Полная версия
Соленые реки
Ирина Рикас
Соленые реки
© Ирина Рикас, 2014
* * *Часть 1. Мозамбик
Глава 1. В Киеве на Русановке
– Короче, чувачки, я все узнал. Как получаем дипломы, отпуск две недели. Потом едем все в Москву, являемся в ГУК. Там нас собирают со всех ин-язов, делят на группы по странам. В основном будут москвичи из военного института переводчиков, из Минска пару ребят и мы. Мы уже назначены в Мозамбик.
В последних числах мая 1980 года, утром, в квартире на первом этаже одной из русановских многоэтажек встретились три выпускника переводческого отделения Киевского Госуниверситета: Костик Каретник – хозяин квартиры, его закадычный дружок Шурка Ярцев и их приятель Борис Тиманович. Собираться у Костика – дело обычное, за пять университетских лет многие их однокурсники освоились здесь не хуже, чем в собственном доме. Однако посиделки по утрам – это бывало только после слишком серьезного загула накануне, когда гости оставались у Костика ночевать.
Но в тот день все трое были, что называется, «ни в одном глазу» и на кухонном столе не было ничего, кроме оловянной пепельницы, похожей на миниатюрную селедочницу и полупустой пачки «Примы».
Борис рассказывал:
– Отпуск можно брать через год, целых сорок пять дней! Билет в отпуск оплачивают в оба конца. Два года работы засчитываются, как срочная служба в армии. Так что, мужики, где-то в августе двинем.
– Что, все втроем? Клево! А там тоже вместе будем? – Шурка, компанейская душа, был готов куда угодно, лишь бы с друзьями.
– А в Москве где жить? Это же не в один день все будет? – спросил Костя, прикидывая, можно ли взять с собой жену.
– Будь спок. В Москве общагу дают. Но кто хочет, может остановиться у родственников. У кого таковые имеются, – Борис глянул на Шурку.
– О, я у жены буду. Они в Подмосковье живут.
– Ну ты, Шурка, как всегда, лучше всех подсуетился, – подмигнул Борис. – Но, видишь, не всем такое счастье.
– Ладно, Тима, не гони, лучше скажи, как с португальским будем? Все-таки это не испанский.
– Да о чем ты, Шурка, – усмехнулся Тиманович. – Летом полистаешь учебник – и вперед. Родственные же языки.
– А как же с женами? – беспокоился Костик. – Они могут сразу с нами ехать?
Костик почти все пять университетских лет, как какой-нибудь герой из курса ранней западно-европейской литературы, добивался взаимности и вот, наконец, недавно женился.
– Эх, Коська, жениться надо было внимательнее, – проговорил Борис, выпуская струю табачного дыма. – Сомневаюсь я, что твоя Лелька так и бросится за тобой в загранку.
– А ты не очень-то, – проговорил Костик. – Что ты о ней знаешь?
– Ей работа в интуристе светит, так что не боись, она здесь скучать не будет. Да ты слушай. Девчонки могут приехать позже, месяца через два-три. Им пришлют вызов из ГУКа.
– А чего же майор гнал, что за границу без жен не выпускают?
– возмутился Шурка Ярцев. – Мы тут переженились все, как…
– Ну-у, два месяца ждать, это долго, – протянул Костя.
– Да, месяца через два, не раньше. Но! – Борис значительно поднял вверх указательный палец, – Они будут получать здесь нашу лейтенантскую зарплату – по сто двадцать рэ!
– О, не слабо! – воскликнул Шурка. – Но, надеюсь, это не все?
– Таки да! Там мы будем получать в ВАЛЮТЕ по семьсот долларов в месяц!
– Что, прямо доллары будут платить?
– Да, держи карман. Кто тебе их покажет. Счет нам откроют. Внешэкономбанк такой есть в Москве. Так вот, туда нам будут перечислять такие… инвалютные рубли. А мы, как приедем, можем снимать там чеки: ну это вроде морских бонов, для Березки.
– Да ты что! Во клево!
– Как это ты, Борик, все разузнал? Может, липа? – заметил Шурка. – Что-то сомнительно, чтобы столько платили.
– Да что я зря, что ли, майору с третьего курса отчеты писал! Источник информации достоверный, лучше не бывает.
– Ну зря или нет – это тебе виднее, – хохотнул Костик.
