Восточный ларец

Восточный ларец

От издательства

Восток «обосновался» в русской литературе очень давно. Описания его имелись еще в древнерусской литературе. Так, в одном из памятников читаем: «Иса – рух аллах, алейхн салам. Алла акбер». Подпись – Ходжа Игасуф Хор о сан п. Истинное же имя автора этих слов – Афанасий Тверитянии, сын Никитин. «В то же лето 6983-е от сотворения мира (1475 от рождества Христова) обрели мы написания Афанасия, тверского купца, что был в басурманской Индии четыре гада, а ходил, сказывает, с послом великого князя московского Ивана и от великого князя Михаила Борисовича Тверского и от владыки (священника) тверского Геннадия за море. И тот Тверитин Афанасий описал путь хожения своего…», – говорится в средневековой Софийско-Львовской летописи.

«Хожения за три моря» – так назвал свое повествование Афанасий Никитин. Путь русского купца пролегал через столицу татар Казань, по реке Волге, через Золотую Орду и Астрахань и Персшо, а кз Ормузда – Персидским заливом по морю в Маскат, оттуда – морем в Чаул и далее – Джунар и Билар. Подобных «хождений» в заморские земли у россиян было немало – купцы и паломники, военнослужащие, сопровождавшие посольства. Некоторые из них оставили свои дневники и таким образом продолжили традицию описания «хождений». «Хождение в Персидское царство» купца Федота Котова в 1623 голу, путевой дневник монаха-странника Василия Григоровича-Барского «Странствования по святым местам Востока» (первая половина XVIII в.), рассказ о путешествии из Оренбурга в Бухару капитана Егора Мейсндорфа в 1820–1821 годах – эти и другие произведения будили воображение тех, кто по каким-либо причинам не мог покинуть родную землю, занимался творческим прудом и получал вдохновение из книг и событий окружающей жизни, искал ответы на насущные вопросы бытия.

В эпоху Екатерины, присоединившей Крым, на русский язык Был переведен Коран. Стихотворцы Российской империи славили победы над чурками, и первым из них был Гаврила Державин, гордившийся происхождением от золотоордынского мурзы Багрима. Он трогательно писал: «Татарски песни из-под спуда как луч, потомству сообщу…»

Мусульманская культура стала одним из источников вдохновения А, С, Пушкина, Во время южной ссылки (1820–1824) поэт соприкоснулся с жизнью черкесов, крымских татар, арнаутов, с бытом мусульман, населявших окраины, сравнительно недавно присоединенные к империи. «Подражание Корану», «Талисман)), «Из Гафиза» – далеко не единственное обращение Пушкина к восточному миру. Тема Востока звучит в поэмах «Кавказский пленник», «Бахчисарайский фонтан».

Восточные сюжеты нашли отражение и в творчестве В. Г. Бенедиктова («Калиф и раб», «Письмо Абдель-Кадера»), А. И. Полежаева («Гарем», «Черная коса», «Султан»), М. Ю. Лермонтова, причем герои Ислама органично соседствуют у него с христианским миром.

Следует отметить, что в русской поэзии довольно редко встречается излюбленная европейскими поэтами формула противостояния Запад – Восток. Для отечественных стихотворцев более характерны поиски взаимопонимания и контактов – культурных, бытовых, военных…

За Лермонтовым к Востоку обратили свой взор Л. К. Толстой («Крымские очерки»), Я. П. Полонский и А, А. Фет. Яков Полонский даже написал драматическую поэму «Магомет» и создал цикл стихов на исламские мотивы – «Татарская песня», «Карнавал», а стихотворения «Из Гафиза», «Похищение из гарема» и «Одалиска» стали шедевром поэзии Фета.

Весь золотой век русской литературы пронизан восточными образами, мелодиями татарских и кавказских несен. В 1835 голу Н. В. Гоголь издал сборник «Арабески», в который вошла статья «Ал-Мамун» о багдадском халифе (813–8 33), много способствовавшем развитию науки и просвещен ил в своем государстве. Но, может быть, самое заветное слово об Исламе сказал Л. Н. Толстой в «Хаджи Мурате».

