Древняя книга Агриппы

– Это мне неловко, простите меня великодушно, – мягко прервал ее плешивый, – но, в конце концов, раз мы все равно познакомимся, так лучше это сделать раньше. Что зря время терять? Правда, Коля?

Обгорелый Коля ответил, почти не шевеля щелью губ:

– Петя абсолютно прав, вы с вашим спутником окажете нам честь.

Появился Карик, поставил на стол бутылку вина, два бокала и два овощных салата.

– Кушайте на здоровье! – пожелал он и удалился.

Плешивый Петя проворно разлил вино по бокалам и провозгласил:

– Давайте за знакомство и приятный отдых! Кстати, позвольте представиться: Петр Андроновский, портретист. А это мой друг, Николай Троф, скульптор.

– Ольга.

– Андрей.

– Ну давайте!

Вино оказалось терпким и легким на вкус – как и положено красному сухому вину.

– Так вы люди искусства, настоящие профессионалы? – спросила Ольга.

– Мы гении, отвоевавшие место среди профессионалов, – серьезно заявил Андроновский. – Эти снобы от холста и мольберта все-таки признали меня, скрипя зубами. Я просто раздвинул толпы этих жалких ремесленников, заняв судьбой предназначенный мне пьедестал. Ну а Коля осенью организует свою персональную выставку. Уверяю вас, его ждет оглушительный успех!

– Да ладно тебе, – попытался прервать его Троф, но Андроновский продолжил, не обращая внимания на робкий протест друга:

– Не скромничай, твои «Три обезьяны» – просто шедевр! Впрочем, осенью вы сможете их сами увидеть. Приходите, не пожалеете! Это вам не металлические уродцы Церетели, нет! Это просто поэзия в камне!

– Он хвалит меня потому, что я не претендую на его экологическую нишу, – иронически пояснил Троф, – а будь на моем месте, скажем, Шилов, то он вряд ли ушел бы отсюда живым.

– А что Шилов? – фыркнул Андроновский. – Всю свою славу он составил тщательной прорисовкой деталей туалета. Что его портреты? По сути, раскрашенные отретушированные фотографии!

– При всем моем уважении к вам, Петр Андреевич, позволю себе не согласиться, – раздался вдруг негромкий голос. Он принадлежал человеку, сидевшему за соседним столиком. Ольга удивилась: как она раньше его не заметила, ведь она единственная из всех четверых сидела лицом и давно должна была увидеть неожиданного оппонента Андроновского.

– Позвольте, а вы кто такой? – раздраженно спросил Андроновский и сделал попытку повернуться. Столик угрожающе качнулся под натиском внушительного живота, жалобно скрипнув пластиковыми ножками по плиткам пола.

– Я ваш давний и верный поклонник, – ответил незнакомец. Ольге показалось, что она где-то уже видела этот нечеткий овал лица, пыльного цвета волосы и дымчатые очки в роговой оправе. Незнакомец тем временем снял очки и продолжал, пристально глядя на Андроновского:

– Я абсолютно уверен, что вы гениальный художник современности. Но при всем при этом нельзя оспаривать гениальности Шилова. Просто у вас разные манеры письма. Кстати, вы тоже не избегаете тщательной прорисовки деталей. Но при этом главное, что делает ваши произведения неповторимыми, – это последний мазок. Вы гений последнего мазка, мистическим образом оживляющего портрет и превращающего его в шедевр! Гениальность же Шилова в другом: он видит людей такими, как они есть, он видит все их потаенные, скрытые от остальных людей стороны. Это страшный дар: видеть – и суметь передать это на холсте! У вас же дар другого рода. Если Шилов изображает слепок ауры человека, то вы передаете импульс этой ауры. Я бы сказал так: у Шилова портрет – спектрограмма души, а у вас – импульс света, удар молнии!

