Птица Ночь

В 71-е лето полностью защищена по ЛРВБ от гнусных подозрений в отравлении супругов.

Говорунного образа мышления не имеет.

В потреблении бетеля замечена. К мужчинам пристрастна.

Видит цветные сны сомнительного содержания».

«Единственное, что эта баба сделала за свою жизнь хорошего – её знаменитый состав. Как сейчас помню: гной крокодила, мозг бешеной обезьяны, сок мухомора и утренняя моча осла в равных пропорциях на стакан морской воды. Ни цвета, ни запаха – можно нюхать, можно так пить! Смерть от судорог в течение недели обеспечена. Десять лет мы этим составом пользовались. Правда, сейчас есть и поновее – Изучения идут вперёд. А ей теперь уже яды не нужны. Бабушка за неё горой. Бабушка ведь тоже человек, не без слабостей… Да, с ней будет трудно, но без поддержки Неугомонных Матерей нам с Римовалсом не обойтись. Да и мне потом они пригодятся. Глупейшее собрание глупейших баб, но там все влиятельные женщины Родни. Без них никуда. Помню – обхохочешься! – был случай. Приехала одна дурочка из Отдалённой Родни и стала доказывать, что у неё действительно 43 отпрыска, как положено по Уставу Сообщества. Так эти бабы её так запутали, что она вконец рехнулась и объявила себя бесплодной. В этом Сообществе у половины вообще детей нет. Например, у Агни. Ну, заплатила, конечно, немало. Опять без Бабушки не обошлось. Политическая поддержка Агни… Ладно, в постели договоримся. Других разговоров она не признаёт…»

У Йердны был хлопотливый день. Он ещё долго вызывал к себе то одного, то другого сынка, раздавая многообразные поручения, ездил по Столице, побывал и в вонючих притонах, и в благоуханных дворцах, в ничем не примечательных домах встречался с ничем не примечательными людьми, провёл полчаса на докладе у Бати Дружбы и час у его любовницы, а потом послал длинный свиток папируса Римовалсу и сразу же получил от него ответ. И на уклоне дня он ещё сидел за своим столом и что-то писал, ожидая, что скоро появятся носильщики и отнесут его домой, где был уже накрыт скромный ужин, приготовленный матерью. Так начал Йердна самое важное дело своей жизни.

ЙЕРДНА (сон)

Странное, странное привиделось ему. Какая-то равнина, белая, белая, ослепительно белая, как будто бы песок, но совсем не песок. Над горизонтом огромное солнце, но не жарко, нет, скорее, холодно. А впереди… впереди какие-то ямы, они тянутся слева направо, они почти в рост человека, и в них стоят люди, много людей. И он видит только их затылки. Люди смотрят за горизонт.

Йердна ползёт по этому странному белому песку, и песок обжигает его холодом. Но ему надо, обязательно надо добраться до этих людей, которые упрямо смотрят в белую, тревожную пустыню. Он знает, чего они ждут, и так же, как они, со страхом слушает звуки, тяжёлые звуки, приближающиеся из-за горизонта.

Йердна не гонит страх, он знает, что это бесполезно. Так же бесполезно, как попытаться повернуть назад, предать этих людей, чьи тёмные затылки видит он посреди белой пустыни…

27 января

ЯСАВ (явь)

«Ну где же Анири?» – спросит Римовалс. («Не забывай, что если меня возьмут в Квартиру, мы не сможем видеться. У меня есть снадобье, которое вызывает сыпь на теле») – «Она больна», – отвечу я.

«Что с ней?» – спросит Римовалс. («Все подумают, что у меня песочная болезнь и побоятся беспокоить меня до родов. В прошлом году у нас была страшная эпидемия») – «У неё песочная болезнь», – отвечу я.

«В каком она состоянии?» – спросит Римовалс. («Скажешь, что пока есть сыпь на теле, болезнь заразна. Когда сыпь проходит, бывает, выздоравливают») – «Она не впустила меня к себе, боялась заразить», – отвечу я.

