Сочинения о рыбалке

Немного рассказал я о себе, что из города приехал с друзьями и здесь первый раз, поэтому не знаю где найти уловистые места.

«Трудно – говорит мне Жека, так он представился. – Да и идти далеко надо, там ниже, за поворотом, речка мелкая впадает и рыба там есть. А я вот эту ямку с лета приметил, щука здесь есть, точно знаю».

Жека был местный. Тут же рядом с его рюкзаком лежали широкие охотничьи лыжи. Поселок находился в километрах десяти, как я знал, по трассе, а по лесу на лыжах ближе было в два раза, так и ходили местные на рыбалку. Хорошо, что я узнал много про рыбные места у местного жителя. Когда я вернулся к своим, которые разбрелись, было, рыбачить кто куда, а на обед к машине подошли. Я сообщил им про новое рыбное место. Решили ехать по льду. Лед был толстый, с полметра и больше местами. И мы быстро собрались и поехали. Но когда проезжали мимо Большой ямы, где Жека рыбачил, резко остановились и бросились ему на помощь. Мужик засунул руку в лунку и громко кричал: «Помогите». Мы стали вырубать лед вокруг. У нас было два топора. Поэтому лед вырубили быстро и Жека, пытался достать огромную щуку, но не мог, так что нам пришлось помогать и в этом. Когда рыба была извлечена на лед, Жека разжал и выпустил из рук багорик, которым подцеплена была за жабры чудо щука. Она, хвостом опираясь о снег, высоко стала прыгать, обдавая всех нас брызгами мокрого снега. Двое ребят навалились на рыбу, а третий топором пристукнул ее со всей силы по голове. Успокоенная щука предстала во всей красе. Толстая как бревно, огромная в рост Жеки, наверное, метр пятьдесят была чудо щука, и весу в ней было 18 килограммов. Взвешивать ее человек залезал на капот машины, «безмен» у нас был на 20 кг., ручные весы с крючком.

А Жека наш, поранил руку, так что на льду было много крови. Руку мы ему перевязали. Он сразу же засобирался домой. Привязал веревкой щуку, через жабры, замотал ей рот тряпкой, чтобы снег не набирала, и волоком потащил ее к лесу к своей лыжне домой. Я все время помогал ему собираться, а ребята уехали вниз по течению, искать рыбное место.

Проводив Жеку и я пошел искать своих…. Мои друзья нашли втекающую маленькую речушку и около ее устья нашли скопление рыбы. Ловили они разных рыб, и окуней и сорожку и густерку. Но и они, мои друзья задумались: как наловить или поймать хоть одну большую щуку, какую они видели…. К вечеру собрались все на берегу около костра, – уж сколько было разговоров о щуках…, но распотрошив рюкзаки, мы не нашли похожей на жерлицы снасти.

Посидели, поскребли в затылках, и тут я вспомнил одну нехитрую конструкцию, которую вычитал когда-то еще в советском журнале «Рыбоводство и рыболовство». Краткая суть самоделки была в том, что в торец деревянного стержня крепилась спица с флажком, а на другой конец стержня наматывался капроновый шнур с подлеском и металлическим поводком. Шнур – для того чтобы грубая леска не топорщилась и не свивалась в «бороды» из-за малого диаметра стержня. Снаряженный стержень ставился на те же велосипедные спицы, продетые крест-накрест в просверленные отверстия, где-то посередине. Во время хватки хищника снасть опрокидывалась в лунку и опиралась на эти спицы-опоры, а поднятый флажок в торце стержня сигнализировал о поклевке.

Все было просто, как все гениальное…. И мы начали сооружать снасти, – такие, что проще уже не куда. Нашли мы на берегу сучкастую сухостоину, нарубили ветки и попробовали сделать конструкцию, которую я нарисовал на листке бумаги.

На ночь мы выставили три штуки, остальные три решили ставить утром. Ночевали в машине и почти не спали в эту ночь, – легкоморозную ночь под звездами прекрасно провели мы у костра.

Щук мы все-таки поймали, снасти работали, как ни в чем не бывало. Было даже два обрыва шнура, видимо крупной рыбой, или шнур, изготовленный из распущенного канатика, был слаб….

Теперь жерлицы я всегда беру с собой, в рюкзаке 5 штук всегда лежат.

Конец.

Исторические рассказы о рыбалке

Константин Алексеевич Коровин (1861 – 1939), выдающийся русский живописец, признанный новатор театрально-декоративного искусства, оставил и богатое литературное наследство. Коровин с 1922года в эмиграции во Франции. Значительную часть литературного наследия составляют очерки-воспоминания о милой и далекой Родине. И большая часть воспоминаний составляют сюжеты об охоте и рыбалке. Рассказы Коровина очень живописны, он восхищается природой: лесами, водоемами, зверями, рыбами. Но не следует ждать от рыболовных очерков детального описания рыбацкого снаряжения и способов ловли отдельных рыб. Новеллы звучат, как ностальгия, как грусть по Родине.

