Сопроводитель

Так что, как ни крути, а я со всех сторон оказывался правым. Леонид Сергеевич, соответственно, не правым. И вообще он мне все больше не нравился.

Машин на трассе было не сказать, чтобы очень много, скорее даже, очень немного, так что я спокойно шел на скорости изрядно больше шестидесяти кэмэче, на всякий случай покручивая головой по сторонам – а не проявится ли где товарищ гаишник, работа которого состоит в том, чтобы делать честным водилам вроде меня разные нехорошие пакости, как то: штрафовать, изымать права, портить нервы, сворачивать кровь и далее в том же духе. Честным водилам все это было совершенно не по вкусу, но поделать они ничего не могли, поскольку рангом не вышли.

В это утро мне, говоря откровенно, повезло. Стражи дорожного порядка дрыхли, считая, что свой долг перед государством они выполнят гораздо лучше, если выйдут на трассу, скажем, под вечер.

Так что я без помех пролетел через весь город при полном попустительстве властей, и довольно скоро оказался на загородном шоссе, где вздохнул более или менее свободно. Опасность внезапного появления гомиков с гнилыми зубами и нехорошими намерениями относительно Леонида Сергеевича – а прицепом и меня, любимого – стала намного расплывчатее.

С радостью осознав сей факт всем своим организмом, – начиная от кончиков волос поверх кожи и заканчивая слепой кишкой, которую мне так и не вырезали вовремя, – я решил, что стоит предпринять еще одну попытку завязать душевный разговор с Леонидом Сергеевичем.

– Эй, пассажир! – весело сказал я в зеркало заднего вида. – Радуйся. Кажется, натурально, вырвались. С тебя бутылка.

– Тебе заплатили аванс, – холодно обронил тот. – Так что закрой рот и крути баранку.

Я скрипнул зубами, но решил подойти с другого конца:

– Слушай, а что это они за тобой охотятся? Ты что, такая важная птица гусь?

– Крути баранку! – повторил Леонид Сергеевич, и я таки не выдержал:

– А вот хрен ты угадал! Ты что, полагаешь, что я за эти копченые три штуки баксов жопу тебе вылизывать буду? Да в гробу я видал, в белых тапках на босу ногу. Я контрактов не подписывал, так что выложу сейчас баксы, остановлю машину и пойду домой. Понял? И мне хорошо, и тебе хорошо – если ты в мою сторону слово кинуть западло считаешь, то будешь кидать его в собственные уши.

– Да ты чего? – тревожно спросил Леонид Сергеевич. – А кто меня повезет?

– Машина тебя повезет, – весело пояснил я. – Сядешь на переднее сиденье, нажмешь сандалькой на педальку и – ту-ту! – поминай, как звали.

Я довольно усмехнулся. Миша Мешковский – я это всегда знал, но сейчас убедился еще раз – был действительно умным парнем. Он нашел бы выход даже из насквозь закупоренной бочки, запихай его туда кто. А мысль мне действительно понравилась – те две с небольшим сотни «зеленых», что успел потратить, я, по собственному компетентному мнению, уже отработал, дважды подставляя свою драгоценную задницу ради спасения слишком гордого хуцпана, которого мне подсунул роялевидный крепыш. Так что моя совесть по этой части была чиста, как слеза младенца.

Обрадовавшись открывающейся перспективе, я даже засунул было руку в карман, нащупывая баксы с твердым намерением вернуть их и избавиться от лишней головной боли. Но сделать этого не успел – из-за поворота на более чем приличной скорости вылетел ГАЗ-53 с будкой, вильнул, выравниваясь и, нащупав носом нужный курс, помчался мне наперерез.

Леонид Сергеевич снова заверещал сиреной. Но я уже не обращал внимания на его вокальные изыски – собственная шкура была куда дороже, чем наслаждение совсем немузыкальным визгом пассажира.

