Дело Романовых, или Расстрел, которого не было

Царь, который всегда любил физический труд, упорно трудился, распиливая и складывая дрова. Николай видел в этом иронию судьбы, он тосковал по этому в течение всей своей жизни. Он никогда не хотел быть царем, не хотел и теперь, когда кошмар был закончен. Он всегда завидовал тихой трудолюбивой жизни английского сквайра, очень хотел проводить время со своими детьми, и арест, казалось, помог и тому, и другому. В будущем ему не суждено было утешиться даже этим. В то время как Романовы копались в своем саду, в Санкт-Петербург, наконец, вернулись два политических эмигранта, Ленин и Троцкий.

Прошло четырнадцать лет с того времени, когда ведущая партия российского революционного движения раскололась на две части – большевиков, во главе с Лениным, и меньшевиков, поддерживаемых Троцким. Это решение было принято группой политических эмигрантов, собравшихся в 1903 году в захудалой церкви в Лондоне. Теперь же, в Санкт-Петербурге, Ленин лихорадочно работал во главе большевистски настроенного штаба – в особняке, отнятом у бывшей любовницы царя прима-балерины Кшесинской. Троцкий присоединился к нему, разделяя с большевиками идею ниспровержения старой системы правления. Они пропагандировали начало реальной революции, которая должна была, все-таки, начаться, и потребовали отстранения от власти Временного правительства.

Керенский, уже премьер-министр, предупредил Николая: «Большевики придут после меня, и затем они возьмутся за Вас». В августе 1917 года правительство решило отправить императорскую семью в место, где они были бы в относительной безопасности. В качестве такого места был выбран Тобольск, город в далекой Сибири. Романовы отправились в ссылку, подобно многим тысячам их собственных политических противников, которых они ссылали в прошлом. В Тобольске они были размещены в губернаторском доме, где первоначально условия были терпимыми.

После того, как «Октябрьская революция» принесла победу большевикам, Ленин объявил, что с самодержавием покончено. Постепенно царское заключение становилось все более похоже на жизнь в тюрьме. Дом был обнесен высоким частоколом, при сильных сибирских морозах ощущался недостаток пищи, императорской семье выдали продовольственные карточки. Рацион питания императорской семьи был сокращен до уровня рациона солдат.

Тобольск (зима 1917).

Слева направо: Ольга, Николай, Татьяна, Анастасия

Восемь тяжелых месяцев спустя, после увеличившегося давления со стороны эсеров и анархистов, находящихся среди охраны, а так же большого количества разговоров о заговорах с целью спасения царской семьи, Романовы были внезапно снова вывезены – на этот раз в Екатеринбург на Урале. 30 апреля 1918 года, находясь в поезде, подъезжавшем к станции, бывший император сказал: «Я бы поехал куда угодно, только не на Урал». Он считал, что, судя по газетам, издающимся на Урале, Урал настроен резко против него.

Именно в Екатеринбурге семья Романовых исчезла. И именно там начинается наше расследование.

Романовы исчезают

«Нет оснований для беспокойства…»

Из телеграммы главе большевистского правительства из Екатеринбурга, 4 июля 1918 года.

В Екатеринбурге царь и сопровождающие его люди были переданы председателю Исполнительного комитета Совета Рабочих и Крестьян Уральской области под расписку, в которой были перечислены:

Бывший царь Николай Романов

Бывшая царица Александра Федоровна Романова.

Бывшая Великая княгиня Мария Николаевна Романова

Для содержания под стражей в г. Екатеринбурге.

Перечисленный в расписке груз в виде бывшего императора всей России привезли вместе с его женой и дочерью в Дом Ипатьева. Военный комиссар Уральской области Шая Голощекин, проводил его внутрь с ироническим приветствием: «Гражданин Романов, Вы можете войти». Царица отметила дату прибытия на подоконнике ее новой комнаты; выше даты она нарисовала свастику, которая в 1918 году была символом удачи. Но свастика не принесла ни счастья, ни удачи Романовым.

Адъютант бывшего императора, князь Василий Долгоруков, прибывший вместе с императором, сразу же был отправлен в местную тюрьму. Три другие дочери Романова Ольга, Татьяна и Анастасия прибыли через три недели вмести со своим братом Алексеем, болезнь которого задержала остальную часть императорской свиты.

