Тайна опустевшего причала

– Но тогда получается еще большая путаница, – логично отреагировал Редин. – Почему эту проблему не решает ФСБ?

– Может, не желает компрометировать себя зарубежными связями, – предположил Аракчеев, – что больше пристало Внешней разведке или ГРУ.

Виталий с сомнением покачал головой:

– Вряд ли.

А Сергей продолжил:

– Каким тогда образом сюда «подписался» Куратор?! Ведь взаимоотношения КОМАНДЫ с чекистами ему прекрасно известны.

– Да и в записке не указано точно, кому эстонский журналист передавал сведения, – задумчиво отреагировал Талеев. – У администрации Президента имеются и собственные негласные ресурсы. Тогда наш многоуважаемый Куратор может вести свою игру.

– А нас использует втемную! – заключил Вадик. – Не желаю работать с завязанными глазами!

В этот момент громкий автомобильный гудок заставил мужчин обернуться к воротам. Их створки распахнулись, и на участок въехал шикарный ярко-красный автомобиль. «Порше-911» кабриолет. Он резко затормозил у самого крыльца. Створка водительской двери поднялась вверх, и на лужайку легко выскочила Гюльчатай.

Она была одета в черный, чуть поблескивающий брючный костюм, плотно облегавший ее идеальную фигуру. Густая копна волос цвета воронова крыла была перехвачена алой лентой. Модные большие солнцезащитные очки сдвинуты высоко на лоб.

– Фью-ю-ють! У нас теперь в МИДе все так одеваются?

Девушка медленно оглядела открывшуюся панораму:

– У НАС в МИДе даже на пикник не ходят в затрапезных спортивных штанах! Тем более когда там присутствуют дамы.

Вадик сначала придирчиво осмотрел свой не первой свежести китайский «Адидас», потом буркнул:

– Живу я здесь, понятно? – И быстро нашелся: – А кто это у нас тут ДАМА?!

Не ввязываясь в пикировку, девушка наклонилась к своей машине и вытащила несколько фирменных пакетов.

– Ребята, я тут по дороге кое-что вкусненькое прикупила. Мужчины вечно забывают о десерте, хотя сами – отчаянные сластены. Помогите вытащить.

Мужчины двинулись на подмогу. Только Аракчеев не успокоился:

– Фу, «сладенькое»! Все по-настоящему «вкусненькое» уже у нас на столе!

Гюльчатай грациозной походкой приблизилась к нему, чуть склонила голову к его уху и громким шепотом, так, что услышали все, находящиеся на участке, произнесла:

– Вадик, родной, ты не переживай: я никому не расскажу, как ты уплетал пирожные на нашем министерском рауте, а потом прямо за рулем автомобиля поглощал фирменные швейцарские шоколадки, неизвестно как оказавшиеся во всех карманах твоего вечернего смокинга!

Аракчеев просто задохнулся от возмущения. Под хохот своих друзей он все же сумел выговорить:

– Так… так… эт-т-о же… ты… сама меня угощала!!!

Хохот только усилился. Первым остановился Талеев. Он похлопал по плечу обиженного товарища:

– Не обращай внимания! Все настоящие мужчины обожают шоколад. А этих смешливых, – Гера махнул рукой в сторону загибающихся Снайпа и Редина, – мы лишим Галкиного десерта. И кофе заодно!

Миролюбиво улыбнувшись, Аракчеев тоже махнул рукой, быстро чмокнул девушку в щеку, и дружной компанией все направились к столу, на котором уже живописно громоздилась вторая порция великолепных шашлыков.

Утолив очередную волну голода, друзья вернулись к обсуждению нового задания. К тому времени Алексеева тоже внимательно изучила послание Куратора. И задумчиво молчала, сидя на самом краю скамьи.

– Ну, Галчонок, – ласково приобнял ее за плечи Талеев, – мы с нетерпением ожидаем твоего суждения.

Девушка коротко вздохнула:

– Очень мало данных. – Гера согласно покивал. – Никакой конкретики. И потом… Более-менее квалифицированное мнение я, пожалуй, могу высказать лишь по одному аспекту…

Журналист поднял вверх руку, призывая разговорившихся мужчин к молчанию. Все тут же притихли и повернулись к Гюльчатай.

