Полная версия
Хочешь выжить – стреляй первым
«Похоже, он здесь босс».
Оказавшись в перекрестье взглядов, я замялся, не зная, что обычно говорят в подобных случаях, а потом решил: чем проще – тем лучше.
– Привет, парни! Кофе угостите?!
Взгляд старшего ковбоя, перед тем как ответить, скользнул по моему винчестеру. Я понял его как намек, сразу убрав винтовку в чехол.
– Слезай с коня, незнакомец. Для хорошего человека ни тепла огня, ни кофе не жалко.
Но стоило мне только слезть с лошади, как из темноты, в круг света, выехали два молодых ковбоя на лошадях. У одного через луку было перекинут винчестер, у второго в руках был дробовик. Задержавшись с минуту, чтобы рассмотреть гостя, они развернули лошадей и ускакали обратно в ночь. Расстелив на траве одеяло, я снял оружейный пояс и кинул рядом с собой, на траву. Мне налили в кружку из стоящего на углях кофейника черную жидкость, после чего перестали обращать на меня внимание. Искусственное безразличие словно отделило меня от этих людей, выведя меня из их круга, хотя при этом как в них, так и в их изредка бросаемых на меня взглядах не было ни малейшей враждебности. Первым пришло облегчение. Меня не узнали. Затем пришло раздражение, смешанное с неловкостью. Словно я оказался в гостях, где все друг друга хорошо знают, общаясь между собой, а тебя, незваного гостя, просто не замечают.
«Никто даже не спросил моего имени. Так принято или я сделал что-то не то?»
Пока я недоумевал, разговоры у костра шли своим чередом.
– Знавал я когда-то одного ковбоя, – начал молодой вихрастый парень, сворачивая самокрутку и хитро поглядывая вокруг. – Исключительно исполнительный был человек. Дай ему только задание сделать то-то и то-то, он и рад стараться. Как-то однажды посылает его босс пригнать на ранчо всю живность, что бродит к югу от горного хребта. До вечера ковбоя никто не видал, а как стало темнеть, глядь – идет и ведет с собой сто двадцать семь голов крупного рогатого скота, тридцать овец, три снежные козы, семь индюков, рыжую рысь и двух медведей… И это еще не все – он заклеймил их всех до единого!
Взрыв хохота был такой силы, что казалось, он достиг самих звезд. Только смех стал стихать, как прорезался голос очередного юмориста.
– А чего?! Все верно! Только насчет овец соврал, – с невинным видом произнес сидящий рядом крепыш с красным платком на шее, сбитым набок. – Коровы и овцы в одном стаде не ходят.
Новый взрыв хохота взорвал тишину. Отхлебнув черной и горькой жидкости, которая только запахом напоминала кофе, я стал прислушиваться к разговору босса с пожилым ковбоем. Там шел степенный разговор о ценах на говядину, торговце Джексоне и даст ли он цену, как в прошлом году. Мексиканцы просто сидели, молча, глядя в огонь. От нечего делать снова прислушался к разговорам молодежи, тем более что те уже перестали травить анекдоты.
– Тим, ты Сэма Сандерса, помнишь?
– Помню. У парня есть только две радости в жизни. Виски и драка. А что с ним приключилось?
– Повесили его.
– Да ну! За что?!
– Через его же дурость! Помните, шайку конокрадов словили, Норта Твидла. Их еще в Форт-Брауне судили. Народ съехался со всех сторон поглядеть, как их вешать будут. Ну и Сандерс, конечно, приехал. И сразу в салун. Кинул в себя несколько стаканчиков виски, после чего решил выяснить отношения с человеком, стоящим рядом с ним у стойки. Начали они махать кулаками, пока Сэм за нож не схватился. Не успел он и глазом моргнуть, как на него народ, сидевший в баре, насел. Скрутили и за решетку кинули.
– А вешать-то за что? Он же…
– Да молчи ты! Дай дослушать! – зашикали на парня, перебившего рассказчика.
