Анатомия мировых религий: Прошлое, настоящее, будущее

А теперь попытаемся ответить самому себе на следующий вопрос. Неужели каждому человеку из многомиллиардного населения планеты надлежит напрямую обращаться к самому высшему существу – Всевышнему Богу? Общий принцип мироздания заключается в ступенчатом восхождении от простого к сложному, в данном случае к суперсложному – Всевышнему Богу, владыке всех и вся. Неужели наивысшее существо должно заниматься просьбами и проблемами всякого живого творения, в том числе любого человека на Земле? При таких теологических представлениях об общей структуре мироздания происходит нарушение ряда очевидных принципов.

Если мы обратим свой взор на окружающий нас мир, то увидим, что здесь все не так. Рационально ли обременять своей просьбой наивысшее существо, а этому высшему существу отвечать на это обременение, то есть так или иначе реагировать на возможно мизерную по масштабам просьбу. Явно не выполняется при этом также принцип ступенчатости при восхождении от простого к сложному. Природа же следует ему почти неукоснительно, какие бы объекты мироздания мы ни рассматривали. Конкретная просьба, как и конкретное деяние в жизни, должны иметь свой, если так можно выразиться, адресат и проходить свою цепочку иерархических ступеней, определяемых уровнем данной просьбы или деяния.

Так, например, не мозг в целом, а только конкретный участок мозга пианиста посылает по конкретному каналу связи свой сигнал конкретному пальцу этого пианиста нажать на конкретную клавишу рояля. Так, например, боль от уколотого пальца человека передается по конкретному каналу, нерву в определенный участок мозга, а не во все его закоулки. При упрощенной же схеме мы должны будем прийти к выводу, что высшие божественные силы выражаются фактически в одном Едином Боге и что Единый Бог должен пониматься не только как наивысший и всегосподствующий элемент бытия, но как неразделяемая, непознаваемая и далеко удаленная от человека сущность, реагирующая на все, одновременно объемлющая все и вся. В окружающем же нас мире все многофункциональное всегда сложно и имеет свою структуру. И чем многофункциональней объект, тем более он сложноструктурен.

Зададимся еще одним важным вопросом. Отвечает ли упрощенная и жесткая монотеистическая идея требованиям современного мира? Сомнительно, если сопоставить ее с идеей иерархического монотеизма. Очевидно, что последняя идея существенно лучше соответствует вышеописанным общим принципам (рациональности, ступенчатости, структурности и т. д.), она лучше отвечает реалиям окружающего нас мира. Эта идея в большей степени соответствует представлениям, характерным для древнерусской веры. Поэтому многие элементы такого видения мира были восприняты православным христианством в заметно большей степени, чем другими его ветвями. Теперь становится понятно, что чем более та или иная религиозная конфессия отвечает идее иерархического монотеизма, тем более она многогранна и всеохватна.

Еще один важный момент. Жесткий монотеизм пусть постепенно, но с неизбежностью подводит как к герметизации определенных «избранных», единственно допущенных говорить от имени Единого Бога, так и к герметизации религиозных устоев, к сокрытию от подчиненных исполнителей – овец многих откровений Божиих (если таковые имеются) и, скорее всего, к созданию собственных установлений, созданных исключительно этими «избранными», но объявленных истинами Единого Бога.

При иерархическом монотеизме Всевышний оказывается более проявляемым и открываемым Богом, открываемым одновременно сразу по многим и многим «каналам». Но является проявляемым и открываемым не обязательно непосредственно, а через целый сонм элементов подвластной ему иерархии, через различные земные чудеса, в результате встречного человеческого сознания, порождаемого духовной энергетикой земных душ. Возникает как бы два потока духовного энергетического взаимодействия между небесным и земным мирами. Причем эти взаимодействия могут происходить между самыми различными уровнями как земной, так и небесной иерархии. Богатство возможностей во всей своей красе.