Интерес Толстого к Востоку был, конечно, не этнографический, а духовно-поэтический. Его и в молодости привлекали песни горцев, их пословицы, а также сказки народов Востока, включая «Тысячу и одну ночь». Высоко оценивал писатель и Коран. В его дневниках 1895–1910 годов неоднократно упоминается пророк Мухаммед.

Во второй половине XIX столетия Михаил Михайлов перепел стихи великих суфийских поэтов Руми, Саади, Джуми. И. Л. Бунин постоянно носил с собой сборник стихов Саади. Б таких стихотворениях, как «Ночь аль-Кадр», «Священный прах», «Сатана Boiy», поэт становится пылким исламским мистиком. Странствующему дервишу, умудренному суфию уподобляется в «Персидских мотивах» и Сергей Есенин.

Почти все русские поэты, писавшие о Востоке и Исламе, были глубоко верующими людьми, православными христианами. Они, конечно, помнили о боевых столкновениях в период татаро-монгольского ига, о русско-туредких войнах, кавказских сражениях. Но, воспаряя мыслью над прошлым и не отбрасывая его, они с интересом, вниманием и доброжелательством вглядывались в лицо данных Богом и историей соседей. Они видели в нем много привлекательного для своих соотечественников.

Вниманию читателей предлагается сборник «Восточный ларец», куда вошли стихотворения русских поэтов XIX–XX веков. Поэты – особые люди, наделенные даром складывав слова в красивые, а потому долговечные формы.

Благодаря их таланту мы можем яснее прочувствовать всечеловеческое единство разных мировых культур, Рассмотреть за романтической экзотикой простых людей дальних стран. Полюбить придуманный стихотворцами Восток, и отчасти понять настоящий, реальный. Приятного Вам чтения!

В. А. Жуковский

Лалла Рук

Милый сон, души пленитель,Гость прекрасный с вышины,Благодатный посетительПоднебесной стороны,Я тобою насладилсяНа минуту, но вполне:Добрым вестником явилсяЗдесь небесного ты мне.Мнил я быть в обетованнойТой земле, где вечный мир;Мнил я зреть благоуханныйБезмятежный Кашемир;Видел я: торжествовалиПраздник розы и весныИ пришелицу встречалиИз далекой стороны.И, блистая и пленяя –Словно ангел неземной,Непорочность молодаяПоявилась предо мной;Светлый завес покрывалаОтенял се черты,И застенчиво склонялаВзор умильный с высоты.Все – и робкая стыдлив остьПод сиянием венца,И младенческая живость,И величие лица,И в чертах глубокость чувстваС безмятежной тишиной –Все в ней было без искусстваНеописанной красой!Я смотрел – а призрак мимо(Увлекая душу вслед)Пролетел невозвратимо;Я за ним – его уж нет!Посетил, как упованье;Жизнь минуту озарил;И оставил лишь преданье,Что когда-то в жизни был!Ах! не с нами обитаетГений чистый красоты;Лишь порой он навещаетНас с небесной высоты;Он поспешен, как мечтанье,Как воздушный угра сон;Но в святом воспоминаньеНеразлучен с сердцем он!Он лишь в чистые мгновеньяБытия бывает к намИ приносит откровенья,Благотворные сердцам;Чтоб о небе сердце зналоБ темной области земной,Нам чуда сквозь покрывалоОн дает взглянуть порой;И во всем, что здесь прекрасно,Что наш мир животворит,Убедительно и ясноОн с душою говорит;А когда нас покидает,В дар любви у нас в видуВ нашем небе зажигаетОн прощальную звезду.

Ф. Н. Глинка

Голубице

Из псалмов Давида

Ах, голубица! голубица!Зачем и я – не то, что ты?Зачем мне так тесна темницаИ недоступны высоты?Как слабы смертного усилья,Коль их бессмертный не скрепил!..Когда б твои златые крыльяИ посребренье между крыл,Я б полетел к горе Сиону,Где вечно светит благодать,Чтоб, к горнему прильнувши трону.От дольней жизни отдыхать.

