Полная версия
Тайна Животворящего Креста
– Девушку не находили. Но мы осмотрим остров и скалу: может быть, высокая волна кого-нибудь выбросила туда.
– Можно я поплыву с ним? – спросил Тозо. Про ларец он пока решил не говорить.
Старик внимательно поглядел на Тозо:
– Ты хочешь найти эту девушку?
– Да, она дочь господина, которому я служу, и я должен был заботиться о ней, – сказал Тозо, предпочитая умолчать о том, что Анна – дочь венецианского дожа.
– Хорошо, – разрешил старик.
Тозо и Никола уселись в лодку и принялись объезжать острова. Тщательно вглядываясь в скалы, они обогнули сначала большой остров. Кое-где валялись обломки галеры, а в одном месте волны били о камни оторванную скамью с прикованными к ней галерниками. Подплыв поближе, Никола убедился, что они мертвы, и продолжил путь в поисках живых. Тозо уже начал погружаться в отчаяние: маленький остров был так мал, что вряд ли там кто-нибудь мог найти спасение. И когда его глаза начали застилать слезы отчаяния, он вдруг увидел свисающий из щели между скалами кусочек цветной ткани. Тозо торопливо протер глаза кулаками. Нет, ему это не почудилось.
– Скорее туда! – крикнул он Николе, возбужденно указывая рукой на яркое пятно ткани. Никола направил лодку к островку, но зашел со стороны суши, иначе волны могли повредить лодку о камни. Едва лодка подошла к скале, как Тозо, рискуя упасть в воду или удариться о камень, прыгнул на скалу и еле удержался на ней, ободрав в кровь пальцы и колени. Никола задержался, швартуя лодку к острому камню при помощи веревки, и Тозо первым выбрался на островок. Посредине островка оказалось нечто вроде крошечной полянки, поросшей травой. На ней лежала стройная девичья фигурка в некогда роскошном, а теперь в клочья изодранном платье. Она лежала ничком на узком деревянном ящике, в котором Тозо узнал ларец со святыней. Тозо, вскрикнув от радости, бросился к лежащей Анне и споткнулся о предмет, отозвавшийся глухим металлическим звоном. Тозо скосил глаза и вздрогнул: это была та самая металлическая трубка со сплющенными концами. Каким образом она оказалась здесь? Неужели и ее волны выбросили на берег? Невероятно! Нет, скорее всего, Анна сжимала ее в руке и выпустила, когда потеряла сознание.
Тозо услышал за спиной голос Николы и резким толчком ноги отправил трубку в расщелину скалы. Затем таким же движением прикрыл щель валявшимся рядом куском плоского камня. Однако Никола не обратил внимание на его манипуляции. Он склонился над девушкой и, осторожно обхватив ее за плечи, попытался приподнять. Но это ему не сразу удалось: Анна плотно обхватила одной рукой ларец, помогший ей удержаться на поверхности бушующих волн и в итоге спасший ей жизнь. Наконец Николе удалось освободить руку девушки. Он осторожно отодвинул закрывавшие лицо Анны пряди золотистых волос и замер, с детским восторгом созерцая совершенные черты лица. Нежно проведя огромной ладонью по голове девушки, Никола легко подхватил ее на руки и кивком головы велел Тозо следовать в лодку. Тозо подхватил ларец: тот казался не слишком тяжелым, невзирая на довольно приличные габариты. Отнеся его в лодку, Тозо попытался развернуть не слишком поворотливое суденышко бортом к скале, но ему это никак не удавалось. Тем не менее Никола не стал дожидаться удовлетворительных результатов маневров Тозо, а с удивительной для его огромной фигуры кошачьей ловкостью прыгнул в лодку. Лодка слегка просела от удара, но почти не качнулась, и держащему на руках Анну Николе удалось сохранить равновесие.
Никола уселся на корме, бережно прижимая к груди Анну. Тозо пришлось сесть за весла. Сначала ему долго не удавалось развернуть лодку носом к берегу: коварные волны, играя, норовили повернуть ее бортом. Но в конце концов Тозо справился с управлением, и волны погнали лодку к берегу.
– Она жива? – спросил Тозо Николу. Тот не ответил, а лишь продолжал молча смотреть на Анну, время от времени проводя ладонью по ее шелковистым волосам.
Тозо никак не мог вытащить лодку на берег, но Никола, не дожидаясь, пока он это сделает, сам спрыгнул в воду, бережно неся Анну. Он уложил ее на песок. Подошел старик, склонился над Анной, положил морщинистую руку ей на шею, затем выпрямился, удовлетворенно кивнув головой.