При таком подходе Всевышний Бог и другие представители небесной иерархии в представлениях жителей Земли становятся наделенными признаками антропоморфности. Они изображаются в силе, величии и славе, в прекрасных одеяниях и с неизменными источниками света (святости), исходящего от них самих. Их функции применительно к земному бытию рассматриваются как вполне определенные. Безусловно, что такой комплекс представлений о горнем мире отличается огромной духовной силой, и чем более та или иная религия будет следовать ему, тем большей ценностью для будущего она будет обладать.

Еще одной важной особенностью русского православного христианства является то, что оно воспитывает паству в духе равенства всех перед Богом, в духе грядущего воздаяния по реальным заслугам, вне прямой зависимости от занимаемого социального положения, уровня богатства и т. п. Идея равенства перед Богом присутствует здесь в более явной форме. Такого явления, как утверждение идеи непогрешимости Папы, здесь невозможно представить.

Православное христианство есть «солнечная религия», есть религия Света, побеждающего Тьму. Связь идеи солнца с христианскими символами и с христианскими догматами была замечена давно. Четкое соответствие главных православных праздников основным фазам солнечного цикла, наполненность светом многих образов горнего мира, особая храмовая красота, яркость и многоцветье церковных росписей, божественность песнопений, проведение служб не только в сумраке келий, но при ярком свете свечей – символов огня и света, даже торжественное и обильное вкушение лучших яств земных в праздничные дни и еще многое, многое другое выделяют православное христианство как «солнечно-радостную» ветвь христианства. В существенно меньшей степени, чем в других ветвях христианства, здесь встречается немилосердная религиозная жестокость. Веротерпимость здесь очень сильно, возможно, даже чрезмерно сильно развита.

Ведь именно западная культура принесла на Русь смертоубийство как наказание за религиозные убеждения. Подобного не было ранее. Да и кровавых ритуальных человеческих жертв, как ни пытаются нас убедить в противном апологеты других религиозных направлений, в древнерусской вере и в пришедшем ей на смену христианском православии практически не было. Кровь людей и животных не используется при исполнении священных обрядов, хотя отголоски этого древнего обряда еще сохранились.

В православном христианстве заметно выражена идея соборности. Эта идея в плане государственного строительства выражается в собирании различных земель в единую православную государственность. Соборность в социальном плане есть, по сути, использование общинных принципов бытия не только для выдвижения лучших представителей народа во власть, не только для поддержания нравственных норм в обществе, но и для создания достаточно гармоничной системы регулирования социальных отношений между верхами, срединными сословиями и низами общества. Конечно, не в полной мере, но все ж в православной ветви христианства элементы соборности присутствуют. Истинная соборность не есть демократия в ее традиционном понимании, где голоса всех социально равны (от закоренелого бездельника до великого гения). Но соборность не есть и механическое давление общества на личность. Она предоставляет каждой конкретной личности определенные правила поведения, дает ей вполне конкретный перечень как обязанностей, так и прав в соответствии с ее социальным статусом. О формальном, но абсолютно недееспособном «демократическом равенстве», вообще о земном равенстве здесь не может быть и речи. Известный американский деятель Бенджамин Франклин как-то высказался в отношении демократии следующим образом, выразился достаточно честно и откровенно: «Демократия – это когда два волка и ягненок решают, что сегодня будет на обед» /19/.

Соборная же человеческая справедливость есть установление всех членов общества по соответствующим им уровням иерархии. Религиозная вера выступает здесь в чисто социологическом плане в качестве объединяющей, собирающей единой ответственностью и нравственностью силы. Соборность предполагает определенную довольно высокую степень развитости и свободы личности, высокую степень ее социальной активности и независимости. Без этого условия никакого действенного собора не может быть в принципе. Вот почему уничтожение всяких потуг к организации собора в истории нередко начиналось с развращения народных масс, с ликвидации лучших, наиболее активных их представителей. При этом надо помнить, что соборность не есть жесткое подавление личности государственными структурами, последнее как раз и есть нарушение соборности, ведь в этом случае никакой собор уже и не нужен, а нужно лишь беспрекословное исполнение приказов.