Все происходило довольно тупо. Может быть, потому, что на дороге я чувствовал себя, как рыба в воде, никаких эмоций я не испытывал, действуя совершенно автоматически.

Для начала притопил педаль тормоза и вывернул баранку. Машину слегка развернуло, и я газанул, проскочив не просто рядом с ГАЗом, а протерев его боком, как сука кобеля во время течки. Парень, сидевший за рулем грузовика, явно не ожидал такой подлости с моей стороны. Он тоже попытался изменить курс, но тяжелая машина, шедшая на изрядной скорости, такого обращения не потерпела. Она попробовала пойти юзом, но в виду неудобства подобного способа передвижения опрокинулась сперва на бок, а затем на крышу.

Довольный собственной проделкой, я затормозил у самой обочины и обернулся, чтобы посмотреть на поверженного врага. Нервы Леонида Сергеевича не выдержали в очередной раз. Набрав полные легкие воздуха, он наклонился ко мне и, сделав паузу, заверещал в самое ухо:

– Поехали отсюда! Быстрее!

– Заткнись, понял, да? – спросил я. Хватит с меня и зеленых «Жигулей», которые проворонил из-за него в городе. Теперь терять свой шанс я не собирался. Мне позарез нужна была информация. И, раз уж пассажир таковой делиться не собирался, я намеревался ею разжиться, добравшись до водилы ГАЗа.

Автоматная очередь, прогремевшая из рощицы близ дороги, поставила крест на этих планах. Стрелок оказался аховым и в машину ни разу не попал. Я, парень хваткий, этим воспользовался, хоть и перепугался не на шутку. Напрочь затоптал педаль газа и поспешил покинуть опасное место, что оказалось довольно простым делом – стоило проскочить поворот, как мы оказались вне сектора обстрела.

– Говорил я тебе? – простонал из-за спины Леонид Сергеевич. – Говорил?

– Ой, ну я тебя как брата по разуму прошу – не стони! – попросил я. – Лучше скажи – часто это будет повторяться? Клянусь центральной нервной системой дедушки Ленина, – земля ему пухом, если таки похоронят, – кабы я знал заранее, что будет та-а-кой хипеш, я бы с собой упаковочку подгузничков прихватил.

– Говорил же я тебе! – продолжал хныкать пассажир. – А ты не послушал!

Скрипя расшатанными нервами, я притормозил у обочины и быстро сунул руку под сиденье. «Беретта» была там. Слава Богу, я таки вспомнил о ней. Вытащив ствол на свет Божий, я обернулся к Леониду Сергеевичу:

– Ну, так как? Часто такая канитель повторяться будет?

Увидев оружие в моих мужественных руках, он стал разноцветным, как полотно Сальвадора Дали и растекся по заднему сиденью.

– Не знаю я!

Клянусь остатками своей совести, которой у меня отродясь не бывало, он превратно истолковал мои действия. Я просто хотел переместить пистолет поближе к телу, чтобы легче было вынимать в случае надобности. Провернув эту операцию с блеском, я смерил трусливого спутника задумчивым взглядом. Тот был насмерть перепуган и, скорее всего, утратил львиную долю своей былой спеси. Поэтому можно было ожидать, что он ответит на любые мои вопросы. И я рискнул задать первый:

– Ты кто?

– ?! – он вытаращился на меня с таким видом, словно я попросил его объяснить половое строение мамонта.

– Ты кто есть по специальности? По слогам повторить?

– Не надо. Адвокат я, – он с мольбой посмотрел на меня. – Поехали, а? Разве ты не понял – они убьют меня, как только представится возможность!

– Если и убьют, – вполне резонно возразил я, – то только вместе со мной.

Однако с места все-таки двинулся. В одном Леонид Сергеевич был прав – если им представится возможность, то упускать ее они не будут.

