ее прямом смысле – творческим целенаправленным поведением, фиксирующим этапы продвижения в процессе создания вещи8. Эта практическая, творческая сторона человеческого поведения находит более полное освещение также в концепции С.Л. Рубинштейна.

Структурообразующим фактором является процесс творчества, в котором мышление и действие направлены на преобразование исходных материалов деятельности. Все они коррелируются целенаправленным замыслом. В свое время М.А. Булгаков справедливо заметил, что если нет заглавия произведения, то нет и произведения. Смысл состоит в том, что все, что не есть основная идея, отбрасывается, а структура произведения (и его содержательная, информационная сторона) конструируется соответственно замыслу.

Можно определить деятельность как последовательное целенаправленное поведение, включающее в творческий процесс создание промежуточных овеществленных интеллектуальных продуктов. Этим деятельность и отличается от действия, не содержащего данного созидающего компонента. Важно подчеркнуть, что человек в своей целенаправленной деятельности спонтанно, даже неосознанно, фиксирует свой путь, обозначает его вещественными вехами. Данный вывод имеет ряд важных следствий. Деятельность выступает как процесс самопознания личности. Она выступает также как способ соотнесения целей, средств и возможностей, их корректировки в конкретной исторической ситуации. И наконец, выступает на первый план социальная сторона процесса индивидуальной человеческой деятельности. Момент создания интеллектуального продукта есть момент, когда личность реализует себя как социальная единица, как часть социума. Информационный обмен становится возможным в принципе сразу, немедленно, как только внутренний мир человека находит свое выражение в той овеществленной форме, которую человек ему придает. Связь между человеком и социумом овеществляется, становится стабильной и уже не исчезает («рукописи не горят»).

Важно подчеркнуть, что связь между человеком и социумом через созданный одним и прочитанный «другими» интеллектуальный продукт предстает как эволюционно и глобально значимая: каждый созданный интеллектуальный продукт уже в момент своего создания пополняет совокупный ресурс человечества и может быть актуализирован теперь и всегда. Введем еще несколько обозначений, которые помогают зафиксировать некоторые аспекты данной эпистемологической проблемы. Это информационная энергетика, прежде всего, и «информационный магнетизм». Творческий процесс сопровождает определенная ситуация подъема: индивидуальная психика переходит в новое качественное состояние – вдохновение («руки тянутся к перу, перо к бумаге, минута, и стихи свободно потекут»).

«Информационный магнетизм» – термин, вводимый нами для того, чтобы обозначить несомненно существующую, но недоступную эмпирической проверке реальность информационной связи социума. Ранее мы говорили, что особенностью феномена человека является его способность создавать интеллектуальный продукт. Теперь важно отметить дополняющую ее или встречную способность человека прочитывать информационный ресурс, заложенный другим представителем человеческого рода в его интеллектуальный продукт. Эта способность воспринимать информацию из вещи проявляется как универсальная черта и не зависит от каких-либо разделяющих человечество классификаций. Сданной точки зрения некорректно разделение обществ, еще не создавших развитые системы письменности и обществ, уже обладающих ими («дописьменные» и «письменные» народы, имеющие поэтому «историю» и не имеющие таковой). Информационный обмен через интеллектуальные продукты, целенаправленно созданные людьми, есть первый фундаментальный и универсальный признак присутствия человека. Более того, он наиболее результативен, надежен и его возможности для обогащения человеческой личности ни с чем не сравнимы. Исторически он, вероятно, развивается первым, потому что действие по преобразованию предметов реального мира зарождается на инстинктивном уровне.

Данный способ познания сообщает такую полноту информации, которая одновременно воспринимается сенсорно (через органы чувств) и аналитически. Стремление «глазам не верить», но «пощупать», а еще лучше – «разобрать, а потом собрать» есть не свойство первобытного или цивилизованного человека, а общечеловеческое свойство. Можно заметить те ограничения, которые претерпел информационный обмен с возникновением письменности, приучающей индивида не к объемному, но плоскостному восприятию реальности. Велики потери информационного ресурса, связанные с культурными запретами, разделяющими чувственно-эмпирическое и духовное познание мира. Недостаточно изучена смена способов информационного обмена, которую привнесли телевидение, кино и радио, отделяющие потребление информации от деятельности. Информационный магнетизм – это естественное, интуитивное ощущение полезности информации (ощущение деятельного интереса), которое позволяет включить в формируемую картину мира те или иные информационные сигналы.

В современной информационной ситуации существуют яркие, но еще не интерпретированные социальные явления, связанные со спецификой так называемого информационного общества (поскольку для нас всякое общество является информационным). Это возрастающая мода на коллекционирование старинных или уникальных вещей и интеллектуальных продуктов, чья ценность только в том и состоит, что они имеют свой особый информационный ресурс, который может быть выявлен с помощью непосредственного чувственно-эмпирического восприятия. Ценность этого ресурса со временем не только не ослабевает, но стремительно возрастает, как бы восполняя огромные информационные потери и пустоты. Примером может служить мода на старинные фотографии: понятно, что их информационный ресурс велик, поскольку они сохранили некоторые параметры вещественного мира прошлого. Но заметим также, что знатоками ценится не только изображение (поскольку само изображение современными средствами может быть воспроизведено едва ли не в лучшем качестве), а прежде всего материал, фактура, подлинность.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

Дильтей В. Описательная психология. СПб., 1996; Найссер У. Познание и реальность. M., 1981.

2

См.: Плесснер X. Ступени органического в человеке: Введение в философскую антропологию. M., 2004.

3

Гуссерль Э. Начало геометрии. M., 1996. С. 240–241; см. также: Хайдеггер М. Исток художественного творения // Хайдеггер М. Работы и размышления разных лет. M., 1993.

4

См.: Рубинштейн С. Л. Человек и мир. M., 1973.

5

Кронгауз А.Л. Семантика. M., 2001. С. 104.

6

Анкерсмит Ф. Нарративная логика: Семантический анализ языка историков. M., 2003. С. 7.

7

Потебня А.А. Мысль и язык // Потебня А.А. Слово и миф. M., 1989. С. 176.

8

См.: Выготский Л.С. Психология развития человека. M., 2004.