– Через час после драки состоялся суд. Собирались вешать четырех конокрадов, а повесили пятерых. Вместе с Сэмми Сандерсом.
– Как так? Его за что? Как такое случилось? – со всех сторон раздались недоуменные голоса.
Ковбой затянулся последний раз, кинул окурок папироски в костер, выдержал паузу, как и положено умелому рассказчику, и только потом продолжил:
– Забыл вам сказать, что судья, который председательствовал, имел здоровенный синяк под левым глазом. И был это не кто иной, как Рони Пайпер.
– Так это он с судьей подрался?! Вот придурок!
– Тогда все поня-ятно-о! – протянул один из ковбоев. – Одна кличка этого судьи сама за себя говорит. «Вешатель».
– Парни, это не тот ли судья, который вешает всех подряд, без разбора?
– Этот. Ни одного приговора не отменил.
– Говорят, он уже сотню человек повесил.
После этих слов наступила тишина. Наступившим молчанием воспользовался старший ковбой:
– Хватит языки чесать, парни! Ложитесь спать!
Ворчание ковбоев было чисто символическим жестом недовольства, потому что, не успели они завернуться в свои одеяла, как мгновенно заснули. Вслед за ними улеглись мексиканцы. Некоторое время я еще смотрел на огонь, а потом и сам последовал их примеру.
Когда я проснулся, вокруг никого не было, зато в отдалении были слышны звуки движущегося стада – глухой рев быков, недовольное мычание коров, звонкое ржание лошадей. Поднял голову. Костер догорал, а синий дым, клубясь, вздымался к начавшему светлеть небу. Пожилой ковбой, беседовавший вчера у костра с боссом, сейчас запрягал в фургон лошадей. Даже не повернув головы в мою сторону, он закричал:
– Завтракать будешь?! Еда на тарелке! Кофейник на углях!
Встал я с трудом. Рана в груди и натруженные мышцы давали о себе знать. Ополоснувшись, сел на свернутое одеяло возле затухающего костра. Закончив грузиться, ковбой подошел ко мне.
– Наливай себе кофе. Ешь. Я тоже с тобой кружечку выпью, – присев рядом, он взялся за кофейник. – Меня зовут Билл Лоутон. «Метатель еды».
Увидев недоумение в моих глазах, пояснил:
– Это такое прозвище. Я повар.
Кивнул ему головой, что понял, а затем впился зубами в жареное, чуть тепловатое, мясо, с такой жадностью, словно голодал, как минимум, неделю. Тарелка опустела в три минуты. Несколько секунд соображал, обо что вытереть жирные пальцы, наконец сорвал несколько пучков травы и вытер руки. Взял кружку с налитым кофе. Повар, наблюдавший за мной, нейтрально заметил:
– Ковбой бы вытер руки о сапоги.
Попытка вывести на разговор. Дескать, если не ковбой, то кто ты? Поговорить хочешь? Пожалуйста. Мне как раз надо узнать про дорогу, так почему не у него?
– Меня зовут Джек Форд. Спасибо за еду. Было очень вкусно.
Ковбой только кивнул головой, соглашаясь с моей оценкой его стряпни. Я подумал, что раз мы познакомились, приличия соблюдены, то можно приступить к расспросам, но Лоутона, похоже, интересовал только сам процесс поглощения утреннего кофе. Пришлось самому продолжить разговор:
– Слушай, Билл. Я тут, похоже, немного заплутал.
Повар повел себя так, словно я говорил не с ним, а сам с собой. Поставив кружку на камень, достал кисет и трубку, затем последовал неторопливый процесс набивки трубки.
– Мне бы хотелось как можно быстрее достичь железной дороги, чтобы добраться… до Нью-Йорка.
Лоутон сделал первую затяжку, затянулся.
– Бежишь?
Я поперхнулся кофе и закашлялся. Вопрос ударил не в бровь, а прямо в глаз.
