Я захватываю замок

Томас Мортмейн

Стивен Колли

Начали с расходов.

– Во-первых, арендная плата, – объявила мисс Марси.

Аренда составляет сорок фунтов в год. Не так уж много для огромного замка, но земли у нас всего несколько акров. Земледельцам руины мешают, вдобавок по деревне ходят слухи о привидениях. Чушь, конечно! Нет здесь привидений (кое-что странное бродит порой по насыпи, однако к дому не приближается). А вообще, аренду мы не платим третий год. Тем не менее богатый владелец замка всегда присылал нам к Рождеству окорок из своего поместья Скоутни-Холл, что в пяти милях отсюда. В ноябре прошлого года старый джентльмен умер. Как же мы соскучились по окороку!

– Говорят, в Скоутни-Холл приезжают наследники, – сказала учительница, выслушав наши объяснения. – Уже взяли к садовникам двух ребят из деревни. Что ж, пометим эту статью расходов как «необязательная». А как с питанием? Нельзя ли урезать сумму до пятнадцати шиллингов на человека в неделю? Скажем, фунт на человека, включая свечи, масло для ламп и чистящие средства?

Шесть фунтов в неделю на семью! Мы разразились громким хохотом.

– Думаю, мисс Марси нужно для начала узнать истинное положение дел, – заговорила Топаз. – В этом году доходов нет и не предвидится.

– Я не знала, что все так плохо, – пунцовея, пробормотала мисс Марси. – Но, миссис Мортмейн, дорогая, есть же какие-то деньги?

Мы вкратце обрисовали ситуацию. За январь и февраль у нас не прибавилось ни пенса. В прошлом году отец получил из Америки сорок фунтов – там еще неплохо продается его книга. Три месяца Топаз позировала в Лондоне: восемь фунтов сэкономила, пятьдесят взяла в долг; двадцать фунтов удалось выручить в Кингз-Крипте за комод. На них и живем с Рождества.

– Итак, доход за прошлый год сто восемнадцать фунтов, – записала мисс Марси.

Пришлось торопливо пояснить, что к доходам нынешнего года эта цифра отношения не имеет: хорошей мебели на продажу не осталось, богатые кредиторы Топаз разъехались, да и авторские гонорары отца со временем только сокращаются.

– Может, мне бросить школу? – предложил Томас.

Мы хором отвергли нелепую мысль: школьные расходы покрывает стипендия, к тому же викарий недавно купил ему годовой проездной на поезд.

Задумчиво повертев в руках карандаш, учительница наконец сказала:

– Лучше говорить откровенно. Не сэкономить ли денег на жалованье Стивену?

Мои щеки запылали. Стивену мы ничего не платили. Нам даже не приходило это в голову! А ведь платить следовало. (Хотя к тому моменту, когда он дорос до жалованья, денег все равно не было.)

– Мне не нужно жалованье, – тихо произнес Стивен. – Я бы в любом случае отказался. Я обязан Мортмейнам всем.

– Видите ли, Стивен нам как родной, – объяснила я.

Учительница нахмурилась, зато Стивен просиял и, смущенно пробормотав, что ему нужно проверить кур, вышел из кухни.

Едва за ним закрылась дверь, мисс Марси уточнила:

– Совсем-совсем никакого жалованья? Только содержание?

– Ну, мы же себе ничего не платим, – резонно заметила сестра.

Истинная правда! Только мы и не работаем, как Стивен. И не спим в темной комнатушке при кухне.

– Обсуждать нашу бедность при мисс Марси унизительно! – сердито продолжала Роуз. – Я думала, она просто посоветует, где заработать денег.

Битый час мы усмиряли взыгравшую гордость сестры и успокаивали расстроенную гостью – лишь затем перешли к подсчетам, кто из нас чего стоит.

Топаз объяснила, что больше четырех фунтов в неделю в Лондоне ей не заработать; три из них уйдет на проживание, плюс одежда и поездки домой на выходные, хотя бы два раза в месяц.