– Ну так и не выступайте! Ладно, чувачки, надо это дело обмыть, – Борис встал и начал рассовывать по карманам сигареты, зажигалку, очки в плоском кожаном очешнике с желтой олимпийской эмблемой. – Коська, мы сбегаем, а ты тут пока насчет закуски покопайся у мамы в холодильнике.
– Да не, ребята, я с вами. Еще одиннадцати нет, вам не дадут.
– А тебе, что, дадут?
– Аск! Мне тетя Фрося всегда отпустит.
Тетя Фрося – продавщица винного отдела ближайшего гастронома, немолодая уже, но пышная «пергидрольная блондинка», была своего рода знаменитостью в кругах русановских выпивох. Свою клиентуру она, соответственно каким-то собственным критериям, делила на несколько категорий: «интеллигентный клиент», «приличный мужчина», «алкаш чертов», «пропащий», «несчастненький» – последние два не удостаивались существительных. Всегда вежливый Костик пользовался ее особым расположением и назывался «хороший мальчик».
Трое друзей отправились затовариваться. Шли неспеша, продолжая разговор и все еще не веря своему счастью: все страхи и волнения последних недель пятого курса, когда над всеми висел главный вопрос и головная боль каждого пятикурсника – распределение – позади!
Из них троих только один Костик Каретник мог себе позволить не очень волноваться о работе. Его мать принадлежала почти что к элите: работала в университете марксизма-ленинизма. Уж как-нибудь пристроила бы сыночка в городе, не допустила бы, чтобы ехал на периферию школьников испанскому учить.
Борик Тиманович тоже не случайно проскочил – на курсе ни для кого не были секретом его нередкие встречи с сероглазым, неброским с виду пареньком в штатском. Об этом, конечно, никто не трепался, но – дело ясное. Отслужит в «загранке» и – прямиком в кадры.
Кто действительно непонятно как и почему попал в «загранку», так это Шурка Ярцев. Вот уж кому прямая дорога была идти учителем в среднюю школу в каком-нибудь Урюпинске.
Парень из глухой провинции, папаша – простой слесарь на заводе. Как ему вообще удалось поступить с такими данными аж в Киевский государственный университет, да еще на престижное переводческое отделение факультета романо-германской филологии?!
Это в конце-то семидесятых, когда к такому ВУЗу без блата и комар близко не подлетал! Просто везуха, другого слова не придумаешь. А он, похоже, вообще везучий.
Вот взять хоть тот случай со справками. Через год после поступления он так освоился, что стал прогуливать лекции, а чтобы оправдаться перед старостой, раздобыл в студенческой поликлинике чистые бланки и представлял их как справки о болезни.
Раздобыл – не совсем верно. Бланки справок попали к нему случайно.
Однажды сосед по комнате, Леша Пименко, прибежал из кухни с закатанным по плечо рукавом рубашки:
– Блин, Шурка, мазь какая-нибудь есть?
– А что с тобой?
– Руку обварил паром.
– Ого, красная вся. Как это ты?
– Там какая-то кастрюля девчачья кипела. Я заглянул, думал, борщ варят.
– И че?
– Че-че? Хотел попробовать. А там тряпки какие-то кипят. Паром как дало, думал, весь сварюсь.
– Да нет, Леш, вроде не так сильно. Я слышал, вроде при ожогах не надо ничем мазать. Хуже может стать.
– Шурка, я в поликлинику двину. Как думаешь, справку дадут под это дело?
– Наверное, дадут.
– Слушай, пойдем со мной. Ты подтвердишь, что меня обварило.
– Да мне же в универ надо к первой паре, не успею.
– Ты че, чувак, не сечешь? Прогуляешь законно: отвозил к врачу жертву несчастного случая. Вдруг я в обморок по дороге упаду?
– Ну да, от тебя дождешься. Но мысль клевая. Пошли.
Медсестричка в приемной долго задавала вопросы: фамилия, год рождения, факультет, – щурилась, глазки строила, писала в большом журнале. Потом покопалась в столе и зачем-то вышла, оставив ящик стола наполовину открытым.
– Шурка, смотри, а у нее здесь бланки справок, – проговорил Леша, привстав и заглядывая в ящик. – Давай возьмем несколько на всякий случай.