Прямых и косвенных признаков наличия принципов соборности в православном христианстве довольно много. Это массовые богослужения, общее храмовое исполнение песнопений и молитв, общественное участие в исполнении основных праздничных обрядов, это даже стояние всех людей в храмах во время службы (знак единения и уравнивания всех пред лицом Господа) и еще многое, многое другое.

О русской соборности написано предостаточно многими выдающимися людьми, поэтому повторять здесь известные вещи мы не будем. Но кое-что сказать все же надо. Непосредственно связанным с соборностью явлением русского духа является особо чуткое, можно даже сказать, болезненное отношение русского человека к несправедливости, к добру и злу, трепетное улавливание русским сердцем всякой неправедности вообще. Из этого свойства проистекает и относительно слабый национальный эгоизм православного сердца.

Христианская церковь всегда имела претензию на выстраивание мощных столпов между низами и верхами, цементирующих верой общество в единое целое. Социальную структуру такого общества, которую можно назвать классической (недаром она имеет классический вид), можно схематически представить себе в следующем виде:

В таком обществе срединные сословия, наиболее продуктивные в плане поиска новых идей и путей прогресса, заключены в обрамляющие их рамки. Эти рамки, с одной стороны, организуют деятельность срединных сословий и в чем-то, разумеется, ограничивают их, но с другой – обеспечивают жизнь всего организма в целом. Получается классическая общегосударственная пирамидальная структура с руководящей верхушкой и низовой питательной средой, в которой, как в ковчеге, сохраняются творческий потенциал общества, его срединные сословия.

Наличие этих столпов, связывающих верхи и низы общества, если они действительно эффективно трудятся, приводит к консолидации общества. При этом религиозно-нравственный столп оказывается в этой «тройке» очень важным, он обеспечивает комфортное духовное и нравственное существование общества в целом. Именно такой идеал земного мироустроения и находится в сердце каждого истинно православного человека, хотя сохраняется в нем иногда в чисто интуитивном, не оформленном виде.

Еще одним немаловажным качеством православного христианства является его повышенная приверженность, если так можно выразиться, к чудесным проявлениям. Причем, что очень важно, чудеса, как правило, должны здесь быть массовым явлением, доступным многим окружающим, как бы «соборным» явлением. Такого рода чудовоплощения божественной силы имеют очень сильный притягательный эффект. Эти чудеса воспринимаются русским сердцем как свидетельство вселенской истинности учения, что является еще одной характерной чертой православного христианского духа. И как это ни покажется многим удивительным, чудеса случаются в православном мире довольно часто. Сегодня это и мироточение икон, и чудесные исцеления от мучительных и смертельных болезней у сильно верующих, и возгорание Священного Огня в Иерусалиме, и многое другое.

Очень важным качеством православного христианства является также то, что смысл любви здесь намного шире чисто «определительного» понятия любви (хотя и по сей день это понятие имеет очень различное толкование). Любовь в христианской традиции понимается как средство, без которого социальное земное Зло чисто материальными человеческими способами победить невозможно в принципе. Христианство вообще исходит из убеждения, что мира без любви быть не может. Более того, и любви недостаточно. По канонам христианства, необходимо вмешательство высших сил – пришествие Иисуса Христа, знаменующего собой конец «старого» Света, гибель старых социальных отношений. Такова социологическая суть христианской любви, если даже формально отвлекаться от других важных аспектов этого многогранного явления.

В рамках христианского видения мира всеобщая гармония, построенная на чисто материальных основаниях, невозможна в принципе. Вот почему христианство, и особенно православие, «предлагает» радикальнейший путь перерождения человеческого общества – через смерть старого мира, второе пришествие Иисуса Христа, Страшный Суд, за которым последует новое жизненное устроение – Царство Божие. Таким образом, с православной точки зрения смысл всей истории человечества есть, помимо прочего, демонстрация стратегической беспомощности «материального человека», его собственного разума в плане построения рая на Земле. Упование на Бога и уклонение от зла – вот истинно христианский подход к жизни.