Незнакомец обвел всех присутствующих взглядом, несколько виновато улыбнулся:

– Еще раз извините меня, что невольно прервал вашу беседу. Петр Андреевич, позвольте вручить вам мою визитную карточку, – с моей стороны было бы невежливо затевать с вами спор, не представившись. Еще раз прошу меня извинить!

Незнакомец встал и положил визитку на стол перед Андроновским. Тот недоуменно пожал плечами, буркнул что-то под нос и сунул визитку в задний карман шорт.

– А вот и харчо!

Ольга обернулась и увидела Карика, спешащего к столу с подносом, на котором дымились две тарелки с ароматным супом. Карик поставил тарелки перед Ольгой и Андреем. Ольга негромко обратилась к нему:

– Скажите, Карик, а этот мужчина, за тем столиком… он тоже живет здесь?

– Какой мужчина? Нет там никого! – удивился Карик. – Кушайте на здоровье!

Ольга посмотрела на соседний столик. Там действительно никого не было. Андроновский с аппетитом поедал кусочки арбуза из тарелки, Троф меланхолично потягивал вино из бокала, заедая его сочным персиком. Андрей с вожделением принюхивался к супу.

Внезапное появление незнакомца и столь же внезапное исчезновение казались куском кинопленки, по ошибке вклеенным в другой фильм. «Уж не показалось ли мне все это?» – подумала Ольга. Она хотела спросить Андроновского, что тот думает об услышанном, но почему-то не сделала этого.

* * *

После обеда Андрей и Ольга отдохнули, а часам к пяти вечера отправились на пляж. Это оказалось просто: пройти по улице до конца, перейти железную дорогу и спуститься по лесенке на берег, неприятно поразивший Ольгу крупной галькой и уходящими в море волноломами, разрезавшими берег на участки по пятьдесят метров.

На берегу в шезлонгах под зонтиком сидели Андроновский и Троф, пили баночное пиво с воблой: напитки, рыбу и фрукты непрерывно наперебой предлагали бродячие торговцы.

– Где вы взяли шезлонг? – спросила Ольга. Андроновский простер руку, указывая в сторону волнолома. Прямо за волноломом рядом с кучей шезлонгов и зонтов сидел скучающий парень.

– Двадцать рублей в день, – объявил Андроновский, – впрочем, сейчас можете договориться с ним за десятку.

Андрей помчался договариваться. Андроновский отхлебнул пиво из банки и спросил:

– Оленька, а вы в первый раз здесь?

– Да.

– Ну и как вам?

– Так… Камни и эти ужасные волноломы…

– Ну позволю себе с вами не согласиться, – возразил Андроновский, – песчаный пляж много хуже, поскольку избавиться от песка, забивающегося в обувь и стирающего в кровь ноги, просто невозможно! А волноломы… тут с вами не согласятся они.

И он указал на детей, радостно прыгавших в воду.

– Кстати, в щелях между плитами живет огромное количество крабов, рачков, мидий, – добавил Троф, – и весьма любопытно понырять с маской, понаблюдать жизнь обитателей моря. А подальше от берега дно песчаное, там можно увидеть скатов и морских ежей. Очень интересно!

Андрей притащил два пластиковых шезлонга. Ольга сбросила одежду, оставшись в купальнике.

– Афродита! – восхитился Андроновский. – Воистину вы рожденная из моря богиня! Я напишу ваш портрет!

– Не сейчас, – шутливо возразила Ольга и позвала Андрея: – Идем купаться!

Вода оказалась в меру теплой и прозрачной. Ольга с наслаждением отдалась нежным объятиям легких изумрудных волн. Они с Андреем проплыли за буйки и обратно. Потом прокатились вдвоем на скутере. Андрей увез ее далеко в море, и на крутом повороте они оба слетели в воду, а потом долго пытались забраться на скутер, со смехом сталкивая друг друга в воду.

