Ангелов в Голливуде не бывает

…Похороны состоялись в пасмурный день. Все было как полагается, включая и отпевание в церкви, из чего я заключила, что со священником все же удалось договориться. Джонни лежал в гробу в том же самом костюме, в котором я видела его на свадьбе Винса, но я не узнала человека, которого любила. Над телом как следует поработали, и меня не покидало ощущение, что я вижу не Джонни, а раскрашенную куклу, сохраняющую с ним лишь отдаленное сходство. Что вообще такое – смерть? Вот только что был человек, жил, смеялся, дышал, радовал близких – и вдруг его нет, а то, что было его телом, засовывают в деревянный ящик и закапывают под музыку, которая ему вряд ли понравилась бы, с цветами и венками, на которые он при жизни даже бы не посмотрел. Женщины на похоронах плакали, некоторые причитали в голос, но Роза стояла, как окаменевшая, опираясь на руку своего отца. Мне самой было безумно плохо, но я боялась даже помыслить о том, что творилось у нее на душе.

Ближе к вечеру я вернулась к себе и легла на кровать, не зажигая свет. За стеной мурлыкало радио, на кухне заворчал холодильник, потом умолк. Вместо мыслей в голове проплывали какие-то обрывки слов и ощущений, слезы текли по щекам и скатывались на подушку. Засыпая поздно ночью, я пожелала, чтобы Джонни мне приснился, но он так и не пришел – возможно, потому, что даже при жизни ему было неинтересно слушать, как я его люблю, а после смерти и подавно. Утром я опоздала на работу и получила от начальства выволочку.

12

Будем откровенны: прежде я общалась с Розой и ее родными только потому, что это помогало мне чаще видеться с Джонни. После того как он поставил в своей жизни точку, шагнув в пролет, его семья утратила для меня всякое значение. Несколько раз мне звонил то Рэй, то Тони, то Роза, но я предпочитала быстро сворачивать разговор, а потом вообще перестала отвечать на звонки. В те дни я была совершенно раздавлена, но вместе с тем мне не хотелось ни с кем делить свое горе. Никакие утешения меня тоже не устраивали, потому что я инстинктивно чувствовала, насколько они бесполезны. Но однажды, когда я вышла на Мэйн-стрит в обеденный перерыв, чтобы перекусить, меня окликнул знакомый голос, и, повернувшись, я увидела Сэди. На ней была новая шляпка, очень элегантная, и сумочка у подружки Тони тоже была новая. Сэди объявила, что очень рада меня видеть, и проследовала за мной в кафе, хотя до него было не так уж близко. (Я не любила сталкиваться вне работы с коллегами и оттого предпочитала не ходить в забегаловки возле редакции, которые посещали они.)

– Что-то тебя давно не было видно, – сказала Сэди, садясь за столик и скользнув изучающим взглядом по моему лицу.

– Что, нужно объяснять почему? – вяло заметила я.

– Ну, наверное, не стоило так резко пропадать. Ребята беспокоились, как-то заехали тебя навестить, но старая ведьма их не пустила.

Чудесная миссис Миллер. Я ощутила к ней прилив симпатии.

– Со мной все в порядке, – сказала я. – Шикарная шляпка.

– И не говори! – Сэди оживилась. – Двадцать пять долларов, представляешь? Я ему говорю: зачем такая дорогая, а Тони говорит: да ладно тебе, раз нравится – носи. Купил ее и подарил мне!

– Он что, чинил машину какого-нибудь миллионера? – полюбопытствовала я.

– Машину? – Сэди смутилась. – Нет, ты что… Он теперь в гараже появляется только для виду.

– В смысле, он нашел другую работу?

– А ты разве не в курсе?

И Сэди рассказала, что Винс, Тони, Рэй и Лео отправились к Анджело Торре и попросили его повлиять на священника, который не хотел отпевать Джонни. Торре согласился помочь, но выставил условие, что отныне они будут работать на него, потому что ему нужны люди, и теперь все они входят в его банду.

– Может, мне не стоит этого говорить, – пробормотала Сэди, водя пальцем по краю своего стакана, – но мне не нравится, что Тони впутался… ну, ты понимаешь во что.