3

Леонид Сергеевич разговорился. Последний хипеш, видимо, подействовал на его нежную душу примерно так же, как действует капля серной кислоты на кошачью задницу: ее начинает разъедать и появляется непреодолимое желание сказать что-нибудь, – хотя бы только «мяу!», но громко. И мой пассажир, подвывая и глотая пригоршнями слюни, иногда прямо с обрывками слов, принялся высказывать все, что раздирало ему глотку.

– Черт меня дерну-у-ул! – начал он, хоть и заунывно, но так издалека, что я даже сперва не понял, к чему он клонит. – Это в прошлом году было, когда Бебича пристрелили. Ну, когда стрельбу на Каховской устроили, помнишь? Вот тогда его и пристрелили. Уы-ы-ы! – Он завыл, потом принялся выстукивать зубами что-то похожее на азбуку Морзе, хоть и не так ритмично.

А я, натурально, помнил. Хипеш был знатный. Братва, собравшаяся в парке культуры и отдыха, принялась играться в войнушку, стрелять из автоматов и даже слегка из гранатометов, в общем, вести себя, как немцы в сорок втором под Сталинградом. Правда, вся их пальба ни к чему конкретному не привела. Они изнахратили пулями кучу деревьев, парочку разворотили гранатами, из гранатомета же попали в статую бабы с веслом, после чего баба осталась не только без весла, но и без головы. Менты, прибывшие на место народной гулянки минут через пятнадцать, нашли чертову уйму использованных автоматных гильз, но ни одного расстрелянного автомобиля и ни одного трупа, если не считать трупа того самого Бебича. Только о том, что этот труп принадлежит Бебичу, тогда еще никто не знал. Потому что сперва им пришлось изрядно поломать голову в попытках разобраться – что же с ним случилось? Впечатление было такое, что к телу в районе пуповины привязали атомную бомбу, а потом взорвали, так что кроме пуповины ни одной целой части практически не осталось. Опознали Бебича недели через две по золотому зубу, на коронке которого было вытравлено: «Потускнеет – похмелись», и по кисти правой руки, где по фалангам пальцев шла татуировка, несшая миру великую в своей простоте мысль: «Бабы суки». И, хотя Бебич от чистого криминала давно отошел – едва ли не раньше всех остальных городских авторитетов, – и в последнее время почти никому, кроме себя, не был интересен, эпическая кончина снова заставила говорить о нем каждого второго жителя города.

Но я, извиняюсь, в том хипеше не участвовал, хотя хотелось бы хоть одним глазком взглянуть – уж больно все весело было. Впрочем, у меня было оправдание: я тогда момент лежал в кровати и старался как можно быстрее срастить ногу, сломанную в неравной борьбе с открытым канализационным люком.

А Леонид Сергеевич тем временем продолжал, наполовину по-русски, наполовину морзянкой, рассказывать печальную историю своей жизни, добиваясь, чтобы я, расчувствовавшись, пустил по этому поводу солидную мужскую слезу. Но я, черствый, как силикатный кирпич, упорно не плакал.

– Меня Пипус нанял, – стенал Леонид Сергеевич. – Его менты начали прессовать. Говорили, что это он перестрелку организовал. И что это его люди Бебича кончили. В общем, стали вешать на него это дело. А ему это не понравилось. И он нанял меня. Мы с ним одноклассники. Даже дружили в свое время. Вот он ко мне и обратился. У меня ведь адвокатская контора.

Я с удивлением слушал его завывания, гадая, расскажет он мне всю историю своей жизни, начиная с того памятного вечера, когда родители зачали его при неверном свете керосиновой лампы, или ограничится периодом с первого класса, который он закончил с красным дипломом. Впрочем, с чего бы он ни начал, связать его биографию в стройное повествование я бы все равно не смог – он перескакивал с одного на другое и вообще был похож на воробья, накурившегося марихуаны.