Илия – Богу

Мы ждем и не дождемся сроковСей бедственной с нечестьем при:Твоих зарезали пророки»,Твои разбили алтари!..Проснись, Бог сил, заговори!Нет места для твоей святыни,И я теперь, жилец пустыни,Я плачу пред тобой один!..А ты им терпишь, властелинЗемли, морей и облаков!Ты терпишь от своих рабов!!!

Бог – Илие

Не сокрушайся, мой пророк!На всё есть час, на всё есть срок;Пускай, кичась, растет порок:Буль зло добру в святой урок!..Но не грусти! Твой господинЗдесь не совсем еще один:Не все пошли к Ваалу в сети!Есть тайные у Бога дета,Есть тайный фимиам сердец,Который обонять мне сладко!..Они бегут ко мне украдкой,И я являюсь втайне к ним;И их лелею, просветляюВысоким, истинным, святым!

Псалом 136

Б стране изгнанья – в Вавилоне,При дальних, неродных реках,Мы по родном своем СионеГрустили молча и в слезах.На серебристых ветках ивыПовесил каждый свой орган,И с струн их отзывы плаксивыСрывала буря чуждых стран.«Зачем для песен ИеговыВы жизнь не взбудитс в струне?Играйте!» – говорят нам. «Что вы?Как нам играть в чужой стране?..Забудь меня, моя десница.Когда тебя забуду я,Иерусалим – царей столица, –Святая родина моя!Припомни, Бог, как сын ЭломаНаш град неистово громил:И меч и пламень б лом из дома,Как лютый вихорь, разносил!..О, б ком дух мести Бог возбудитНа злую Вавилона дщерь,И от кого терпеть ей будетЗа то, что терпим мы теперь?Блажен, кто стоны преселенцевПослышав, на тебя пойдетИ плачущих твоих младенцев,Взмахнув, о камень расшибет!..»

К. Н. Батюшков

Мадагаскарская песня

Как сладко спать в прохладной тени,Пока долину зной палитИ ветер чуть в древесной сениДыханьем листъя шевелит!Приближьтесь, жены, и, рукамиСплетяся дружно в легкий круг,Протяжно, тихими словамиЦаря возвеселите слух!Воспойте песни мне девицы,Плетущей сети для кошниц,Или, как сидя у пшеницы,Она пугает жадных птиц.Как ваше пенье сердцу внятно,Как пегой утомляет дух!Как, жены, издали приятноСмотреть на ваш сплетенный круг!Да тихи, медленны и страстныТелодвиженья будут вновь,Да всюду, с чувствами согласны,Являют негу и любовь!Но ветр вечерний повевает,Уж светлый месяц над рекой,И нас у кущи ожидаетПостель из листьев и покой.

Подражания древним

2Скалы чувствительны к свирели;Верблюд прислушивать умеет песнь любви,Стеня под бременем; рьянее крови –Ты видишь – розы покраснелиВ долине Йемена от песней соловья…А ты, красавица… Не постигаю я.