– Так вот, с проблемами современной Эстонии я, конечно, знакома. Но вряд ли могу быть экспертом в вопросах усиления там американского присутствия, активизации националистической деятельности или проблем русскоязычного населения. Но одна область, упомянутая в сфере интересов исчезнувшего журналиста, мне, безусловно, знакома лучше, чем всем остальным. Наверно, поэтому я и сосредоточила на ней внимание. Понятно, что это – наркотики…

Всю свою службу в КОМАНДЕ, практически с момента ее создания, Галина Алексеева провела в бескомпромиссной борьбе с этим злом. В погоне за тайными караванами наркоторговцев она исколесила все границы бывших южных советских республик. Преодолела сотни, а наверно, даже тысячи километров непроходимых горных троп Памира и Тянь-Шаня, Эльбруса, Алтая и Гиндукуша. Во главе созданных ею летучих отрядов безжалостно громила стационарные базы, опорные и перевалочные пункты наркотрафика, ликвидировала тайные производственно-перерабатывающие фабрики, уничтожала посевы мака и конопли. Внедрившись в террористическое подполье на территории Афганистана и Турции, она получила доступ к таким сведениям, которые позволили предотвратить распространение по миру многих тонн страшного зелья.

Неугомонный Вадик искренне утверждал, что эта ненависть существует у нее на генетическом, наследственном уровне. Девушка была уроженкой тех мест. Правда, она сама не знала точно, где родилась и кто ее родители: отряд русского спецназа подобрал ее маленькой девочкой в непроходимых горах близ афганского города Герат, за многие десятки километров от всякого человеческого жилья. Она умирала от голода, жажды и страшной огнестрельной раны в боку. Потом была Москва, элитный детский дом и в качестве приемных родителей все 18 спецназовцев со своими семьями. Такая вот дочь полка! Фамилию она получила, как у командира спецназа майора Алексеева, а имя – по созвучию с единственными звуками, которые была способна тогда издавать: «Гю-иль». Так появилась Гюльчатай, Галя, Галчонок.

За годы дальнейшего обучения девушка в совершенстве освоила несколько восточных языков и множество наречий. Имея таких «специфичных» приемных родителей, она блестяще овладела несколькими системами рукопашного боя, безупречно стреляла из любых видов оружия, управлялась с десантным ножом.

Всюду на Востоке ее принимали за свою. Высокая красавица с огненными черными глазами, она выделялась природной грацией потомственной горянки. И была по-настоящему страшна в гневе! Недаром ее кодовым именем в среде восточных подпольщиков стало «Анахит» – древняя афганская богиня кровавого возмездия.

Кто же лучше этой девушки мог говорить о наркотиках?!

– … Правда, как все вы знаете, я специализировалась исключительно на южных и юго-восточных направлениях наркотрафика. Но это вовсе не означает, что мне неизвестны другие пути! – Похоже, это было сказано специально для Аракчеева, чтобы быстрый на язык Вадик не лез со своими подковырками. Но тот, как и все, внимательно слушал Галину, стараясь не перебивать. – В интересующем нас Северо-Западном регионе картина выглядит примерно так: кокаин поступает сюда морским путем из Латинской Америки. Это грузовые и пассажирские линии через Атлантику из Эквадора и Колумбии в Санкт-Петербург. Гашиш и героин – авиапутем из Средней и Юго-Восточной Азии. Это – северный маршрут, называемый еще «шелковым»: из Афганистана через Россию, Казахстан и Прибалтику в Швецию и США…

И все-таки Вадик не мог не вставить:

– Ну и где же тут, конкретно, Эстония?

Девушка только стрельнула в его сторону глазами, чтобы Аракчеев замолчал.

– Оборот наркотиков во всем мире растет, и большая часть этого прироста приходится не на упомянутую мной растительную группу, а на «синтетику»…

– Ага, знаю! Амфетамин…

– Да помолчи, – в сердцах оборвал Вадима Редин, – всезнайка ты наш!

– Вадик прав. Амфетамин еще называют «кокаин для бедных». Но, пожалуй, самая многочисленная группа известна под общим названием «фентанил» – синтетический героин. В четыре раза сильнее растительного и значительно дешевле и проще в производстве. В нее входят и самые страшные его производные: альфаметилфентанил, «белый китаец», сильнее морфина в 200 раз; триметилфентанил, или дезоморфин, на русском сленге «крокодил». Мощнее растительного героина уже в 15 раз, а морфина – в 6000 раз!

– С ума сойти!

