Парашютисты-диверсанты Сталина. Прорыв разведчиков

Механик переложил полотенце в левую руку, а правой полез под капот, что-то бормоча себе под нос. Унтер-офицер продолжал стоять по стойке «смирно», задрав подбородок и глядя в небо.

– Вы еще здесь, господин повар? – удивленно произнес Дамфельд, подойдя к долговязому вплотную.

И громко скомандовал:

– Кругом, на… – у него чуть не вырвалось «на Восточный фронт!», но вовремя сдержался, – на пост бегом марш!

Унтер-офицер ломанулся к входу в здание. Часовые, наблюдавшие за происходящим и еле сдерживавшие смех, вновь приоткрыли дверь, пропуская внутрь стремительно мчащуюся фигуру.

– Тут вам не цирк! – прикрикнул на них скорее для порядка Дамфельд.

Часовые вытянулись в струнку и тупо уставились перед собой.

«Пора закругляться», – подумал Дамфельд и подошел к механику, который разогнулся над капотом и вновь принялся мять в руках свое не очень свежее полотенце.

– Все починил, господин майор, – сообщил механик, – попробуйте завести машину.

Машина завелась, что называется, с пол-оборота.

– Какие были неполадки? – встав спиной к зданию рядом с механиком, спросил Дамфельд таким тоном, что сразу становилось понятно: ответа на свой вопрос он не ждет.

При этом он испачкал руку, опершись о капот. Расстроенно качая головой, майор посмотрел на свою ладонь и взял у лысого механика полотенце. С брезгливым выражением на лице Дамфельд принялся тщательно вытирать руки. Затем он вернул полотенце и пошел к водительской двери.

Машинально взглянул на циферблат часов. Стрелки показывали четырнадцать часов. Два часа назад он еще разговаривал с обер-лейтенантом Отто фон Кампом, которого тогда увидел впервые в жизни и который играл теперь значительную роль в его рискованном плане. Если все пойдет нормально, то уже через час состоится их новая встреча. Надо будет «прощупать» летчика, используя полученные из личного дела данные, но очень осторожно и аккуратно.

Тем временем механик закрыл капот и отошел в сторону. Дамфельд сел на сиденье, захлопнул дверцу и на большой скорости поехал прочь. Но примерно через километр он свернул в узкий переулок, остановился и закурил.

Его рука с сигаретой слегка подрагивала, и, в общем-то, было от чего. Несколько минут назад он практически на глазах у десятков сотрудников Абвера передал вместе с грязным полотенцем комочек мятой бумаги. Это было срочное зашифрованное донесение, адресованное руководству одного из отделов советской разведки. А возвращавшийся в данный момент с флегматичным лицом в гараж лысый механик Макс являлся связником и одновременно радистом. Треугольники и параллелепипеды, изображенные на бумажке, сообщали о крайней срочности и чрезвычайной важности шифровки. Да и сама встреча агента со связником, рушившая до основания все мыслимые и немыслимые представления о конспирации, говорила о многом.

Поэтому Дамфельд не сомневался, что информация будет передана Максом при первой же возможности. Но Центру на принятие решения потребуется время. А времени-то как раз было совсем немного. И в своей шифровке майор советской разведки Андрей Глебович Седов, он же Дамфельд, сообщал, что, учитывая исключительный характер сложившейся ситуации, начинает действовать самостоятельно и без промедления.

Он решил любой ценой окончательно уничтожить сбитый немцами бомбардировщик и не сомневался в правильности принятого решения! Рано или поздно Москва получит и из других источников информацию о событиях прошедшей ночи, и его, Седова, действия наверняка будут признаны целесообразными. А нет, так нет. Он внутренне чувствовал, что делает все верно. Хотя если бы удалось завладеть бомбовым прицелом, а потом передать его в Центр, то о лучшем нельзя было и мечтать. И Москва, скорее всего, отдаст именно такой приказ…

Догоревшая сигарета обожгла указательный и средний пальцы и прервала размышления Седова. Он выбросил окурок и нажал на педаль газа. Машина выехала из переулка, свернула направо и, набирая скорость, устремилась в сторону злополучного аэродрома.

Глава 6

А там в это время события развивались стремительно. Сразу после полудня наладили телефонную связь с Берлином. Полковник Вермахта передал полученную с помощью шнапса от коменданта аэродрома и слегка отредактированную информацию о ночном бое, потерях и разрушениях.