А. С. Пушкин

Подражания корану

Посвящено П. А. Осиповоа

IКлянусь четой и нечетой,Клянусь мечом и правой битвой,Клянуся утренней звездой,Клянусь вечернею молитвой:Нет, не покинул я тебя.Кого же в сень успокоеньяЯ ввел, главу его любя,И скрыл от зоркого гоненья?Не я ль в день жажды напоилТебя пустынными водами?Не я ль язык твой одарилМогучей властью над умами?Мужайся ж, презирай обман,Стезею правды бодро следуй,Люби сирот, и мой КоранДрожащей твари проповедуй.IIО жены чистые пророка,От всех вы же и отличены:Страшна для вас и тень порока.Под сладкой сенью тишиныЖивите скромно: вам присталоБезбрачной девы покрывало.Храните верные сердцаДля нег законных и стыдливых,Да взор лукавый нечестивыхНе узрит вашего лица!А вы, о гости Магомета,Стекаясь к вечери его,Брегитесь суетами светаСмутить пророка моего.В паренъи дум благочестивых,Не любит он велеречивыхИ слов нескромных и пустых:Почтите пир его смиреньем,И целомудренным склоненьемЕго невольниц молодых,IIIСмутясь, нахмурился пророк,Слепца послышав приближенье;Бежит, да не дерзнет порокЕму являть недоуменье.С небесной книги список данТебе, пророк, не для строптивых;Спокойно возвещай Коран,Не понуждая нечестивых!Почто ж кичится человек?За то ль, что наг на свет явился,Что дышит он недолгий век,Что слаб умрет, как сляб родился?За то ль, что Бог и умертвитИ воскресит его – по воле?Что с небя дни его хранитИ в радостях и в горькой доле?За то ль, что дял ему плоды,И хлеб, и финик, и оливу,Благословив его труды,И вертоград, и холм, и ниву?Но дважды ангел вострубит;На землю гром небесный грянет:II брат от брата побежит,И сын от матери отпрянет.И все прел Бога притекут,Обезображенные страхом;И нечестивые падут,Покрыты пламенем и прахом.IVС Тобою древле, о Всесильный,Могучий состязаться мнил,Безумной гордостью обильный;Но Ты, Господь, его смирил.Ты рек: Я миру жизнь дарую,Я смертью землю наказую,На всё подъята длань Моя.Я также, рек он, жизнь даруюИ также смертью наказую:С тобою, Боже, равен я.Но смолкла похвальба порокаОт слова гнева Твоего;Подъемлго солнце Я с востока;С заката полыми его!VЗемля недвижна – неба своды,Творец, поддержаны Тобой,Да не падут на сушь и волыИ не подавят нас собой.Зажег Ты солнце во вселенной,Да светит небу и земле,Как лен, елеем напоенный,В лампадном светит хрустале.Творцу молитесь; Он могучий;Он правит ветром; в знойный деньНа небо насылает тучи;Дает земле древе сну сень.Он милосерд: Он МагометуОткрыл сияющий Коран,Да притечем и мы ко свету,И да падет с очей туман.VIНедаром вы приснились мнеВ бою с обритыми главами,С окровавленными мечами,Во рвах, на башне, на стене.Внемлите радостному кличу,О дети пламенных пустынь!Ведите в плен младых рабынь,Делите бранную добычу!Вы победили; слава вам,А малодушным посмеянье!Они на бранное призваньеНе шли, не веря дивным снам.Прельстясь добычей боевою,Теперь в раскаянье своемРекут: возьмите нас с собою;Но вы скажите: не возьмем.Блаженны падшие в сраженьи:Теперь они пошли и ЭлемИ потонули в наслажденьи,Не отравляемом ничем.VIIВосстань, боязливый:В пещере твоейСвятая лампадаДо утра горит.Сердечной молитвой,Пророк, удалиПечальные мысли.Лукавые сны!До утра молитвуСмиренно пюри;Небесную книгуДо утра читай!VIIIТоргуя совестью пред бледной нищетою,Не сыпь своих даров расчетливой рукою:Щедрота полная угодна небесам.В день грозного суда, подобно ниве тучной,О сеятель благополучный!Сторицею воздаст она твоим трудам.Но если, пожалев трудов земных стяжанья,Вручая нищему скупое подаянье,Сжимаешь ты свою завистливую длань, –Знай: все твои дары, подобно горста пыльной,Что с камня моет дождь обильный,Исчезнут – Господом отверженная дань.IXИ путник усталый на Бога роптал:Он жаждой томился и тени алкал.В пустыне блуждая три дня и три ночи,И зноем и пылью тягчимые очиС тоской безнадежной водил он вокруг,И кладезь под пальмою видит он вдруг.И к пальме пустынной он бег устремил,И жадно холодной струей освежилГоревшие тяжко язык и зеницы.И лег, и заснул он близ верной ослицы –И многие годы над ним протеклиПо воле Владыки небес и земли.Настал пробужденья для путника час;Встает он и слышит неведомый глас:(Давно ли в пустыне заснул ты глубоко?»И он отвечает: уж солнце высокоНа утреннем небе сияло вчера;С утра я глубоко проспал до утра.Но голос: «О путник, ты долее спал;Взгляни: лег ты молод, а старцем восстал;Уж пальма истлела, а кладезь холодныйИссяк и засохнул в пустыне безводной,Давно занесенный песками степей;И кости белеют ослицы твоей».И горем обьятый мгновенный старик,Рыдая, дрожащей главою поник…И чудо в пустыне тогда совершилось:Минувшее в новой красе оживилось;Вновь зыблется пальма тенистой главой;Вновь кладезь наполнен прохладой и мглой.И ветхие кости ослицы встают,И телом оделись, и рев издают;И чувствует путник и силу, и радость;В крови заиграла воскресшая младость;Снятые восторги наполнили грудыИ с Богом он лале пускается и путь.