– Она жива, – сказал он подошедшему Тозо. Тот вздохнул с облегчением. Все закончилось как нельзя лучше: дочь дожа жива, ларец со святыней и опечатанная металлическая трубка в целости и сохранности.
* * *Однако все было совсем не так радужно, как показалось Тозо. Анна пришла в себя, но оказалась не в себе. Она утратила дар речи, не узнавала Тозо и вообще создавалось впечатление, что рассудок покинул ее почти полностью. Но кое-что она помнила: когда увидела ларец, то вскрикнула и легла на него, крепко обхватив руками, и даже Никола не смог ее от него оторвать. Так и оставили ларец при ней.
Анну поселили в доме старика. Старик оказался старейшиной одного из родов племени Паштровичей, владевшего землями вдоль побережья этой части Далмации от города Бар на юге до города Будуа на севере. Звали старика Горан, а Никола приходился ему сыном.
Никола буквально не отходил от Анны ни на шаг. Даже когда ему нужно было отлучиться по делам, он при малейшей возможности брал ее с собой. И Анна так и льнула к рослому черногорцу. Тозо попытался объяснить Горану, что Анна происходит из очень знатного рода и ее ждет не дождется отец, который щедро вознаградит спасителей дочери. Но старик лишь усмехнулся в ответ:
– Моему сыну нужна жена, а не деньги. Разве ты не видишь, что они любят друг друга? Если Николе понадобятся деньги, он возьмет их у того, у кого их много. Разве мало набитых золотом купцов возят корабли по морю? А вот найти любовь не просто. Так что будь Анна дочерью самого герцога Венеции, она все равно станет женой моего сына!
– Но она и есть… – воскликнул было Тозо, но старик с неожиданным проворством зажал ему рот своей сухой, твердой, как дерево, ладонью.
– Не следует говорить то, из-за чего можешь потерять голову, – прошептал ему на ухо старик, и от этого шепота у Тозо пробежали мурашки по спине. Старик не хочет неприятностей, удерживая при себе дочь правителя могущественной Венеции. Но сама Анна не помнит, кто она. Помнит лишь Тозо, но эту проблему легко решить, если он вздумает болтать. Но Тозо не хотел так легко сдаваться.
– Вы не понимаете! – воскликнул он. – Она должна привезти в Венецию святыню, находящуюся в ларце, чтобы спасти родной город от чумы!
– Ты глупец! – высокомерно заметил старик. – Если бы Господь хотел, чтобы святыня попала в Венецию, он бы не допустил кораблекрушение. А святыня попала к нам, к Паштровичам, значит, Господь решил отдать ее нам. Как ты можешь призывать идти против воли Божьей?!
Тозо в растерянности замолчал. Между тем старик продолжал:
– Триста лет назад ваши венецианцы везли мощи святого Трифона из Константинополя в Венецию, но буря загнала их в Каттаро, и они не могли покинуть город, потому что сам святой Трифон пожелал, чтобы его мощи пребывали в Каттаро, а не в Венеции. И венецианцы не смели ослушаться ясно изъявленой воли святого. Так что повторяю тебе: не смей противиться воле Божьей!
– Я понял, – покорно склонил голову Тозо и попросил: – Отпустите меня! Мне нужно в Венецию, там мои жена и сын.
– Как же ты поедешь в зачумленный город? Одумайся! – возразил старик. – Если твои родные больны, то чем ты им сможешь помочь? А если им суждено выжить, то им понадобится живой и здоровый кормилец. Поэтому ты останешься здесь, пока не будет получено известие об окончании чумы.
Тозо понимал, что без разрешения старейшины он не сможет покинуть земли Паштровичей: в конце концов, он мог оказаться вражеским лазутчиком. Оставалось лишь ждать.
Анну, к которой так и не вернулись ни память, ни речь, поместили в дом старейшины Горана. Тозо же пришлось ночевать в келье монаха, находившейся прямо напротив того места, где Тозо выбросило на берег, и представлявшей собой вырытую в склоне горы над берегом нору, кое-как укрепленную камнем и деревом. Тозо не хотелось ночевать в сырой пещере, но снаружи начал накрапывать дождь, и он задремал у входа в келью, привалившись спиной к каменному косяку. Внезапно раздался тихий знакомый голос:
– Джованни! Я пришла поговорить с тобой.
Тозо увидел стоящую рядом со входом фигуру, освещенную скудным серебристым светом неполной луны. Это была Анна!