Вот, например, некоторые выдержки:

«Серое небо. Ровными рядами идут синие тучи. В свежести воздуха и в запахе дыма от овинов что-то бодрое входит в душу. В саду у меня пожелтели листья клена и легли на деревянную лестницу террасы. Ровно стоят стога скошенного сена по лугу. Черной стаей грачи перелетают по сжатому полю. Свежий день…».

«Воздух, как струя живая, наполняет грудь. С проселка я перехожу сжатое поле, спускаюсь вниз под горку. С краю бугра краснеют кусты рябины и, перелетая, трещат дрозды. Внизу, в кустах ивняка, видны желтые мелкие камушки ручья. Быстро бежит вода. И как она чиста! Останавливаются глаза, и смотришь почему-то долго на дно ручья. Иду у заросших кустов, среди них видны бочажки…».

«В круглом небольшом бочаге плеснуло у самого берега. Что-то странное я увидал – точно большой мешок, в темных пятнах, ворочался в воде у самого берега. Половина мешка ушла под берег, и чудовище вертело широким, как лента, хвостом.

«Сом, – подумал я, – из реки зашел».

Я опустился и ногой в сапоге толкнул его. Сом повернулся в омутке. На огромной голове – белые маленькие глазки в упор смотрели на меня.

– Откуда ты пришел, леший? – сказал я.

Он, повернувшись, опять ушел под берег. Ручей был мелок – как он мог попасть туда?

«Вот, – думал я, – приедут приятели мои, буду показывать сома».

Далее рассказ Коровина идет об охоте, как он подстрелил дупеля и все в этом духе. Но он рассказал своим друзьям об этом соме:

«Как-то в Москве зимой, вечером, в компании друзей, кто-то сказал про одного знакомого: «В тихом омуте черти водятся». И вдруг вспомнил я деревню, лето, ручей и тот бочаг, где я видел сома, которого хотел выпустить в реку на свободу.

Я рассказал о чудище приятелям своим, охотникам, и они решили поехать в деревню ко мне как-нибудь на праздниках и того сома достать из бочага…».

Через некоторое время сома они поймали и выпустили в реку:

«Возвращаясь с реки в дом, почему-то все мы испытывали приятное чувство – вот отпустили сома на свободу. Как такому чудищу жить в маленьком бочаге, пусть живет на приволье, в реке».

Но далее произошло событие, заинтересовавшее Коровина:

«Как-то летом, утром я шел под бугорком у ручья и зашел, пробираясь кустами, посмотреть тот омуток. Сел на бережок, смотрю на воду и задумался. Вдруг вижу: наверху воды показалась широкая плоская голова сома. Она медленно двигалась к листьям купавы, на которых сидела зеленая лягушка. Сом брызнул хвостом по воде и пропал.

– А мы-то старались, – сказал я, – тебя отпустить на свободу! А ты опять здесь? Удивленье….

При встрече с друзьями я рассказал им, что сом-то с полой водой видать, опять вернулся в маленький омуток. Все удивлялись, находили это странным. А охотник-крестьянин Герасим Дементьевич, смеясь, сказал:

– Чудно! Чего, нешто он дурак какой. Ему поди, чай, годов-то сколько. Ишь он какой здоровый. Он знает, где ему лучше, где сытней. Тута он в омуте, у болота лягушек ест. Ишь он толстый какой! Вы его жалеете, на свободу пускаете, а она ему пошто? Ему в яме-то лучше нравится…».

Встречи

С большой тоской о родине и о России пишет Коровин в своих воспоминаниях и о встречах с рыбаками, об их разговорах простецких.

В наше время, в одном из приволжских городков, на рынке, образовалось такое местечко встреч и разговоров рыболовов разных мастей. А торговали тут, на рынке в углу разными рыболовными снастями. На прилавки-столы разложены были мормышки, блесна, удочки зимние. Тут же продавали мотыля, по коробку. И были в продаже и ящики рыболовные и сетки даже, ну и буры, ножи к ним и прочее. Рыбаки тут собирались не только чтобы что-то купить. Но рассматривали, выбирали, приценивались. А в основном разговаривали, быстро знакомились и делились своими опытами. Один ездил в выходные на такое-то место рыбалки, другой на озерах был, – где что поймали, где что клюет и на что клюет и какие блесны – желтые или белые нужны….

В Москве дореволюционной тоже были такие места. И Коровин с ностальгией вспоминает:

«А зайду-ка я, думаю, – неподалеку в лавочку к Березину. Там всегда собираются по весне особые люди – рыболовы на удочку».

У Березина в лавочке висят веревки, сети и как лес стоят камышовые прутья. В шкафу висят разноцветные поплавки заграничной работы, а на прилавке в ящиках под стеклом синие стальные крючки разных номеров. Дальше, в комнате Березина, горит лампа, сидит приятель мой Василий Княжев и правит на спиртовой лампе тонкие концы камыша для удилищ. Кругом сидят какие-то люди – мастер железнодорожный, чиновник пробирной палатки, служащие детского приюта, не стриженный и небритый, знаменитый москворецкий рыболов Сергей Петрович. Простые люди – все страстные охотники-рыболовы. Приходят к Березину посмотреть на реку, которая видна из окон, и поговорить о рыбе, про случаи, которые были в жизни. А случаи всегда были особенные.