– Я сдуру, по дружбе, и взялся его защищать. Если бы знал, что из этого получится, ни за что бы не согласился! – бился в истерике пассажир. – Мы только и успели, что договор с ним подписать – и его взяли под стражу. Я добился, чтобы Пипуса выпустили под подписку о невыезде, и принялся копать. Он заплатил мне хорошие деньги, и я обязан был их отработать. И я докопался! Я узнал, кто организовал убийство Бебича! Но когда я попытался назвать имя, за мной начали охотиться. Дважды избивали и забирали все документы, которые я носил с собой. Первый раз – их было двое – они напали на меня в подъезде моего дома, сломали ребро и наставили синяков. После этого Пипус приставил ко мне охрану, которая присматривала за мной по дороге из дома на работу и с работы домой. Но они заявились ко мне в контору, и их было уже четверо! Они пробили мне голову пресс-папье, сломали два пальца и перерыли все в кабинете. Но я не дурак – документы по делу Пипуса лежали в сейфе в квартире моей любовницы. Они ничего не нашли! Я, конечно, обратился в милицию по факту избиения, но ведь наша доблестная милиция такие дела если и раскрывает, то только нечаянно.

Я порадовался тому, что Леонид Сергеевич себя дураком не считает, хотя сам бы не торопился ставить диагноз – все-таки образование слегка не то, не профильное. А вот его оптимизма относительно родной милиции не разделял. Потому что доподлинно – на собственной шкуре – знал, что если ей, милиции, будет нужно, она мобилизуется полным составом и найдет иголку в стоге сена. Другое дело, что далеко не всегда ей это было нужно.

– Они раза три меня на опознание вызывали, но каждый раз подсовывали каких-то бомжей, – стенал между тем Леонид Сергеевич. – А я – человек занятой, у меня работа, мне некогда отвлекаться по пустякам. В конце концов эти безрезультатные походы меня разозлили, я им так прямо и сказал. Они пожали плечами и вообще перестали меня вызывать.

Адвокат задохнулся от возмущения и взял передышку, предоставив мне возможность переварить всю ту кашу, что он впрыснул в мои уши.

А переваривать, сказать – не соврать, было что. Для начала меня интересовал – грубо, до неприличия – такой вопрос: отчего же Леонид Сергеевич, коли к племени дураков себя не причисляет, попросту не отдал папку с документами, указывающими на реального убийцу Бебича, в милицию? Ведь, судя по всему, бояться было нечего – милиция к организации перестрелки, равно как и к заказу на убийство, никакого отношения не имела, все это было от начала до конца работой каких-то криминальных структур, которые решили одним выстрелом уложить двух зайцев – устранить одного конкурента посредством убиения, а второго – свалив на него вину за оное. Я был уверен в этом, поскольку крепыш, подсунувший мне эту милую работенку, не имел резона обманывать меня, говоря, что ни госбезопасность, ни милиция операции никоим боком не касаются. А посему, внося ясность в указанный вопрос, я поинтересовался:

– Слушай, Леонид Сергеевич. Ты вот человек жесткий, деловой, у тебя адвокатская контора и ты даже в туалет лишний раз стараешься не отлучаться – время экономишь. Со мной, с быдлом, иначе, как сквозь зубы не разговариваешь… Так можно мне задать тебе один вопрос, ты уж не обессудь и не бей меня сразу по темени: кто заказал Бебича? И каким боком этот Бебич вообще к Пипусу прислонен?

Взглянув в зеркало заднего вида, я увидел пару сверкающих глаз, с каким-то труднопередаваемым чувством уставившуюся мне в затылок. Так смотрит удав на ежика, гадая: сожрать? Не сожрать? Проглочу или он таки в горле застрянет?

Какие мыслительные процессы протекали в умной адвокатской голове – не знаю, а гадать не берусь. Но, очевидно, решив для себя что-то, Леонид Сергеевич все-таки разлепил губы и сказал:

– Не скажу. По крайней мере, пока.