– Ты снова обрела память и речь? – радостно воскликнул Тозо, пытаясь подняться, но Анна легким прикосновением руки удержала его.
– Не совсем… Здесь я прежняя, но за пределами сна – нет.
– Так я сплю? – удивился Тозо и хотел уже себя ущипнуть, но Анна снова удержала его.
– Все сложнее, и нет времени объяснять. Я пришла сказать тебе главное. Слушай!
* * *Тозо разбудил монах, встававший к молитве еще до рассвета. Вспомнив ночную беседу с Анной, Тозо впервые осознал: здесь ему придется задержаться, и, возможно, надолго. Для начала следовало найти себе постоянное жилье и хоть какое-нибудь место в общине. Тозо стал помогать рыбакам, жившим на большом острове, и ему выделили каморку в доме, где хранили сети, весла и прочее рыбацкое имущество. Тозо сложил в углу каморки очаг с дымоходом, натянул на оконный проем бычий пузырь и смиренно отбывал назначенный судьбой срок.
Старик Горан сделал все, как обещал: не прошло и полгода, как Анну окрестили по греческому обряду в храме Успения Пресвятой Богородицы, построенном на высоком утесе почти прямо над тем местом, где Анну и Тозо выбросило на берег. Спустя еще пару месяцев в том же храме обвенчали Анну и Николу. А через год у них родился сын, названный в честь деда Гораном.
Вскоре после венчания Анны и Николы пришло известие, что чума в Венеции закончилась. Тозо стал было собираться в дорогу: старый Горан, подобревший после рождения внука, пообещал Тозо, что доставит его в Будуа, а там уж на первом же идущем в Венецию корабле он доберется до дома. Поскольку от Бара до Будуа не было ни одного подходящего места для пополнения запасов воды и продовольствия, то суда заходили туда довольно часто. Однако вскоре пришло известие о начале войны Венеции с Генуей. Генуэзцев поддержал венгерский король, предоставив им бухты для базирования судов в той части Далмации, которую венграм удалось захватить. Путешествие в водах, кишащих беспощадными к венецианцам генуэзскими пиратами, было весьма опасным. Тозо все же был полон решимости отправиться домой: заветную опечатанную трубку он уже давно извлек из расщелины скалистого островка и спрятал в укромном месте на берегу. Однако он никак не мог решиться уехать от святыни, хранящейся в деревянном ларце.
Став матерью, Анна передала ларец на хранение одному из монахов, живших далеко в горах. Тозо не мог уехать, так и не выяснив местонахождение святыни: если Анна не может привезти ее в Венецию, то это обязан сделать он, Тозо!
Тозо стал ходить в горы вместе с пастухами и охотниками и вскоре неплохо ознакомился с местностью. В своих землях Паштровичи чувствовали себя полными хозяевами: однажды на каменном столбе у дороги Тозо увидел чашу с вином, предназначавшуюся для утоления жажды путникам. Чаша была золотая! Старик Горан снисходительно объяснил потрясенному Тозо: никто из Паштровичей никогда не присвоит драгоценную чашу, а заезжий вор не посмеет воровать на земле Паштровичей – за это ждет его смерть лютая и неминуемая.
Старик Горан с одобрением относился к общению Тозо с Паштровичами: венецианец был умен и образован, молод и красив собой – такие пригодятся племени в общении с беспокойными соседями вроде Республики Святого Марка и венгерскими королями. Может быть, он все-таки позабудет о своей жене, примет правильную веру и женится на крепкой телом черногорке. Однако у Тозо были другие планы.
Он нашел пещеру у горы Голый Верх, в которой жил монах, хранивший святыню. Вход в пещеру был оформлен в виде встроенной в скалу часовни. Туда на молитву часто приезжала Анна с маленьким Гораном. Тозо, глядя на них, мучительно размышлял: как овладеть ларцом? Дело облегчалось тем, что старый Горан не афишировал обретение святыни: о ней, кроме него, Анны и Тозо, знал лишь монах-отшельник, ставший хранителем ларца. Оставалось ждать удобного случая. И он наступил на десятый год пребывания Тозо у Паштровичей.
Пришло ошеломляющее известие: Венеция уступила всю Далмацию королю Венгрии! За четыре года до этого скончался дож Андреа Дандоло, отец Анны, а спустя два года умер «царь сербов и греков» Стефан Душан, и его держава стала немедленно разваливаться на куски. Наместники Душана принялись утверждать свою независимость, земли вокруг владений Паштровичей перешли к правителю Черногории Балше. Балша и Венеция нуждались в Паштровичах для борьбы с венгерским королем, чьи владения уже достигли северного берега залива Бока ди Каттаро.
