Жизнь длиною в обойму

Александр Афанасьев

Жизнь длиною в обойму

Вырванные с корнем дерева,

Правда, перепачканная дегтем.

Тропа в преисподнюю крива.

Интриги и ходы под красным ногтем…

© Афанасьев А., 2015

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015

Тартус, Сирия

20 апреля 2015 года

Тартус, Сирийская Арабская Республика. Война, которая еще не проиграна – но обязательно будет проиграна. Здесь, в Тартусе, – это понимаешь, как нигде…

Тартус – это город на побережье Средиземного моря, довольно малоизвестный в мире как курорт, но это всего лишь из-за невнимания и небрежения. Чем-то эти места напоминают Крым, Севастополь… хотя и немного совсем. Какой-то… неухоженностью, что ли – при всей красоте местной природы. Горы опять же…

Тартус – оплот сторонников Башара Асада, тут большинство составляют алавиты, странная секта, традиции которой представляют собой смесь Библии и Корана. На втором месте – шииты. Тартус расположен совсем рядом с Ливаном и его долиной Бекаа. Портретами Асада заклеены все стены, они красуются на крышах домов вместе с сирийскими флагами. Здесь никогда не было ни боев, ни терактов – война, кажется, где-то там, далеко. Хотя она ближе, чем кажется, – бои идут уже за перевалы в Ансарийских горах, летом – будет только хуже. До границы с Ливаном – двадцать пять километров, многие собираются в случае чего бежать туда – там давний оплот Хезбаллы, остатки войны, продолжавшейся несколько десятилетий, а те из ансаров, что пытаются направлять туда Исламское государство, – просто пропадают. Некоторых потом находят – со следами жестоких пыток. Не только Хезбалла, но и ХАМАС, и ФАТХ, и все палестинские организации отнюдь не рады появлению проповедников с Востока. Частично это вызвано тем, что они боятся за свое будущее, – сами они несколько десятков лет воюют с Израилем и не добились почти ничего. Исламское же государство за год войны отхватило территорию в несколько раз больше той, на которую претендуют палестинские радикалы. И в эру YouTube скрыть это невозможно. Я слышал, что в палестинских лагерях только за то, что смотрел ролики ИГ в YouTube, положена жестокая порка…

В городе почти не чувствуется войны. Она есть – и в то же время ее нет. Боевики Хезбаллы – да, они есть, ходят по городу с оружием, но ведут себя тихо, ни во что не вмешиваются. Зато в городе полно мужиков призывного возраста, которые вывешивают на стену портрет Башара Асада, но больше ничего не делают[1]. Здесь не звучит: «Вставай, страна огромная» – и в каждом населенном пункте с наступающими исламистами сражается только регулярная армия да шабиха – местное проправительственное ополчение. Десяток погибших – это уже жестокий бой. Все для фронта, все для победы – этого нет. Правда, в последнее время видны кое-какие работы по укреплению обороны города – видимо, именно сюда собирается отступать Башар Асад со своими людьми и остатками армии, если падет Дамаск. На случай, если не удастся удержать и побережье, есть остров Арвад со своим портом. Именно там несколько лет отсиживались крестоносцы, которых выбили с материковой территории…

Но пока – затишье. Как я подозреваю – перед бурей…

Делать в городе особо нечего. Даже пляжей здесь нет – только камни, люди ездят загорать либо в Латакию (сирийский Сочи), либо в Ливан, тем более что и недалеко совсем, и инфраструктура там намного лучше. Большое количество сирийцев хоть немного, но знают русский язык и рады гостям. Хотя сколько мне еще тут гостить, знает лишь Всевышний Аллах.

Это снова я. Удмурт из Стокгольма. Здесь я потому, что был вынужден уехать из Стокгольма. Не знаю, раскрыли меня или нет, но береженого Бог бережет. Та операция – в конечном итоге нацеленная на освобождение захваченного пиратами сухогруза с российским оружием, идущего сюда в Сирию, – завершилась целой кровавой эпопеей. Потому что в дело вмешалось ЦРУ.