Когда они добрались до Екатеринбурга, большая часть свиты была отправлена в тюрьму: генерал Татищев, две фрейлины, и камер-юнфера императрицы. Другой группе сопровождающих царскую семью разрешили остаться в Екатеринбурге, но не в Доме Ипатьева. Эта группа включала врача Алексея доктора Деревенько, иностранных наставников Сиднея Гиббса и Пьера Жильяра, придворную даму баронессу Буксгевден. Для царя переход от власти к положению заключенного был полностью закончен.

Расписка, выданная комиссару Яковлеву, удостоверившая передачу «груза».

Екатеринбург был третьим местом заключения Романовых в течение года. Шел пятнадцатый месяц ареста. В Екатеринбурге, центре добывающей области, богатой золотыми и драгоценными полезными ископаемыми, находился императорский монетный двор. По иронии судьбы царя охраняли рабочие этого города, которые когда-то трудились над тем, чтобы воспроизводить изображение царя на миллионах золотых монет.

В городе имелось множество больших белых особняков с великолепными фасадами и окнами с зеркальными стеклами, владельцев которых сделали богатыми шахты и торговля мехом. Дом одного из этих торговцев был срочно реквизирован для размещения царской семьи. Охрана состояла из специально отобранных рабочих местных фабрик. Промышленнику Николаю Ипатьеву дали несколько часов, чтобы освободить дом. Он уехал к себе на дачу и остался там. Дом Ипатьева сохранился до сегодняшнего дня[4].

Дом Ипатьева со стороны Вознесенского проспекта

Это был двухэтажный кирпичный дом с белыми стенами, в центре города. Фасад дома выходил на широкий Вознесенский проспект. Почва под особняком имела уклон в сторону Вознесенского переулка так что первый этаж с одной стороны дома переходил в полуподвал с другой стороны. Каменные сводчатые ворота вели во внутренний двор. Позади дома была терраса, с которой открывался вид на маленький сад. Большевики назвали этот дом «Домом особого назначения». Еще до прибытия царя дом был огорожен высоким забором. Позже был выстроен второй забор, закрывающий внутренний двор и вход в дом.

Около 50 человек несли охрану, находясь в сторожевых будках, установленных около главного входа, во внутреннем дворике и в саду. В окне внизу и на чердаке были установлены пулеметы. Наверху, где располагались Романовы, круглосуточно дежурила внутренняя охрана.

Царь, его семья и оставшиеся слуги были размещены в шести верхних комнатах. Четыре Великих княжны должны были жить в одной комнате. Царь и царица жили в другой комнате вместе с больным царевичем. Окна были вскоре замазаны, чтобы заключенные не могли видеть происходящее снаружи дома. Несмотря на летнею духоту, приказано было держать все окна закрытыми. В комнаты, где содержались Романовы был только один вход, возле которого находился часовой и была комендантская, в которой находился комендант и несколько «товарищей». «Дом Особого назначения» превратился в неприступную крепость.

Во время екатеринбургского заключения царь отметил свое пятидесятилетие. Один из охранников Дома Ипатьева Анатолий Якимов так описывал его в то время: «Царь был уже не молодой. В бороде у него пошла седина. Видел я его в гимнастерке, подпоясанным офицерским ремнем с пряжкой. Пряжка была желтого цвета, и самый пояс был желтого цвета, не светло-желтого цвета, а темно-желтого цвета. Гимнастерка на нем была защитного цвета. Такого же защитного цвета на нем были и штаны и уже старые поношенные сапоги. Глаза у него были хорошие, добрые, как и все лицо. Вообще он производил на меня впечатление как человек добрый, простой, откровенный, разговорчивый. Так и казалось, вот он заговорит с тобой и, как мне казалось, ему охота была поговорить с нами».

В Доме Ипатьева отметила свой 46-й день рождения и царица Александра. Описывая ее, охранник Якимов отметил неприязнь многих русских к царице-немке: «Царица была, как по ней заметно было, совсем на него не похожая. Взгляд у нее был строгий, фигура и манеры ее были как у женщины гордой, важной. Мы, бывало, в своей компании разговаривали про них и все мы так думали, что Николай Александрович простой человек, а она не простая и как есть похожа на царицу. На вид она была старше его, у нее на висках была заметна седина, лицо у нее было уже женщины не молодой, а старой. Он возле нее казался моложе».