А на берегу уже давно отчаянно махал руками хозяин скутера. Он встретил возвращение неаккуратных клиентов мрачным взглядом, но Андрей сунул ему еще пятьсот рублей, и тот сразу успокоился.

– Мы с Колей ходим ужинать обычно часов в восемь, – сообщил Андроновский, – как правило, в «Лагуну» или в «Русь». Из «Лагуны» чудесный вид на море, на заходящее солнце, а в «Руси» отменная готовка. Зайти за вами?

– Да, это было бы очень любезно с вашей стороны, – согласилась Ольга. Забавная парочка развлекала ее, да и местные особенности они, как завсегдатаи, знали великолепно.

* * *

Поужинали в «Руси». Ресторан размещался в довольно странном сооружении, снаружи напоминавшем декоративный замок, а изнутри – галерею в мавританском стиле. Впрочем, там было уютно, чисто, и еда действительно была неплохой, а цены – невысокими. Ужин на четверых с фанагорийскими винами и десертом едва перевалил за семьдесят долларов, что удивило Ольгу: они с Борисом при всей его страсти к разумной экономии никогда не ужинали дешевле чем за сотню на двоих.

– Э-э, дорогая, истратить деньги – штука нехитрая, – глубокомысленно заметил Андроновский, – а вот истратить их с умом, рачительно… Ну не могу я понять, чем молдавский «Совиньон» урожая девяносто седьмого года хуже французского «Совиньона» две тыщи первого года от Бартона и Гестье! А разница в цене почти втрое! А чем фанагорийское «Мерло» непонятно какого года урожая хуже молдавского «Мерло» девяносто шестого года? Я не гурман и разницы уловить не могу! Так ради чего я буду переплачивать в несколько раз за разницу, которой не улавливаю? Вот в коньяках я понимаю и никогда не возьму кубанский даже девятилетней выдержки, поскольку он в подметки не годится не то что «Хеннесси» или «Отару», но даже обычному «Московскому»! Кстати, здесь есть отличный кизлярский коньяк, – очень рекомендую к кофе по-восточному!

– Ну что ты про коньяк завелся, – попытался остановить его Троф, – дама его не пьет.

– Да пожалуйста! – воскликнул Андроновский. – Вот вам мясо «по-царски». Около четырех долларов, включая гарнир. В одном известном московском ресторане, чье преимущество заключается лишь в близости от стен Кремля, точно так же приготовленный кусок мяса стоит двадцать семь долларов. А в другом ресторане на Пятницкой меня потчуют аналогичным блюдом, – впрочем, под другим названием, – за пять. Заметьте: на мой взгляд, приготовлены эти блюда с одинаковым качеством.

– Пообедать в «Славянском базаре» просто кайф! – возразил Андрей. – Это же классно! Как можно сравнить высококлассный ресторан с малоизвестной, недавно открытой забегаловкой?

– Ах, так дело в престиже? – иронически осведомился Андроновский. – В определенных кругах к вам отнесутся благосклонно, если вы оставите за вечер в корейском ресторане сумму, на которую можно неделю отлично ужинать в менее известном заведении. Но вот за эпатаж этой среды вас станут боготворить! Да! Я так и вошел туда, – эпатируя богемную сволочь, а теперь они мне задницу лижут, – о-о… пардон, Оленька!

– Петр, облик мужчины определяют две вещи – часы и обувь, – заметил Андрей, – эти вещи обязательно должны быть дорогими и престижными. Простите, но если положение обязывает, то…

– Это вы на меня намекаете? – иронически уточнил Андроновский. – Да, на мне отечественная обувка за сорок баксов, хотя я могу себе позволить английскую пару туфель за четыре сотни. И часы у меня, хоть и десятидолларовые «Филип Персио», зато японские и, хоть и собраны в Китае, надежные как трактор. У вас туфли итальянские, неплохие, но красная цена – долларов восемьдесят максимум. Небось за столько и купили у вьетнамцев? Кстати, и ваши часики «Тиссо», несмотря на солидный швейцарский вид, тоже явно от вьетнамцев и не дороже тех же десяти долларов, – разве нет?