Американцев удалось чувствительно щелкнуть по носу, но именно щелкнуть, не более того. Кардинально это ситуацию не изменило – ни здесь, в сражающейся местами Сирии, ни на востоке Украины, где идут жестокие бои, ни где бы то ни было еще. Надо понимать: у американцев десять авианосцев, а у нас – один, и тот на приколе, по-моему. И пока это так…

Но с другой стороны, тактику миллиона булавочных уколов никто не отменял. У американцев были авианосцы, но они ничего не смогли сделать с героически сражающимся Вьетнамом. Надеюсь, что и здесь не смогут…

Так что – пока что я здесь. Отсиживаюсь. Жду. В таком деле, как мое, торопиться не надо. Береженого Аллах бережет.

Ну а небереженого – стережет местная авиационная разведка, попадать в руки которой я никому не советую.

Этот день начинался, как обычно. Я проснулся в съемной комнате, около пяти утра – встают здесь рано из-за жары. Комната моя представляла собой ровный квадрат площадью около двадцати квадратных метров. В ней – кровать, кресло и телевизор, последний кроме местного кабеля подключен к нелегальной спутниковой антенне, что позволяет ловить все что угодно – от CNN и до Аль-Джазиры. Еще кондиционер – здесь он обязателен. Рукомойника нет. Душ во дворе – от большого, сваренного на крыше резервуара, в котором за день нагревается вода. Кухни тоже нет – хозяйка сдает комнаты, а столуются туристы в городе. Сейчас война, туристов нет, потому цены упали. Квартира мне обходится всего в двести долларов в месяц, их я передаю хозяйке с каким-то дальним родственником, который все еще здесь. Хозяйка давно в Бейруте. Думает, что от лавины можно убежать. Увы. Нельзя…

Поскольку центр комнаты свободен – сделал несколько упражнений. Пока получается. Но все равно – расслабляюсь. Теряю форму.

Оделся, как местные, то есть в турецкое барахло, рубашку и джинсы – и вышел. Привычно сунул волосок в дверной проем – мало ли…

Столуюсь я обычно в Гемини-Кафе – это неподалеку, в порту. Поскольку я всегда прихожу очень рано, когда посетителей почти нет, хозяин дает мне существенную скидку. Здесь не надо бояться торговаться – цены можно снизить не на проценты, а в разы, если знать, как добиться у продавца уважения. Даже если он продаст тебе в минус – потом отобьет на других. Цена здесь для меня – как для своих, то есть примерно соответствует ценам оптового рынка. А рынок здесь, кстати, хороший. Через него снабжается в том числе и Дамаск…

Хозяин ждет меня на террасе, он лысоват, бреется и похож на бандита. Кухня в Гемини-Кафе международная, рассчитанная на туристов, – и это хорошо. Арабская кухня своеобразная, на любителя. Но есть здесь и местная специфика – например, пирог из грецких орехов.

– Салам алейкум, эфенди Искандер. Киф аль халь?

– Альхамдулиллах, все хорошо. Место свободно?

– Конечно… Прошу.

Мы проходим на террасу. Терраса – огороженная, европейского вида – стоит высоко над морем, здесь бухта изгибается полукругом, и очень хорошо виден город, большая его часть. Здесь город стоит как бы на холме, подходящем вплотную к воде, потому улицы узкие, крутые, а застройка своеобразная, уступами – но не арабская, скорее в испанском стиле. Танжер типа. Или испанские анклавы[2]. Я был и там и там. А вы – наверное, не были. Признавайтесь – не были? Не были. Турция, Египет, Бали. Все с вами понятно. Европа уже там не отдыхает…

А я вот о России скучаю…

Нельзя сказать, что я не прижился в Европе, – прижился. Принял, как смог, их правила жизни и даже научился получать удовольствие от буржуазного быта европейских городов. Но все равно – не то это. Чужое. Как ни крути. Что Швеция, что здесь – Тартус. Здесь нельзя просто сесть на лавочку и сидеть под распахнутым синим небом, зная, что тысячи километров в любую сторону – твои и не произойдет ничего плохого…

Ага… хозяин несет первое блюдо. И улыбается, стервец.

– Шукран…

Первое блюдо – это мясо барашка на травах. Рыбу я не ем. Рыба, выловленная в теплых водах, мало того что невкусная, так еще и с запашком. Нет, не порчи – а нефти. С тех пор как израильтяне начали разбуривать офшор[3], в воде чего только нет…

– Аля ваджиб[4]…

Хозяин удаляется – а на террасе появляется первая за этот день туристка. И как назло – направляется ко мне. Мельком успеваю заметить дизайнерские джинсы, обтягивающие длинные стройные ноги.