– К тому же в Лондон мне не хочется, – жалобно добавила она. – Я устала работать натурщицей. И ужасно скучаю по Мортмейну. Без меня ему никак – никто в доме не умеет готовить.

– Какая разница! – фыркнула Роуз. – Готовить нам все равно нечего. Может, мне пойти в натурщицы?

– Не стоит и пробовать, – ответила Топаз. – Слишком красивая фигура, рисовать неинтересно. И сидеть неподвижно у тебя не хватит терпения. Если ничего не придумаем, придется мне все-таки ехать в Лондон. Я бы присылала домой около десяти шиллингов в неделю.

– Что ж, превосходно! – отозвалась мисс Марси и записала: – Миссис Джеймс Мортмейн: десять шиллингов в неделю.

– Но не круглый год, – твердо сказала мачеха. – Я столько не вынесу. Мне и на свои картины нужно время. Я ведь могу кое-что продать.

– Разумеется, – вежливо кивнула учительница и обернулась ко мне.

Я сказала, что добилась приличной скорости письма, хотя до настоящей стенографистки мне еще далеко.

И печатать я не умею. Где же найти в такой глуши печатную машинку!

– Боюсь, пока ты ноль, – развела руками мисс Марси. – Вот когда всерьез займешься писательством… Так, Томасу еще несколько лет учиться. Перейдем к тебе, Роуз.

Если кто в семье и ноль как возможный кормилец, так это сестра. Конечно, она играет на фортепиано, неплохо поет и вообще очаровательна, но особых талантов у нее нет.

– Я могла бы присматривать за детьми, – сказала она.

– Нет-нет, – торопливо возразила учительница. – То есть я имела в виду… э-э… по-моему, тебе это не очень подойдет.

– Тогда пойду горничной в Скоутни-Холл! – мученически воскликнула сестра, будто отдаваясь в руки палача.

– Дорогая, на горничную нужно выучиться, – мягко сказала мисс Марси, – да и отцу вряд ли это понравится. Может, вышьешь что-нибудь миленькое?

– На чем? – усмехнулась Роуз. – На мешковине?

В любом случае вышивает она из рук вон плохо.

Мисс Марси, с грустью просмотрев список, вздохнула:

– К сожалению, наша славная Роуз пока тоже ноль. Остается мистер Мортмейн.

– Ну уж если я – ноль, – хмыкнула сестра, – то отец – ноль в квадрате!

Подавшись вперед, учительница произнесла:

– Дорогие мои, поймите, я честно пытаюсь вам помочь… Что за беда у мистера Мортмейна? Он… он пьет?

Мы так хохотали, что даже Стивен заглянул, желая послушать шутку.

– Бедный, бедный Мортмейн, – задыхаясь от смеха, простонала Топаз, – если бы он мог позволить себе хоть бутылку пива!.. Выпивка стоит денег, мисс Марси.

Тогда мисс Марси задумчиво предположила, что вряд ли дело в наркотиках. Уж, конечно, не в них! Он даже не курит с тех пор, как закончились сигары, которые ему преподнес на Рождество викарий.

– Причина одна – лень в чистом виде, – заявила сестра, – лень и слабохарактерность. Наверное, он никогда особенно и не блистал. «Борьбу Иакова» явно переоценили.

Лицо Топаз исказилось от гнева. Я испугалась, что мачеха ударит Роуз, но между ними быстро встал Стивен.

– Ну что вы, мисс Роуз, – тихо сказал он, – это великая книга, всякому понятно. Просто после пережитого мистер Мортмейн не может больше писать. Вдохновение по желанию не приходит.

Не успела сестра открыть рот, чтобы осадить наглеца, как Стивен обернулся ко мне и скороговоркой выпалил:

– Я тут размышлял, мисс Кассандра… пойду-ка я работать. Меня с радостью возьмут на ферму Четыре Камня.