И тут он скажет: «Я пошлю к ней лучших лекарей Столицы. Она нужна нам немедленно» – И что я тогда ему отвечу, о демоны! Зачем я послушался Анири, зачем?! («Я не знаю, в чём дело, но чувствую, что я в опасности. Выдумка о прощении преступников – только уловка, я уверена в этом. Отец рассказывал мне о Семье – эти люди никогда и никого не прощают… Они отнимут ребёнка, а нас – нас могут даже убить») Что я ему отвечу? – Не знаю. Неужели Анири всё-таки права? Не могу поверить. Но она так убеждена, так боится… Придётся врать до конца…

В свете утреннего солнца мёртвый, безлиственный лес пугал человека ещё больше, и он гнал бизонов по пыльной дороге, нещадно стегал их бока, понукал их неразборчивым криком, стараясь заглушить в себе страх перед неотвратимым разговором в Столице. Но солнце упрямо поднималось вверх, укорачивая тени, и вскоре кончился лес, и под колеса легла степь, промелькнувшая мгновенно, и человек увидел Столицу».

А дочтёт ли кто-нибудь до этих страниц? Утомительная мешанина эпизодов, разнобой стилей… Ведь чего ждут от фантастики – остренького сюжета с понятной моралью: «уважайте труд роботов» или «берегитесь пришельцев». Или же – прозрачных намёков, подмигивания из-за угла, кукишей в кармане. Но что же делать, дорогие мои, если всякая мысль о человеке сложна. А я пишу о человеке. И сюжет – остренький, да с двух концов, и мораль понятна, да не так, и кукиши есть, да не в ту сторону – и всё потому, что фантазия моя стоит на земле, на прекрасной нашей круглоголовой Земле.

Так что бросайте в сторону это сочинение. Дальше будет ещё хлеще. Вперёд, Георгий!

29 января

ЯСАВ (явь)

– Слушайте, слушайте речь Бабушки! Слушайте все! Слушайте великое обращение Бабушки к народу! Милые дети, сказала Бабушка! – разносились по всей Столице голоса вестников.

– Три месяца назад наши доблестные молодцы нанесли сокрушительный удар Врагу, сказала Бабушка! Эта Великая Победа неслыханно укрепила Великую Соединённую Родню! Для Родни наступило время спокойствия и благоденствия. Она вновь стала цветущим краем! Но Гнусный Враг на Каверзном острове не оставляет своих коварных поползновений, сказала Бабушка! Мы узнали, что опять он готовится к нападению. Но теперь мы дадим ему последний, сокрушительный отпор! Милые дети, храбрые молодцы, готовьтесь к 87-й Великой Войне с Гнусным Врагом. Батям уже отданы соответствующие распоряжения, сказала Бабушка! В трудный час, как всегда, нам поможет моя Семья и я сама! Все мои домочадцы, преодолевая неимоверные трудности, помогают мне в Великой Беременности.

А мы сделаем всё, чтобы завершить её достойно, сказала Бабушка! Милые дети! Борьба с поползновениями врага потребует от нас всех ужасного напряжения сил. Просто ужас, как надо нам с ним расправиться, сказала Бабушка! И в эти дни мы не в состоянии тратить время ни на что другое, просто ни к чему нам это, милые дети! Поэтому я приняла Великое решение, сказала Бабушка! Мы не распустим листья до окончательной победы над Гнусным Врагом! Правильно я говорю, детки, сказала Бабушка!

– Ура! Ура! – кричали вестники, и этот крик подхватили толпы, собранные на улицах.

Повозка из чёрного дерева остановилась у Квартиры.

– Наконец-то, – сказал Римовалс, поднимаясь с кресла. – Ну а где же Анири? Вводи её.

Ясав начал сбивчиво рассказывать о том, что произошло с Анири, но Римовалс даже не дослушал до конца.

– Пойдём, – сказал он. – Будешь говорить с Бабушкой.

Ясав вытер пот.