– Ну знаешь! – угрожающе привстал Андрей, но Ольга наступила ему на ногу, и он мрачно проворчал, доставая из кармана «Парламент»: – Схожу на воздухе покурю!

– Извольте, а я покурю здесь – с позволения дамы! – откликнулся Андроновский, бросая на стол пачку «Русского стиля». Андрей вышел на веранду. Троф осуждающе посмотрел на Андроновского:

– Ну что ты завелся! Обидел парня, да еще в присутствии его подруги! Эх!

Троф поднялся и пошел вслед за Андреем. Ольга взглянула на мрачно сопящего Андроновского и сказала:

– А вы, оказывается, злой! И занудливый.

– Да, я зануда, – согласился Андроновский. – А ваш Андрей – просто дешевка! Разве этого вы не видите? Что вас с ним связывает? Только постель?

– А разве этого мало? – повела бровью Ольга. – Каждый ищет то, чего ему не хватает. Ладно, давайте оставим эту тему. Выпьем вина. Как оно называется? «Черный лекарь»? Пусть он излечит все наши раны!

* * *

– Да-а, нашло на Петю, – с досадой произнес Троф, – иногда он просто невыносим!

– Я ему морду набью! – мрачно пообещал Андрей.

– Ах, оставь! – махнул рукой Троф. – Неужели ты не понял, в чем дело? Петя умница, энергичный и пробивной мужик – горы сметет! Но никакие ум и энергия не помогут ему сделать так, чтобы такая женщина была рядом с ним. Все его могучие мозги и пробивные способности бесполезны там, где тебе достаточно одного взгляда. Вот так!

Андрей ухмыльнулся, но ничего не ответил. Троф немного помолчал, потом сказал:

– Я не преувеличиваю. Когда сегодня я увидел тебя выходящим из моря, то отметил, что твой тренер по бодибилдингу не зря ест свой хлеб. Великолепно вылепленное тело, абсолютное совершенство! Я хочу его увековечить.

– В смысле? – спросил Андрей. – Вы предлагаете мне стать вашим натурщиком… или что-то другое?

– Ну что за термины! – даже расстроился Троф. – Натурщик… ха! Я хочу увековечить тебя, я хочу открыть миру совершенство твоего тела! Короче, в конце осени я открываю персональную выставку и хочу именно там тебя прославить. Для этого понадобится всего несколько сеансов, и все они будут оплачены, и хорошо! Завтра я уезжаю, вот номер моего мобильника. Позвони сразу же, как окажешься в Москве. Договорились?

– Хорошо, я подумаю! – пообещал Андрей. Троф обхватил его за плечи и сказал:

– Да о чем тут думать, мальчик мой! Разве не об этом ты мечтал всю свою жизнь? Вот же оно, рядом! Тебе осталось сделать лишь один шаг к славе и известности! Разве не этого ты хотел?

– Я позвоню! – решительно пообещал Андрей.

Они вернулись в зал. Андроновский посмотрел на Андрея, кашлянул и сказал:

– Э-э, Андрей… Я погорячился и приношу вам свои искренние извинения.

Андрей же повел себя странно – промолчал, залпом выпил бокал десертного «Черного лекаря», откинулся на спинку стула и закурил, задумчиво глядя в потолок. Андроновский с недоумением поглядел на Ольгу. Та коснулась руки любовника. Он вздрогнул, вопросительно посмотрел на нее.

– Петр Андреевич принес тебе свои извинения, – пояснила Ольга. Андрей рассеянно улыбнулся и кивнул:

– Да, хорошо – забудем!