И идет ко мне. Ну да… конечно. Это у нас в России – русские предпочитают держаться друг от друга подальше, и если есть такая возможность – займут все пустые столики. В Европе – отношения совсем другие.

– Я присяду?

Я пожимаю плечами. Показывая тем самым, что не очень расположен к общению. Но девушка садится. Нашла родственную душу – европейца. Интересно, что она тут делает? Экстремалка? Может, приехала в ИГ на секс-джихад? Среди европеек такое все чаще и чаще. Хотя – а что прикажете делать женщине в стране, где легализованы гомосексуальные браки?

Снова появляется хозяин – улыбка до ушей, если я на него посмотрю, он обязательно подмигнет. Видимо, он считает, что оказал мне услугу, посадив за стол смазливую девицу, – хотя по факту совсем наоборот. Мне не нужны лишние знакомства.

– Кофе.

– Корица? Кардамон?

– С молоком…

Незнакомка говорит по-английски. Судя по всему – следит за весом. Машинально подслушиваю заказ: кофе-латте. Значит, не арабка. Здесь не пьют кофе с молоком – нет такой традиции. Потому что нет молока. А молока нет, потому что нет коров – негде их пасти, нет травы и слишком жарко. В традиционном арабском меню почти нет блюд с коровьим молоком, тем более цельным, – есть только кефир и простокваша.

Я заказываю пирог с грецким орехом, не поднимая головы. Продолжаю есть, чувствуя, как незнакомка смотрит на меня.

Ей что-то от меня нужно.

– Плохое воспитание… – наконец констатирует она.

Я молча киваю. Действительно, у меня очень плохое воспитание. Это подмечали еще учителя в школе.

– Вы Александр Беднов? Нам надо поговорить…

Приносят заказ. Горячий кофе на столе, можно перевернуть стол вместе со всем его содержимым на незнакомку, а дальше одно из двух – либо прыгать вниз, на улицу, либо обыскивать ее.

Но я не делаю ни того ни другого. Возможно, потому что обуржуазился за время жизни в Швеции.

– Нам надо поговорить… – повторяет незнакомка.

Я впервые поднимаю взгляд на нее. От двадцати пяти до тридцати, немного смуглое, как будто загорелое, лицо, миндалевидные черные глаза и слегка вьющиеся волосы. Одета как европейка, очень красивая грудь. Кто она?

– Леди, вы здесь ошибаетесь. Это вам нужно со мной поговорить. Мне это – совершенно ни к чему, понятно?

– Хорошо, мне надо с вами поговорить. Я приехала для этого из Стокгольма.

– Как ваше имя?

Пирог, конечно, вкусный – но не до него. Увы.

– Меня зовут Абаль.

Абаль.

«Дикая роза». Красиво…

Я так и не понял до конца – кто такая моя собеседница. Возможно, европейская арабка. Во Франции, например, есть уже арабы в третьем поколении, французы называют их «берейт». Многие европеизировались, их не отличишь от тех же испанок. В Скандинавии тоже полно всяких – но там они максимум во втором поколении. Дело в том, что у Скандинавских стран не было заморских колоний, и потому арабов с неграми тут стали привечать только в конце девяностых. С этого же времени начался закат знаменитого шведского социализма, а страна превратилась в проходной двор.

– Кто вы?

Она протянула пластиковую карточку. «Афтонбладет», крупнейшая ежедневная газета в Швеции и одна из крупнейших в Скандинавии. Придерживается левых взглядов, с сочувствием относится к антиглобалистам, критикует Израиль.

– Я журналист.

Я усмехнулся. Как же…

– Страна здесь строгая. Вы уже зарегистрировались в министерстве информации? Журналист обязан это сделать, если хочет здесь работать.

– Я не намерена здесь долго оставаться.

– Мудрое решение. Хотя бы потому, что я не намерен общаться с журналистами. И дело не лично в вас.

– Понятное дело. Шпионы не любят публичности.

– Простите?

– Шпионы. Мы знаем о том, что вы агент ГРУ. Российской военной разведки. Ранее – проходили службу в спецназе.

Я улыбнулся. Сирия – неподходящее место для такого рода откровений.

– Как вас зовут, напомните?

– Абаль. Помимо журналистики – я помогаю СЕПО.