Саша заколебался:
– Не стоит. На фига они нам?
– Ты что, мало ли! Понадобится пару пропустить – нет проблем, все чин чинарем, болел, есть справочка. Бери, ты же видишь, я не могу, у меня рука болит!
Саша послушно подошел к столу и взял бланки.
И началась свободная жизнь. Хочешь – идешь на лекции, не хочешь – вот справочка. Сообразительности не хватило подумать, что часто – это подозрительно. Потерял бдительность, увлекся свободой. Дело раскрылось, попало в деканат, в комитет комсомола. Встал вопрос об отчислении из университета. Сообщили родителям. Перепуганный отец – а он на заводе у себя уже привык в героях ходить, еще бы, сын – студент КГУ! – прилетел спасать сынка. А как спасать, когда у отца у самого, кроме веры в справедливость, ничего за душой! Ходил отец целую неделю в деканат, плакал, упирал на рабочее происхождение. И помогло!
Сам не верил! Ну что это, как не везение! Сынка оставили учиться. Правда, из комсомола все-таки поперли. А это по тем временам… Неизвестно еще, что хуже: быть отчисленным из ВУЗа или исключенным из комсомола. Без комсомольского билета ты – никто, даже не ноль. Меньше ноля. Подозрительный элемент.
Трудно поверить, но уже через год Санек – так его, младшенького, любимого, отец дома звал – не только в комсомоле был восстановлен, но даже стал комсоргом группы. Ну что это могло быть, как не везенье! Поговаривали, правда, в курилке, будто и у Сашки были особые отношения с ребятками в серых костюмах. Но Борик, который не сильно заботился о том, чтобы скрывать наличие своих «особых» связей, даже наоборот, как будто гордился такой своей исключительностью, развеял эти слухи.
И вот опять Сашке повезло, теперь с распределением. Он и сам с трудом такому счастью верил. Конечно, оценки у него все отличные, дипломная работа – сама зав. кафедрой сказала – блестящая. Но вряд ли это в самом деле сыграло решающую роль. Может, мамаша Костика замолвила словечко за дружка сына? Она ведь всегда приваживала Сашку, подкармливала его, оставляла ночевать.
Ей казалось, что он хорошо влияет на Костика. Сам-то Костик с первого курса стал пускаться в загулы. Дешевое винцо, песенки под дребезжащее пианино, всегда готовые поучаствовать в веселье девчонки из общаги. Квартира у мамы большая, почти номенклатурная. Мама не выгоняла шумные компании, предпочитая иметь сына хоть и навеселе, в компании орущих, пьющих, курящих студентов, но зато – под присмотром.
Счастливая троица бодро шагала по Русановскому бульвару к гастроному. И все вокруг как будто отражало их молодое, бесшабашное, зеленое веселье. Чистые прозрачные лужицы на новом асфальте, еще пахнущие липкой свежестью волны зелени, и вскипающие по ним белой пеной цветы каштанов.
Киев!
В мае месяце – нет лучше города на земле! Броди всю ночь по душистым аллеям Владимирской Горки с какой-нибудь второкурсницей, валяйся на только начинающей нагреваться травке Русановского острова, пройдись по Крещатику в новых, в обтяжку, спекулянтских джинсах, на которые копил полгода, питаясь чуть ли не одним только копеечным хлебом в студенческой столовке – тем смачнее сверкает голубая джинса, отражаясь в совковых витринах, тем завистливее кажутся взгляды тех, кто одет в штаны фабрики «Большевичка».
Хорошо весной в Киеве!
Глава 2. Кира
Маленький бассейн примыкает к барной стойке. Над стойкой – крыша из фигурно вырезанной соломы. Если точнее, это не солома, а специально высушенные стебли, похожие на очень тонкий камыш. Когда-то давно такие крыши были здесь повсюду. Самый дешевый и доступный местный материал. Сегодня это африканский шик. Вокруг шезлонги. Дальше – круглые домики, стилизованные под хижины, под такой же крышей.
Все это на берегу реки – широкой, с множеством рукавов, заводей, островков. На островах трава – высокая, шелковистая на вид. Кое-где трава кажется подстриженной, как неправильной формы газон. Но трава не подстрижена, а съедена бегемотами. Здесь, в заповедной зоне реки Чобе, их дом. Их соседи – многочисленные крокодилы, выдры, вараны, антилопы, жирафы, шакалы: вода и берега кишат разнообразной живностью, как в Ноевом ковчеге, только не по паре, а гораздо больше. Но главное – слоны. Их стада – как тучи на пологих склонах вдоль реки. Ботсвана. Страна слонов и коров.