Троф и Ольга облегченно вздохнули. Вечер покатился по ровной дорожке. После ужина Ольга и Андрей прогулялись по залитому ярким светом, бурлящему весельем и беззаботностью Кургородку. Андрей охотно выполнял все прихоти Ольги: пострелял из пневматической винтовки (попал три раза из тридцати), безуспешно пытался зацепить удочкой бутылку вина и даже сфотографировался в обнимку с негритянкой (подрабатывающей в Сочи на «африкан экзотик» студенткой Московского университета). Отказался только прыгать в поднебесье на резиновых тросах, сославшись на плотный ужин. Ольга надула губы, но Андрей поклялся блеснуть в постели.

И сдержал слово.

* * *

Курортные будни летели в обычном режиме: аквапарк, катание на «банане», скутере и параплане, таинственный полумрак пещер, изумительные горные виды Красной Поляны, тающая во рту нежнейшая свежевыловленная в «Каньоне» форель и купание в хрустальных струях водопадов. Ольге казалось, что ее жизнь немыслима без Андрея, без ласкового плена его обаяния и возбуждающих прикосновений его сильных рук.

Тем разительней ей показались перемены, начавшиеся уже в поезде на обратном пути в Москву. После безумной ночи страсти она уснула счастливой. Но, проснувшись утром, вдруг почувствовала, что уже устала от всего, что составляло радость и смысл ее жизни последние две недели. Вместе с бегущими назад километрами, оставившими далеко позади блистательный праздник старого доброго курорта, ее как-то незаметно покинуло опьянение страстью. И она с некоторым удивлением обнаружила, что Андрей вдруг начал раздражать ее именно тем, чем раньше очаровывал: естественным инфантилизмом и поверхностным мироощущением. Когда на остановке в Рязани любовник притащил огромный роскошный букет, составленный из содержимого корзин минимум трех цветочниц, она почувствовала недовольство – вот идиот, и так без денег, а сколько выкинул! А в Москве будет на еде экономить, жить на хлебе с вареньем и спитом чае. Она вдруг поняла, что с Андреем надо рвать: она не способна содержать альфонса – даже если он чемпион мира по «постельному спорту»!

Ожидание окончания пути превратилось в пытку. Ольга мрачно смотрела в окно и без конца выходила курить в тамбур. Андрей уловил ее состояние и не пытался навязывать свое общество. Ольга была благодарна ему за это.

Поезд опоздал минут на пять. Когда Ольга увидела мрачные кирпичные пакгаузы на въезде в Казанский вокзал, она была готова рыдать от облегчения.

– Спасибо, Андрюша, – мягко сказала она, пытаясь уклониться от его ищущего взгляда, – мне было очень хорошо.

– Я надеюсь, что мы еще увидимся? – нерешительно спросил он.

– Я подумаю, – пообещала Ольга, и он понял: никогда.

– Тебе лучше выйти первым, – сказала Ольга, роясь в сумочке. Ей ничего там не было нужно – просто не хотелось встречаться взглядом с Андреем. Странно: не первый раз она расставалась с любовником, но такого еще не испытывала!

– Спасибо за все, ты восхитительна, – произнес Андрей и поцеловал Ольгу в губы, которые она предусмотрительно не накрасила. Он не почувствовал отклика с ее стороны – с таким же успехом он мог приложиться к стене. На мгновенье его охватила волна отчаяния. Он справился с горьким чувством, подхватил сумку с вещами и вышел в коридор.

Поезд остановился. Ольга посмотрела в окно и увидела Константина. Он не разглядел ее: по коридору проходили люди. Ольга ощутила прилив острой радости: она дома, в Москве, с любимым!

Он появился в купе через пару минут. Ольга радостно шагнула к нему, обвила его руками.

– Как долго, любовь моя, как долго! – шептал Константин, целуя ее лицо. А Ольга закрыла глаза и думала: «Как хорошо, как хорошо!» Она снова вернулась в рутину будней своей привычной жизни. Она снова дома!