– Ну и глупо, – сказал я. – Мы теперь с тобой в одной лодке, и когда стреляют в тебя, будь уверен, в меня тоже могут попасть. Так что будет куда умнее, если скажешь. Это хоть что-то дало бы мне в плане информации. А информация – ключ к победе. Кстати, не я придумал. Какой-то полководец. Умный мужик. Не чета некоторым. Так что советую к его мнению прислушаться.

– Какой смысл? – вздохнул адвокат. – Допустим, назову я тебе имя заказчика – что изменится? В этом деле замешаны такие авторитеты, что имена называть боязно. А я не уверен, что ты знаком хоть с одним из них, даже самым завалящим.

– На счет завалящих, – я кивнул, – спорить не стану. Наверное, не знаком. Я знаком с Пипусом. В свое время имел ни с чем не сравнимое удовольствие общаться накоротке, если тебе это о чем-нибудь говорит, с Каром, еще – с Эфиопом, еще – с Циркулем, Пистоном, Каменой. В конце концов, я не такой домосед, как кажется. Правда, вышеперечисленные товарищи давно безвременно ушли от нас, скатертью им дорога, но это не значит, что мое с ними общение было лишено приятного. Можешь поверить на слово. Если хочешь.

– А откуда ты знаешь Пипуса? – догадался поинтересоваться пассажир.

– Да вот, – неопределенно протянул я. – Жизнь иногда такие коленца выкидывает, что и не знаешь, с кем завтра познакомишься.

– А поконкретнее можно? – отражение Леонида Сергеевича в зеркале заднего вида капризно надуло губы. У-тю-тю, противное.

– Оно, конечно, можно и поконкретнее, – согласился я. – Только это слегка нечестно получается, не находишь? От тебя конкретики – как от эскимоса шерсти, а я все выкладывать должен. Еще бы дашь на дашь, и чтобы да, так ведь нет. Ты под хитрого работаешь, а с чего ты взял, что я под дурака должен?

Леонид Сергеевич крякнул от досады, и размашисто, как усталый боец – штык в землю, всадил указательный палец в свою правую ноздрю. Поковырявшись там, он весьма интеллигентно вытер перст о штанину и буркнул:

– Черт с тобой, уговорил. Расскажи, как ты познакомился с Пипусом, и я скажу, кто заказал Бебича.

– Это уже другой разговор, – согласился я. – Хотя тебе, через твою вредность и строптивость, полагалось бы первому рассказывать. Ну, да ладно. У меня душа добрая и отзывчивая, хоть и надоела она мне такая. Так что я расскажу, а ты послушай.

Вы, наверное, сейчас будете крутить пальцем у виска, топать ногами и кричать, что я свихнулся. Ничего подобного. Миша Мешковский, хоть и стукался головой о всякие твердые и острые предметы бессчетное количество раз, ясность ума сохранил кристальную и стройность мысли – просто изумительную. Такой в свое время даже Эйнштейн не мог похвастаться, хотя скрипач, помнится, был отменный.

В общем, рассказывать Леониду Сергеевичу правду я не стал. Не потому, что в ней было что-то настолько интимное, как раз нет. Об этой истории столько сокрушались газеты, включая телевидение и радио, – правда, меня при этом не упоминая, потому что я ловко, хоть и не без некоторого покровительства со стороны ментов, замаскировался под несчастный случай, – что все интимные места давным-давно были просвечены под рентгеном. Просто, слегка пораскинув своим блистательным мозгом, я решил, что пассажир мой все равно ни в одно слово не поверит, расскажи я ему правду, только правду и ничего, кроме правды. С другой стороны, имея столь нервозный характер, он легко мог впасть в состояние опасного для окружающих возбуждения, поскольку правда была, хоть и не ужасна, но все-таки довольно страшновата. И я, немного посомневавшись, решил взять грех на душу и слегка наврать Леониду Сергеевичу. Прости, Господи, мою бессмертную душу.