Александра, погруженная в религию, сама страдающая от сердечных приступов, постоянно переживала за своего сына, которому было все еще плохо. Четырнадцатилетний Алексей был по-настоящему калекой.

Другой охранник, более сочувствующий семье, сказал относительно него: «Бедный Алексей оставался в постели весь день. Его отец переносил его на руках из одной комнаты в другую. Его лицо было восковым и прозрачным, и его глаза были грустными как у животного, преследуемого волками. Все же он улыбнулся мне и пошутил, когда я ему глубоко поклонился».

Почти у всех Великих княжон дни рождения были в разгар лета. В июне Марии исполнилось девятнадцать. Она была, безусловно, самой симпатичной из четырех девочек, с густыми золотистыми волосами и голубыми глазами. За год до этого она попалась на глаза своему английскому кузену, принцу Луи Баттенбургскому, теперь лорду Моуттбаттену, когда он посетил императорскую семью в Санкт-Петербурге. Ее фотография находится в его спальне до сих пор.

Татьяна, достигшая своего совершеннолетия в Екатеринбурге, больше всего походила на свою мать. Худая, властная девочка, она была естественным лидером этих детей – хотя не самая старшая. Ольга старше ее на год, была тихой девочкой, которая любила рисовать и играть на фортепьяно, и, как ее мать, была чрезвычайно религиозна. Тогда же в июне самой молодой из девочек, Анастасии, исполнилось семнадцать. Месяц или два ранее, в Тобольске, она выглядела полненькой коротышкой – не самой изящной в семье. В виде компенсации Анастасия обладала большим чувством юмора и озорством. У нее была репутация семейного шута.

А жившие в Доме Ипатьева Романовы нуждался в любом юморе, который мог бы быть в этих условиях. Судьба была очень жестока для этой семьи, привыкшей к гораздо более комфортной жизни.

Личный камердинер царя, пожилой Чемодуров, который был в доме некоторое время, пережил Романовых. Он позже так описал обычный день семьи: «Утром семья пила чай вместе, с черным хлебом, сохранившимся от предыдущего дня. Около двух часов – обед, принесенный из местного Совета: жидкий мясной бульон или жареное мясо или чаще котлеты… Все мы обедали за одним столом, по приказу императора».

Но время шло. Еще двое из слуг были увезены в местную тюрьму, оставив Романовых с домашним врачом Евгением Боткиным, служанкой Анной Демидовой, поваром Иваном Харитоновым, слугой Алексеем Труппом и кухонным мальчиком Леонидом Седневым. Увезенные в тюрьму слуги позже были расстреляны – но сначала они рассказали о том, как охранники вели себя в доме – они начали воровать мелкие ценности, одежду, обувь.

Царь не мог вынести этого и рассердился. Но ему сказали, что он был заключенным и уже не мог отдавать приказы. С каждым днем положение ухудшалось. Сначала им давали двадцать минут на прогулку, затем время было уменьшено до пяти минут. Физическая работа была запрещена, царевич был болен. отношение охранников было особенно унизительным по отношению к великим княжнам. Им не позволяли пойти в уборную без разрешения и не сопровождаемыми охранниками. Вечером их заставляли играть на фортепьяно.

Чтобы пойти в уборную, Романовы должны были, выйдя из своих комнат, пройти через прихожую. По пути они проходили мимо двух часовых, которые грубо насмехались над женщинами, спрашивая их, куда они идут и для чего. Охранники писали непристойные плохие стишки на стенах дома, и Романовы видели это.

Вот подобный экземпляр:

Царя русского НиколуЗа х… сдернули с престолу.

Если учесть, что девочки были очаровательны, а простые рабочие, которым в среднем было около двадцати лет, никогда не видели подобных женщин, не было бы удивительным, возникновение неприятных скрытых сексуальных чувств в Доме Ипатьева. Ольга и Татьяна вынуждены были играть на фортепьяно, и мелодии, которых требовали, сильно отличались от того, что игралось в гостиных. Среди любимых песен охранников были «Отречемся от старого мира» И «Мы жертвою пали в борьбе роковой».