Глава 8

После происшествия с неудачной попыткой ограбления Сергей стал на короткое время знаменитостью. Его показали в «Дорожном патруле» и в новостях на московском канале. Плюс короткая заметка в «Московском комсомольце». Короче, на федеральный уровень выйти не получилось, но искупаться в лучах славы довелось.

К приятным моментам стоило отнести и решение руководства фирмы предоставить ему внеочередной отпуск сроком на две недели и бесплатную путевку. Несколько отравило радость то, что ехать надо было в сентябре: дочь не могла прервать занятия в колледже, а жене не дали внеочередной отпуск на работе. Да и поездку сначала хотели предоставить на Кипр: все оплачивал банк, чьи деньги Сергей спас. Только в последний момент выяснилось, что у Сергея нет заграничного паспорта, и на Кипр по «горящей» путевке поехал родственник директора фирмы. А Сергей – в адлерский пансионат «Фрегат».

Купе Сергей делил с молодой семьей: муж, жена и двуногое исчадие ада лет десяти, вредное и капризное. В результате Сергей почти все время проводил в коридоре или в вагоне-ресторане – и последний нанес существенный удар по его скудному бюджету.

Когда Сергей вышел на залитый солнцем вокзал Адлера, то испытал поистине первобытный восторг: юное существо, попортившее ему нервы, влекомое нагруженными сумками и чемоданами родителями, хныча и кривляясь, навсегда исчезло за углом. Сергей с удовольствием закусил тут же на вокзале сосиской с картошкой под кружку разливной «Балтики» – и к нему вернулись оптимизм и любовь к человечеству.

Добравшись до Кургородка на маршрутке, Сергей нашел «Фрегат» не без труда – надпись на здании пансионата была выложена тонкими неоновыми трубками, абсолютно невидимыми днем. Номер формально считался двухместным, но у руководства хватило совести заказать его для одного Сергея. Совмещенный санузел, холодильник, персональный балкон… Могли бы, конечно, раскошелиться на кондиционер и телевизор. Впрочем, в середине сентября даже здесь вполне можно обойтись без кондиционера, да и почти полное отсутствие комаров позволяло при желании спать на балконе в шезлонге. Ну а к телевизору Сергей не питал непреодолимого пристрастия.

В первый же день он капитально обгорел на пляже и вторые сутки провел в номере, читая до одурения купленные в ларьке детективы. На его счастье, жена не забыла положить в вещи тюбик бутадиона, и на третий день он уже смог, не морщась от боли, надеть рубашку и сходить пообедать в столовую.

После обеда он уселся в тенечке за столик в ближайшем кафе, чтобы выпить кофе. За соседним столиком сидел его сосед по этажу, плотный мужичок лет пятидесяти с кудрявыми, тронутыми сединой волосами и проплешиной на макушке.

– Не возражаете, если я подсяду? – обратился он к Сергею.

– Пожалуйста, – пожал плечами тот. Мужичок подсел, перетащив кружку пива и пакет с фисташками. Сел на пластиковый стул и взглянул на Сергея из-за толстых стекол очков. Взгляд у него был немного растерянный: такой бывает у сильно близоруких людей.

– Угощайтесь! – радостно предложил он. – Третий день здесь один, словом перемолвиться не с кем. Семью взять с собой не удалось, а курортные романы, знаете ли, не для меня. В карты тоже не играю, так вот…

Сергей кивнул в знак понимания: он сам был не любитель курортных романов и преферанса до одурения.

– Позвольте представиться – Георгий Глебович Валович. Впрочем, какие могут быть церемонии на курорте, тут люди даже в ресторан ходят в шортах и голые по пояс… так что зовите меня просто Жора.

– Сергей.

Они обменялись рукопожатиями.

– Давайте вина выпьем по бокальчику, за знакомство, – предложил Жора, – вроде как на брудершафт. Тут недалеко отличные кубанские вина продают. Разливают прямо из бутылок, а не из бочек. Не люблю бочковые вина. Сходим?