– Бегу… гм, от себя.
В принципе, я сказал правду. Я бежал от «славы» Джека Льюиса.
– Где-то… я уже это слышал.
Он задумался, потом, словно просветлел лицом.
– Ты с востока. Угадал?
«С востока? Он, очевидно, имеет в виду, что я прибыл с Восточного побережья. А почему бы и нет!»
– Угадал, Билл.
Повар самодовольно усмехнулся и начал мне объяснять, как ему в голову пришла эта светлая мысль:
– Это было год назад, в Додж-Сити. Как-то в баре, за стаканчиком виски, я разговаривал с одним мистером Лаковые Башмаки из Бостона. Набравшись, тот начал рассказывать о себе. Он, типа, газетчик. Вставил, как раз, эти самые слова. Он еще много чего говорил, и все как по-писаному. Вроде хотел «вдохнуть воздуха свободы». И прочий такой бред. Ты тоже в газеты пишешь?
– Не пишу.
– Акцент у тебя странный. Ты немец?
– Нет. Русский.
– Знавал я одного немца. Отто его звали. Неплохой был парень. Застрелили его в Додж-Сити. Хм. Россия? Вроде слышал, но не уверен, что речь шла именно о ней. Много тут вас, приезжих, в голове путается. Давно в Америке?
– Недавно, – подумав, добавил: – С полгода.
– Ну и как тебе?
– Пока трудно сказать.
– На востоке где был?
– Нью-Йорк. Оттуда прямо сюда.
После такого ответа мне осталось только молиться, чтобы повар не оказался родом из Нью-Йорка.
– А я из Кентукки. Там есть такой небольшой городок Битворт. Я там не был с четырнадцати лет. Как уехал, так и мотаюсь по стране. Я так понимаю, ты не был в тех краях?
– Не был, но мне хотелось бы понять, в какую сторону ехать, чтобы попасть к железной дороге.
– Если пойдешь с нами, точно до нее доберешься. Только мне кажется, тебе этот путь не подойдет.
Его слова меня сразу насторожили, но повар не заметил или сделал вид, что не заметил. Сделав очередную затяжку, он медленно выпустил дым в небо.
– Почему? – осторожно спросил его я.
– Все просто, парень. Стадо делает за дневной перегон от силы двадцать пять миль, значит, только недели через четыре, не раньше, мы увидим рельсы. Думаю, для тебя это слишком долго.
– Правильно думаешь, Билл, – с облегчением подтвердил я его слова.
– Странный ты человек, Джек. По твоему виду я бы решил, что ты родом с Запада, а по разговору – только что сошел с восточного экспресса…
Я сделал вид, что не заметил небольшой паузы, тогда Лоутон продолжил:
– Ладно. Мне уже надо ехать. Садись ко мне в фургон, поговорим по дороге.
За время нашего разговора я получил массу нужной и ненужной информации, а повар – возможность всласть почесать языком. Неторопливо и доходчиво он объяснял и рассказывал мне, как живут люди на Диком Западе.
– Наша жизнь далеко не сахар, как бы там, на востоке, ни думали, и все равно они сюда бегут, кто за новой жизнью, кто за свободой. Я вот, что скажу: свободу на хлеб не намажешь и вместо штанов не оденешь. Как и там, приходится на хозяина работать. Но-о, милые!! – некоторое время он кричал на лошадей и щелкал в воздухе кнутом, потом продолжил: – Вот за перегон скота хорошо платят, но за эти деньги парни работают по двенадцать – четырнадцать часов в сутки, день изо дня. К тому же наши деньги еще зависят от цен на мясо, от состояния скота, а также от самих торговцев. К тому же…
Меня заботы ковбоев мало трогали, поэтому я временно отключился, пытаясь систематизировать полученные сведения. Стадо гонят в Канзас, в Абилин. Этот город – скотоводческий центр, где его оценят, купят, погрузят в вагоны и отправят на восток. Город сравнительно большой, насколько это возможно для Запада, если судить по рассказу Лоутона. Уже через пару недель там будет настоящее столпотворение, когда начнут прибывать стада. Билл говорит, что в город вместе со скотом каждую неделю пребывает по четыреста – пятьсот ковбоев, поэтому нетрудно будет затеряться среди такой толпы, а затем незаметно сесть на поезд. Но четыре недели… За это время все что хочешь может случиться. Правда, Лоутон утверждает, что я могу быть в Абилине уже через восемь – десять дней, если поеду сам, но большая часть пути проходит по обжитым местам, а значит, встречи с представителями закона мне никак не избежать. Второй путь – двигаться к океану. Достигнуть порта, а там сесть на пароход – и поминай, как звали! Но этот путь, как я понял из сравнительной географии Лоутона, почти в два раза длиннее, а главное, он находился в том направлении, откуда я бежал.