Ровно в тринадцать ноль-ноль на двух машинах приехали генерал Штернхофф из штаба Люфтваффе и штандартенфюрер СС Клотцер из гестапо. Их сопровождал грузовик интендантской службы, загруженный под завязку упаковками с сухим пайком. Тотчас следом прибыла рота инженерно-саперного батальона.

Один взвод прямо в поле, в пятистах метрах от изрытой воронками взлетно-посадочной полосы, принялся сноровисто устанавливать большие брезентовые палатки, которые должны были заменить оставшимся в живых и вновь прибывшим разрушенные казармы. Самую большую палатку установили в середине и обозначили штабной.

Еще два взвода выдвинулись в сторону зарывшегося в грунт фюзеляжа неопознанного бомбардировщика. Часть саперов проверяла землю миноискателями. Остальные принялись натягивать сверху над металлическим корпусом маскировочную сеть, чтобы объект не был заметен с воздуха. Когда с этим делом было покончено, в радиусе пятидесяти метров началась установка проволочных заграждений. Готовые деревянные столбы и мотки с колючей проволокой были выгружены из грузовиков, и дело пошло.

Генерал Штернхофф тем временем устроил разнос всем оказавшимся поблизости офицерам. Громовые раскаты его голоса были, наверное, слышны на побережье Северного моря. От природы тучный, он так разошелся, что его и без того красное лицо стало фиолетовым, а маленькие глазки, казалось, вот-вот выскочат из орбит.

Не удивительно, что мирно дремавший под березой Отто фон Камп проснулся. И именно в тот момент, когда генерал, постепенно переходивший с баса на фальцет, вдруг резко замолк, словно из него выпустили весь воздух. Только грудь под генеральским мундиром часто вздымалась и опускалась да маленькие глазки злобно вращались по сторонам. Отто протер глаза и привел в порядок обмундирование. Затем, незаметно для окружающих, спустился с холма и с решительным видом направился в сторону генерала-громовержца, заходя последнему со спины.

– Командир второй эскадрильи обер-лейтенант фон Камп! – громко и четко доложил Отто, внезапно представ перед генералом и вытянувшись в струнку.

Генерал от неожиданности дернулся всем телом и, беззвучно шевеля губами, устремил тяжелый взгляд на Отто. Затем с какой-то безнадежностью махнул рукой, словно призывая присутствующих за собой, и пошел в сторону штабной палатки. Адъютант в звании лейтенанта откинул полог, пропуская генерала внутрь, и юркнул следом.

Внутри находился почти неповрежденный и тщательно протертый письменный стол, который саперы вытащили из-под развалин штаба. Вместо стула установили березовый пень, больше напоминавший плаху, на которой рубят головы. Видимо, у генерала в голове тоже появились какие-то ассоциации. Он посмотрел сначала на пень, потом перевел взгляд на своего адъютанта.

Последний среагировал молниеносно. В руках у него откуда-то материализовался кусок плотной ткани размером приблизительно метр на метр и почему-то ярко-желтого цвета. Еще через секунду пень был полностью накрыт и исчез под желтой тряпкой. Генерал что-то одобрительно проворчал себе под нос и уселся на импровизированный стул, положив руки на стол. Совещание началось.

Провели перекличку. Выяснилось, что самым старшим по воинскому званию из строевых офицеров, служивших на аэродроме и оставшихся в живых после событий прошедшей ночи, на данный момент является обер-лейтенант фон Камп. Генерал назначил его временно исполнять обязанности командира части и коменданта аэродрома одновременно. Бывший комендант был отправлен генералом под арест на гауптвахту, роль которой исполняла палатка, расположенная рядом со штабной.

Затем Штернхофф полчаса распинался о военном таланте фюрера, благодаря которому очень скоро большевики, коммунисты, а также надменные британцы будут повержены. И рейх раскинет свои крылья над всей Евразией, а чуть позднее и над всем земным шаром. Прибывший вместе с ним Клотцер наклонился и что-то прошептал ему на ухо. Генерал кивнул головой и закончил свою речь требованием ко всем присутствующим строго хранить военную тайну и быть бдительными. После этого он вытер услужливо переданным адъютантом платком взмокший лоб, встал и вышел на свежий воздух.

Офицеры окружили Отто, чтобы получить распоряжения. Он на минуту задумался. Взлетно-посадочная полоса изрыта воронками, почти все здания и сооружения разрушены, самолеты уничтожены. Не заставлять же офицеров разбирать завалы вручную и закапывать ямы! Поэтому, не особо понимая, что нужно делать, Отто махнул рукой и приказал в течение часа всем привести себя в порядок.