– Стивен, а сад?! – чуть не расплакавшись, завопила я. Мы ведь только и держались на овощах!

Он ответил, что дни скоро станут длиннее, работать дома можно по вечерам.

– Да и я неплохо в саду управляюсь, правда, Стивен? – спросила Топаз.

– Даже очень хорошо, мэм. Конечно, если бы вы уехали в Лондон, я не пошел бы на ферму – мисс Кассандре будет тяжело.

Это правда. От Роуз толку не много что дома, что в саду.

– Запишите на меня двадцать пять шиллингов в неделю, мисс Марси, – продолжал Стивен, – столько мне предложил для начала мистер Стеббинс. И обед вдобавок.

Я обрадовалась: хоть раз в день он сытно поест!

Мисс Марси согласилась, что идея великолепная, и с сожалением вычеркнула десять шиллингов Топаз.

– Конечно, это был лишь возможный заработок…

Пока она записывала цифры, сестра вдруг сказала:

– Спасибо, Стивен.

Обычно она его почти не замечает, поэтому слова благодарности прозвучали особенно значительно. В последнее время бедняжка Роуз все грустила, а тут даже мило улыбнулась. Настоящий луч солнца после долгого ненастья! По-моему, против ее улыбки никто не устоит, сразу влюбится. Однако Стивен просто покивал и несколько раз сглотнул.

На лестнице вдруг появился отец.

– В карты играем?

Наверное, со стороны так и казалось: сидим компанией за столом, у лампы…

Обведя взглядом наш кружок, он зашагал вниз.

– Книга превосходная! Устроил себе небольшой отдых, пытаюсь угадать, кто убийца. Вот, зашел за печеньем. Топаз, будь добра…

Печеньем отец забивает голод в перерывах между приемами пищи (ест он за обедом мало, куда меньше остальных). Наверное, думает, что это самая дешевая и незначительная еда из имеющейся в доме. Магазинного печенья у нас, конечно, сто лет не водилось – речь об овсяных лепешках, которые печет Топаз. Очень сытные!

Мачеха намазала лепешку маргарином. В глазах отца мелькнуло отвращение.

– Можно немного посыпать сахаром? Так вкуснее, – извиняющимся тоном пояснил он. – Есть, чем угостить мисс Марси? Мисс Марси, не желаете чаю или какао?

Поблагодарив отца, учительница сказала, что не хочет перебивать аппетит перед ужином.

– Ладно, не буду мешать игре, – ответил он. – А это что?

Отвлечь его внимание я не успела. Склонившись над плечом мисс Марси, отец скользил взглядом по злополучному списку.

Доходность на текущий год

Миссис Мортмейн – ноль

Кассандра Мортмейн – ноль

Томас Мортмейн – ноль

Роуз Мортмейн – ноль

Мистер Мортмейн – ноль

Стивен Колли – 25 шиллингов в неделю

На его лице не дрогнул ни один мускул, на губах по-прежнему играла улыбка, но в душе… В душе явно что-то происходило. Я сразу почувствовала. Роуз считает, будто я наделяю людей своей реакцией и эмоциями; однако в тот миг, уверена, интуиция меня не подвела. Я вдруг увидела отца глазами постороннего человека. Как же он изменился со времени моего детства! Невольно вспомнились строки Ральфа Ходжсона о жалких укрощенных тиграх…

Сто лет пройдет, пока запишешь мысли, которые занимали тебя не больше минуты! А было их много – о сложных вещах, трогательных, странных…

– Стивен собирается отдавать свое жалованье нам? – дочитав список, поинтересовался отец довольно небрежным тоном.

– Я же должен платить за стол и проживание, мистер Мортмейн… сэр, – запинаясь, проговорил Стивен. – Да и за… прежнюю… щедрость. И книги вы мне давали…

– Из тебя выйдет прекрасный глава семьи, – сказал отец и, взяв у Топаз овсяную лепешку, направился к лестнице.