Талисман

Там, где море вечно плещетНа пустынные скалы,Где лупа теплее блещетБ сладкий час вечерней мглы,Где, в гаремах наслаждаясь,Дни проводит мусульман,Там волшебница, ласкаясь,Мне вручила талисман.И, ласкаясь, говорила:«Сохрани мой талисман:В нем таинственная сила!Он тебе любовью дан.От недуга, от могилы,Б бурю, в грозный ураган,Головы твоей, мой милый,Не спасет мой талисман.И богатствами ВостокаОн тебя не одарит,И поклонников пророкаОн тебе не покорит;И тебя на лоно друга,Or печальных чуждых стран,В край родной на север с югаНе умчит мой талисман…Но когда коварны очиОчаруют вдруг тебя,Иль уста во мраке ночиПоцалуют не любя –Милый друг! от преступленья,От сердечных новых ран,От измены, от забвеньяСохранит мой талисман!»

Пророк

Духовной жаждою томим,В пустыне мрачной я влачился, –И шестикрылый серафимНа перепугьи мне явился.Перстами легкими как сонМоих зениц коснулся он.Отверзлись вещие зеницы,Как у испуганной орлицы.Моих ушей коснулся он, –И их наполнил шум и звон:И внял я неба содроганье,И горний ангелов полет,И гад морских подводный ход,И дольней лозы проз я бань е.И он к устам моим приник,И вырвал грешный мой язык,И празднословный и лукавый,И жало мудрыя змеиВ уста замершие моиВложил десницею кровавой.И он мне грудь рассек мечом,И сердце трепетное вынул,И угль, пылающий огнем,Во грудь отверстую водвинул.Как труп в пустыне я лежал,И Бога глас ко мне воззвал:«Восстань, пророк, и вижль, и внемли,Исполнись волею моей,И, обходя моря и земли,Глаголом жги сердца людей».

«Стамбул гяуры нынче славят…»

Стамбул гяуры нынче славят,А завтра кованой пятой,Как змия спящего, раздавятИ прочь пойдут и так оставят.Стамбул заснул перед бедой.Стамбул отрекся от пророка;Б нем правду древнего ВостокаЛукавый Запал омрачил –Стамбул для сладостей порокаМольбе и сабле изменил.Стамбул отвык от поту битвыИ пьет вино в часы молитвы.Там веры чистый луч потух:Там жены по базару ходят,На перекрестки шлют старух,А те мужчин в харемы вводят,И спич подкупленный евнух.Но не таков Арзрум нагорный,Миоголорожный наш Арзрум:Не спим мы в роскоши позорной,Не черплем чашей непокорнойВ вине разврат, огонь и шум.Постимся мы: струею трезвойОдни фонтаны нас поят;Толпой неистовой и резвойДжигиты наши в бой летят.Мы к женам, как орлы, ревнивы,Харемы наши молчаливы,Непроницаемы стоят.Алла велик!К нам из СтамбулаПришел гонимый янычар;Тогда нас буря долу гнула!И пал неслыханный удар.От Рущука до старой Смирны,От Трапезунда до Тульчи,Скликая псов па праздник жирный,Толпой ходили палачи;Треща в объятиях пожаров,Валились домы янычаров;Окровавленные зубцыВезде торчали; угли тлели;На кольях скорчась, мертвецыОцепенелые чернели.Алла велик. – Тогда султанБыл духом гнева обуян.