А сам пошел в сторону уже накрытого маскировочной сеткой неизвестного летательного аппарата. Подойдя к расхаживавшему перед оцеплением эсэсовскому офицеру, Отто сообщил свое воинское звание, а также то, что он назначен генералом Штернхоффом исполнять обязанности командира части и коменданта аэродрома. И, естественно, желает осмотреть неизвестный аппарат.

Гауптштурмфюрер СС, едва разжимая губы и выдавливая каждое слово, ответил, что без личного приказа своего начальства или, на худой конец, генерала Штернхоффа никого к объекту не подпустит. А в случае сопротивления имеет приказ стрелять на поражение. При этом казалось, что он смотрит не на собеседника, а сквозь него. Словно перед ним не человек, а пустое место.

Закончив свою речь и не дожидаясь возможного вопроса или возражения, эсэсовец круто развернулся и направился вдоль шеренги автоматчиков восвояси.

Отто был настолько поражен такой наглостью, что на секунду замер с отвисшей челюстью. Но вскоре пришел в себя и одним словом сообщил вслед надменному эсэсовцу свое мнение о персоне последнего. На всех языках мира это слово означает полное отсутствие мозговой деятельности в голове у человека.

Гауптштурмфюрер остановился так резко, словно натолкнулся на невидимое препятствие. Молниеносно развернувшись, он с перекошенным от гнева лицом выхватил из кобуры пистолет и прицелился Отто в голову.

Но барон фон Камп был не из пугливых. Он смотрел в глаза противнику, всем своим видом выказывая презрение и отвращение. Так они стояли друг напротив друга: один – дрожащий от гнева и второй – спокойный и недвижимый, как скала. Автоматчики в оцеплении замерли в ожидании непредсказуемой развязки. Эсэсовец первым не выдержал и отвел взгляд. Но парабеллум в дрожащей и немного опущенной руке был все еще направлен в сторону летчика.

Отто надоела эта мизансцена. Он засунул руки в карманы, повернулся спиной к противнику и не спеша направился сквозь цепь автоматчиков. Видимо, именно этого и ожидал эсэсовец. В его глазах сверкнула молния. Он резко вытянул руку вперед и направил ствол пистолета в спину фон Кампа.

– Нарушение периметра охраняемой зоны! Стой! Стрелять буду! – скорее провизжал, чем прокричал гауптштурмфюрер, белый от напряжения палец на спусковом крючке начал сгибаться.

Раздался выстрел. Отто вздрогнул и остановился. Выпущенная с расстояния около семи метров пуля должна была войти точно между лопаток летчика.

Но в последний момент чья-то железная рука дернула кисть с пистолетом вверх. Пуля ушла в облака. Объятый безумной яростью, тщетно пытаясь вырвать руку из охвативших ее стальных тисков, эсэсовец повернул голову и наткнулся на жесткий застывший взгляд светлых глаз. На него в упор смотрело невыразительное лицо майора Дамфельда.

– Однако, гауптштурмфюрер, вы как-то странно относитесь к своим служебным обязанностям, – неожиданно мягким голосом, словно ничего и не произошло, изрек майор. – Вы только что хотели застрелить исполняющего обязанности коменданта аэродрома. Я наблюдал со стороны и буду вынужден доложить о данном инциденте вашему начальству. Не думаю, что оно будет в восторге.

Закончив свой короткий монолог, Дамфельд подошел к Отто, цепко взял того под руку и увлек за собой прочь от места недавнего инцидента.

– Господин барон, – жестким тоном негромко произнес контрразведчик, глядя прямо перед собой, – второй раз за сутки вы чудом избежали гибели. Если бы по дороге сюда у моей машины, например, спустило колесо, то сейчас вы бы не шли рядом, а лежали неподвижно на травке. А наш новый «друг», – неопределенный кивок куда-то назад, – уже докладывал бы в Берлин о ликвидации вражеского диверсанта. Кстати, его фамилия Хайнц, Гельмут Хайнц. Если вам это ничего не говорит, то сообщаю: он дальний родственник Гиммлера. И по моим данным, характер у господина Хайнца скверный – он завистлив, злопамятен, психически неуравновешен. Поэтому не советую поворачиваться к нему спиной!