Вот кто может помочь Тозо отобрать святыню у Паштровичей – венгерский король! И Тозо решил отправиться на службу к венгерскому королю Людовику. Однажды рано утром в заранее приготовленной лодке он отправился на север. Пользуясь попутным ветром, он поставил парус и на следующий день вошел в бухту Рагузы Далматийской.
Глава 4
Итак, мой герой прибыл в Дубровник, известный в те времена под римским названием Рагуза. Дойдя до этого места, я сделал паузу и задумался. Честно говоря, мне не очень понятны некоторые поступки Тозо. Почему он, столь долго находясь в землях Паштровичей, так и не нашел способа овладеть ларцом? И почему к дальнейшим действиям он приступил много лет спустя? Что он делал до этого?
И тут вдруг меня осенило: а что, если Тозо был влюблен в Анну Дандоло?! Тогда все встает на свои места, все находит убедительное объяснение: именно из-за любви к Анне Тозо так долго находился в землях Паштровичей. Ему был нужен не ларец: он искал способ вывезти Анну из Далмации. И в земли Паштровичей Тозо вернется с карательным отрядом, отчаявшись иным способом отнять любимую женщину у Николы. А что, если сын Николы на самом деле был сыном Тозо? Неплохая история закручивается! Попробую позже переписать начало именно в этом ключе. А пока надо довести историю до конца. Итак, Тозо прибыл в Дубровник…
* * *Формально в то время Рагуза, как и вся Далмация, находилась под властью венгерского короля, однако фактически, как и во всех далматских городах, Рагузой управляла местная знать. Тозо нашел прибежище в местном францисканском монастыре. Как образованный и умный человек, Тозо привлек внимание настоятеля. Они часто прохаживались вместе по тенистому клуатру, внутреннему дворику монастыря, беседуя на различные темы. Однажды Тозо затронул тайну пропажи иерусалимской и константинопольской частей Животворящего Креста. Настоятель внимательно посмотрел на него и повел Тозо в крипту, в которой хранились останки монастырских насельников. Настоятель указал на одну из плит, на которой, помимо обычной надписи «requiescat in pace», были выбиты арабские цифры: «1228».
– Это год смерти того, кто лежит под плитой? – спросил Тозо, перекрестившись. Ему показалось странным, что дата указана арабскими цифрами, а не римскими, как это было обычно принято.
– Нет, – отрицательно качнул головой настоятель. – Это не дата, это ключ к дате. Тут сокрыт день, когда утерянные части Креста Господня откроются христианскому миру.
– Но что эти цифры означают? – воскликнул Тозо, благоговейно прикасаясь к выбитым цифрам.
– Это знал только монах, чьи останки покоятся под этой плитой, – ответил настоятель. – Но он велел выбить эти цифры на плите, зная, что в назначенный срок придет тот, кто сумеет их истолковать.
* * *Ждать своего часа Тозо пришлось долго. Лишь спустя двадцать два года после своего отплытия из земель Паштровичей он снова вернулся туда, но уже в качестве проводника многочисленного вооруженного отряда венгерской королевской армии. Очередное обострение войны между Венецией и Венгрией привело к тому, что настойчиво продвигаемая Тозо мысль о нанесении удара по единственным не сложившим оружия союзникам Венеции в Далмации – племени Паштровичей – нашла отклик у старого короля, повелевшего «уничтожить гнездо проклятых разбойников». В начале лета 1381 года в бухту Будуа вошли несколько кораблей, с которых высадился присланный королем отряд под командованием молодого графа Германа фон Циллеи. За успешную экспедицию юному, но амбициозному графу была обещана должность бана, то есть правителя, Хорватии и Далмации. Отряд расположился лагерем на Будванском поле. Не было сомнений, что дозорные Паштровичей наблюдают с гор за венгерскими солдатами. Пользуясь отличным знанием местности и горных троп, Тозо, обманув дозорных, скрытно вывел часть отряда в тыл Паштровичам. Основные силы вышли днем позже, идя по следам разведывательного отряда. Застигнутые врасплох, Паштровичи попытались разгромить венгерских рыцарей у горы Голый Верх, но потерпели поражение: в решающий момент им в спину ударил основной отряд. Почти полторы тысячи Паштровичей стали жертвами карательной экспедиции венгерского короля.