Зато ей нравилась шляпка, которую он купил на деньги, заработанные, прямо скажем, вовсе не тем, что переводил через дорогу старушек. По молодости мне казалось, что люди должны проявлять больше последовательности, и даже при всем желании я не могла проникнуться к Сэди сочувствием.

– Боишься, что его могут посадить? – спросила я.

– Не только. Гораздо хуже, если с ним что-нибудь случится. В их бизнесе бывают такие разборки…

Я поймала себя на том, что мне надоело обсуждать Тони, и решила сменить тему.

– Ты работаешь все там же, в Калвер-сити?

– Да.

Сэди немного смутилась, отвечая на самый обычный вопрос. Мне бы задуматься почему. Сейчас-то, конечно, я бы мигом сообразила, что человек, который работает в Калвер-сити, не ездит обедать на Мэйн-стрит, и, стало быть, вероятность того, что он столкнется там с некой машинисткой, равна нулю. Из данного заключения неизбежно вытекало следующее: раз встреча все-таки произошла, значит, она вовсе не была случайной. Но зачем Сэди приезжать, ждать меня у здания редакции, затем изображать радость от якобы неожиданной встречи и вообще тратить на меня свое время? Мы не были подругами и даже не слишком хорошо знали друг друга. Другое дело, если бы кто-то попросил ее разыскать меня и узнать, как у меня дела – например, кто-то по имени Тони Серано.

– Знаешь, – сказала Сэди, чтобы увести разговор от опасной темы, – а я недавно была в центральном актерском бюро. Относила им свое фото и анкету.

Я слышала об этом бюро и знала, что оно в основном подыскивает статистов для массовок.

– Как впечатления? – спросила я.

– Много народу, всюду очереди, так что приходится подождать, пока тебя примут. Мужчинам проще: если он хорошо держится в седле, есть шанс попасть в какой-нибудь вестерн. Вообще неплохо уметь что-то делать: танцевать, например, или говорить по-французски. Чем больше ты умеешь, тем выше шансы, что ты не будешь сидеть без приглашений.

– Тебя уже куда-нибудь пригласили?

– Пока нет, но я ведь только что записалась. К нам в бар ходит один фотограф, он меня и снимал. Посмотрела я на эти фотографии и подумала – а что я теряю? Лучше ведь попробовать, чем ничего не делать и потом терзаться, что ты, может быть, упустила свой шанс.

– Разумно, – сказала я и посмотрела на часы. – Слушай, мне уже пора возвращаться. Была очень рада повидаться с тобой. И не останавливайся, пока не станешь звездой, – полушутя-полусерьезно добавила я.

Сэди расцвела и поправила шляпку.

– Больше ничего не хочешь сказать? – заметила она, вопросительно глядя на меня. – Передать привет ребятам, например…

– А, да. Конечно.

Передай им привет и скажи, что я желаю им удачи в нелегальной торговле спиртным, рэкете или чем еще они там занимаются, съязвила я мысленно. Но только мысленно.

– Ты бы как-нибудь зашла их проведать, – нерешительно сказала Сэди.

– Да, конечно, как-нибудь обязательно, – ответила я, отлично зная, что больше никогда не встречусь с братьями Серано, их матерью или кузеном со шрамами. – Просто… Я ужасно себя чувствовала, когда узнала о смерти Джонни. Я до сих пор ужасно себя чувствую, и если я увижу кого-нибудь из них… я буду думать только о том, кого больше нет, – добавила я изменившимся голосом.

Сэди понимающе кивнула. Мы обменялись еще несколькими незначительными фразами и попрощались.

Вернувшись в редакцию и снимая пальто, я услышала краем уха, как сотрудники обсуждают кого-то из отсутствующих коллег.

– Бросьте, она милая девушка, – сказал фотограф Роджер Экер. – И никакая она не высокомерная, просто застенчивые люди производят такое впечатление.

– Ладно, она не высокомерная, – проворчал Фрэнк Горман. – Но я все равно ее не понимаю. Ни с кем не дружит, никого к себе домой не приглашает…

– А, – оживился фотограф, – так ты хотел бы, чтобы она пригласила тебя к себе домой? Интересно, что об этом подумает твоя жена?

– Иди ты к черту! – рассердился Фрэнк. – Я просто хотел сказать, что это нормально – общаться с теми, с кем работаешь. Хотя бы на день рождения к себе пригласить или на какой-нибудь праздник… Странная она какая-то.