Тут Дамфельд замолчал, а после небольшой паузы продолжил уже более мягко:

– Я изучил ваше личное дело. Нигде не сказано, что вы упрямы и идете напролом как танк. Наоборот, отмечаются такие качества, как рассудительность, дисциплинированность, хладнокровие, четкое выполнение приказов. В общем, характеристики безупречные. Но сейчас не об этом. Я также обнаружил весьма интересное донесение годичной давности, написанное на имя командира авиационной группы одним из ваших сослуживцев. В нем сообщается, что в конце июля 1940 года, – точное число я не помню, – вы участвовали в воздушном бою с англичанами над южным побережьем Британии и сбили вражеский истребитель, пилот которого выпрыгнул с парашютом. Так вот, автор донесения пишет, что хотел уничтожить вражеского летчика, но вы по радиосвязи запретили это делать, передав, что атакуете сами. Вы сделали два захода на английского пилота, но не стреляли. В итоге англичанин благополучно приземлился, а вы впоследствии заявили, что не открывали огонь, так как заклинило оружие. В конце автор данного рапорта высказывает мысль, что не стреляли вы умышленно, и поднимает вопрос о благонадежности обер-лейтенанта фон Кампа. Что на это скажете?

– На это могу ответить одно, – посмотрев на майора, спокойно сказал Отто, – я солдат, а не расстрельная команда. Я привык побеждать противника в бою. И не собираюсь пачкать грязью свое имя, убивая беззащитных людей. – И сразу, без перехода, продолжил: – Вы тоже, майор Дамфельд, кажетесь мне немного странным. Утром приехали, походили, посмотрели, потом ненадолго уехали, теперь вернулись. Вы еще не осматривали летательный аппарат, который охраняют подчиненные, как вы выразились, нашего «друга» гауптштурмфюрера СС Хайнца. Зато уже ознакомились с личным делом простого обер-лейтенанта Люфтваффе Отто фон Кампа. А мимоходом и спасли ему жизнь. Отсюда вывод: я для вас, майора из центрального аппарата Абвера, как это ни парадоксально, важнее, чем новейший бомбардировщик противника, торчащий из земли в ста шагах позади. Что теперь вы на это скажете?

– Боюсь, дорогой мой барон, что генералом вы не станете. Для этого вы слишком независимы и чересчур прямолинейны. Отдаю должное вашей проницательности – мне действительно интересна личность обер-лейтенанта фон Кампа. Спросите почему? Позвольте ответить на данный вопрос несколько позже. Кстати, в нашу сторону направляется целая делегация во главе с генералом Штернхоффом. Они наверняка идут сюда с целью осмотра этого «новейшего бомбардировщика». Давайте прервем нашу беседу и присоединимся к ним.

Действительно, многочисленная процессия, возглавляемая генералом Штернхоффом, прошествовала мимо них. Никто не обратил внимания на прозвучавший недавно одиночный пистолетный выстрел. Глаза всех были устремлены на то, что скрывалось под маскировочной сеткой. Завидев генерала и штандартенфюрера СС, все еще бледный от бессильной ярости Хайнц приказал оцеплению расступиться, а сам вытянулся по стойке «смирно».

Офицеры окружили полукольцом корпус неизвестного самолета. Будучи наполовину погруженным в землю, он все равно выглядел грозно и величественно. Разговаривая, люди непроизвольно понижали голос.

Стали искать входной люк. По логике он должен был находиться где-то ближе к носовой части фюзеляжа. Но она оказалась почти полностью погружена в землю.

Послали за саперами. Те притащили из своего грузовика лопаты и споро принялись за работу. Через полчаса носовая часть самолета уже блестела в лучах скрывавшегося за верхушками деревьев солнца. Но, к сожалению, она оказалась сильно деформирована при ударе и люк обнаружить не удалось. Тогда военные попытались проникнуть в корпус через широкий проем разломанного фюзеляжа. Но и здесь их ждал сюрприз – внутренний объем оказался заполнен перекрученным металлом обшивки и каких-то устройств, видимо деталей бомбосбрасывателя. Было похоже, что из носовой части в хвост вел неширокий тоннель, имевший вид трубы диаметром сантиметров в семьдесят, но он был разрушен при попадании зенитного снаряда.

Генерал приказал всем отойти от объекта, а своему адъютанту отдал распоряжение сделать несколько фотоснимков. Что и было тотчас исполнено.