– Могу напугать еще больше: уже созданы и более сильные – карфентанил, охмефентанил. А как апофеоз – мепередин – самый опасный, даже в минимальных концентрациях вызывающий практически мгновенную смерть. Ну, ладно, об этих последних говорить не будем: существенные трудности в производстве не позволяют – пока (!) – наладить крупный сбыт. – Алексеева перевела дух. – Так вот, это и есть «синтетика». Добавим сюда психоделический ЛСД и «танцевальный» экстези…

– Почему «танцевальный»? От него в пляс пускаются? Так это у русских и после пол-литра водки часто наблюдается!

– Да нет, потому что распространяется – и употребляется! – преимущественно на дискотеках в виде симпатичных таблеток. Ну, к этому я еще вернусь чуть позже, а сейчас, как и просил Вадик, «конкретно Эстония». Во-первых, это крупный перевалочный пункт. Через нее из России на Запад идет героин, а к нам – наркотики синтетического происхождения, чаще всего из Нидерландов. Причем оборот «синтетики» вырос в разы за последнее время. И это дает основания предполагать, что – это, во-вторых – Эстония начала сама производить эту отраву в «промышленных», так сказать, количествах.

– Вот! Это уже тебе не кое-что, а вполне конкретная наводка.

– Наверно, я охлажу твой пыл. Потому что пока не было ни одного, даже полуофициального подтверждения такому факту.

Аракчеев легкомысленно пожал плечами:

– Значит, мы это первыми сделаем. И совсем неофициально!

Дальнейшее обсуждение продолжалось, пока на улице не начало темнеть. Итог подвел Талеев:

– Итак, друзья, по-моему, возможность высказаться была у каждого. Но окончательной ясности в нашу проблему это так и не внесло. – Он предупреждающе поднял вверх ладонь. – Не внесло! Хотя определенно наметилось несколько направлений, по которым можно начинать работать. Точнее, нужно. И немедленно! Любое промедление в данной ситуации многократно усложнит поиски и позволит нашему неизвестному противнику – если таковой вообще имеется – окончательно уничтожить любые следы, ведущие к пропавшему журналисту. Я отмечу несколько таких направлений. Первое: наркотрафик, производство и распространение наркотиков. Второе: политическая деятельность Тойво Крууса. Сюда входит пророссийская направленность его репортажей, что могло вызвать сильное недовольство местных «нацболов», и критика некоторых аспектов внутренней и внешней политики страны. Здесь явно могла вмешаться эстонская служба безопасности – КаПо. Ну и, пожалуй, третье – это его контакты с определенными российскими кругами… Тогда в деле тоже оказывается, скорее всего, КаПо. И наши эти самые «определенные круги».

– Командир, а почему ты оговорился – «если таковой имеется»? У тебя есть сомнения в наличии противника?

– Ну, особых сомнений нет. Просто не следует пока окончательно сбрасывать со счетов такие… э… простые объяснения, как, например, чисто бандитское нападение, ограбление с «нехорошими» последствиями или несчастный случай, наконец…

– Женщину, – коротко дополнила Гюльчатай, а Талеев кивнул.

Снайп с сомнением покачал головой:

– Вряд ли Куратор стал бы по пустякам привлекать КОМАНДУ, а совпадений…

– Не бывает! – громогласно заключил Аракчеев.

– Дайте мне договорить! В «первичных», так сказать, объектах нашей работы тоже не наблюдается особого разнообразия. Места работы журналиста я возьму на себя. Редакции, издательства… Как-никак мой профиль. С родственниками – а это, если верить записке, только родная сестра – пусть встретится Виталий. Наконец, любовница…

При этих словах Вадим довольно заулыбался.

– …К ней пойдет Алексеева! Не обижайся, Вадик, девушкам будет легче договориться. Особенно учитывая, что эту свою связь эстонец держал в большом секрете. Но этот контакт будет не так прост. Думаю, придется сначала походить вокруг, присмотреться. А вдруг действительно девушка – его связник? Или даже вербовщик. Вот здесь, Вадим, тебе и все карты в руки. Приглядись. Ну и за Гюльчатай головой отвечаешь.

– Эй-эй, Гера, а я?

– А ты, Серж, останешься пока здесь и будешь нашим московским координатором. На первое время. Обещаю, что незамедлительно привлеку тебя вплотную, как только мы там определимся. Куда ж нам без флотской-то поддержки?!