Отсюда и свое понимание страха Божия. Это не мелочный, подавляющий, пугающий всех и вся страх, нет, это страх, подвигающий прежде всего на совершение богоугодных дел, страх, который должен довлеть над человеком при совершении им любых деяний.

И как-то слабо вяжутся с этим известные представления о том, что спасенными после Страшного Суда окажутся только 144 000 человек, записанных в Книге Жизни. Сопоставив эту цифру с числом живущих ныне и уже отживших свой срок на земле (пусть это будет ~100 млрд человек), мы получим довольно мрачное соотношение 1,4· 105 / 1011 ~ 10s. Что, лишь один из миллиона будет достоин райской жизни? Буква Закона не всегда соответствует Вере.

Еще одной характерной чертой православного христианства можно считать то, что культ женского начала поднят в нем на очень большую высоту. Такого числа икон Матери Божией нет более нигде. Разумеется, это есть результат переработки древнерусского наследия. Не случайно Матерь Божия признана покровительницей Руси-России.

Довольно интересной чертой православного христианства и русского духа вообще является то, что снисхождение вниз, к меньшим мира сего, не считается зазорным. Сам Иисус Христос снисходил в ад, его ученики-апостолы не происходили из высших слоев общества, распространенная в православном христианстве тенденция умаления себя самого не только не осуждается, но интенсивно поощряется. Интересно напомнить в связи с этим, что в древнерусской азбуке первой буквой алфавита является буква «Аз», то есть «Я». А вот в современной азбуке буква «Я» есть «последняя буква алфавита», о чем нам очень любят напоминать педагоги в школе. Это умаление самого себя доходит до пренебрежения собой, до юродства. Институт монашества тоже в какой-то степени можно считать структурой, направленной на личностное отрешение от земного бытия. Отказ от собственной воли, от целого ряда мирских обязанностей и забот, беспрекословное повиновение вышестоящим, даже сам факт ношения черной монашеской одежды – многое говорит об этом.

Конечным итогом всего вышеизложенного служит выращенная веками социальная пассивность населения, уход в духовный и обрядовый мир при трудностях в разрешении практических проблем, фактическое проявление эффекта социального безволия. Не является ли это сознательное обособление от мира в наше бурное время еще большим грехом, чем совершение некоторых «частных» грехов в процессе открытого и даже агрессивного проявления своей доброй воли? Поднять на активные социальные действия людей такого сорта чрезвычайно трудно. Немудрено, что это качество православного христианства с успехом использовалось власть имущими. Вспомните историю России, и вы убедитесь в этом сами.

Не менее значимой чертой христианского православия является повышенная направленность на жертву. Высокая жертвенность, как подобие жертвы самого Иисуса Христа на кресте Голгофы, в западных ветвях христианства развита заметно слабее. Сегодня представители западного мира не очень-то хотят платить своим достоянием и тем более своим «животом» за достижение своих целей. В православном мироощущении такого крена еще полностью не произошло. До последнего времени мы еще умели стойко переносить тяготы и напасти и даже безвозмездно идти на жертву. Кстати, если истовый мусульманин идет на жертву, то он получает обещание в посмертии попасть в рай. Православный же такого обязательного обещания не получает. Разница огромна.

1.1.7. Итоговое заключение о христианстве

На этом можно было бы закончить изложение основных отличительных свойств православного христианства, а также завершить краткий социологический анализ христианства в целом. Однако кое-что хотелось все-таки добавить. А именно, полезно остановиться на некоторых итоговых положениях, которые пригодятся нам в дальнейшем:

1. Христианство содержит в себе определенные качества, которые с теологической и социологической точек зрения позволяют рассматривать его как в целом позитивное учение, хотя по многим пунктам и не соответствующее требованиям настоящего времени.

2. Теоретические и практические установки христианства в принципе способны обеспечить его существование на мировой арене.