– А по-моему, наша Тат очень даже себе на уме, – объявила Лиззи, дымя сигаретой. – У нее есть словарь, и я сама видела, как она каждый вечер читает по странице. Наверное, чтобы произвести впечатление на какого-нибудь богатого мужика.

Оказывается, коллеги перемывали косточки мне, а про словарь Лиззи знала, потому что некоторое время мне пришлось жить с ней в одной квартире. Сделав над собой усилие, я улыбнулась и подошла к собеседникам.

– Ты уже вернулась? – сказал Фрэнк. – Отлично. Тебя ждет интервью одного ученого, где встречаются какие-то страшные слова вроде «параллелепипеда». Оно у тебя на столе, и его надо перепечатать уже позавчера.

– Никаких проблем, – отозвалась я. – Приходите послезавтра.

Все засмеялись, и Фрэнк – громче остальных.

Через несколько дней, получив свою еженедельную зарплату, я отправилась после работы в универсальный магазин. На улице возле него какой-то тип отвлек меня вопросом, а когда я начала отвечать, вырвал у меня сумочку и бросился бежать. Я кинулась за ним и налетела на пышнотелую даму, которая, схватив меня за руку, стала кричать и ругаться на весь квартал. Кое-как мне удалось избавиться от нее, но к тому моменту мерзавца, укравшего мою сумку, и след простыл. Домой я приехала в совершенно расстроенных чувствах и даже забыла поздороваться с миссис Миллер, когда столкнулась с ней в холле.

– Что-нибудь случилось? – спросила она. – На вас лица нет.

Отступать было некуда, и я выложила ей все, закончив просьбой повременить с платой за квартиру, потому что мне придется где-то занять деньги или отправить матери телеграмму, чтобы она выслала мне несколько долларов.

– Вы уже обращались в полицию? – спросила миссис Миллер.

– Нет, я… Я не успела. И потом, что я им скажу?

– Опишете им вора и его сообщницу, – усмехнулась миссис Миллер. Я изумленно вытаращилась на нее. – Ну да, эта дама, которая вас задержала, наверняка его сообщница. Такие негодяи всегда работают в паре.

– Наверное, вы правы, – сказала я нерешительно, – но я… я никогда не была в полиции. Я не знаю…

– Я пойду с вами, – промолвила миссис Миллер железным голосом. – Подождите меня здесь, я сейчас вернусь. И постарайтесь вспомнить как можно больше примет этой парочки, вам придется подробно их описать.

В то время, о котором идет речь, полиция вызывала в обществе какие угодно чувства, только не уважение. Полицейских презирали за продажность, побаивались за жестокость и вообще старались иметь с ними дело как можно реже. При этом общество предпочитало обходить молчанием то, какие мизерные зарплаты получало большинство работающих в полиции, опасности, подстерегающие их на службе, и десятки, если не сотни погибших при исполнении. В прессе стражи порядка служили излюбленным предметом насмешек, и редкий номер нашей газеты обходился без шпилек в их адрес. Немудрено поэтому, что мысль об обращении в полицию, на которое я имела полное право, не вызывала у меня никакого энтузиазма.

Однако поначалу казалось, что с поддержкой миссис Миллер все пройдет как нельзя лучше. Не снизойдя до разговора с низшими чинами, она твердой поступью добралась до кабинета начальника участка и, преодолев сопротивление секретаря, который не хотел нас пускать, хорошо поставленным звучным голосом изложила суть проблемы.

– Что ж, мэм, должен вам заметить, что вырванная на улице сумка – еще не самое страшное преступление, которое может произойти в нашем городе, – спокойно заметил шеф и повернулся к секретарю: – Джим, кто у нас на месте из отдела краж? Майерс еще не ушел?

Секретарь кашлянул.

– Никак нет, сэр.

– Так что вам к лейтенанту Майерсу, – заключил шеф. – Третий кабинет.

И он обменялся с секретарем многозначительным взглядом, смысл которого мне стал понятен позже.

– У меня тут неподалеку кое-какие дела, – сказала миссис Миллер, когда мы вышли от шефа. – В любом случае, я больше ничем не могу вам помочь, потому что преступников видели только вы.