Сюда, посмотреть на животных, прикоснуться к африканской экзотике, прилетают туристы со всего света.
Кира себя туристкой не чувствует. Хотя и прилетела сюда всего на три дня, так же, как прилетают другие русские. Их сегодня можно встретить в отелях по всему миру.
Тридцать пять лет назад, когда Кира впервые ступила на африканскую землю, русские в отелях не жили. Их селили в самых замызганных квартирках. Совзагранработники, так их тогда называли. И не русские они были, а советские. Советские, попавшие на работу по контракту за границей. Тогда это считалось большой удачей, редким шансом вырваться из социалистического «рая».
Они с мужем прилетели в Мозамбик не вместе.
Когда он после ин-яза получил направление на работу в Африке, она была, как говорят, «на сносях». Пришлось ему ехать одному. Двадцать три года ему тогда было.
Они поженились в Киеве. Она была студенткой второго курса, а он заканчивал переводческое отделение. Роман их был короткий, бурный, со страстями, ссорами, разрывами и возвращениями. Потом все поменялось. Она объявила ему о беременности. К ее радости, он не испугался, принял новость спокойно:
– Ну что ж, – сказал, – значит, надо жениться.
Она не стала цепляться к «надо». А еще месяц назад обязательно прицепилась бы, вышла бы очередная ссора. Теперь она стала другой, и все у них пошло по-другому. Она сама себе удивлялась. В ней как будто другой человек проснулся. И она чувствовала, что этот человек – и есть она настоящая, и что она – женщина. Только с беременностью, с новой жизнью в себе она это узнала.
Кира красивой не была. Но была, как говорится, хорошенькой и оригинальной, что ли. В кавалерах недостатка не было. Один ухаживал всерьез, даже предложение делал. Тогда на романо-германском группы по языкам делились. И по половому признаку: мальчики – переводчики, девочки – филологи.
Иными словами, будущие учительницы. Некоторые девчонки, правда, попадали по распределению на работу в Интурист. Это было престижно и денежно. Вроде бы каждая могла «сделать такой выбор», но на самом деле все знали, что для этого надо, во-первых, иметь киевскую прописку, а во-вторых, дружить все с теми же ребятками из «большого дома».
Кира об этом не думала. Вообще не думала, как оно все сложится дальше. Парень, тот, что предложение делал, был заботливым, неплохим, но она чувствовала – не ее судьба. Именно чувствовала и не думала об этом. Встречались и встречались. Ну и что.
Подруга, Ленка, завидовала, но без злости, и советовала не откладывать, выходить. Говорила, что киевляне на дороге не валяются. Сама Ленка приехала из маленького прикарпатского городка и мечтала выйти за киевлянина. Однажды она, покрывшись густыми красными пятнами, сказала:
– Приходи к нам в комнату к пяти, я тебя со своим парнем познакомлю.
Кира удивилась:
– Что так нервно приглашаешь? Боишься показывать?
– Да чего бояться? Он не киевский, из такого же колхоза, как и я.
К пяти Кира примарафетилась, натянула новые джинсы – всего месяц назад знакомый паренек, Ленчик, с философского «толкнул» их ей, как он сказал, «по дружбе». Его сестра была киевской спекулянткой. Он этим гордился всерьез и намекал, что в университет он попал благодаря стараниям сестры.
Кира давала ему иногда конспекты по общим дисциплинам – истории партии, научному коммунизму. Факультеты разные, а предметы те же. Студенты делились конспектами, когда надо было показывать их для зачета. Тут главное было не налететь на одного и того же преподавателя.