СЕПО. Säkerhetspolisen. Полиция безопасности. Основная шведская разведслужба…

– Вы не похожи на агента СЕПО.

– Я не агент. Я помогаю своей стране.

– Швеции, – уточнил я.

– Именно.

– И чего же вы хотите от меня?

– Чтобы и вы помогли Швеции.

Я отпил из бокала.

– Фрекен[5], вы только что обвинили меня в том, что я агент российской разведки. Если это так – я должен помогать своей стране, а не вашей…

Она вдруг наклонилась вперед и посмотрела мне в глаза.

– Помогите нам, пожалуйста… – просто сказала она. Просто – но очень убедительно.

– Фрекен, вы пришли сюда, говорите, что работаете на разведку, и обвиняете в том же самом меня. Это, по крайней мере, неумно – говорить такое в стране, в которой идет гражданская война. И в которой правит клан Асадов.

– Просто выслушайте меня.

– У вас есть пять минут. Даже меньше. Пока я ем этот пирог.

– Мне хватит и одной, – решительно заявила она, – человек, на которого я работаю, занимает важный пост в шведской разведслужбе. Несколько месяцев назад к нему обратились американцы, он мог бы выдать им вас, но не сделал этого, причем даже без просьбы с вашей стороны. Он сделал это, несмотря на то, что вы имели отношение к незаконным действиям в Швеции, связанным с… пиратством.

Здорово. Нет, не то что я удивлен – от современной контрразведки сложно скрыться, они оперируют огромными массивами данных, есть модели подозрительного поведения – и если ты проявляешь активность, то рано или поздно попадаешься. Удивляют две вещи. Первое: то, что шведская разведка хочет договориться. Второе: что они послали ко мне такого переговорщика – посылать женщину в мусульманскую страну само по себе опасно. Так что же они от меня хотят в конце концов?

– Вы считаете меня пиратом?

– Не вас. А Хабиба Фараха Ахмада. Который расстрелял людей из американского посольства. Мы не сожалеем ни о нем, ни о людях из посольства. Ваш друг в шведских разведслужбах теперь посылает вам вот это.

Бордовая корочка. Орнамент. Золотое тиснение. Шведский паспорт…

– Зачем это?

– Откройте.

Я неуклюже, ребром ладони, открыл – ого! В принципе – неплохо сделали. На карточке я сам на себя не похож, но сделано так, что при необходимости можно изменить внешность, и стану один в один. Имя мне не знакомо, но что-то мне подсказывает, что паспорт есть во всех базах данных. Умно сделано.

– Зачем это?

– Паспорт чистый. Ни в каких стоп-листах его нет.

– Для чего он мне?

– Хотите – берите. Хотите – нет. Но мы все равно просим вас оказать нам помощь. Хотя бы как знак благодарности стране, которая приютила вас. И… мы готовы заплатить вам. Как частному детективу. Вы же частный детектив?

– Возможно, – процедил я, – а возможно, и нет.

– Поверьте, я пришла с миром. Да и что вам грозит в Швеции за шпионаж? Несколько лет и камера, похожая на санаторий?

– Годы не вернуть, – сказал я, – в моем возрасте позволить себе потерять даже несколько лет невозможно. Хорошо, допустим, я частный детектив, и вы хотите меня нанять, так? Что надо сделать?

– Вот. Посмотрите…

Поверх паспорта легла фотография. Женщина, джинсовый костюм, какая-то то ли вечеринка, то ли прием.

– Кто это? – спросил я, хотя знал ответ.

– Сана Ахмад. Вы же жили в нашей стране.

Сана Ахмад. В реальности – она Александра Ахмадова, этническая чеченка. Но гражданка Швеции. Отец – чеченский боевик, участвовал в действиях незаконных вооруженных формирований, погиб в две тысячи третьем. Перед этим он успел замочить кого-то из кадыровской милиции, после чего места для семьи Ахмадовых в Чечне больше не было. Мать Саны Ахмад вывезла ее в Швецию, тогда еще толком не разобрались, кто такие чеченцы, а Россию там всегда опасались – и потому без проблем дали позитив[6]. Сана Ахмад закончила школу уже в Швеции, потом за какие-то гранты отучилась в университете и стала журналисткой. Сначала она подвизалась в каком-то антироссийском исследовательском проекте, но потом ушла, не проработав и года, что делает ей честь. Сменила еще несколько работ, после чего стала независимой журналисткой, стрингером. Основные темы, на какие они писала и снимала репортажи, – это Ближний Восток, война, ислам в Европе. То, что она была мусульманкой, открывало ей многие двери на арабском Востоке, а то, что она писала довольно объективно, давало ей уважение, в том числе и со стороны совсем уж отмороженных персон. А знание русского, английского, шведского и западное воспитание позволяли ей «упаковывать» материал так, что он был понятен и приемлем для западного зрителя. Короче говоря, Сана Ахмад была известной величиной в мире журналистики. Ей, кажется, даже какую-то премию журналистскую дали.