Я бессвязно поблагодарила ее и поспешила в третий кабинет. Лейтенант Майерс оказался толстяком с редкими волосами неопределенного цвета и маленькими, глубоко посаженными глазками. От его одежды разило потом, и он сидел, закинув одну ногу на край стола и жуя гамбургер. В нескольких слова я объяснила лейтенанту суть дела.

– Сумку, значит, вырвали, – хмыкнул он, дожевывая гамбургер и вытирая руки бумажной салфеткой. – А вы не пробовали покрепче держать ее на улице, мисс? Чтобы не провоцировать воров, к примеру.

Я не знала, что на это можно ответить, и молча села на засаленный стул, на который Майерс мне кивнул.

– Что именно вы запомнили о том, кто вырвал у вас сумку? – спросил лейтенант. Он снял ногу со стола и выжидающе уставился на меня.

– Мексиканец, на вид лет тридцати или около того, – начала я.

Майерс насмешливо прищурился.

– Мексиканец? Вы уверены, что он, к примеру, не аргентинец и не перуанец?

– Вы ведь поняли, что я имею в виду, – пробормотала я.

– С какой стати? Особые приметы у него какие-нибудь были?

– Нет. Я не помню…

Майерс откинулся на спинку стула, сцепил толстые пальцы на брюхе и укоризненно покачал головой.

– Ну и как мне прикажете его искать?

– Он был хорошо одет, – начала я.

– И что? Это не примета.

– И у него была сообщница. То есть я думаю, что она работала с ним в паре, – заторопилась я. – Она задержала меня, когда я бросилась за ним.

– Вы думаете? Вы видели, как они делили деньги из вашего кошелька?

– Нет. Но она…

– Тогда это только ваши подозрения, ничем не подкрепленные, – победно заключил Майерс. – Как она выглядела?

– Толстуха, белая, лет тридцати пяти, может быть, сорока. Брюнетка, сильно накрашена, на шее зоб. Довольно сильная – я не смогла вырваться, когда она меня схватила.

– Ну это уже кое-что, – вздохнул Майерс. – Давайте заполнять официальное заявление.

Рано я радовалась: мой собеседник застрял на моих имени и фамилии, которые сразу же ему не понравились. Он с удовольствием раз за разом перевирал их, наблюдая, как я нервничаю и меняюсь в лице. Не то чтобы лейтенант Майерс был непроходимым тупицей, вовсе нет; негласно в его обязанности входило принять как можно меньше заявлений, чтобы у полиции было поменьше работы. Для того чтобы заставить посетителя уйти, годились любые методы. Кому, к примеру, понравится, когда его имя нещадно коверкают в течение нескольких минут?

– Место рождения? – спросил Майерс.

– Петербург.

– Петербург, штат Флорида?

– Нет. Петербург, Российская империя.

– Вот как? И что же вы у нас забыли?

– Простите? – опешила я.

Майерс усмехнулся.

– Едете к нам со всех концов земли, черт знает откуда, – смакуя каждое слово и отлично понимая, что я не смогу ему дать сдачи, проговорил он. – И что вам дома не сиделось? Плату за жилье из-за вас вздувают, на работу хорошую не устроишься… Сумки у вас на улице вырывают, видите ли. Одни хлопоты из-за вас у коренных жителей…

Тут я увидела возможность его уесть и немедленно ею воспользовалась.

– А я и не подозревала, что вы индеец, – ядовито заметила я. – Скальп снимать будете?

Майерс побагровел. Но я рано праздновала победу.

– Я, между прочим, при исполнении, дамочка, а вы меня оскорбляете, – процедил он с ненавистью. – А что, если я вас за это засажу за решетку?

За дверью кабинета послышались чьи-то шаги, раздался взрыв смеха. Мы сидели с лейтенантом по обе стороны замызганного стола и ели друг друга глазами. Если бы в кого-нибудь из нас в то же самое мгновение ударила молния, оставшийся в живых бы только обрадовался.

– Катитесь отсюда, пока я добрый, – буркнул Майерс. Он скомкал бумагу, которую начал заполнять, и швырнул ее в корзину.

Дверь распахнулась, в кабинет заглянул незнакомый мне детектив – бледный, черноволосый, с живыми черными глазами.

– О, Дик, ты не один? Извини, я не знал.

– Она уже уходит, – ответил лейтенант. – Сучка, – добавил он отчетливо, так, чтобы я слышала.