Тозо с отчаянной храбростью в первых рядах венгров прорывался к подножию горы Голый Верх – туда, где в пещере за часовней хранилась вожделенная реликвия. Однако, ворвавшись в часовню одним из первых, обыскав алтарь часовни и находившуюся за ней пещеру, Тозо, к своему огромному разочарованию, не обнаружил ларца. Никаких следов ларца и никаких признаков тайника, где его можно было бы спрятать! Разъяренный Тозо выбежал из пещеры в часовню. У алтаря умирал в луже крови монах, зарубленный кем-то из венгров.
– Где ларец? – спросил его Тозо по-черногорски: за долгое время пребывания у Паштровичей он неплохо выучил их язык.
– Спроси у Анны! – хрипло выдохнул монах. – А здесь его нет и не было. Ты ошибся, латинянин!
И монах испустил дух с саркастической усмешкой на залитых кровью устах. Тозо в ярости выбежал из часовни. Тайна ларца была так близко и вдруг выскользнула буквально из рук! Недалеко от часовни в окружении венгерских воинов отчаянно билась кучка черногорцев. Могучие уроженцы гор были на голову выше низкорослых венгров, но и среди них выделялся особенно крупным телосложением богатырь, сносивший ударом длинного тяжелого меча врагов, словно траву косой. Тозо сразу понял, кто это: черногорец был очень похож на Николу, которого Тозо увидел двадцать лет назад. Несомненно, это сын Николы и Анны. Надежда снова вспыхнула в душе Тозо, и он бросился в гущу сражения. Однако пробиться к сражающимся не было никакой возможности. Тозо увидел лежащее на земле тяжелое рыцарское копье, подобрал его и принялся лихорадочно взбираться на склон горы. Тем временем черногорцев прижали к скале: их осталось только трое – израненных, истекающих кровью, но продолжавших яростно отбиваться от наседающего врага. Тозо оценил расстояние и с силой метнул копье тупым концом вперед. Расчет оказался верным: копье ударило точно в затылок самому рослому из черногорцев, и тот рухнул на землю.
Через пять минут все было кончено. Тозо спустился со скалы и из-под изрубленных тел вытащил потерявшего сознание от удара в голову сына Николы. Он озабоченно нащупал пульс на шее великана: есть! Жив!
Подъехал граф Циллеи, вытирая платком кровь с меча. Он подумал, что Тозо обыскивает мертвеца с целью найти хоть какие-то ценности, и усмехнулся:
– Оставь его, брат Джованни! Эти горные дикари бедны как церковные мыши.
– Нет, граф, мне нужно не содержимое его кошелька, даже если бы таковой у него имелся, – отозвался Тозо. – Этот человек жив и является моим пленником.
– Вот как? – удивился граф. – Тогда вам придется везти его с собой. Впрочем, одного из моих оруженосцев убили, и вы можете взять его лошадь. Сочтемся в Триесте.
Граф не дарил лошадь Тозо, а продавал. Но Тозо обрадовался: до Триеста путь неблизкий, а конь нужен здесь и сейчас.
– Нам пора, – озабоченно сказал граф. – Сегодня ночью к берегу подойдут корабли, чтобы забрать нас. Утром они уйдут в любом случае – с нами или без нас. Надо торопиться!
Тозо велел двум солдатам усадить бесчувственного сына Николы в седло, крепко к нему привязав могучее тело черногорца. Теперь сын Николы не свалится с лошади, а когда очнется, то не сможет сбежать. С шеи все еще находившегося без сознания парня свисал деревянный крестик на шелковом шнурке. Тозо снял его и осмотрел. Обычный деревянный нательный крест. Великоват, конечно, но для гиганта-черногорца – в самый раз. Крест был бы неотличим от тех деревянных крестов, которые часто носят на себе бедняки-христиане, если бы не шелковый шнурок и выступающие шляпки серебряных гвоздиков, вбитых в крест. Тозо надел крест себе на шею. В тот момент это было просто инстинктивное движение – чтобы крест случайно не потерялся.
С заходом солнца отряд выехал на берег моря в том самом месте, где тридцать три года назад чудесным образом спаслись Тозо и Анна Дандоло. Садящееся за море светило окрасило горизонт в кровавый цвет, словно оповещая всех о бойне у горы Голый Верх.
На берегу никого не было, лишь у спуска к пляжу на фоне багрового заката чернела фигура женщины. Тозо сразу понял, кто это, и, пришпорив коня, поскакал вперед, крикнув:
– Не трогать женщину! Она моя!