«Дубль два. Джек Льюис, пройдите, пожалуйста, к эшафоту. Нам необходимо переснять сцену с вашим повешением».
Третий путь был самым простым и в то же время самым сложным. Просто взять и поехать в направлении железнодорожных путей через равнину. Если держаться правильного направления, то, по выражению Лоутона, «морда твоей лошади уткнется в рельсы через четыре-пять дней». Там уж как повезет. Можно встать на пути паровоза, а можно вскочить на тормозную площадку вагона, когда поезд резко снижает скорость, например, при крутом повороте. Лучше, конечно, найти станцию. Но трудность этого пути заключалась не в способе посадки на поезд, а в поисках воды. Места, по которым придется ехать, по большей части, пустынные, неисследованные.
«В этих местах я проскочу незамеченным, но только что делать с водой? Взять запас. А если собьюсь с пути?»
– Чего задумался, парень? Едем с нами! Знаешь, как говорят про Додж-Сити?! «Здесь можно нарушить все двенадцать заповедей и умереть. И всё в один день». Так я тебе вот что скажу, Абилин не хуже. Сначала, как следует, отмокнем в ванне. Потом переоденемся во все новое и в салун. Пропустим несколько рюмочек, пообедаем, а там уже каждому свое. Я – за игорный стол, а ты с парнями – в танцзал. Они большие любители вскапывать пол мотыгой с ситцевой королевой!
Я посмотрел на него вопросительно, пытаясь одновременно понять, что может означать эта странная фраза.
– Слушай, Джек, я все время забываю, что ты не наш. Это чисто ковбойское выражение означает: танцевать с женщиной. Хотя, по правде говоря, топтание на месте, при этом стуча каблуками в пол, вряд ли можно назвать танцем. Уж поверь мне, я успел кое-что повидать в жизни. Как-то я был приглашен на свадьбу дочери мирового судьи. Так вот там…
Все же я решил рискнуть, избрав третий путь. Еще сутки я пропутешествовал с ковбоями, а утром расстался с ними. Честно говоря, трое суток в седле здорово меня вымотали, и если бы не большая часть второго дня, проведенная на кучерском сиденье, рядом с Лоутоном, я бы просто сейчас рухнул на землю и лежал неделю без движения. Болела каждая клеточка тела. Горела грудь. Даже заныло раненое плечо, хотя я уже думал, что больше не придется о нем вспоминать, но, несмотря на боль, настроение у меня было приподнятое. Со слов повара мне стало известно, что если погоня не настигает беглеца в первые сутки, то власти поиски прекращают, переходя к стандартным мерам: расклейке розыскных листков и повышению награды за голову. Если я все правильно понял, мне ничего не угрожает до тех пор, пока буду придерживаться безлюдных мест и объезжать населенные пункты. Правда, и помимо закона на Западе хватало опасностей, но тут все зависит от тебя самого. Кто кого опередит. Напряженность за эти дни постепенно сошла, и я мог позволить себе несколько расслабиться. Прошло не менее двух часов, как я расстался с ковбоями, и, хотя проспал восемь часов, отдохнувшим себя не чувствовал, так как эти трое суток постоянного движения прилично подорвали мои силы. Лошадь, словно почувствовав мое состояние, сама перешла с легкого галопа на шаг. Я пытался бороться со сном, но, видно, в какой-то момент проиграл бой, закрыв на мгновение глаза. Проснулся оттого, что лошадь встала. Судя по положению солнца, спал часа полтора, не меньше. Как только я не грохнулся с лошади и не свернул себе шею? Скорее всего, тут опять было дело в навыках тела настоящего Джека Льюиса. Мозг отключился, предоставив всю власть инстинктам и навыкам бандита, который всю свою сознательную жизнь провел в седле, чего нельзя было сказать обо мне. Мои навыки работы с лошадью ограничивались только полутора месяцами общения с этими животными. Эта командировка стояла особняком от обычных заданий, которыми мне обычно приходилось заниматься.