– И что с ней?

– Она пропала.

– Когда?

– Несколько дней назад.

– Где?

– В районе Приштины.

Косово. Здорово…

– Что она там делала?

– Она вылетела туда, чтобы сделать серию репортажей. О проблемах интеграции преимущественно мусульманского Косово в Европейский союз, о правах женщин в Косово, о межэтническом примирении…

– А на самом деле? – перебил я.

Абаль вздохнула.

– Наркотики…

Ну да. Наркотики. А о чем еще писать в Косово, как не о наркотиках? Европейцы сами, своими руками сотворили у себя под боком собственный Афганистан. И так и не поумнели с тех пор. Если вы приедете в Косово – то увидите новенькие, гладкие, как стекло, дороги. Это все делается на деньги ЕС и США, хотя Косово не является членом ЕС. Около гладких, как стекло, дорог стоят аляповатые двух- и трехэтажные виллы, похожие на жилища цыганских баронов. Это дома наркомафиози, которых тут никто не наказывает.

– Как она пропала?

– На второй день. Просто выехала из Приштины – и вечером не вернулась в отель. Видимо, хотела встретиться с кем-то из боссов и поговорить.

Детский сад… господи, какой детский сад. Меня это всегда поражало в европейцах – давайте поговорим об этом. Вы торгуете наркотиками? Давайте поговорим об этом. Вы убили собственную бабушку? Давайте поговорим об этом. Вы трахаете собственных детей? Давайте поговорим об этом…

– Один вопрос, Абаль? – сказал я. – Сана Ахмад была вашим агентом?

Абаль немного смутилась.

– Не совсем.

– То есть? Нельзя быть немножко беременной.

– Нас интересовал этот вопрос. Мы понимали, что сами никогда не сможем проникнуть в Приштину, не сможем встретиться с людьми и задать им вопросы. Но нам нужна была информация. Тогда мы наняли Сану Ахмад как стрингера через один из фондов содействия журналистике, заплатили ей за журналистское расследование интересующего нас вопроса.

– Умно.

– Повторяю – мы можем заплатить и вам. Неплохие деньги. У меня есть полномочия.

– Нет.

– То есть?

– То есть – нет, Абаль. Думаю, это знакомое вам слово.

Абаль помолчала.

– Вы можете назвать причину?

– Причину? Да, могу. Почти двадцать лет назад вы, Абаль, вместе со всей Европой разрушили страну под названием Югославия. Возможно, это была не лучшая страна из возможных. Возможно, там были проблемы – с экономикой, с правами человека, со свободой слова. Но чего там точно не было – так это американской военной базы и связанного с ней наркоанклава, снабжающего афганским героином половину наркоманов Европы. Анклав сотворили вы, своими собственными руками. В процессе этого вы нанесли удары по Сербии, дружественной нам стране и дружественному народу. Вы не учли наше мнение и унизили нас. В девяносто девятом вы сознательно поддержали албанцев, хотя видели, кто они такие – наркомафиози и похитители людей. Вы сами создали монстра, который теперь напал на вас. И знаете, как у нас говорят в России? Ешьте сами с волосами…

– Что это значит?

Я перевел на шведский.

– В иносказательном смысле это означает – решайте свои проблемы сами.

– Все совершают ошибки. И государства тоже.

– Верно, Абаль. Все совершают ошибки. Основная проблема не в той ошибке, которую вы совершили двадцать лет назад. А в том, что вы продолжаете их совершать. Теперь вы растите нового монстра – на сей раз на Украине. И – знаете что, Абаль? Я не хочу принимать в этом участия. Никакого.

Я показал на выход.

– Ливан в той стороне. Советую не задерживаться. Служба авиационной разведки здесь работает коряво, но работает.