– Мортмейн, погрейся немного у огня! – крикнула она вдогонку.

Он ответил, что хочет почитать книгу, и, вновь поблагодарив мисс Марси за чудесный роман, в высшей степени учтиво с ней попрощался. Вскоре со второго этажа донеслось невнятное пение – мурлыча себе под нос, отец шел через вереницу комнат в караульню.

Мисс Марси, человек деликатный, не сказала о происшедшем ни слова, только смущенно заметила, что ей пора домой.

Стивен зажег фонарь, чтобы проводить гостью: из-за непролазной грязи вокруг замка учительница оставила велосипед на дороге. Я вышла вместе с ними. Во дворе, мельком глянув на окно караульни, мисс Марси спросила, не обидится ли отец, если она принесет ему коробочку печенья – держал бы ее при себе.

Я с улыбкой ответила, что еда в нашем доме – не оскорбление.

– Боже, боже… – вздохнула она.

Напоследок учительница восхитилась великолепием руин, предположив, что мы-то к ним давно привыкли. Мечтая скорее вернуться к очагу, я с готовностью согласилась. Только это неправда – к красоте замка невозможно привыкнуть. Мисс Марси и Стивен ушли, а я все смотрела на темные развалины: сегодня они были особенно прекрасны! Ночь выдалась странная. Тонкую завесу облаков подсвечивала серебряным невидимая луна, отчего небо отливало светло-серым. Огромная башня Вильмотт стала как будто еще выше. Я присмотрелась к небу и не смогла отвести глаз. Оно завораживало… Так я и глядела в полной тишине ввысь, пока не вернулся Стивен.

– Замерзнете без пальто, мисс Кассандра, – встревожился он.

Но я забыла о холоде, а потому не мерзла.

По пути к дому Стивен спросил меня о Безжалостной красавице: не обитала ли она в башне вроде Вильмотт? Вполне вероятно, ответила я. Хотя, по-моему, вряд ли эта дама вела хозяйство.

После ухода гостьи дрова в очаг решили не подкидывать; разобрав из духовки горячие кирпичи, все разошлись по спальням. Придется расходовать свечи – рано ведь, спать не хочется.

Вот досада! Надеялась, света хватит на два часа, но фитилек провалился внутрь! Не свеча, а бесформенный кусок воска. (Как же выкручивался в такой ситуации король Альфред со свечами-часами?) Попросила свечу у Томаса – оказывается, он еще корпит над домашней работой. К счастью, в кухне у меня есть тайный запас огарков. А по пути вниз дружески поболтаю с Топаз. Надо все-таки быть великодушней.

* * *

Вернулась. Что сейчас произошло! Очень странный случай.

Мои шаги разбудили в кухне собаку; на лай выглянул Стивен. Я крикнула, что это лишь я, и он нырнул обратно в комнату. Взяв свечной огарок, я присела рядом с Элоизой (после сна от нее приятно пахнет теплой чистенькой собачкой). Только собралась с ней потолковать, как появился Стивен, в пальто поверх ночной одежды.

– Все в порядке, – обернулась я. – Я нашла, что хотела.

Тут дверь над лестницей захлопнулась. Наступила полная темнота, только квадрат окна бледно светится. Я двинулась на ощупь обратно, но врезалась в стол. Тогда Стивен довел меня до ступеней за руку.

– Спасибо, теперь я сама справлюсь, – сказала я.

Окно было рядом; мертвенный лунный свет окутывал все вокруг, точно саван.

Стивен так и не выпустил мою руку.

– Мисс Кассандра, у меня к вам просьба, – начал он. – Если вам будет голодно, скажите мне… Я имею в виду, если нечего будет есть.

Что на это ответить? «Хорошо, обязательно». Но меня насторожил его напряженный, обеспокоенный голос.