Соловей и роза

В безмолвии садов, весной, во мгле ночей,Поет нал розою восточный соловей.Но роза милая не чувствует, не внемлет,И под влюбленный гимн колеблется и дремлет.Не так ли ты поешь для хладной красоты?Опомнись, о поэт, к чему стремишься ты?Она не слушает, не чувствует поэта;Глядишь, она цветет; взываешь – нет ответа.

Фонтану бахчисарайского дворца

Фонтан любви, фонтан живой!Принес я в дар тебе две розы.Люблю немолчный говор га ойИ поэтические слезы.Твоя серебряная пыльМеня кропит росою хладной:Ах, лейся, лейся, ключ отрадный!Журчи, журчи свою мне быль…Фонтан любви, фонтан печальный!И я твой мрамор вопрошал:Хвалу стране прочел я дальной;Но о Марии ты молчал…Светило бледное гарема!И здесь ужель забвенно ты?Или Мария и ЗаремаОдни счастливые мечты?Иль только сон воображеньяБ пустынной мгле нарисовалСпои минутные виденья,Души неясный идеал?

Из Гафиза

(Лагерь при Евфрате)

Не пленяйся Бранной славой,О красавец молодой!Не бросайся в бой кровавыйС карабахскою толпой!Знаю, смерть тебя не встретит:Лзраил, среди мечей,Красоту твою заметит –И пощада будет ей!Но боюсь: среди сраженийТы утратишь навсегдаСкромность робкую движений,Прелесть неги и стыда!

Д. В. Веневитинов

Песнь грека

Под небом Аттики богатойЦвела счастливая семья.Как мой отец, простой оратай,За плутом пел свободу я.Но тур ков злые ополченьяНа наши хлынули владенья…Погибла мать, отец убит,Со мной спаслась сестра младая,Я с нею скрылся, повторяя:«За все мой меч вам отомстит!»Не лил я слез в жестоком горе,Но грудь стеснило и свело;Наш легкий челн помчал нас в море,Пылало бедное село,И дым столбом чернел над валом.Сестра рыдала – покрываломПечальный взор полузакрыт;Но, слыша тихое моленье,Я припевал ей в утешенье;«За все мой меч вам отомстит!»Плывем – и при луне сребристойМы видим крепость над скалой.Вверху, как тень, на башне мшистойШагал турецкий часовой;Чалма склонилася к пищали –Внезапно волны засверкали,И вот – в руках моих лежитБез жизни дева молодая.Я обнял тело, повторяя:«За все мой меч вам отомстит!»Восток румянился зарею,Пристала к берегу ладья,И над шумящею волноюСестре могилу вырыл я.Не мрамор с надписью унылойСкрывает тело девы милой, –Нет, под скалою труп зарыт;Но на скале сей неизменнойЯ начертал обет священный;«За вес мой меч вам отомстит!»С тех пор меня магометанеУзнали в стычке боевой,С тех пор, как часто в шуме браненОбет я повторяю свой!Отчизны гибель, смерть прекрасной,Всё, всё припомню в час ужасный;И ксякий раз, как меч блеститИ налает глава с чалмого,Я говорю с улыбкой злою:«За все мой меч вам отомстит!»