Комендантом Дома Ипатьева был Александр Авдеев, который поощрял плохое отношение к Романовым на первоначальном этапе заключения. 35-летний слесарь, участвующий ранее в национализации фабрики, производящей снаряды, он привел в охрану Дома Ипатьева многих из тех, с кем работал. Он имел среди охраны репутацию «настоящего большевика», который приводил в восхищение товарищей рассказами о том, как большевики уничтожили буржуазию и отобрали власть у «Николая Кровавого».

Хулиган и хвастун, Авдеев имел обыкновение приглашать близких друзей в дом, что бы показать им именитых заключенных и выпивать вместе с ними в комендантской комнате. Когда семья обедала, он находился возле стола и мог даже брать пищу со стола, по словам Чемодурова, едва не задевая царя локтем.

Находясь вне «Дома особого назначения», в атмосфере растущей напряженности, два иностранных наставника царских детей, англичанин Гиббс и швейцарец Жильяр, вместе с придворной дамой баронессой Буксгевден, пытались сделать хоть что-то для их хозяев. Они неоднократно обращались к британскому консулу, прося Томаса Престона оказать давление на большевистские власти.

Сегодня Престон говорит, что он действительно ходатайствовал перед местными большевиками, как мог: «Нашей единственной надеждой было дипломатическое давление. Я ежедневно посещал Совет… говоря, что британское правительство заинтересовано ситуацией, в которой находится императорская семья. Меня всегда уверяли, что у них все в порядке со здоровьем, за ними хорошо смотрят, и, разумеется, что они находятся в безопасности». Беспокойство о благосостоянии семьи было часто бессмысленно, поскольку это раздражало местные власти.

Этим двум наставникам и баронессе, в конечном счете, приказали убраться из города, но врача царевича, доктора Деревенько, оставили в Екатеринбурге, и разрешили ему изредка посещать Дом Ипатьева, чтобы осматривать маленького Алексея.

Благодаря этим посещениям и из-за плохого питания в Доме Ипатьева, обратились в местный женский монастырь. С середины июня двум монахиням разрешили регулярно приносить свежее молоко, яйца и масло, и даже дополнительно мясо и выпечку. В июне, настоятель местной церкви отец Сторожев вместе с дьяконом был впущен в дом и провел там церковную службу.

Благодаря редким посещениям священников и их рассказам, как очевидцев, известно, что же происходило в доме в предыдущем решающем месяце и как вели себя царственные заключенные.

Сторожев рассказывал, что он видел царя, одетого в гимнастерку защитного цвета, в таких же брюках и высоких сапогах. На груди у него был офицерский Георгиевский крест; девочки были в темных юбках и белых блузках и выглядели веселыми. Их волосы были коротко подстрижены. Алексей полулежал в кресле на колесиках.

Священник был поражен воодушевлением, с которым все принимали участие в службе; девочки пели с энтузиазмом, царь поддерживал их глубоким басом. Все это время Авдеев, комендант охраны, стоял в углу, наблюдая молча. Священники и доктор Деревенько были единственными, кто связывал семью с внешним миром.

В течение июня в прессе распространились слухи об убийстве царя. Москва их опровергла. В то же время за рубежом было получено независимое подтверждение того, что Николай находится в безопасности. Французский офицер-разведчик перешел линию фронта возле Екатеринбурга и сообщил это министерству иностранных дел в Париже.

Но в Доме Ипатьева жизнь становилась невыносимой, поскольку поведение Авдеева становилось все хуже и хуже. Его запои повторялись все чаще и чаще. Однажды, когда председатель Уральского облсовета захотел его увидеть, комендант валялся пьяный на полу. Его друзья прикрыли его, сказав, что он отсутствует. Воровство достигло кульминационного момента. Имущество императора разворовывалось мешками и вывозилось на извозчике или на автомобиле.

В конце июня Авдеев обвинял своего помощника в краже золотого распятия, принадлежащего царю. Внезапно, 4 июля, сам Авдеев был вызван по телефону в местный Совет и тут же был уволен. Высшее местное большевистское руководство появилось в доме и внимательно осмотрело его. Председатель местного Совета Александр Белобородов объяснил охранникам, что Авдеев и его помощник арестованы.