– Отчего же нет? – отозвался Сергей, осторожно вставая со стула: рубашка прилипла к спине и отделялась, казалось, вместе с кожей.

Сергей, невзирая на робкие протесты Жоры, взял бутылку десертного «Черного лекаря». Жора, подумав, исчез и появился с двумя пластиковыми стаканами, в которых лежали ароматные желтоватые ломтики дыни. Они уселись за столик под раскидистым платаном.

– Вы тоже по путевке? – спросил Сергей, разливая в бокалы маслянистую темную жидкость.

– Да, разумеется, – кивнул Жора, прихлебывая вино, – замечательно, чудный аромат! Да… мне на кафедре дали. Выделили вдруг за пятнадцать процентов стоимости по линии Министерства образования. Раз в кои веки! Жаль, жену взять не смог.

– Вы в сфере образования работаете? – спросил Сергей.

– Да, я профессор на кафедре экономики, – ответил Жора и назвал один престижный московский институт.

– У меня как раз к вам дочь собирается поступать в следующем году! – воскликнул Сергей. Жора покачал головой:

– После обычной школы к нам сложно поступить. Очень сложно! Она учится в обычной школе?

– Да.

– Тогда вам нужен очень серьезный репетитор, – вздохнул Жора, – а то все словно с ума сошли, ломятся на экономический, конкурс под тридцать человек на место, так что сами понимаете, какие шансы…

– А вы можете кого-нибудь порекомендовать?

– Да, разумеется, но предупреждаю сразу – это будет стоить…

Услышав сумму, Сергей приуныл: нет, не потянуть! Придется Аньке выбирать попроще место!

– А может, порекомендуете курсы какие подготовительные, подешевле? – нерешительно осведомился Сергей. Жора назидательно поднял палец и изрек:

– Дешево хорошо не бывает! Поверьте мне, хорошие репетиторы стоят больших денег. Господи! Да что же это мы все на «вы» да на «вы»… Давайте на брудершафт!

И они выпили на брудершафт. Жора принес еще одну бутылку, а Сергей купил два стаканчика со сладкой ежевикой. Они уже были на «ты».

– Знаешь, – сказал Жора, закуривая тонкую сигару, – есть вариант… Один мой коллега, опытный репетитор, согласился позаниматься с моим племянником за половину стоимости. Я думаю, что он не откажется позаниматься на тех же условиях и с твоей дочерью, если я его попрошу.

– Жора, у меня нет слов! – развел руками Сергей. – Это было бы просто здорово!

– Ну тогда в Москве созвонимся и все обсудим.

Глава 9

Тавров мечтал о чашке кофе. Настоящего кофе, смолотого из отборной арабики и сваренного в керамической турке с крышечкой – в ней кофе долго не остывает и можно не торопясь пить чашку за чашкой. Кофе в строгом молчаливом одиночестве – что может быть прекраснее в начале длинного дня!

– К вам посетительница, Валерий Иванович, – сказала Катя. Тавров мрачно зашвырнул кепку на вешалку. Мечты всегда разбиваются о суровую реальность, такова их участь! Ладно, придется угостить и раннюю пташку.

– Сделай нам кофе, Катюша, – пробурчал Тавров, стараясь, чтобы сказанное прозвучало как можно любезнее. И прошел в свой кабинет. Кабинет и приемная раньше были одной комнатой, поэтому в приемной не было окна, а кабинет поражал спартанской простотой: письменный стол, узкий книжный шкаф, стул и кресло для посетителей – больше сюда ничего не влезало, даже урна для бумаг все время путалась под ногами.

Он увидел совсем юную девушку и окончательно приуныл. «Попросит найти неверного возлюбленного и, краснея, поинтересуется, где лучше сделать аборт, чтобы мама не узнала», – обреченно подумал Тавров, что-то промычав в ответ на смущенное «здрасьте» и усаживаясь за стол.