– Э-э… у нас вроде всегда находится, чем перекусить, – весело отозвалась я. – То одно, то другое, верно? Куча вкусностей – это, конечно, здорово, но мне пока хватает. А почему ты завел такой разговор?

Он признался, что сейчас размышлял об этом в кровати. Ему невыносима мысль о моих страданиях.

– Если вам голодно, непременно скажите мне! Что-нибудь сообразим.

Я горячо поблагодарила Стивена и напомнила о его планах помогать нам деньгами.

– Да, хоть чем-то, – вздохнул он. – Но если вы недоедаете, только дайте знать! Спокойной ночи, мисс Кассандра.

Я побежала вверх по лестнице. Откровенно говоря, желудок от голода сводит у меня постоянно. Слава богу, что Стивену не призналась! Раз он крадет ради меня стихи Херрика, с него станется воровать для меня сосиски. Нехорошо так думать, но все-таки… приятно.

Из караульни пришел отец. На его лице не было ни тени обиды, ни намека на оскорбленное достоинство. Отец просто сказал, что приберег четыре главы для чтения в кровати.

– И это потребовало немалой силы духа! – добавил он с улыбкой.

Топаз же выглядела расстроенной.

В нашей спальне царила темнота: Томас позаимствовал у Роуз свечу, чтобы дописать домашнее задание. Сестра не возражала – роман оказался «миленьким» до приторности.

Я зажгла огарок и вставила его в оплывший в подсвечнике воск. Пришлось сильно наклониться, чтобы свет попадал на тетрадь. Не успела вывести и буквы, как подскочила Роуз: проверила, затворена ли дверь в студию.

– Тебе ничего не пришло на ум, когда мисс Марси рассказала об открытии Скоутни-Холла? – многозначительно спросила она. – А я сразу вспомнила «Гордость и предубеждение»! Помнишь, миссис Беннет говорит: «Незерфилд-парк наконец больше не будет пустовать»?[2] И мистер Беннет наносит визит новому хозяину-богачу.

– Мистер Беннет не задолжал ему арендную плату, – усмехнулась я.

– Отец все равно не пошел бы. Вот бы очутиться в романе Джейн Остен!

– А я бы предпочла Шарлотту Бронте.

– Что, по-твоему, лучше: роман Джейн с примесью стиля Шарлотты или роман Шарлотты с примесью стиля Джейн?

Обожаю такие разговоры!

Но мне не терпелось заняться дневником, поэтому я коротко сказала:

– Лучше обеих поровну. – И уткнулась в тетрадь.

Сейчас около полуночи. Пишу эти строки при свете угасающей свечи и сама чувствую себя Шарлоттой Бронте. Карандаш норовит выскользнуть из немеющих от холода пальцев. Зачем только Стивен напомнил о еде? Теперь у меня крутит желудок. Странно, я ведь меньше шести часов назад съела яйцо и выпила чай… О боже! Наверное, Стивен так тревожился из-за меня, оттого что сам голоден. Мы ведь семья!

Интересно, не удастся ли урвать еще несколько минут для письма, если воткнуть в подтаявший воск вместо фитилька спички? Иногда помогает.

Бесполезно… Все равно что огонек светлячка. Зато луна пробилась сквозь облака, стало чуть лучше видно. До чего увлекательно писать при лунном свете!

Роуз спит. Лежит на спине, широко открыв рот. Даже в таком виде она прелестна. Надеюсь, ей снится чудесный сон: богатый молодой холостяк предлагает ей руку и сердце. У меня сна ни в одном глазу. Поболтаю немножко с мисс Блоссом. Мысленно, разумеется. На серебристом фоне окна благородный корпус манекена выглядит почему-то внушительнее, чем обычно. Только что спросила ее о нашем с Роуз будущем: случится ли с нами что-нибудь захватывающее? И отчетливо услышала ответ:

– Не знаю, золотко. Но уверена, твоя сестра стала бы настоящей куколкой, подвернись ей случай.

Мне-то стать «куколкой» точно не грозит.