Тридцать шесть лестниц миновали они и два перехода, пока не подошли к резным сандаловым дверям, прошли их, а потом прошли дверь, сверкающую драгоценными камнями, а потом – обитую шёлком, а потом – украшенную сияющей бронзой, и на всём пути вытягивались перед ними шлемоносцы. Наконец они очутились у обычной двери, выкрашенной белой краской. Шлемоносцев подле неё не было.

– Дальше пойдёшь один. Входи.

Ясав оказался в совершенно пустой комнате с крашеными полами. Ясав рассудил, что пристойнее всего было бы лечь ничком на пол. Так он и сделал, не успев как следует осмотреться. Он услышал, как Римовалс запер за ним дверь и полностью предался в руки судьбы. Так он лежал долго, ожидая услышать шаги, но ни звука не раздалось вокруг.

– Здравствуй, Ясав, – неожиданно прозвучал над ним мужской голос. Ясав осторожно поднял глаза.

В двух локтях от своего лица он увидел корявые ступни с жёлтыми ногтями, волосатые ноги в старческих прожилках и край серого хитона из грубого полотна.

– Здравствуй, Ясав, – повторил мужской голос, и Ясав взглянул в лицо говорившего.

Он увидел лысоватого старика с кустистыми бровями и носом-пуговкой. Старик беспокойно потирал давно небритые щёки.

– Вставай, детка.

Ясав поднялся, машинально отряхнул коленки.

– Не бойся, у нас чисто. Я – Бабушка.

– Какая Бабушка? – растерянно пробормотал Ясав.

– Великая, сынок, – укоризненно ответил старик.

– Вы…

– Да, да – я. Видишь, сынок, какое доверие мы тебе оказали. Теперь ты знаешь главную тайну Семьи. Понимаешь, настоящая Бабушка, та самая, великая, основательница Родни, умерла уже сорок лет тому назад. Но народ-то привык к ней! Вот Семья и решила – оставить всё, как было. А пост Бабушки занял её сын. Так и пошло. Я уже седьмой Бабушка. Согласись – неразумно нарушать традицию.

– А как же Беременность?

– В этом-то всё и дело. Сам понимаешь, я-то рожать не могу. А ведь каждый год надо! Опять же традиция. Первая-то Бабушка сначала исправно рожала. Раз сорок, по-моему. Пришлось сохранить обычаи. Решили так: баб в Семье полно, каждый год какая-нибудь на сносях. Ни разу осечки не было. А в этом году как получилось: одну выбрали – на тебе, выкидыш! У запасной – семимесячный, мёртвым родился. Спасибо Римовалсу – вспомнил про Анири. Ведь у нас закон есть, неписаный, но твёрдый: баба любая, но обязательно из Семьи. Чтобы не раздувать штаты – постов не так уж много. Теперь понял? И ничего страшного нет – Анири вернём в Квартиру, тебя введём в Семью… Что, не ожидал? Э, да тебя ноги не держат! Пошли сядем, что ли?

В углу комнаты была ещё одна дверь, окрашенная под белый цвет стен – Ясав не заметил её сразу. Эта комната резко отличалась от первой. Все четыре стены, пол и даже потолок были обиты голубыми коврами с длинным мягким ворсом. В углу, на потолке, прямо над широким ложем, накрытым шкурами не то ягуаров, не то барсов, висело огромное зеркало. На шкурах лежало с дюжину кошек. Посреди комнаты находился стол, уставленный глиняными сосудами разной высоты.

– Присаживайся, дорогой… – кивнул Бабушка на одно из кресел около стола и повернулся к кошкам: – Кис-кис-кис-кис…

Ленивые кошки не отозвались, и тогда Бабушка, недовольно хмыкнув, подошёл к ложу, взял за шкирку толстого белого кота, поднёс его к столу и посадил между сосудами. Держа кота, чтобы тот не удрал, свободной рукой Бабушка налил в деревянную плошку сок из ближайшего сосуда. Кот пить не захотел. Тогда Бабушка ткнул его несколько раз носом в плошку и сбросил со стола. То же самое он проделал с грациозной серой кошечкой, только сок налил ей из другого кувшина.