Этот «философ», Ленчик, в благодарность за конспекты иногда приносил Кире мелкий дефицит на продажу. То притащит польские солнцезащитные очки, то тени и тушь, то пластиковые пакеты – сумки с яркими надписями и картинками – вещь модная, расходились такие пакеты в студенческой общаге по трешке без задержки. На каждом пакете можно было «наварить» по полтиннику, а то и по рублю. Сам Ленчик в накладе не оставался, за каждый пакет Кира ему платила; а сам он получал их от сестры, как сам выражался, «на халяву». Сейчас Кира тоже сунула в модную парусиновую торбу – сама сшила из мешковины и расцветила аппликациями – пару таких пакетов: вдруг покупатель подвернется. Деньги всегда нужны. Родители присылали ей, плюс стипендия, но как-то так получалось, что денег вечно не было. Другие девчонки умели жить экономно: наварят картошки, нарежут сала, что из деревни прислали, и сыты.
Был еще такой веселый способ «заморить червячка»: девчонки, вооружившись сумкой и напустив на себя озабоченный вид, шли на Бессарабку, где прохаживались между рядами и наедались, по кусочку «пробуя» товар у торговок.
Кира питалась в университетском буфете – сосиски, кофе да тортики. С такой едой голодная была вечно, а денег уходило много. Как ни старалась, не получалось сэкономить на фирменные джинсы. А так хотелось! Без них ты вроде и вовсе раздета. Пришлось просить родителей. Те, хоть и не одобряли, не могли отказать дочке, ко дню рождения прислали денег на джинсы.
Кира глянула на себя в зеркало – в их комнате зеркало в полный рост, многие девчонки из других комнат забегали к ним «красоту проверить». Глянула и улыбнулась: красота на месте. Джинсы обтягивают все, что нужно, широкий клеш от колена почти скрывает туфли на высоком каблуке. Кофточка домашняя, мама шила, но зато из модной марлевки и украшена самодельными цветочками из крученой нитки. Темные волосы блестят. Все подружки удивляются: «Кирка, отчего у тебя так волосы блестят?»
Вот блестят, и все! Прическа тоже в ажуре: один к одному Мирей Матье. Стиль! Взяла перевязанную тонкой бечевкой коробку с заранее купленным тортиком «Прага» – дефицит, аж на Крещатик, в центральный гастроном за ним ездила, да еще и очередь отстояла.
Ну все, пошла, там у Ленки небось уже дым коромыслом.
Кира шла по длинному коридору общежития и думала: интересно, почему так говорят – дым коромыслом? Наверное, в старые времена это было про дым из трубы. В деревне в мороз дым столбом поднимается, а если ветер, то столб сгибается немного, вот и получается коромысло. А может, и не потому? Ведь так про застолье говорят.
Детство ее прошло в военных гарнизонах, приходилось жить и в домике с печным отоплением. Один из гарнизонов был по соседству с настоящей деревней – зимой избы утопали в снегу, снег искрился на солнце, а кое-где, вдоль вытоптанных тропинок желтел собачьими отметками. Потом был Север. Полярная ночь. Первые короткие проблески апрельского солнца тоже зажигали на снегу искры. Здесь, в Киеве, зима кажется не настоящей. Так, слякоть.
Кира стукнула в дверь и сразу вошла. Резкий запах прокуренной комнаты ударил в лицо. За столом три девчонки из параллельной группы и один незнакомый паренек дружно дымили.
– Ну и где ваше коромысло? Что-то не видать.
– Ты что, какое еще коромысло? Знакомься, это Васек с третьего курса.
Кира вопросительно глянула на подругу. Та покачала головой: «Нет, не он».
– Привет, Васек. Восемь девок, один я?
– А что, вам мало? Так сейчас еще мой дружок придет. А пока, девчонки, давайте по чуть-чуть. Ого, «Черные глаза»! Откуда такое шикарное бухло?
– Погоди, Васек, давай Сашу подождем.
– Ну, Ленок, чего ждать. Он, может, и не придет.
– Как это, почему?
– Кто его знает. Говорил, вроде его вызывают куда-то.
– Куда это? – забеспокоилась Лена.
– А я знаю?
– Так вы знакомы? – спросила Кира. – Лена говорит, он вроде с четвертого?
– Так мы же в одной комнате живем! Я его и с Леночкой познакомил! Так что, Ленок, с тебя стакан. О, погоди, стучат. Пришел-таки! Входи, входи, открыто.
Дверь открылась. Кира, которая сидела прямо напротив двери, еще не увидев входящего парня, вдруг почувствовала тупой и сильный толчок в сердце. Потом она часто вспоминала этот момент. А тогда почти не обратила внимания, только мысль мелькнула: «Это еще что?»