П. А. Вяземский

Бахчисарай (Ночью при иллюминации)

Из тысячи и одной ночиНа часть одна пришлась и мне,И на яву прозрели очи,Что только видится во сне.Здесь ярко блещет баснословныйИ поэтический восток;Свой рай прекрасный, хоть греховный,Себе устроил здесь пророк.Сады, сквозь сумрак, разноцветноПестреют в лентах огневых,И прихотливо, и приветноОблита блеском зелень их.Красуясь стройностию чудной,И тополь здесь, и кипарис,И крупной кистью изумруднойРоскошно виноград повис.Обвитый огненной чалмою,Встает стрельчатый минарет,И слышится ночною тьмоюС него молитвенный привет.И негой, полной упоенья,Ночного воздуха сгруиНам навевают опольщенья,Мечты и марева свои.Бот одалиски легким роемВоздушно по салу скользят;Глаза их пышут страстным зноемИ в душу вкрадчиво глядят.Чуть слышится их тайный шепотВ кустах благоуханных роз;Фонтаны льют свой свежий ропотИ зыбкий жемчуг звонких слез.Здесь, как из недр волшебной сказки,Мгновенно выдаются вновьДавно отжившей жизни краски,Власть, роскошь, слава и любовь.Волшебства мир разнообразный,Снов фантастических игра,И утонченные соблазны,И пышность ханского двора.Здесь многих таинств, многих былейВо мраке летопись слышна,Здесь диким прихотям и силеСлужили молча племена;Здесь, в царство неги, бушевалоНемало смут, домашних гроз;Здесь счастье блага расточало,Но много пролито и слез.Вот стены темного гарема!От страстных дум не отрешась,Еще здесь носится Зарема,Загробной ревностью томясь.Она еще простить не можетМладой сопернице своей,И тень ее еще тревожитЖивая скорбь минувших дней.Невольной роковою страстьюНесется тень ее к местам,Где жадно предавалась счастьюИ сердце ненадежным снам.Где так любила, так страдала,Где на любовь ее в ответЛюбви измена и опалаЕе скосили в цвете лет.Во дни счастливых вдохновенийТревожно посетил дворецСтрастей сердечных и волненийСам и страдалец, и певец.Он слушал с трепетным вниманьемРыданьем прерванный не разИ дышащий еще страданьемПечальной повести рассказ.Он понял раздраженной тениЛюбовь, познавшую обман,Ее и жалобы, и пени,И боль неисцелимых ран.Пред ним Зарема и Мария –Сковала их судьбы рука –Грозы две жертвы роковые,Два опаленные цветка.Он плакал над Марией бедной:И образ узницы младой,Тоской измученный и бледный,Но светлый чистой красотой.И непорочность, и стыдливостьНа девственном ее челе,И безутешная тоскливостьПо милой и родной земле.Ее молитва пред иконой,Чтобы от гибели и злаНебес царица оборонойИ огражденьем ей была, –Все понял он! Ему не новоИ в чуже сознавать печаль,И пояснячъ нам слово в словоСердечной повести скрижаль.Марии девственные слезыКак чистый жемчуг он собралИ свежий кипарис, и розыВ венок посмертный он связал.Но вместе и Заремы гневнойЛюбил он ревность, страстный пылИ отголосок задушевныйВ себе их воплям находил.И в нем борьба страстей кипела,Душа и в нем от юных летСтрадала, плакала и пела,И под грозой созрел поэт.Он передал нам вещим словомВсе впечатления свои,Вес, что прозрел он за покровом,Который скрыл былые дни.Тень и его здесь грустно бродит,И он, наш Данте молодой,И нас по царству теней водит,Даруя образ им живой.Под плеск фонтана сладкозвучныйЗдесь плачется его напев.И он – сопутник неразлучныйМладых бахчисарайских дев.