3. Основные ветви христианства заметно разошлись друг от друга, разошлись настолько, что говорить об их объединении пока преждевременно.

4. С полным основанием можно утверждать, что христианство в период его становления явилось некоей идеологической революцией. По этой причине, а также по целому ряду других причин оно существенно отличается от многих других религий мира.

Рассмотрим последний пункт более подробно. Коренные отличия христианства от иудаизма мы разбирать здесь не будем, об этом поговорим чуть позже. Рассмотрим такого рода свойства христианства при сопоставлении его с древнегреческой религией.

В древнегреческой религии считалось, что боги живут на небесах, люди – на земле. Было два мира: мир бессмертных богов и смертных людей. Эти миры заметно отличались друг от друга. Возможности проникновения рядового члена земного мира в мир бессмертных богов просматривались по меньшей мере довольно смутно. Для общения со смертными боги либо в различных обличьях спускались вниз, на землю, либо давали наставления смертным, являлись им в снах и видениях. При всем при том высший мир представлялся как некое отображение человеческого мира. Боги были наделены практически всеми свойствами человеческой натуры, они любили, ненавидели, испытывали симпатии и антипатии, создавали союзы, враждовали между собой, наслаждались и даже страдали. При этом если переход сверху вниз осуществлялся довольно часто и легко, то переход снизу вверх оказывался чрезвычайно затрудненным. Получить бессмертие, то есть стать богом, – для этого надо было очень и очень постараться смертному человеку. Достаточно перечитать «Илиаду» и «Одиссею» Гомера, чтобы почувствовать религиозный дух того времени.

А что же христианство? Оно во многом пропитало себя всем предшествующим ему наследием, но при этом выработало свою систему представлений, как бы собрав ее из различных кусков, принадлежащих к различным религиозным учениям. С одной стороны, христианство заметно возвысило горний мир, одновременно несколько упростив представления о нем, идея единобожия – наглядное тому подтверждение. С другой стороны, оно приблизило человека к этому миру, приблизило хотя бы в посмертии. Теперь праведный человек мог рассчитывать на свой посмертный переход в рай, на переход в небесные божественные сферы. Хотя эта идея тоже не принадлежит христианству (см. ниже).

Теперь Всевышний Бог, Сын Божий, Матерь Божия, большинство апостолов, а впоследствии и многие причисленные к лику святых наделялись такими свойствами, как святость, неземная мудрость, безгрешность, справедливость, праведность и т. п. При этом они лишены были ряда негативных человеческих качеств, таких как ненависть, злость, порочность и т. п. Иначе нелогичным было бы признание существования идеального рая, как нелогичным было бы признание того, что душа каждого праведного человека в посмертии могла бы получить не абсолютно справедливое, а ошибочное, то есть неправедное, решение и попасть вместо рая в ад по прихоти кого-либо из небожителей. Более того, теперь не просто самому обыкновенному человеку, но даже и грешнику, искренне уверовавшему во Христа, предоставлялась возможность оказаться в посмертии в раю.

Совершенно очевидно, что эти качества христианства оказались чрезвычайно заманчивыми, они-то в значительной степени и облегчили победное шествие христианства по странам мира.

Однако нельзя не отметить и ряд не столь удачных моментов в христианском учении. В веках истории в нем накопилось некоторое число несоответствий и «многомыслий». Об этом свидетельствует и наличие всевозможных, порой противоречащих друг другу толкований одних и тех же мест библейского наследия, и обилие не вполне канонической литературы, и сложность всевозможных «увязок» ветхозаветных, новозаветных и других первоисточников, и множество сект и ответвлений, свидетельствующих, вообще говоря, о не вполне четком и однозначном понимании различных положений христианства.

Нынешняя эпоха требует от религии большей ясности понимания и большей определенности, закрепленной в головах смертных. Религия должна не только оставаться добротным средством окормления масс, она должна быть и неким руководством к действию, а не уходом от социальной жизни. В связи с этим будет полезно немного остановиться на некоторых свойствах православного христианства, которые можно с полным основанием считать недостатками в наше бурное время.