Чувствуя отвратительное, опустошающее бессилие, от которого слезы подступали к глазам, я вышла из кабинета. Достаточно было один раз обратиться в полицию, чтобы понять, что она заслужила и насмешки, и ненависть, и все те помои, которыми ее поливали в прессе.

– В чем дело-то? – спросил черноволосый, обращаясь к коллеге.

– Да мексикашка какой-то выхватил у нее сумку на улице, – презрительно ответил Майерс. – Делать мне нечего, бегать его искать по всему городу. В другой раз мисс из Петербурга умнее будет.

– А где это случилось?

– Возле универмага.

– Да? Отлично помню это место и ворье, которое там промышляет. Если он был один…

Окончания фразы я не слышала, потому что ушла, дав себе слово больше никогда сюда не возвращаться.

13

Выслушав мой сбивчивый рассказ, миссис Миллер недовольно покачала головой.

– Вам надо стать жестче, мисс, – сказала она. – Я понимаю, это трудно. Вы иначе воспитаны, у вас другой характер. Но вам придется научиться быть жесткой, иначе вам будет в жизни очень тяжело.

– Он не хотел принимать у меня заявление, потому что считал, что это бесполезно, – сказала я. – Что я могла сделать?

– Пойти к его начальству и нажаловаться. Поднять скандал, если необходимо. Вы не должны спускать пренебрежение к себе, иначе кончится тем, что каждый будет вытирать о вас ноги.

И она посмотрела на меня пронизывающим взглядом, который заставил меня поежиться и опустить глаза.

– Миссис Миллер, – сказала я, – я заплачу вам за квартиру, но позже.

– Конечно, вы заплатите, – усмехнулась старая ведьма. – Но подумайте хорошенько над тем, что я вам сказала.

Я подумала, что с таким же успехом она могла посоветовать хрупкой мимозе превратиться в кровожадного тигра, потому что ему легче живется. Миссис Миллер выдала мне запасной ключ от квартиры (мой был в сумке, которую у меня украли), и я отправилась к себе.

У меня еще оставались несколько долларов из суммы, которую мне заплатила миссис Блэйд, но на неделю их не хватило бы. Проще всего было бы взять в долг у кого-нибудь из коллег, но тут я вспомнила, как они обсуждали меня за моей спиной, и обозлилась до того, что у меня заполыхали щеки. (На самом деле, конечно, я все еще переживала унижение, перенесенное в полицейском участке.)

На следующий день я поехала в Калвер-сити, но в подпольный бар, где работала Сэди, меня не пустили – очевидно, мой взвинченный вид не внушал никакого доверия. Еле-еле я уговорила вышибалу позвать ее.

Сэди не на шутку рассердилась, что мне не дали войти.

– Фил, ты в своем уме вообще? – напустилась она на вышибалу. – Это знакомая Тони Серано!

– Извиняйте, мисс, – мрачно сказал вышибала. – Друзьям Тони мы завсегда рады, а подругам – так особенно.

– Сэди, я только на минуту, – сказала я, отводя ее в сторону. – У меня случилась неприятность – выхватили сумку на улице, а там была зарплата за неделю. Ты не одолжишь мне десятку?

– Конечно, без проблем, – сказала Сэди, полезая в карман фартука. – Сумку просто вырвали или оружием угрожали?

Я рассказала ей, что со мной случилось. Сэди отдала мне десять долларов, и я поблагодарила ее от всей души.

– Я верну, как только смогу, – пообещала я.

– Может, зайдешь все-таки? – предложила Сэди.

– Нет, что-то не хочется. Не лежит у меня душа к веселью. Пока, Сэди, не буду больше тебя задерживать.

– Ну пока, – пожала плечами Сэди и удалилась.

Когда я вернулась домой, позвонила миссис Блэйд и спросила, как я смотрю на то, чтобы напечатать ее новый рассказ. Я ответила, что после ее недавнего романа с нетерпением жду новые плоды ее творчества. Миссис Блэйд смущенно хихикнула и объявила, что, если я не против, она будет у меня через сорок минут.

Она приехала через час и начала с того, что вручила мне пятьдесят долларов.

– Вы принесли мне удачу, – торжественно проговорила она. – Помните, вы говорили, что мой роман такой хороший, что его обязательно напечатают? Так вот, его действительно напечатают! И я уже получила аванс – полторы тысячи долларов!