Абаль достала телефон – белый айфон.

– Я хочу вам кое-что показать.

– Что именно? Свои фото в стиле ню? Боюсь, это ничего не изменит.

Абаль покраснела, но продолжала рыться в своем телефоне.

– Вот…

– Что это?

– Посмотрите…

Я смотрел. Какой-то аэропорт, разгружают самолет. Грузовой «Боинг».

– И что?

– Сана Ахмад прислала материалы о своем первом дне пребывания в Приштине. По ее словам, это аэропорт Приштины, там разгружают самолет. Она написала, что ей удалось получить информацию о том, что в аэропорт Приштины регулярно прибывают подозрительные грузы из Афганистана. И отправитель этих грузов – американское правительство. В лице ЦРУ США и Пентагона.

Я еще раз посмотрел ролик. Это могло быть правдой, а могло и не быть. О том, что американцы используют свои позиции в Косово для доставки наркотиков из Афганистана и потом перепродают их албанским дилерам, которые распихивают отраву дальше, по всей Европе, не говорил только ленивый. Но доказательств не было. И это – тоже не доказательство, если пристально посмотреть. Это просто самолет, из которого выгружают просто ящики. В которых может быть все что угодно, не только героин. Например, трупы американских солдат. Которые везут сюда для того, чтобы скрыть от американской общественности истинные потери американских войск в Афганистане. Или трупы – но афганцев, убитых в процессе дознания, которые везут сюда, чтобы не хоронить там, не рисковать, что захоронения будут вскрыты и на американцев повесят обвинения в пытках и расправах. Стоит такой транзит, конечно, дорого – но не дороже, если потом придется оплачивать многомиллионные иски родственников.

– Это ничего не значит, Абаль. Это – просто ящики.

– Значит, – упрямо сказала Абаль, – это значит, что вам надо сделать выбор.

– Мне?

– Вам. В Швеции существуют люди, которые не согласны с политикой американского правительства и с тем, что творят американцы. Это мы. Группа в составе шведских разведслужб. Это не значит, что мы согласны с Путиным или любим его. Но вы можете нам помочь. Или – остаться в стороне. Выбирайте…

Американское правительство… Надо сказать, мне доставляет удовольствие доставлять американцам неприятности.

– Что конкретно вы от меня хотите?

– Чтобы вы нашли и освободили Сану Ахмад.

– В Приштине?

– Да.

Я улыбнулся.

– Абаль, это полный бред. Начнем с того, что такое Приштина. Это небольшой горный регион, в котором проживают миллион с чем-то человек. Все друг друга знают. И все так или иначе имеют отношение к наркотранзиту. То есть они или сами торгуют наркотиками, либо охраняют тех, кто торгует наркотиками, либо являются членами семей тех, кто торгует наркотиками, либо продают булочки тем, кто торгует наркотиками. Это преступное государство. Все понимают, каков главный источник дохода, – и никто не позволит кому-то лишить его. То есть как только мы появимся, любой, начиная с таксиста в аэропорту, донесет на нас, и вовсе не в полицию. А наркомафия шутить не любит. Вдобавок я никогда там не был, не знаю албанского языка и элементарно не смогу наладить контакт…

– Я знаю албанский.

– Поздравляю. Но это мало что меняет. Это чужая и очень опасная земля.

– Искать не придется.

– То есть?

– Мы знаем, где и у кого находится Сана Ахмад. Надо будет только атаковать и освободить ее…

– То есть она похищена наркомафией?

– Не совсем.

– А кем?

– Я не смогу сказать вам, пока не услышу согласия.

Я откинулся назад на стуле.

– Абаль, а зачем вам я? Вы же представляете государство, так? У Швеции есть антитеррористическое подразделение полиции. Есть неплохие горные егеря. Есть даже боевые пловцы.

– Мы не можем их использовать.

– Почему?

– Как вы не понимаете? Мы считаем, что к похищению Саны Ахмад могут быть причастны американцы. Что если наши солдаты будут вынуждены стрелять и убьют кого-то из американцев? Партнеры по НАТО стреляют друг в друга.

– Швеция не член НАТО.

– Все равно. Мы не можем стрелять в американцев, это полностью исключено.

– А я – могу.

Абаль пожала плечами. Все-таки она очень привлекательна.

– Вы же русский. Мы были впечатлены… эффективностью ваших действий.