Тозо подъехал к Анне и сказал:
– Я привез твоего сына. Он жив, хотя пока без сознания.
И в доказательство своих слов показал крестик.
Проезжавший мимо граф со смехом крикнул Тозо:
– Брат Джованни! Можешь забрать себе и эту старуху, и все, что ты найдешь в лачугах по соседству. Я дарю тебе этот берег!
Венгерская солдатня одобрительным хохотом отозвалась на шутку предводителя. Тозо дождался, пока последний солдат пройдет мимо, и сказал Анне:
– Забирай сына и уходи. Только отдай мне ларец со святыней. Я пришел за ним. Настал срок обретения, и я избран, чтобы открыть святыню христианскому миру.
Анна улыбнулась, но ответила не сразу. Тозо даже испугался, что ее снова поразило безумие, как тогда, сразу после кораблекрушения. Но она ответила ему на венецианском языке, и Тозо понял, что она давно все вспомнила и сохранила разум.
– Ты ошибся, Джованни. Срок еще не настал. Я и сама не знаю, где сейчас спасший мне жизнь ларец со святыней. Но я знаю точно: святыня будет явлена. Но не тебе и не сейчас. Спасибо тебе за спасение сына. Я не держу на тебя зла, ведь ты более несчастен, чем я. Буду молиться за спасение твоей души. А ты вымаливай у Господа прощение за тех, кого ты сегодня обрек на смерть. Прощай!
Тозо, поколебавшись, принялся снимать деревянный крестик с шеи, но Анна жестом остановила его:
– Пусть останется у тебя.
И Тозо послушно спрятал крест за пазуху.
– Торопись! – озабоченно посоветовал он Анне. – Вам надо уйти, пока граф не выставил посты.
Тозо долго смотрел им вслед, пока Анна, ведущая под уздцы лошадь со своим сыном, не скрылась за ближайшим утесом. Затем, вздохнув, спустился на берег.
Солдаты обшарили и подожгли дома, находившиеся на большом острове и берегу. Их обитатели заранее ушли в горы, прихватив свой незамысловатый скарб и скот. Толстым каменным стенам домов огонь не мог причинить вреда. Скоро жители вернутся и снова поставят на каменные стены каркас из жердей, на который уложат упавшую с прогоревших крыш черепицу. Так было не раз и еще не раз будет.
Граф приказал выставить стражу и развести костры на большом и малом островах, чтобы обозначить в темноте подход к берегу для кораблей.
Солнце село, и навалилась темнота. Тозо опустошенно смотрел на огонь костра и думал: как так могло получиться, что он возвращается ни с чем? Усталость давала знать, и Тозо незаметно для себя погрузился в сон, распластавшись на еще теплой гальке. И вдруг он увидел идущую по пляжу женщину. Женщина приблизилась к костру. Это была Анна. Тозо оглянулся: на берегу горели костры, но никого не было. Тозо вдруг прошиб пот: неужели венгры уплыли, оставив его здесь?!
– Не бойся, – усмехнулась Анна. – Ты просто спишь. А я пришла к тебе во сне, чтобы закончить начатый разговор.
* * *Тозо проснулся от толчка в плечо и вскочил, машинально хватаясь за висящий на поясе кинжал.
– Осторожнее, брат Джованни! – раздался голос графа Циллеи. – Ну и крепко же вы спите. Пора на борт, все уже погрузились.
Действительно, недалеко от берега на волнах покачивался крутобортый неф, освещенный светом факелов. Тозо сел в лодку вместе с графом и его оруженосцами. Гребцы налегли на весла. Полоса берега, местами освещенного угасающими кострами, удалялась. Сияющий звездами небосвод был снизу словно отгрызен неровным силуэтом черных гор. Куда теперь?
* * *Корабли с отрядом Циллеи должны были идти к Триесту, чтобы там соединиться с армией короля. Но Тозо боялся встречи с королем – уж больно много он наобещал монарху – и упросил Циллеи высадить его в Рагузе по болезни.
– Боюсь не доехать до Триеста, – объяснил он графу. – Болезнь усиливается, а в Рагузе францисканцы вылечат меня в монастырской больнице.
– Как знаешь, брат Джованни, – отозвался граф. – Ты сделал то, что должен был сделать. Если у тебя были еще обязательства перед королем, о которых я не знаю, то это уже не мое дело. Если ты понадобишься королю, он сам тебя найдет. Прощай! И храни тебя Господь!