Ее глаза сияли, губы улыбались, на желтоватых увядших щеках расцвел румянец. Было видно, что она упоительно счастлива, а я – я сидела, таращилась на пять измятых десяток на моем столе и чувствовала себя лживой, малодушной, лицемерной и завистливой – безнадежно завистливой. Почему бы, собственно, не позавидовать человеку, который не только написал роман, но и добился того, чтобы за него заплатили несколько тысяч долларов?

– Поздравляю вас, миссис Блэйд, – выдавила я из себя.

И какого черта я поторопилась, взяв в долг у Сэди? Теперь опять придется тащиться в Калвер-сити, объясняться с угрюмым вышибалой, который словно вышел из фильма ужасов и успел отлично обжиться в нашей реальности, и возвращать подружке Тони эти чертовы десять долларов.

Миссис Блэйд вытащила рукопись рассказа и пустилась в пространные объяснения, что именно она хотела выразить. Она была неистощима, но я не перебивала ее. Терпение – понятие растяжимое, и гораздо легче терпеть мелкие недостатки человека, который приносит вам больше пользы, чем вреда. Неожиданно миссис Блэйд умолкла и с беспокойством поглядела на меня.

– Прошу прощения, мисс Коротич, но… У вас все хорошо? Мне кажется… вы как будто мыслями где-то в другом месте…

– Пустяки, миссис Блэйд, – сказала я. – Представьте себе, вчера у меня выхватили сумку со всеми деньгами. – Моя собеседница тихо ахнула. – Я обратилась в полицию, но там со мной были так грубы…

Миссис Блэйд оживилась и пустилась в длинный рассказ о своих собственных столкновениях с полицией. Она согласна со мной: стражами порядка работают совершенно невыносимые люди, которым платят деньги непонятно за что. Когда ее сыну было десять, в дом забрался вор, и если бы миссис Блэйд не проснулась и не подняла шум, не исключено, что их бы всех зарезали в постелях. Полиция, само собой, никого не нашла. Недавно миссис Блэйд оштрафовали на дороге, придравшись к тому, что знак на автомобиле как-то не так висел. Неудивительно, что в газетах только и читаешь, что о всяких гангстерах, которые грабят, убивают и уходят от преследования. На что вообще можно рассчитывать с такими органами правопорядка?

Когда миссис Блэйд наконец удалилась, я почувствовала, что у меня ноет висок.

Я решила, что завтра же верну долг Сэди, но вечером на следующий день я села переписывать рассказ миссис Блэйд, который мне почти понравился (и пятьдесят премиальных долларов тут были ни при чем). В нем говорилось о девочке, о ее детстве, о незлой, но ограниченной матери и отце, который ставит порядок выше всего и не дает вздохнуть своим домочадцам. В истории чувствовалась личная нотка, и я подумала, что миссис Блэйд до сих пор в глубине души таит обиду на своих родителей за то, что они недостаточно любили ее. Я очень хорошо понимала ее, потому что моя мать никогда не любила меня, а отец, по-видимому, считал, что няньки лучше всего позаботятся обо мне, и редко появлялся в детской. Тут я заметила, что сделала несколько ошибок и пропустила кусок текста, и рассердилась на себя. Вытащив листы из машинки, я извлекла копирку, скомкала их и бросила в корзину, после чего продолжила печатать, на сей раз не позволив себе отвлекаться до самого конца рассказа.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

1

Рудольф Валентино (1895–1926) – кинозвезда итальянского происхождения, пользовавшийся исключительной популярностью.

2

Лина Кавальери (1874–1944) – итальянская оперная певица, знаменитая красавица, служившая моделью для многих художников.

3

Мадлен Вионне (1876–1975) и Габриэль Шанель (1883–1971) – французские законодательницы мод.

4

Клара Боу (1905–1965) – одна из самых популярных американских актрис в конце 20-х годов.

5

Имя Мэй (May) по-английски произносится как «май».

6

Фиалковое дерево.

7

Бастер Китон (1895–1966) – выдающийся американский комик. Лучшие его фильмы вышли в 20-е годы, когда он был одновременно актером, сценаристом и режиссером.

8

Яков Слащев (1886–1929) – белый генерал. Послужил прототипом генерала Хлудова в пьесе М. Булгакова «Бег».