– Теперь подождём, сынок, – сказал он растерянному Ясаву. И подмигнул. – На кого ставишь?

– Не понял… Виноват, – промямлил Ясав.

– Сейчас поймёшь! – засмеялся Бабушка с некоторым злорадством. И действительно – не прошло и минуты, как серенькая кошечка странно зашаталась, упала на ковёр и испустила дух. Толстый белый кот невозмутимо посмотрел на неё, облизнулся в последний раз и снова вскочил на ложе.

– Вот всегда так, – вздохнул Бабушка. – Мне этот толстый подлец давно надоел, да везёт ему, уже две недели не попадается… А кошечку жалко… – Бабушка, кряхтя, наклонился, поднял умершую и швырнул её в открытое окно.

– Видишь, – обратился он к Ясаву, – это мои внуки развлекаются. Хорошо им, малолетним, современных медленно действующих ядов не достать… – В то же окно Бабушка выкинул сосуд с отравленным напитком.

– А теперь выпьем, – весело сказал Бабушка и налил из второго сосуда сначала Ясаву, потом себе. – Неплохой сок. Ты такого ещё не пил…

Ясав не почувствовал вкуса, только пересохшей гортанью ощутил холод напитка.

– Нравится?

Ясав кивнул.

– То-то же! А теперь сознавайся, шельма! Нечего старику врать: ишь, песочная болезнь, песочная болезнь!.. Я Анири ещё девчонкой помню – хитрющая была! И тебя врать заставила – так ведь, правильно? Ну признайся, что соврал, а?!

Ясав открыл рот, чтобы сказать: «Нет!», но тут услышал свой голос, прозвучавший незнакомо и хрипло: «Да!»

– Вот и молодец! Настоящий мужчина! Слово Бабушки, ты мне нравишься! Значит, привезёшь её?

– Привезу, – опять прохрипел Ясав, уже немного успокоенный.

– Вот и славненько! Ты меня совсем утешил! А то уж я не знал, что делать! Такой скандал назревал! Речь-то мою слышал, небось? Думали, войну начинать придётся, чтоб замять это дело. Песочная болезнь – не шутки. Нашли, чем баловаться! Я ведь тебе было поверил… Ну всё хорошо, что хорошо кончается. Теперь подумаем насчёт тебя… Хочешь быть моим племянником? Третьим – для начала. Я бы лично тебя и вторым сделал, но пока мест нет. Работать будешь или только финики жевать и этими… массажами заниматься? У нас в Семье много таких бездельников…

– Да я бездельничать не привык… Проверьте в деле.

– А что думаешь – и проверим! Будет у меня к тебе, сынок, личная просьба. Ты уже видел, что с листьями стряслось. Теперь ты свой, открою ещё одну тайну. Мы распускания не откладывали, мы сами не знаем, в чём дело. Чтоб разобраться, создали комиссию, но Римовалс подобрал таких людей, что, боюсь, они там все перессорятся. Люди-то неплохие, кроме, пожалуй, пройдохи Йердны, римовалсова любимчика, но вместе у них ничего не получится – каждый в свою сторону тянуть будет… Ты человек новый, незнакомый, зла никому пока не сделал. Поработай вместе с ними, где надо – помири, где надо – помоги. Заодно и послушай – мне, старику, всё интересно знать… Понял мысль?

Ясав понял. В тот же день личным рескриптом Великой Бабушки он был назначен Третьим Племянником и членом секретной комиссии по расследованию лиственных козней. К утру следующего дня Ясав привёз Анири в Квартиру.

Сегодня долго стоял перед зеркалом, когда все уже легли. Вот он, носик-пуговка, вот они, кустистые брови… Вылитый Бабушка. Да если б и дедушка – что толку?..

Всё из-за голоса. Опять его сегодня слышал, часов в восемь. Та же песенка, что и в прошлый раз, но слов не разобрать, хоть и ухо к стенке прижал. Как их там называют – контральто, сопрано?..