С удовольствием писала бы ночь напролет, однако уже почти ничего не видно – зря бумагу порчу. Лучше просто думать. Размышления, похоже, единственная роскошь, которую можно себе позволить бесплатно.

III

Посмотрела дневник с начала. Читать стенографические знаки довольно просто; даже отрывок, записанный при свете луны, легко разобрала. Сколько же я успела рассказать!.. Когда сочиняешь, часами бьешься над одной страничкой, а вот правда так и рвется наружу – записывай да записывай. Подбор слов мне, если честно, не очень нравится. Впрочем, на кого жаловаться? Сама подбирала. Нет, ну разве сможет читатель вообразить нашу кухню, озаренную пламенем очага? Или башню Вильмотт на фоне серебристых, подсвеченных луной облаков? Или лицо Стивена, благородное и простое одновременно? (До чего несправедливо я назвала его «глуповатым»!) При чтении книги я всегда мысленно рисую картинки: ты будто «дописываешь» роман, а точнее «поселяешься» в нем. Так намного интереснее. Хотя вряд ли другие люди читают подобным образом.

Сегодня я пишу на чердаке – в кухне без умолку болтают Топаз и Роуз; они собираются замочить старые платья в зеленой краске. И где только выкопали это «сокровище»? Упаковка красителя у нас с тех времен, когда я изображала эльфа в школьной постановке. Не хочется, конечно, стать писателем, который способен творить лишь в полном одиночестве; Джейн Остен, например, работала в гостиной, прикрывая роман рукой, когда входили посторонние (больше чем уверена, про себя она поминала их недобрым словом, а то и двумя). Но я пока не Джейн Остен, и терпение мое небезгранично. Замок лучше описывать в спокойной обстановке.

Здесь ужасно холодно; пришлось надеть пальто и перчатки, которые давно превратились в митенки – уцелел только большой палец. На коленях у меня сидит светло-рыжий котище по имени Аб, греет мне живот. Дневник я пишу на крышке бака, перегнувшись через пушистого красавца. На самом деле кота зовут Абеляр, под пару Элоизе (стоит ли говорить, что окрестила их Топаз?), но окликают его полным именем нечасто. По характеру он славный, правда, нежностей не терпит. Сегодня у него редкий приступ великодушия. Мне повезло.

Озаглавлю так: «Переезд в замок».

Пока отец сидел в тюрьме, мы жили в одном из лондонских пансионов. Матери не улыбалось вновь соседствовать с досужим прыгуном через забор. После освобождения отец решил купить дом в деревне. Думаю, мы тогда были весьма состоятельны: «Борьба Иакова» прекрасно раскупалась, а на лекциях по оригинальному роману отец заработал еще больше, чем на продажах. У матери тоже имелся кое-какой доход.

Выбор пал на графство Саффолк. Мы остановились в гостинице в Кингз-Крипте и каждый день выезжали на поиски дома. Да-да, на собственной машине. Впереди сидели родители, а сзади Роуз, Томас и я. Поездки проходили весело, отец был в превосходном расположении духа – Бог свидетель, ни намека на железо в душе! Однако предубеждение против соседей у него все-таки появилось; мы пересмотрели десятки прелестных домиков, а он и слышать о них не желал.

Стояла поздняя осень, теплая, ясная, золотая. Мне нравилась неяркая красота скошенных полей, подернутые дымкой заливные луга… Роуз не любит бескрайние равнины, я же с детства их обожаю – сколько простора небу! Однажды вечером, когда над горизонтом нежно розовел закат, мы заблудились. Мать ворчала, что на карте все вверх ногами, а когда переворачивала, как следует, вверх ногами оказывались надписи. Мы с Роуз хохотали – заблудились! Эта мысль приводила нас в восторг. Отец с ангельским терпением наблюдал за возней матери с картой.