На удивление Редин легко согласился. Только прибавил:

– Ты, Талеев, даже сам не представляешь, насколько сейчас прав! Ничто в Эстонии не происходит без участия военных и моряков. Уж поверь моему немалому опыту.

– Вот и чудненько, договорились. – Гера посмотрел на часы. – Давайте собираться: к полудню мы должны быть уже в Таллине.

Глава 3

Безоговорочно согласившись с мнением своего командира о том, что малейшее промедление может свести на нет все последующие усилия КОМАНДЫ, друзья начали действовать немедленно. Условившись о способах связи, они отправились в столицу Эстонии уже этим вечером. Но по разным направлениям. Гера выехал туда на ночном поезде. Аракчеев и Виталий – на внедорожнике журналиста. Алексеевой надо было уведомить свое начальство в МИДе о неожиданной поездке. Поэтому с утра она отправилась на службу, а в середине дня села в самолет Москва – Таллин.

На месте, тоже с целью максимального ускорения процесса, было решено начать работу одновременно по всем трем, обозначенным Талеевым направлениям. Поэтому сам Гера, едва ступив на сверкающий чистотой перрон железнодорожного вокзала Таллина, отправился в редакцию ежедневной газеты «Ээсти Пяэвалехт». Понятно, что российской популярностью, как известный кремлевский журналист, он здесь не пользовался. Однако среди руководства газеты нашлись люди, которые не только слышали фамилию Талеева, но даже встречались с ним в Москве, работая там в служебных командировках. Правда, сам Гера такой памятью похвастаться не мог.

Зато среди таких людей оказался заместитель шефа одного из крупных газетных отделов, в котором числился сотрудником интересующий КОМАНДУ журналист Тойво Круус. Звали его Финч. Он был грузен телом, хотя и весьма подвижен, сравнительно молод и приятен в общении. Что немаловажно, он был другом Тойво и с радостью встретил в своем кабинете московского гостя.

– А ведь нас даже представляли друг другу! Пару лет назад на вернисаже эстонской живописи в Москве. – Финч, как подавляющее большинство эстонцев такого – и более зрелого – возраста, свободно говорил по-русски. Хотя и с выраженным прибалтийским акцентом, растягивая не только гласные, но и согласные звуки.

Заметив некоторую неуверенность Талеева, он милостиво пришел на помощь гостю:

– Ну где же там было всех упомнить! А у меня даже фотография сохранилась…

Талеев подумал, что Финч сейчас начнет рыться в многочисленных ящиках необъятного стола и станет утомлять воспоминаниями, даже крошечную толику которых Гера при всем желании никак не мог отыскать в самых заповедных уголках своей памяти. Поэтому он уже раскрыл было рот, чтобы попытаться вернуть энергичного редактора в нужное русло, но тот без посторонней помощи сам заговорил на интересующую журналиста тему:

– Наш Тойво – известный человек. В определенных кругах, разумеется. Если бы он еще не был таким… э… таким… – Финч замялся, подбирая нужное слово, – непримиримым, что ли, давно мог бы занять это место. – Редактор покрутился в высоком и широком кожаном офисном кресле. – Или даже еще повыше… Настоящий репортерский талант и потрясающий нюх!

– Я так понимаю, что не все у вас согласны с подобной оценкой его достоинств.

Финч приуныл и огорченно развел руками.

– Я ему сколько раз говорил: ну, покритиковал ты правительство, прошелся по силовикам, указал – ненавязчиво! – на проблемы русских, и отлично, смени тему! Но это не для Крууса. Он, как бойцовый пес, вцепившись, не отпустит. Раскопает такие подробности… Начнет задавать высоким лицам неприемлемые вопросы в прямом эфире. А с переносом «Бронзового солдата»?! Ну, написал серию острых статей – замечательно! Зачем самому-то в пикеты ходить с транспарантами? Зачем лезть в самое пекло?! Вот и просидел потом чуть не двое суток под арестом вместе с активистами «Ночного дозора» в помещениях морского порта. Думаете, успокоился? Вышел и написал еще серию статей! Правда, их уже без правки никто не взял. Там и об издевательствах, и…

– Преувеличивал? Врал?

Финч закряхтел:

– Ну, вы же сами журналист. Прекрасно все понимаете… – Однако Гера продолжал сверлить редактора строгим настойчивым взглядом. – Ну, нет, не врал! А кричать-то об этом зачем? У вас, у русских, такого разве не бывает?