Е. А. Баратынский

Переселение душ

Зевес, любя семью людскую,Попарно душ и сотворилИ наперед одну мужскуюС одною женской согласил.Хваля всевышней благостыне!Но в ней нам мало пользы ныне:Глядите! ныне род людской,Размножась, облил шар земной:Куда пойду? мечтаешь с горем,На хладный север, знойный юг?За Белым иль за Черным моремБлуждаешь ты, желанный друг?Не всё. Залача есть другая.Шатаясь по свечу, поройСтолкнешься с родственной душойИ рад; но вот беда какая:Душа родная – нос чужойИ посторонний подбородок!..Враждуют чувства меж собой;Признаться, способ мировойНаходкой был бы из находок!Но он потерян между нас,О нем живет один рассказ.В земле, о коей справедливоНам чудеса вещает старь,Б Египте жил-был славный царь,Имел он дочь – творенья диво,Красот подсолнечных алмаз,Любовь души, веселье глаз;Челом белее лилий Нила;Коралла пышного морейУстами свежими алей;Яснее дневного светилаУлыбкой ясною своей.В пределах самых отдаленныхНосилася ее хвалаИ женихами привелаК ней полк царей иноплеменных.И Мемфис-град заликовал!В нем пир за пиром восставал.Светла, прелестна, восседаяВ круг) любовников своих,Моя царевна молодаяСовсем с ума сводила их.И всё бы ладно шло; но что же?Всегда веселая, онаВдруг стала пасмурна, грустна,Так что на дело не похоже.К своим высоким женихамВниманье вовсе прекратилаИ, кроме колких эпиграмм,Им ничего не говорила.Какая же была вина,Что изменилась так она?Любовь. Случайною судьбоюДержавный нир ее отцаУкрасить лирною игроюПризвали юного певца;Не восхвалял он Озирида,Не славил Аписа-быка,Любовь он пел, о Зораида!И песнь его была сладка,Как вод согласное журчанье,Как нежных горлиц воркованье,Как томный ропот ветерка,Когда, в полудень воспаленный,Лобзает он исподтишкаЦветок, роскошно усыпленный.Свершился вышний приговор.Свершился! никакою силойНеотразимый, с этих порПред ней носился образ милой;С тех пор в душе ее звучал,Звучал всечасно голос нежной,Ее питал, упоевалТоскою сладкой и мятежной!«Как глупы эти дикари,Разноплеменные цари!И как прелестен он!» – вздыхая,Мечтала дева молодая.Но между тем летели дни;Решенья гости ожидали,Решенья не было. ОниУже сердшъся начинали.Сам царь досадою вскипел;Он не охотник был до шутокИ жениха, чрез трое суток,Избрать царевне повелел.Была, как громом, речью гневнойМладая дочь поражена.На что ж, в судьбе своей плачевной,Решилась, бедная, она?Рыдала долго Зораида,Взрывала сердце ей обида,Взрывала сердце ей печаль;Вдруг мысль в уме ее родилась,Лицом царевна проясниласьИ шепчет: «Ах, едва ль, едва ль…Но что мы знаем? статься может,Он в самом деле мне поможет».Вам рассказать я позабыл,Что в эту пору, мой читатель,Столетний маг в Мемфисе был,Из иды вещий толкователь.Он, если не лгала молва,Проник все тайны естества.На то и жил почтенный дядя;Отвергнув мира суету,Не пил, не ел, не спал он, глядяВ глаза священному коту.И в нем-то было упованье;К нему-то, милые друзья,Решилася на совещаньеИдти красавица моя.Едва редеет мгла ночная,И, пробуждаться начиная,Едва румянится восток;Еще великий Мемфис дремлетИ утро нехотя приемлет,А уж, покинув свой чертог,Б простой и чуждой ей одежде,Но страха тайного полна,Доверясь встречной надежде,Выходит за город она.Перед очами ЗораидыПустыня та, где пирамидыЗа пирамидами встаютИ (величавые гробницы)Гигантским кладбищем ведутК стопам огромной их царицы.Себе чудак устроил тутФилософический приют.Блуждает дева молодаяСреди столицы гробовой;И вот приметен кров жилой,Над коим пальма вековаяСтоит, роскошно помаваяШироколистненной главой.Царевна видит пред собойОбитель старца. Для чего жеОстаповилася она,Внезапно взором смущенаИ чутким ухом настороже?Что дланью трепетной своейОбъем лет сердце? что так пышетЕе лицо? и грудь у нейЧто так неровно, сильно дышит?Приносит песнь издалекаЕй дуновенье ветерка.