К такого рода свойствам можно отнести следующее.

В последнее время среди верующих чрезмерно развилось явление, которое условно можно назвать «отданием Богу собственной воли». Проще говоря, оно сводится к известной формуле: «Что Бог ни делает – все к лучшему». Личность в своей и не только своей судьбе все более и более полагается на Бога, сознательно лишая себя воли, покоряясь судьбе, смиренно принимая на себя всевозможные тяготы, несправедливости, гонения и т. п. Кстати, монашество как религиозный институт предполагает полное подчинение монаха вышестоящему руководителю, то есть осуществляет отдание воли нижестоящего вышестоящему. Такие явления, безусловно, централизуют церковь и упрощают работу с паствой, но они же выращивают в массах ощущение покорности судьбе. Отсюда прямой дорогой вызревают такие неблаговидные с социологической точки зрения явления, как примирение с неправдой, принятие несправедливости, согласие на рабское подчинение и т. п.

Симптомов подобного рода предостаточно. Так, былая боевитость христианской православной церкви резко, можно даже сказать, катастрофически упала. Святыми сегодня преимущественно становятся всевозможные страстотерпцы, а не герои, здравствующие или павшие на поле брани за родину. Времена святого Георгия, наверное, навсегда канули в вечность. Что говорить, если, например, уже появляются сообщения о том, что православная церковь готова серьезно обсуждать вопрос о совершении панихиды и даже об отпевании Ульянова-Ленина /20/! Можно верить этому сообщению или нет, но сам факт публикации такого сообщения уже говорит о многом.

Именно в таком смысле сегодня начинают трактовать известное христианское изречение «Богу – Богово, а кесарю – кесарево». В социальном плане такая позиция понижает активность позитивных слоев населения, «размывает» их в обществе, дает возможность определенным силам лепить из масс все, что им пожелается. Вызревает масса негативных последствий. В том числе открывается дорога наверх не глубоко духовным, высокообразованным и одаренным коренным национальным кадрам, а не очень-то доброкачественному человеческому материалу. Не случайно в русской истории на различные уровни власти нередко пролезали всевозможные выскочки, далекие инородцы, а иногда и вовсе не здоровые личности.

Знаменитое изречение «Блаженны нищие духом» воспринимается нередко как благодать идивидуальной духовной слабости вообще. Наблюдается явный перекос в сторону именно «малых сих» и «нищих духом». Именно в отношении них нас призывают проявлять самую большую любовь. При этом любовь к самому себе не очень-то поощряется и даже как бы порицается. Такая любовь расценивается как эгоизм. Получается логический парадокс: горячо любить ближнего, дальнего и даже врага своего – поощрительно, а вот себя самого – вроде бы и не очень. Сия мораль уже основательно въелась в душу русского человека. Проявлять трепетную нежную заботу о высокостоящих ближних своих мы как-то уже и не привыкли. Корни этого общего явления проросли уже очень глубоко.

Но и этого мало. В христианстве такие проявления, как обильные мирские наслаждения, буйные увеселения, активная социальная борьба за свое законное место под солнцем, упоение земным счастьем, опять же не в чести. Благие воздаяния в большей степени обещаются как раз за перенесение личных тягот бытия или мучений. Где святые воины на фоне приобщаемых к лику святых страстотерпцев? Почему такой подход? А идея такова – все проявления индивидуального духа должны находиться под контролем церкви. Жизнь, свободная от христианского храма, рассматривается как «холостая», то есть бесполезная. «Бог терпел и нам велел» – расхожий тезиз многих христианских проповедников. Распятие самого Иисуса Христа является мощным базисом такого подхода. Вот почему буйная земная радость, счастье и т. п. формально хотя не возбраняются, но и не ставятся в заслугу пастве. Задумайся на минутку, читатель, испытываемое тобой счастье на земле тебе в заслугу не ставится!