«Странно. Прожил одну жизнь, теперь живу другой… А ведь в свое время мне часто приходилось жить по чужим паспортам, то есть жить чужой жизнью. Как и сейчас. Но эта жизнь, не как те. Она другая. Интересно, для чего она мне дана? – я в который раз задал себе этот вопрос, но, так же как и раньше, не смог получить ответа. – Все. Хватит забивать голову тем, на что нет и, скорее всего, никогда не будет ответа! Мне дали направление на восход, но при этом надо было забирать чуть левее, тогда я выйду на источник. А я, судя по солнцу, ехал правее».
Только я успел развернуть лошадь в нужном направлении, как раздался еле слышный звук, типа громкого щелчка, при этом он явно не принадлежал к местному животному миру. Вот еще один, и еще. Теперь не трудно было определить, что где-то вдали идет перестрелка. Я привстал в стременах. В той стороне виднелись какие-то постройки. Если не вглядываться в них специально, то в потоках горячего воздуха и на таком расстоянии, они просто казались нечетким коричневатым пятном.
«Похоже, местные ребята развлекаются. Как у них тут принято. Сначала бандиты грабят мирных скотоводов. Потом меняются. Мирные скотоводы, озверев, гонятся за бандитами. Впрочем, это их игры и меня они не касаются».
Тронув поводья, я направил лошадь в нужном мне направлении, подальше от местных разборок, но, как оказалось, зря старался, уйти мне от них не удалось. Спустя два часа с левой стороны, в двухстах метрах, я заметил стоящую без всадника лошадь.
«Засада!» – эта мысль пулей заставила слететь с седла, заодно прихватив из кожаного чехла винчестер. Лежа на земле и высматривая потенциального противника, я одновременно пытался проанализировать ситуацию.
«Местная уловка? Оставил лошадь, как приманку, а сам затаился и ждет, пока кто-нибудь клюнет на нее. Вообще-то глупо. Спит? Ты же заснул, причем сидя на лошади, а ему что нельзя? М-м-м… Хотя, может, там лежит раненый или убитый? В таком случае забрали бы его лошадь. Хм. Хрен поймет этих аборигенов! Что теперь делать? Подобраться к нему или на коня и вскачь? Тьфу!» – Я злился на себя и ничего не мог с этим поделать, так как опять сложилась одна из ситуаций, из-за непонимания которых я чувствовал себя словно на другой планете, настолько все было чужим и незнакомым. С другой стороны, не лежать же здесь мне весь день, решил я, да и натура, привыкшая к риску и постоянной готовности к действию, взяла вверх. Мелкими перебежками, с винчестером наперевес, я быстро пересек открытое пространство, время от времени припадая к траве. Лошадь при виде меня легонько заржала и попыталась отойти, но не смогла, так как ее удерживал повод, зажатый в левой руке лежащего без сознания человека. Быстро осмотрел тело. Итоги были неутешительны. Два ранения в бедро и грудь, к тому же он потерял много крови. Судя по всему, он был ближе к смерти, чем к жизни.