Затем он послал телеграмму в Москву: «Авдеев смещен. Мошкин арестован вместо Авдеева Юровский внутренний караул весь сменен заменяется другим. Белобородов».

Новый комендант Янкель Юровский, был членом местного Совета, и местным комиссаром юстиции. История всегда называла его главным убийцей Романовых, безжалостным злодеем, которому предназначено было расстрелять императорскую семью.

Все то, что мы знаем о его прежней жизни и во время его назначения едва ли говорит о нем, как о стороннике насилия. В возрасте приблизительно 40 лет Юровский был сначала часовщиком, а затем открыл маленький фотомагазин в Екатеринбурге. Во время войны он учился в армейской военно-медицинской школе и служил санитаром в армии; он проявлял медицинские знания во время посещения Дома Ипатьева за несколько недель до его назначения в качестве коменданта, когда он прокомментировал опухоль на ноге царевича, когда Деревянько его осматривал. Он предложил наложить гипсовую повязку, что бы помочь мальчику.

Позже характеристику Юровскому дал другой екатеринбургский доктор, который знал его с 1915 года, когда Юровский работал с ним в качестве помощника хирурга.

Доктор говорил о своем уважении к этому человеку: «Юровский, оказалось, был квалифицированным, честным и добросовестным рабочим… Он был образован и достаточно начитан, что выделяло его среди его коллег и друзей, которые его знали… Юровский был добр ко мне, и часто посещал меня, когда я заболел…»

И действительно, Юровский, кажется, был более спокойным и более ответственным человеком, чем Авдеев. Москва больше не должна была опасаться выходок не контролирующего себя человека, способного нанести какой-либо ущерб Романовым в пьяном гневе. Фактически, как только Юровский занял должность коменданта, он быстро восстановил дисциплину. Воровство прекратилось сразу.

Уже в день своего прибытия Юровский обнаружил, что кое-кто из друзей Авдеева все еще находился во внутренней охране. Они были немедленно удалены и заменены десятью специально отобранными охранниками. Новые охранники прошли специальный инструктаж, обедали они вместе с Юровским в комендантской, спали в комнатах на первом этаже.

Яков Юровский (1918 г.)

Прежние охранники уже не подпускались близко к семье, и ночью спали в доме, который был расположен через улицу от дома Ипатьева. Они осуществляли охрану вне дома. В дом им запрещалось заходить, И тем более, подниматься на второй этаж. Авдеевские охранники их называли «латышами», т. е., выходцами из прибалтийских областей на северо-западе России.

Солдаты латышских подразделений отличались прекрасным телосложением, а также исключительной дисциплиной. Они составляли значительную часть большевистской армии. Но все же новые охранники не были латышами. На стенах дома были надписи на венгерском или австрийском языках. В июле 1918 года тысячи австро-венгерских военнопленных боролись на стороне большевиков в Екатеринбургской области.

После реорганизации охраны Юровский занялся безопасностью дома. Когда монахини прибыли с продуктами, он поинтересовался, кто разрешил такие передачи, и ограничил передачи только молоком, которое предназначалось для Алексея. Он добавил второй пулемет на чердаке и нового часового на заднем дворе. Сам Юровский находился в доме только днем, а его помощник Никулин всегда был там в течение ночи.

У Юровского и его охранников была одна общая особенность: все они появились в Доме Ипатьева из местной ЧК, организации, которая была создана для борьбы с контрреволюцией и спекуляцией. ЧК располагалась в Американской гостинице, и, начиная с четвертого июля большевистское руководство в городе встречалось там регулярно, обычно в номере три, номере Юровского. Бывали там и Белобородов, председатель Уральского облсовета, человек, которому были переданы Романовы, глава города Екатеринбурга Чуцкаев, человек, с которым связывался британский консул по поводу содержания царской семьи; и на следующей неделе к ним присоединился Шая Голощекин, военный комиссар Уральской области.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Олано-Эренья А. Испанский король и попытки спасения семьи Николая II. // Новая и новейшая история № 5 сентябрь – октябрь 1993 г.

2

Ферро Марк. Николай II. М., 1991.

3

Так у авторов. – Ред.

4

По решению Политбюро ЦК КПСС снесен в сентябре 1977 г. при непосредственном участии Первого секретаря Свердловского обкома КПСС Б.Н. Ельцина. – Прим. ред.