– В общем, если говорить откровенно, – начал я издалека, – то все довольно просто. Пить меньше надо. Мне или Пипусу – это уже на выбор. Скорее, обоим сразу. А то получилось, что мы с ним по пьяной лавочке столкнулись. В казино «Золотое Зеро». Там как раз один мой хороший друган день рождения отмечал. Ну и, само собой, всю нашу братву на чарку коньяку пригласил. Пригласил всех, а играть к рулетке я один пошел. Что-то не подумал, что она круглая, да и шарик без углов, так что всякое может случится. Короче говоря, проигрался я там в пух и прах. Пьяный был, дурной, все, помню, на «красное» ставил: по закону вероятности, думаю, должно же в конце концов повезти. А оно только два раза на «красное» и выпало. Отменили закон в тот вечер. В общем, спустил все, что с собой было, а было, как сейчас помню, немало – тысяч десять. Короче, я проигрался, а выиграла все мои денежки – да и не только мои – какая-то дамочка в синем платьице. С ней дядька был кривоногий, тоже примерно как я, пьяный. Только он как раз по этому случаю и не играл. В отличие от меня, получается. Так вот этот дядька мне, как самому проигравшему, средний палец показал. Понимаешь, что это значит? Америкосы так друг дружке о нетрадиционной сексуальной ориентации сообщают. На самом деле ничего подобного близко не было, поэтому я разозлился. К тому же после проигрыша в расстроенных чувствах был. Вытащил я дядьку на улицу, стукнул лбом в переносицу, сам рядом присел – отдохнуть, подумать, как дальше жить. А тут эта дамочка – то ли кавалера своего заждалась, то ли в казино ей надоело денежную пыль глотать, только выскочила она на свежий воздух. Выскочить-то выскочила, да по сторонам не огляделась. А тут два хуцпана к ней – шасть. Мол, давай, красотка, деньги, у тебя их все равно для одной много, не унесешь. Я это дело хорошо видел, а они меня – нет, мы с кривоногим под пожарную лестницу зашли, в тенек. Ну, дамочка, само собой, отбиться пыталась, что-то из сумочки хотела достать. Но те двое такие гады попались: грубые и невежливые. Один ей рот рукой зажал, второй за волосы схватил. Заломили руку за спину и потащили – аккурат в нашу сторону. Они ж не думали, что я там сижу и им хипеш готовлю. Поэтому, собственно, поделать ничего не успели – полегли, как революционеры у стен кладбища Пер-Лашез, гордо и безмолвно. Потом, когда кривоногий в себя пришел, он долго передо мной разлагался – мол, извини, что я тебя оскорбил и спасибо, что ты мою бабу выручил. Это, кстати, и был Пипус.

Я замолк и посмотрел в зеркало заднего вида. Судя по всему, рассказанного Леониду Сергеевичу вполне хватило. Не слишком кроваво и не очень растянуто. К тому же и не вранье – по большому счету. Просто один небольшой эпизод из нашей с Пипусом совместной деятельности, правда, слегка видоизмененный. Рассказывать, что было дальше, а именно – как Пипус, горячий и колючий, как Вилья-Сапата, открыл охоту на обидчиков своей дамочки, а те, в свою очередь, попытались отомстить мне, и, в общем, такая каша заварилась, что у меня еще две недели болела голова, я не стал. Этого нервный адвокат не вынес бы.

– А после этого ты с Пипусом отношения поддерживал? – спросил он, помолчав минуту.

– Само собой, – кивнул я. И, чтобы правдоподобней выглядело, изящно соврал: – Мы после этого семьями дружить стали. На природу часто вместе выезжали, шашлыки жрали.

– Кхе, – сказал Леонид Сергеевич. – Гм. Ну да. Понимаю. Что-то вроде фронтового братства.

– Вот именно, – сказал я. – В самую точку. Так что теперь, хочешь-не хочешь, твоя очередь колоться.