Неожиданно вдалеке, на небольшом холме, мы заметили высокую круглую башню. Отцу тут же захотелось ее осмотреть; маму затея не очень увлекла. Найти башню оказалось нелегко: узкая дорога постоянно петляла, обзор загораживали то деревья, то деревни. Как же мы с сестрой и отцом ликовали, когда башня вновь появлялась на горизонте! Мать тревожилась: поздно, скоро укладывать Томаса; впрочем, брат давно спал, мерно покачиваясь на заднем сиденье между мной и Роуз.

Наконец перед нами вырос дорожный знак с надписью: «К замку и башне Вильмотт. Тупик». Стрелка указывала на узкую заросшую дорогу. Отец не раздумывая свернул. Автомобиль еле полз; за борта цеплялась ежевика, словно пытаясь удержать незваных пришельцев. Наверное, так сквозь лесную чащу продирался к Спящей красавице Принц. Дорога виляла из стороны в сторону, по обочинам росли высокие кусты, дальше нескольких ярдов заглянуть вперед было невозможно. Мать умоляла повернуть назад, пока не увязли, – возможно, до замка еще несколько миль… Но тут мы выехали на открытую равнину, и нашим взорам предстала она! Нет, не одинокая башня на холме, а внушительная крепость в низине. Отец ахнул. Мы выскочили из автомобиля, в изумлении таращась на замок, озаренный последним отблеском дня.

Никогда не забуду это причудливое, великолепное зрелище! Только вообразите: отвесные серые стены на бледно-желтом полотнище неба; перевернутое отражение башен в наполненном до краев рве; зеркальная водная гладь; округлые изумрудно-зеленые листья элодеи… Ни малейшего дуновения ветра. Полная тишина и покой.

На фоне наших восторженных криков древние камни казались еще безмолвнее.

Отца заинтересовали ворота – две башни, соединенные на уровне середины караульной комнаткой с многостворчатыми окнами со стойками из камня. Справа от ворот темнели бесформенные развалины, слева высилась мощная стена с парапетом, ведущая к круглой угловой башне. К величественным дубовым воротам тянулся через ров мост. В одной из обитых гвоздями створок виднелась небольшая калитка. Приоткрытая! Отец сорвался с места… Броситься следом нам с сестрой не позволила мать. Все твердила что-то непонятное о частной собственности, незаконном проникновении, но в конце концов махнула на нас рукой и занялась хнычущим после сна Томасом.

Бег через притихшую равнину навсегда врезался в мою память; запах влажных камней и водорослей над мостом, миг восторга у калитки… Шаг – и мы очутились в прохладном сумраке перехода. Здесь я впервые прониклась духом замка, ощутила тяжесть кладки, стискивающей тебя со всех сторон. Тогда в силу возраста я почти не разбиралась в истории: замки олицетворяли для меня сказку, странное холодное дыхание стен навевало мысли о колдовских чарах. Я испуганно схватила Роуз за руку. Мы со всех ног побежали на свет – и остановились как вкопанные.

Слева вместо серых стен и башен тянулось длинное строение: местами оштукатуренное, местами облицованное кирпичом, местами обитое досками, побелевшими от времени. За решетками в лучах заходящего солнца ярко золотились разнокалиберные маленькие окошки; классический фронтон, казалось, вот-вот обвалится. Это напоминало уже иную сказку. Настоящий домик из «Ганса и Гретель»! По коже побежали мурашки: не похитила ли отца злая ведьма? Но он, как выяснилось, лишь пытался отворить дверь в кухню.

Заметив нас, отец бросился навстречу, напрямую через бурно разросшийся неухоженный сад. Ему хотелось, чтобы Роуз влезла в открытое окошко у парадной двери и открыла засов изнутри. Слава богу, не я – я бы точно умерла от ужаса! Сестра же ничего не боялась; не дожидаясь помощи отца, она сама начала карабкаться в окно. Заскрежетали тугие запоры – и Роуз с торжествующим видом распахнула дверь.