«Хорошо хоть без сознания. Умрет, не мучаясь».
Мои мысли отражали не равнодушие к человеческой жизни, а практичность. Работа приучила меня быть холодным и расчетливым, а в жизни – деловым и практичным. Вот и сейчас перевязка могла помочь этому человеку, как мертвому лекарство. Он был еще жив только потому, что лежал неподвижно. В этой ситуации я ничего не мог для него сделать, кроме как похоронить. Впрочем, даже это было проблематично, так как лопаты у меня с собой не было. Поднявшись с корточек, внимательно осмотрелся, но вокруг, насколько хватало взгляда, никого не было. Тогда я подошел к лошади, собираясь порыться в чужих дорожных сумках, как та, подняв голову, шумно фыркнула.
– Спокойно, лошадка, спокой… – не успел я договорить, как услышал за своей спиной хриплый, полный боли, негромкий голос:
– Ты… Джек… Льюис?
Змея не делает такой быстрый бросок, с какой скоростью я развернул ствол винчестера на голос. Лицо незнакомца кривилось от страданий, но глаза смотрели ясно, словно боль их не коснулась.
– Подойди… ближе… – Тут боль снова заставила его скривиться. Помолчав, он продолжил: – Я умираю?
Подойдя к нему, я еще раз оглядел горизонт, только потом опустился на колени перед раненым.
– Да. Я ничего не могу сделать. Начни я сейчас перевязывать твои раны, то, скорее всего, этим убью тебя. Ты потерял слишком много крови.
Он продолжал смотреть на меня, словно хотел услышать от меня что-то еще. Мне трудно было представить, что может ждать человек в подобной ситуации. Помощи? Молитву? Хотя по его жесткому лицу, пристальному взгляду и мощному телосложению не скажешь, что такой человек может просить и унижаться перед кем-то, все же я решил прояснить этот вопрос, хотя бы для себя.
– Если тебе так будет легче, я могу перевязать тебя.
– Не… надо. Воды.
Снял с его лошади флягу и напоил раненого.
– Лучше… стало…
С минуту мы смотрели друг на друга.
– Ты… здесь… зачем?
– Ехал мимо. Ты откуда меня знаешь?
– Я… Барни… Фергюссон. Агентство… Пинкертона.
Теперь было понятно, откуда он меня знает. Такие, как он, должны были все знать о наиболее «популярных» бандитах. Это их работа. Особенно, если он работает здесь, на Западе.
«Кстати, зачем он здесь? На кого охотится? Может, на меня?»
– Слышал о таком. Так что тебя привело в эти края?
В его взгляде явственно проступило удивление. Видно, я должен был отреагировать на него как-то иначе. Черт! Я же разыскиваемый властями преступник! Мне положено, услышав подобные слова, хищно оскалиться и, достав нож, начать пробовать его остроту пальцем, перед тем как начать нарезать на лоскуты представителя закона.
«Черт! Все время забываю об этом бандите Льюисе!»
– Ты… точно… Льюис?
Этот вопрос неожиданно навел меня на оригинальную идею. В какой-то мере, она могла скрасить последние минуты жизни этому человеку.
– Слушай, Барни. Ты все равно умираешь, поэтому тебе могу признаться. Я не тот Джек Льюис, о котором ты слышал. Мой дух, душа или сознание, назови, как хочешь, переместился из будущего на сто сорок лет назад, оказавшись в теле бандита Льюиса. Звучит, как бред, но это правда.
В глазах агента зажглись искорки интереса. Даже лицо перестало выглядеть восковой маской.
– Значит, душа бессмертна? – его голос дрожал, но фраза прозвучала ровно и четко, словно жизнь нашла в нем новый источник силы.
– Честно говоря, не знаю. Но то, что произошло со мной – свершившийся факт.
– У тебя странный акцент… И говоришь ты… как учитель. Может, в твоих словах… А-а-а!