Талеев сменил гнев на милость:

– Еще как бывает! Ладно, я ведь по другому вопросу хотел с ним встретиться. Видел в Интернете записки Крууса о наркотиках. А я сам как раз готовлю материал по этой проблеме. Вот и заметил кое-какие параллели, весьма занятные. Хочу обсудить лично. Попытался по телефону с ним связаться, никто не отвечает. Ни в социальных сетях его не нашел, ни в Твиттере…

– Неуловимый Джо! Он у нас работает по свободному графику. Может иногда неделями не появляться, сбросит «на мыло» статейку, мы его и не тревожим. Вот и сейчас… постойте, дайте вспомнить… та-а-ак… Дней пять уже, как я его не видел. Прибегал такой весь взволнованный, целеустремленный. И злой! В своем столе порылся, что-то захватил, а со мной лишь парой фраз перекинулся.

– О чем?

– Да ни о чем конкретно. Сказал, что, если у него все получится, это будет «бомба» почище «Бронзового солдата». И еще: «…они у меня так просто не отделаются, за все заплатят!»

– Ничего не сказал о будущей теме? – скорее констатировал, чем спросил Талеев.

Финч опять с сожалением развел руками:

– И о том, кто такие «они», тоже можете у меня не спрашивать! Абсолютно не в курсе. Если хотите, дам его домашний адрес. Может, повезет, и застанете его дома, хотя… Он скорее сюда прибежит. Или позвонит.

– Давайте адрес. А если вдруг позвонит, пожалуйста, свяжитесь со мной. Я в «Виру» остановился, пробуду еще пару дней.

– Да-да, конечно. Надеюсь, что мы еще встретимся. Втроем.

Вот на это Гера не рассчитывал даже при самом благополучном раскладе. Надо же: в Москве озабочены исчезновением журналиста, а в его собственной стране, на его штатном месте работы ни о чем даже не подозревают. Или делают вид? «Ладно, разберемся. Сейчас надо оформить свой номер в гостинице, который забронировал по телефону еще из Москвы. Потом связаться с ребятами. А там можно и по адресу наведаться. Только осторожно!»

– …может, вас это заинтересует.

Талеев, размышляя о своем, упустил на секунду нить беседы.

– Что заинтересует?

– Так я говорю, человек один к нему приходил. Хотя давно уже это было, в прошлом месяце. Русский. В возрасте, наверно, под шестьдесят. Настырный. Хотя нет, так не скажешь, он тихий был, незаметный. Но поскольку Тойво не было, еще дважды являлся. Ждал в холле, а потом уходил. Абсолютно ни с кем не разговаривал. Даже со мной не поделился, зачем ему Круус.

– Так, может, что-то личное, родственник какой…

– Нет-нет! У Тойво нет родни, кроме сестры. Я думаю, это был один из тех, с кем Круус познакомился на вахтах «Ночного дозора». Наверно, еще что-то в таком же ключе хотел предложить. Или рассказать об очередных гонениях на русских. Знал, что репортера это заинтересует.

– И что?

– А потом Тойво с ним встретился. Они ушли поговорить в кафе, и я мужчину больше никогда не видел. Да и Круус, сейчас припоминаю, именно с того времени почти не показывался в редакции. Стал каким-то нервным, дерганым. По телефону ничего не хотел обсуждать. Вот только на «бомбу» и намекнул.

– «Бомба», «бомба», ба-бах! Простите, это я так… Вы говорите, что свои материалы Круус на электронную почту сбрасывал? На редакционную или вам лично?

– Мне. Он не хотел, чтобы кто-нибудь еще…

– Понятно. Хотя вряд ли мне это поможет. Но если что-то придет от него…

– Я тут же свяжусь с вами! Непременно!

Талеев дружески распрощался со словоохотливым заместителем начальника отдела и покинул здание редакции.

Финч задумчиво смотрел на закрывшуюся за московским гостем дверь. Ну вот, опять у Тойво неприятности. Вчера по его душу являлся другой «ответственный человек». Финча вызвал к себе сам главный редактор, в кабинете у которого вальяжно разместился этот «представитель компетентных органов». Правда, главный представил его как чиновника городской мэрии. Да хоть дирижером симфонического оркестра представь! Сотрудников охранной полиции – КаПо – Финч научился распознавать на расстоянии, в темноте, с завязанными глазами… Может, по запаху? Впрочем, эти ребята никогда сами не стремились быть неузнанными. Скорее наоборот.