31 января

АГНИ (сон)

…Шлюха, шлюха подзаборная, за что ж он тебя любит?.. Сено шуршит… Или это мыши возятся? Открою глаза – увижу его, сумасшедшего…

– Вставай, подружка.

– Не хочу.

– А чего хочешь?

– Сам знаешь…

– Сначала жратвы надо раздобыть… Поднимайся, милашка. Только сено из зада вынь, а то люди добрые решат, что ты травоядная…

– А ты штаны застегни – было б чего показывать…

– Я же не святоша, чтобы у меня штаны распирало, от работы не отлыниваю, держусь до последнего, пока сама пощады не попросишь… Ладно, я пошёл. В этой деревне одни куркули да злыдни, песен не любят, так что у тебя здесь работы не будет. Я уж сам с ними поговорю, по-своему…

Он уходит вниз, по косогору, перед ручьями оборачивается – я смотрю на него. Когда-нибудь, когда-нибудь он попадётся – болтаться ему на виселице…

АГНИ (явь)

«Ух и хитрющая рожа у этого Римовалса. Бедный Бабушка! Политика – жестокая вещь… Может, намекнуть ему как-нибудь? Да нет, пока Римовалс нужен… Тоже мне, хитрец! Бедный, бедный Бабушка, бедный мой старичок… Ты уж меня прости… А может, ещё и простит, если успеет… Всё-таки я ему многим обязана…»

Агни медленно оглядывала себя в зеркало. Вокруг возились несколько служанок. Одна из них, искусница, купленная за большие деньги, укладывала рыжие локоны. Вторая подкрашивала ресницы, третья тихонько, ласково скребла подмышками, четвёртая, с тазиком в руке, медленно обмывала груди кобылиным молоком, пятая натирала редкими благовониями спину, шестая массировала живот ароматическими маслами, седьмая смазывала ягодицы и бёдра жасминовой эссенцией (Ох, держись, Йердна!); восьмая, стоя поодаль, читала новое собрание любовных эпиграмм, а ещё какая-то растридесятая нашёптывала на ухо самые последние городские новости.

Всё это стоило немалых денег, и никаких мужей не хватило бы Агни, чтоб сколотить достаточное состояние, если б не благодетельные милости Бабушки. Правда, за эти-то милости Агни платила с лихвой, а в последнее время благодетель всё чаще стал отказываться принимать долги. Годы!

В общем, Агни полагала, что они в расчёте, и теперь только чувство старой привязанности, – которые она с некоторым удивлением обнаружила в себе, – только это чувство (а другого никогда и не было) немного мешало ей действовать.

«Ай-яй-яй, этой морщинки я раньше не замечала. Надо будет отменить утренние ванны – лишняя вода сушит кожу. Итак, Римовалс. Римовалс и Йердна? Или наоборот?»

– Оставь, – сказала Агни служанке, аккуратно сообщающей скучные новости о рогоносцах и рогоносицах. Агни знала все эти новости на пять лет вперёд.

– Ты свободна, – отпустила она рабыню, читающую эпиграммы. Ей хотелось сосредоточиться.

«Стало быть, выражено пожелание, чтобы я прислушалась к словам Йердны. Он, дескать, скажет мне что-то новое. Ох, дураки, дураки. Давно, кстати, не пользовалась я своим средством… Надо захватить с собой – в такой компании всё может пригодиться. Впрочем, сам Йердна совсем недурён. Посмотрим…

Интересно, этот пузан Авов ещё помнит зло? Когда это было – в прошлом году, что ли, очень уж ему захотелось со мной переспать. Он, конечно, не в моём вкусе, но всё-таки зять Бабушки, я бы не отказала, а он как начал чихать в самый такой момент… Я уж распалилась, помню, – со злости ему чуть ухо не оттяпала. Он со стыда убежал, так до сих пор еле здоровается…

Кто совсем не в счёт, так это Муан. Говорят, он с бабами ни-ни. И мяса не ест… Хотя, кто его знает, этого умника, что у него за душой. Может, как раз и соберётся бежать с Материка. Мне это совсем ни к чему…

Ох, Агни, Агни, втравили тебя в историю… Но делать нечего, придётся поработать…»

Новые рабыни принесли одежды. Сегодня Агни выбрала зелёные тона: во-первых, они шли к её рыжим волосам, а во-вторых, Агни любила символику – дело всё-таки касалось листьев.