Стон прервал его слова. Гримаса боли стянула лицо. Мне показалось, что он уже отходит, но агент оказался крепче, чем я думал. Чувство долга этого человека оказалось таким сильным, что сумело в последний момент вырвать его душу из лап смерти.
– Я… приехал сюда… за мальчиком. Отыщи его.
Я несколько опешил от такого необычного заявления, но смолчал. Пусть надеется, если ему так нравится. Тут бы самому ноги унести, а он мне предлагает заняться поисками какого-то мальчишки.
– Выполнишь… получишь деньги… в Нью-Йорке. Кармашек… в моем поясе. Тайник… в седле. Дневник… Там все.
Его голос слабел с каждой секундой. Черты лица, и без того худого, окончательно заострились.
– Кто в тебя стрелял, Барни?
– Грогги… Мексиканец. За голову… награда. Хотел зара… ботать. Их там… осталось… трое. Я убил…
Он с трудом выговаривал слова, гаснущее сознание заставляло его делать перерывы, съедать окончания слов, как вдруг его губы замерли на полуслове. Глаза слепо уставились в бездонную синь небес.
– Покойся с миром, Барни Фергюссон.
Я встал с колен. Минуту молчал, отдавая дань усопшему. Затем посмотрел в ту сторону, где слышал выстрелы и где, по словам Фергюссона, должны находиться бандиты.
«Мне нужны деньги? Мне нужны деньги! Особенно, когда в наличии только двадцать баксов, которые мне подкинули братки-бандиты в одну из сумок. На бедность, что ли, дали? Мне ведь нужно билет на паровоз купить, одеться как человеку, да и в дороге надо чем-то питаться. Требовать премию за голову «Мексиканца» у властей чревато неприятностями, когда ты сам в розыске. Так как быть с деньгами? Дилемма: или банк грабить, или с бандитами разбираться. Но банк еще найти надо, а бандиты рядом, поблизости. Правда, сразу напрашивается вопрос: стоят ли они подобного риска? С другой стороны, раз за голову главаря назначена награда, по мелочам ребята не работали. Отсюда вывод: денежка у них есть!»
Глава 4
Глаза Сида полыхнули волчьей злобой, но в глубине его сердца сидел страх. Он должен, должен убить этого грязного койота, убить сейчас! Рука рванулась к револьверу, и в этот же миг Сид увидел огненный цветок, расцветший на стволе винчестера. Что-то тяжелое ударило его в грудь, и тело моментально онемело до самых кончиков пальцев на ногах. С тупым упорством Сид начал поднимать ставший в одно мгновение таким тяжелым и неподъемным револьвер, глядя поверх его ствола. Он сумеет справиться, он сильный! Сейчас эта крыса кладбищенская свое получит! Палец нажал на спусковой крючок. Тяжелый револьвер в руке Сида дернулся, и он увидел пламя на конце ствола, а уже в следующую секунду улица неожиданно покачнулась, и окружающий мир вдруг стал расплываться перед его глазами, теряя привычные четкие очертания. Он даже не заметил, как оказался на коленях. Странно. Большие красные капли в серой пыли… Кровь. Моя… кровь?
* * *Убежищем бандитов был город-призрак. Таких городков немало оставалось после очередной волны иммигрантов, прибывающих на Запад в поисках лучшей доли. Они основывали городки, начинали жить, затем бросали, заслышав о золотоносных жилах, где самородки лежат прямо на земле, о тысячных стадах ничейных коров, бродящих по зеленым лугам. Почему именно это место привлекло внимание переселенцев, мне не удалось понять, да я и не сильно хотел это знать. Но в любом случае какой-то существенный фактор, заставивший людей основать на этом месте поселение, мне в глаза не бросился. Ничего похожего на рудник. Земля также казалась нетронутой. Полуразрушенные стены домов из самана, провалившиеся крыши, глядевшие черными дырами окна – все говорило о том, что городок был на пути к полному исчезновению.