Финч удостоился двадцатисекундной аудиенции – «нет», «не был», «не видел», «не могу знать» – и еле заметного прощального кивка. Ну их всех к черту! Пусть сами разбираются. Тем более что у заместителя начальника отдела действительно не было никаких сведений о своем друге Тойво.

В отличие от своего командира, Аракчеев и Снайп первым делом устроились в таллинской гостинице. Они выбрали недорогой трехзвездочный отель «Метрополь», главным преимуществом которого было его расположение – в непосредственной близости от Старого города, в десяти минутах ходьбы от 22-этажной высотки отеля «Виру».

К сестре эстонского журналиста Виталий отправился один. Он убедил Аракчеева, что не стоит пугать женщину неожиданным визитом сразу двух джентльменов. К тому же Снайп неплохо мог изъясняться на одном из прибалтийских языков. Конечно, жаль, что не на эстонском, а на латышском. Зато можно выдать себя за коллегу из соседней дружественной Латвии. Вдобавок, в отличие от темноволосого и темноглазого приятеля, Вит был блондином с холодным взглядом поразительно светлых глаз.

На том и порешили. А Вадим обеспечит надежное внешнее прикрытие. На всякий случай…

«Внедрение» прошло исключительно успешно. Женщина не только без лишних вопросов открыла дверь и впустила незнакомого, но предельно вежливого «прибалта», так еще и оказалась в доме одна: муж был на работе, а дочь-подросток – в гимназии. Самой Хельге не повезло: три дня назад она подхватила жесточайшую простуду. То ли вирус какой, то ли включенные на полную мощность кондиционеры в офисе консалтинговой фирмы, где женщина работала менеджером по персоналу… В общем, сухой кашель рвал горло, нос покраснел, распух и безостановочно исходил соплями, а температура, особенно первые два дня, подскочила до 39 градусов.

Несмотря на теплую погоду, Хельга была замотана в пуховый платок, а на тумбочке около низкого дивана с небрежно скомканным пледом громоздилась целая батарея пузырьков, склянок и упаковок с таблетками. Женщина внимательно выслушала короткий рассказ статного «латыша» о давнем деловом знакомстве с Тойво, когда тот по редакционным делам приезжал в Ригу, как раз в тот журнал, где работал гость.

Теперь вот Гунар – так он представился – прибыл, можно сказать, с ответным визитом. Нет-нет, он ни в коем случае не собирается никого стеснять! Да и дела свои в Таллине он уже почти закончил. Захотелось лишь повидаться с давним товарищем. Но в «Ээсти Пяэвалехт» того не видели уже несколько дней, дверь съемной квартиры не открывают, а телефон – «вне зоны обслуживания». Кошмарное невезение! Хорошо вспомнил, что Тойво дал еще один адрес – своей сестры, – уж она-то знает, где найти брата. Так что, Хельга, извините, пожалуйста, за неожиданный визит…

Женщина с трудом вытерпела даже такой короткий монолог, а сразу по его окончании уткнулась носом в огромный клетчатый платок. Потом покрасневшими глазами глянула на гостя и севшим голосом сообщила, что, к огромному своему сожалению, ничем не сможет помочь Гунару: никаких сведений о местонахождении брата у нее нет. Вообще они мало общаются, предпочитая обходиться короткими телефонными звонками по «протокольным датам». Праздники, дни рождения…

Вот разве что с неделю назад, еще до ее досадной болезни, Тойво забежал к ним на часок. Посидели втроем, выпили коньяк, принесенный братом, и… все. Да ни о чем особенно не говорили. Так, о погоде, о работе, о гимназических успехах племянницы. Хельга в душе все недоумевала: какой такой случай сподвиг брата на личный визит? И поняла это, только когда он поинтересовался здоровьем их дальних родственников, проживающих на хуторе где-то между пригородными станциями Клоога и Палдиски.

Муж и жена весьма преклонных лет категорически не признавали этих новомодных штучек: компьютеров, мобильных телефонов, поэтому Хельга раз в год навещала их на мызе, а брат даже не знал точно, как туда добраться! Вот и попросил объяснить ему это подробно. Конечно, сказал, зачем: у него ожидалась скорая командировка от редакции в те места и, чтобы не связываться с гостиницами или не возвращаться на ночь глядя обратно в Таллин, собирался переночевать у стариков. Возможно, он и сейчас там. Ну а телефон по просьбе родственников, наверно, отключил.