К полудню изящные носилки, занавешенные розовым шёлком, были поданы, и Агни, легко впрыгнув в них, отправилась в Квартиру.

Шлемоносцы у входа строго, но, как всегда при её появлении, чуть-чуть кокетливо вытянулись. Агни знала их в лицо и, весело кивнув им, вошла внутрь. Она хорошо изучила внутреннее расположение и без труда нашла комнату, выделенную для первого заседания.

– Привет тебе, высокороднейший Авов, – немного лукаво произнесла она формулу.

Авов был не один. И Муан, и Йердна уже сидели в глубоких креслах вокруг стола. Там же, у стола, лицом к двери, сидел незнакомый Агни человек с бляхой Третьего Племянника Бабушки. Бляху она заметила потом, а сначала в глаза ей бросились руки человека, лежащие на подлокотниках. Именно такие, чуть грубоватые, но ощутимо нежные, должны быть руки мужчины. Глаза были синими, как майское небо, и они были умны и угрюмы и смотрели прямо.

Йердна прятал глаза, Муан прищуривался, а глаза Авова напоминали телячьи.

«Он моложе меня!» – почему-то с отчаяньем подумала Агни.

– Познакомьтесь, – пропыхтел Авов, не отрываясь от кресла. – Уважаемый Ясав назначен в комиссию лично Бабушкой. Бабушка рекомендовала его как хорошего, милого парня, который, несомненно, поможет нам покончить с этим каверзным вопросом. – Было заметно, что Авов не первый раз сегодня говорит эти слова. И Йердна, и Муан непроизвольно кивнули, как бы подтверждая, что и они слышали о Ясаве то же самое.

Человек встал и улыбнулся.

АГНИ (сон)

…Уже два года вместе, он и меня научил по-своему разговаривать, а его все Острословом живут. Только вот похожие слова в конце ставить никак не научусь. Зато танцевать умею.

Вон, в прошлом месяце, он на свадьбе в одной деревне чуть не все свои песни спел, а я ноги в кровь сбила – потом целовал! – зато и набрали на неделю житья.

А когда воровать приходится, он меня с собой не берёт.

– Виселица, – говорит, – двоих не выдержит. Вор на воре сидит, дерево гнилое поставляют… Ещё палача зашибём до смерти – не возьмут к себе нас черти и отправят к Богу в рай, а там скучища – помирай. Да второй раз не помрёшь. Сиди уж лучше дома…

Его-то виселица выдержит – он худой. Ах, что ж мне, что ж мне тогда делать?!

ЯСАВ (явь)

Итак, Ясав встал и улыбнулся. Улыбнулся он от смущения, потому что с самого утра ничего не мог понять.

Ясав пришёл на первое заседание точно к назначенному часу, но в комнате никого не было. Шлемоносцы, которые привели его, потоптались несколько мгновений и исчезли. Не зная, чем заняться, Ясав сел за роскошный стол пурпурного дерева и взял в руки какую-то блестящую безделушку.

Так он сидел довольно долго и уже начал тревожиться. Может быть, комиссия – это всё-таки только предлог? Впрочем… Ясав скосил глаза на бляху Третьего Племянника. Погубить его могли и проще, можно было не выдумывать столько. Всё-таки что-то мешало Ясаву успокоиться окончательно. Ещё некоторое время он вертел безделушку в руке и наконец понял: она напоминала ему о золотом браслете, который вчера был вручён Анири лично Бабушкой. Ясав ожидал, что она обрадуется, он ведь всё объяснил ей по дороге, но она обрадовалась, как бы это сказать, слишком сильно. Глаза… какие-то нехорошие стали у неё глаза!