– Ну, ладно, – тяжело вздохнул он. – Уговор есть уговор. Ты свою часть выполнил, теперь моя очередь.

Натурально, я чуть не бросил баранку, чтобы разрыдаться у него на груди. Потрясающее благородство! Истинный пример человека чести, который предпочитает без наркоза сожрать пару килограммов красного немолотого перца, чем не сдержать данного прежде слова. Учись, молодежь! А то вымрут такие вот леониды сергеевичи, и с ними ахнется генофонд нации. Жалко будет до слез.

Однако ждать, пока он решится открыть свою страшную тайну, пришлось еще довольно долго. Минут пять пассажир делал умный вид, пережевывая что-то, скорее всего обыкновенный кислород, и только потом, когда ждать мне стало невмоготу и я вознамерился при помощи матерных слов и у него же позаимствованного визга поинтересоваться, когда же он, мать его жаба, прекратит издеваться надо всем рабочим классом в моем единственном лице, адвокат вздохнул:

– Генерал Коновалов.

Удержаться от мата мне все-таки не удалось. Выдохнув из легких весь воздух точно так же, как это сделал минутами ранее Леонид Сергеевич, я заорал примерно следующее:

– Вашу матерь да через вашу прабабушку! Что же вы, сволочи, со мной, молодым да несмышленым, делаете?! Я же того гоя, который мне эту шару отработать предложил, спрашивал: милиция или госбезопасность замешаны? Так же он сказал, что таки нет! И я ж ему, гаду, поверил! Короче, думаю я такую мысль. Идите вы все рощицей, а я лучше отправлюсь домой. Мне так на душе уютнее будет. Если вы мне на каждом шагу врете и другие палки в колеса вставляете, то я думаю, что имею право на ответную подлянку.

– Да погоди ты, не кипятись! – взревел Леонид Сергеевич. Такого голоса из его, простите, рта, я еще ни разу не слышал, а потому заткнулся, желая узнать, что же умного он мне скажет. И адвокат действительно выдал на-гора такое, отчего у меня на душе если и не бальзам разлился, то во всяком случае, гораздо легче стало: – Это не тот генерал Коновалов, что в управлении работает. Это директор авиакомпании.

Слегка отдышавшись, я уставился в зеркальце, висевшее чуть выше и левее моей физиономии, ловя ускользающий взгляд пассажира.

– А он что, тоже генерал?

– Да, генерал! Гражданской авиации.

Я, в принципе, больше ничего не спрашивал. Но Леонида Сергеевича снова прорвало. Слова хлынули из него неконтролируемым потоком, из чего я заключил, что подобная дребедень будет с определенной периодичностью случаться на протяжении всего пути. Как у других имеют место неконтролируемые припадки падучей, так у Леонида Сергеевича – словесный понос. Как-то не особенно раньше водил дружбу с юристами и прочими адвокатами, но готов допустить, что это их профессиональная болезнь. Из той же серии, что геморрой для таксистов.

– Они с Бебичем привокзалку не поделили. Вообще-то генерал раньше в торговые дела не вникал, побочного бизнеса сторонился, работать старался по закону. Ну, разве от налогов какие-то суммы скрывал, но все это делал осторожно, не придерешься. На него ревизий десять в год насылали – ничего найти не могли. А Бебич в это время в силу вошел – все крупные газетные россыпи под его началом были: либо сам владел, либо в аренду сдавал, либо крышу держал. И еще куча киосков всяких. Курочка по зернышку, копеечка к копеечке. В сутки с ларька – по тысяче чистыми. А таких ларьков – несколько сотен. Вот и считай. В итоге солидная сумма набегала. Понятно, что он и привокзальную площадь упустить не мог. К тому времени, как генерал за пределы своего бизнеса выйти решил, Бебич там уже три пятака обустроил – ларьков по десять на каждом.