– А вот и Саша, познакомьтесь. – Ленка не улыбалась и опять вся покрылась красными пятнами.
Кира опять подумала: «Это еще что? Похоже, нашу Леночку зацепило. А парень вроде – ничего особенного. Полноват, щеки круглые, красные, как будто нарумяненные. Причесон какой-то: волосы светлые и вьются вверх. Вообще-то нет, про него нельзя сказать – ничего особенного. Необычная внешность. Заметная, хоть модной не назовешь. А глаза какие! Яркие, светло-синие. Именно не голубые, а… Наверное из-за одежды так кажется. И прикид вполне… Джинсы фирменные, куртка вельветовая, темно-синяя, тоже не из универмага».
– Привет надеждам отечественной филологии! – с порога сказал Саша. – Ну что, второй курс, все в Тищенко влюблены?
– А ты откуда знаешь? – хихикнула рыжеватая пышка Наденька. – Вообще-то у нас только Кирка ему глазки строит. А что в нем хорошего? Лысый, маленький.
– Надежда, хорошего в нем то, что он профессор – в его почти юные годы! – засмеялась Кира. – А про глазки помолчи, сама-то бегаешь за практикантом.
– Я просто иностранную литературу очень, это, обожаю.
– Это здорово, Наденька, – Саша говорил вроде серьезно, а глаза смеялись. – А что вы сейчас читаете?
– Оскарда Вайлда только что прошли, теперь Хэтсби начинаем. Ну, «Великий Хэтсби», автор Фисжерал. Слышал?
Надя старалась по-русски говорить быстро, резко обрывала каждое слово, но мягкие украинские округлости речи выдавали девушку из-под Полтавы. В университет ее приняли по колхозной квоте, без экзаменов.
– А вы, значит языкознание обожаете, – обратился он к Кире. – Тищенко – уникальный знаток. Может хоть по-эскимосски, хоть по-французски. Кстати, мы с вами на Елисейских полях не могли встречаться? Прическа ваша что-то напоминает.
– Скорее, в Елисеевском гастрономе.
– Вы из Москвы?
– Не «вы», а «ты».
Саша как-то сразу расшевелил компанию, балагурил, девчонки то и дело покатывались от хохота. Кира понимала, что долго засиживаться не надо. Ленка только и ждет момента, чтобы остаться с новым знакомым наедине. Как только вино допили, Кира встала:
– Ну что ж, пойду. Еще учить надо, а завтра к первой паре ехать. Пойдемте, девчонки, я вам новый словарь покажу. Знакомый привез из Югославии. Настоящий Вебер.
– Ой, Кирка, откуда такие знакомые? Познакомь!
– Да вы что, он почти пенсионер, предков моих старый друг. Здесь, в Киеве живет. А в Югославию по турпутевке ездил. Выбил в профкоме перед пенсией.
– А, жаль. Ну все равно интересно, пошли. Васек, ты с нами?
– Ну девчонки, вы чего, детское время! Давайте еще посидим. Я сбегаю?
– Нет, Васек, хватит на сегодня, – Ленка нахмурилась. – Иди, иди, посмотри, какие настоящие словари бывают.
– Ну, Ленок, я думал, ты мне друг. Пошли, Сашка, нас выгоняют.
– Вася, ты тупой? – Ленка прошипела шепотом, но слышно было всем. Потом сказала нарочито громко:
– Я не выгоняю. Сиди, сколько хочешь.
– О! Ну так я сбегаю. Давайте скинемся.
– Нет, Вася, ты правда тупой!
– Пойдем, Васек, мне еще сигареты привезли хорошие, угощу, – Кира взяла парня под руку и потянула за собой к двери.
– Ну, другое дело. Это я только так, я и сам собирался.
Похоже, до Васи стало доходить. Компания вывалилась из комнаты, оставив парочку наедине.
Глава 3. Яблонька
Приближалось время сессии. И кто это выдумал – сессия в самом разгаре весны! Надо подбирать долги, сдавать зачеты, готовиться к экзаменам. Испытание не для слабаков! Сиди в библиотеке, если можешь. А как сидеть!? Лекции и семинары закончились, расписание свободное, а вокруг утопающий в весенних ароматах Киев! Да такой город только и создан для того, чтобы гулять по нему день и ночь!