Затем Штернхофф и штандартенфюрер Клотцер отошли от основной группы и подозвали к себе гауптштурмфюрера Хайнца. Минут десять они втроем о чем-то тихо беседовали, изредка бросая взгляды на остальных офицеров. Потом генерал одобрительно улыбнулся, дружески похлопал Хайнца по плечу и направился в сторону своего автомобиля. Большинство офицеров последовало за генералом.

Хайнц тем временем передал Клотцеру сложенный вчетверо лист бумаги. Клотцер еще пару минут поговорил с молодым эсэсовцем и поспешил вслед за генералом. Проходя быстрым шагом мимо Отто, штандартенфюрер вроде бы вскользь, но внимательно посмотрел на него. И отчего-то взгляд этот фон Кампу сильно не понравился. А может, ему не понравился сам Клотцер. Эсэсовцев, как известно, Отто, мягко говоря, не любил.

Глухой стук отвлек его от размышлений. Он повернул голову и увидел, что в нескольких метрах от гауптштурмфюрера Хайнца стоит майор Дамфельд с толстой палкой в руках. Хайнц с издевательской усмешкой наблюдал за действиями контрразведчика. Майор несколько раз несильно с равномерными интервалами стукнул палкой по корпусу самолета и прислушался. Через минуту он повторил эту процедуру. Затем вздохнул и направился к Отто.

– Что вы там выстукивали? – спросил Отто и улыбнулся. – Неужели искали клад?

– Вынужден разочаровать вас, господин обер-лейтенант, я искал ответы на свои вопросы. Пойдемте вслед за остальными, а по дороге поговорим.

Они не спеша двинулись по примятой многими сапогами траве в сторону палаток.

– Ну и как, нашли? – задал вопрос Отто, покусывая сорванную травинку.

– Частично да, частично нет. Упреждая ваше любопытство, сообщаю, что входной люк я не нашел. Но не в этом дело. Как вы, должно быть, заметили, вся генеральская свита толпилась рядом с начальством. Все были с одной стороны этого аппарата. Я же осмотрел другую сторону. Ничего особо интересного визуально не обнаружил. Но когда саперы перестали копать, то на несколько секунд стало достаточно тихо. Понимаете, я настроил свой слух на иные звуки кроме шума от лопат. Причем постарался абстрагироваться от внешних факторов и сосредоточился на тех, которые, возможно, присутствуют внутри фюзеляжа. И я услышал! Два или три негромких щелчка. Не перебивайте. Я знаю, вы скажете, что это могли хрустеть ветки под ногами генерала. Или гауптштурмфюрер Хайнц за моей спиной скрипел зубами от ненависти. Все не то. Щелчки раздавались внутри. Там кто-то или что-то есть. Эту информацию я вам сообщаю как исполняющему обязанности коменданта аэродрома, на территории которого мы сейчас находимся. Но это так, для общего развития, что ли. Другая новость касается вас лично. Я услышал, совершенно случайно естественно, как Хайнц в разговоре с Клотцером дважды назвал ваше имя. Также упоминался некий рапорт на имя штандартенфюрера. Не представляю, когда он успел написать свой доклад. Но думаю, что наш мстительный «друг» готовит какую-то пакость. Будьте начеку! И обходите гауптштурмфюрера Хайнца как можно дальше стороной.

– Барону фон Кампу не пристало бояться какого-то самовлюбленного кретина! – возмущенно начал Отто и осекся.

Ведь эти слова он говорил майору отдела Абвер-три! А в функции данного отдела входило также наблюдение за благонадежностью личного состава вооруженных сил. И хотя совсем недавно этот майор спас ему жизнь, но все же надо быть сдержаннее в высказываниях!

Дамфельд пристально посмотрел в глаза Отто и, словно читая его мысли, произнес:

– Сначала думайте, обер-лейтенант, прежде чем что-то говорить. Впрочем, будем считать, что я ничего не слышал. И не забывайте, что, пока вы здесь командир, наш «друг» Хайнц сам лично ничего плохого сделать не может. А дальше будет видно.

И Дамфельд быстрым шагом направился вперед, оставив Отто в недоумении. Личность контрразведчика становилась все более и более загадочной. Слишком он откровенен для человека своей профессии. Да и как-то уж очень лояльно себя ведет по отношению к Отто. К тому же признался, что имеет определенные виды на него…

Погруженный в размышления, Отто продолжал стоять на месте. Со стороны палаточного лагеря раздался шум автомобильных моторов. Это генерал Штернхофф и штандартенфюрер Клотцер вместе со своей свитой отбыли ночевать в Берлин.