И Ясаву не стало легче, когда с тем же выражением она посмотрела на его новую бляху, – из золота, конечно, – которую тоже вручил ему сам Бабушка. А потом она сказала (сейчас Ясав вспомнил):

– Ради своего ребёнка я готова на всё. Он ведь тоже будет членом Семьи? – Бабушка замурлыкал что-то умилительное, а сам при этом (Ясав теперь мог поклясться) косил глаза на вырез её хитона.

И попрощалась Агни как-то небрежно, а когда Ясав обнял её, отстранилась.

– Осторожно, – сказала. – Раздавишь. Ему нельзя.

Вчера Ясав рухнул в постель и сразу заснул, вымотанный поездками, и только сегодня вспомнил всё как следует. Вспомнил и удивился тому, какие неожиданные мысли забродили в голове. Он их ещё и сам не очень-то понимал, но они были новыми и неприятными как-то по-новому, не так, как, казалось Ясаву, они должны были быть неприятны ему.

Неизвестно, до чего бы додумался Ясав, но в это время дверь неожиданно открылась. Высунулась голова шлемоносца, повертелась в разные стороны, вперила взгляд в Ясава, испуганно раскрыла рот и исчезла. За дверью раздались удаляющиеся топот и крики: «Досточтимый Йегрес! Досточтимый Йегрес!».

«Вот новости», – подумал Ясав и на всякий случай встал с кресла. Через несколько мгновений раздались шаги уже нескольких человек. Дверь снова раскрылась, теперь уже полностью. В комнату вошёл высокий шлемоносец с пурпурной лентой через плечо и со скучающим, застывшим взглядом. Он небрежно приветствовал Ясава:

– Начальник охраны Высокой Комиссии Йегрес. Этот болван Сироб испугался, что вы вертите в руках секретный ключ от потайного шкафа. Мало того, что он золотой, с нас голову снимут, если он пропадёт; второй давно потеряли, а копию сделать никто не мог: очень тонкая работа, древняя. Шкаф тоже никому ломать не хочется, теперь так не сделают. Вот и молимся на этот ключ. А болван Сироб, начальник смены, между прочим, забыл его вчера вечером на столе. Позвольте, – и с этими словами высокий шлемоносец вынул из рук Ясава блестящую безделушку, нагнулся под стол и что-то сделал с ней. Раздался щелчок, и одна из стен разъехалась, открывая пространство секретного шкафа. Тот был совершенно пуст.

– Сироб, прикажи, чтобы протёрли пыль, – сказал Йегрес. – И пора ставить караул у двери. Сейчас начнут собираться.

– Как же так? – сказал Ясав. – Сейчас ведь уже…

– Видно, что ты новичок, – мрачно сказал Йегрес. – Здесь всё всегда начинается на два часа позже.

– Но почему?

– Не «почему», а «для чего» – для секретности и безопасности. Ну и просто традиция такая. Женская неаккуратность… – Йегрес кашлянул и посмотрел на Ясава. – Великая Бабушка ведь…

– Да, да, – рассеянно перебил Ясав, наблюдая за тем, как шесть шлемоносцев с тряпками под командой Сироба суетятся около секретного шкафа. Йегрес тоже посмотрел на них с мрачной брезгливостью.

– Ну?

– Всё исполнено, досточтимый! – подскочил к нему Сироб, и в глазах его Ясаву почудился какой-то хитрый-прехитрый, потаённый огонёк. Ещё Ясав заметил, что Йегрес слегка поморщился, глядя на Сироба, но ничего не сказал, а только нагнулся опять под стол, щёлкнул там, и стены сошлись.

– Располагайтесь, – бросил он на прощанье Ясаву и вышел. Сироб вместе со шлемоносцами – вслед за ним. За дверью некоторое время раздавались стуки, сопенье и бряцанье. Сироб расставлял посты. Потом всё стихло. Ясав снова сел в кресло, но тут же вскочил: дверь открывалась.

В комнате оказался толстый розовый человек. Он обвёл взглядом пустые кресла, огорчённо вздохнул, пробормотал что-то о недостойной торопливости и исчез снова, быстрее, чем можно было от него ожидать.