Солнце скрылось за кронами деревьев. Скоро наступят сумерки. Отто закурил и глубоко затянулся. Едкий дым проник в легкие и вызвал приступ кашля. Выбросив сигарету в траву, Отто направился в сторону палаток. Надо было распорядиться по поводу ужина для солдат и офицеров, выставить на ночь часовых. К сохранившимся зениткам поставить артиллерийские расчеты и попробовать разыскать хотя бы один уцелевший прожектор. Да и переодеться бы не мешало. Он только сейчас заметил, что до сих пор не снял летный комбинезон. Хотя вещевой склад все равно сгорел, поэтому придется ходить пока в том, что есть.

Добравшись до штабной палатки, Отто осмотрелся и не обнаружил ни машины майора Дамфельда, ни его самого. Загадочный контрразведчик словно испарился. «Фигаро тут, Фигаро там», – не совсем к месту вспомнил отрывок из бессмертного классического произведения исполняющий обязанности коменданта аэродрома и, вздохнув, пошел исполнять эти самые обязанности.

Глава 7

Примерно в это же время Андрей Седов ехал по дороге в сторону Берлина. Навстречу, лязгая гусеницами, по направлению к аэродрому Волленберг двигалась колонна из пяти танков и нескольких грузовиков. Пришлось съехать на обочину и остановиться. Седов не смотрел на проходившие мимо танки, он думал.

Ну кто мог предположить, что обер-лейтенант фон Камп так безрассудно попрет на пистолет? Безусловная смелость, но граничащая с идиотизмом! Может, после пережитого ночного кошмара что-то сдвинулось в голове, он утратил инстинкт самосохранения и теперь его действия непредсказуемы? А если ставка на летчика, сделанная Седовым, изначально ошибочна? Слишком много этих «если» и «может». С другой стороны, обер-лейтенант является ключевой фигурой только при осуществлении так называемого «мягкого» плана. Но велика вероятность силового варианта, сопряженного не просто с расшифровкой, а с почти стопроцентной гибелью всех участников операции. Здесь подразумевается уничтожение неопознанного бомбардировщика путем подрыва мощного заряда.

Если центр пришлет группу диверсантов, то будет полегче. Если придется действовать вдвоем с Максом, то будет гораздо сложнее. Пока они достанут взрывчатку, пройдет время. А времени нет. Еще нужно все скрытно доставить на место и заминировать объект. Возможно, что в этом случае удастся хотя бы «втемную» использовать Отто, например, для отвлечения внимания охраны и ее нервного командира.

Тут Седов неожиданно рассмеялся. Его воображение нарисовало картину: майор Дамфельд, одетый по всей форме, в офицерской фуражке, обливаясь потом, тащит волоком по земле мимо обалдевшего от такой наглости гауптштурмфюрера Хайнца ящик с динамитом. И тут его осенило: при определенных условиях даже такой бредовый вариант осуществим. Например, на опломбированном ящике будет написано, что внутри находится, скажем, мало еще распространенный осциллограф. А сопровождать прибор будет какой-то высокий армейский чин или кто-то из близких к руководству рейха конструкторов. В общем, из любого положения можно найти выход. Просто нужно думать, анализировать и еще раз думать.

Сделав такой вывод, Седов немного успокоился, запустил двигатель и выехал на дорогу. Колонна техники уже скрылась за поворотом. Производимый ею шум по мере удаления становился все тише.

«Зачем нужны танки? – вдруг подумал Седов, уже въезжая в Берлин. – Неужели хотят их использовать как тягачи и просто выдернуть эту штуковину из земли? Довольно грубо, но зато может быть эффективно. Стоп! Если это произойдет, то следом приедет какая-нибудь здоровенная платформа, на которую погрузят это чудо технической мысли и тут же увезут в такое место, куда ни майор Дамфельд, ни майор Седов уже не проникнут! Надо поторопиться».

Разговаривая мысленно с самим собой, Андрей проехал поворот, ведущий к штаб-квартире Абвера. Вместо этого он какое-то время ехал прямо, затем несколько раз свернул в боковые улочки, развернулся на одной из них, через несколько минут выехал на бульвар Унтер-ден-Линден и на перекрестке свернул на Фридрихштрассе. Оставив позади одноименную станцию метро, Седов проехал еще метров триста, остановил машину возле табачного магазина и вышел на улицу, при этом громко хлопнув дверцей.