Василий Княжев, как только начиналась весна, оживал. Его темные глаза все посматривали вдаль. Он был поэт и бродяга в лучшем смысле этого слова; никакое дело, ни какие деньги не могли удержать его весной….

– Эх, – говорит Василий, в Косине озеро, и вода в ём – вот чиста как хрусталь! Это что еще! И глубина в ём, дна нет….

– Ну и врешь, – говорит немец Планк, – не может этого быть, чтобы дно нет….

– Да вы, немцы, все так… Вам дно подавай, Бога покажи, какой он, из чего сделан. А вот озеро-то мерил монах, так тридцать семь сажен, а рядом двенадцать – это что! Там значит, горы, на дне-то, и ходы разные, и не иначе, что озеро это соединено со святой водой, потому что вода у него синяя. А там недалеко – другое озеро есть, у деревни, в ём вода совсем другая. Вода как вода, а у етого – голубая, да чиста до чего – удивленье!…

– Это правда, что вода в этом озере, в Косине, точно голубая, – сказал Березин, – его и зовут Святое озеро.

– Не потому оно святое, – перебил Василий, – что вода в ём голубая, а то чудно, что оно целит вот от какого дела, – от горя…. Прямо искупался раз, и готово, как нет, – начисто горе снимает, как не было. Жила его, значит, водяная от сердца земли идет. Вода-то и за это такая в ём. Может, из этой самой воды слеза людская сотворена, может эта вода – слезы радости земной и есть. Ты вот, Карл Андреич, все знаешь, – немец, конечно же грамотнее русского мужика. А вот, слеза-то – чегой-то в человеке?

– там карася фунта на два есть. Какой карася, прямо золотая карася. Какое горе с тебя снимало…. Это пустяка дурацкая… – говорит Планк.

– Нет, постой, – не сдавался Василий. – У тебя горе свое, а у меня свое. Постой. Вот скажи – рога тебе баба ставила? К примеру.

И Василий посмотрел пристально на Планка в ожидании ответа.

– Что ты, с ума сошла, какие рога? Эмма Августовна разве станет такой пустяки думать?

– А я вот женат был, тряхнул головой Василий. – И так жену любил…, что вот глаз отвести не могу, все на нее гляжу. И деньги были у меня. А она ушла по весне с жуликом…. И прямо места не найду, – вот «горе есть».

Да меня в Косино и отвез монах один. Я прямо разделся, да в озеро. И сразу у меня все, как не бывало. Прошло…. И горя нет. И домой не пошел, при монастыре трудником и остался. Но она меня нашла. То ли, сё ли, говорит, давай жить опять, я тебе не изменяла. А я на нее смотрю, и узнать не могу. Нарядилась она вся, да шляпу надела такую что…. А я смотрю, пристально смотрю и думаю: «Кто это? Какая-то другая, чужая». И говорить с ней не могу более: скучно стало…. Вот вода-то в Косине – все смывает… Чистота такая ее, что всю грязь с души выполоскала….

– Это верно, сказал Поплавский, рыболов наш именитый, – Вот меня дома бранят все, и жена, и сыновья, все за рыбную ловлю. Одно спасенье: уйду на речку и живу на бережке. Посидишь с удочкой, ну и полегчает. В реках есть это тоже: с водой-то речка тоже горе уносит. Да вот теперь пост Великий, Страстная скоро. Никак нельзя. А то хорошо в грусти жизни и Нежинская рябиновая водочка. Тоже помогает… Я как что – ею и спасаюсь. И вот что я заметил и от всех, можно сказать рыболовов слышал, – какие кренделя получаются. Выходит так: как с собой кто коньяк или ром возьмет, ни черта не выходит, что такое… только рыба не берет. А вот, ежели Рябиновая или просто вот Смирновка, белая головка, – идет. Прямо берет рыба! Слышит, чует, что ли она? Только прямо скажу, что лещ любит водку. Я его всегда ловлю под Хорошевом, ловлю выпивши… Трезвый, что хочешь, – не идет нипочем….

Толстый немец Планк смеялся…

– Это же что же такое? Я там и пьяный ловил, и трезвий – ничего не попал. И что такое русский голова только выдумает, такой чушь…. И верит… Смешно.

– А ты не веришь, Карл Андреич? – спросил его Василий.

– Конечно, такой чушь верить невозможно.

– Ну, а помнишь, ты на Сенеже тонул пьяный?

– Это верно – тонул, помню.

– Когда выпили мы две четверти, у тебя в лодке оставили их пустые. Когда волна лодку твою опрокинула, кто тебя спас? Эти пустые бутылки. За них ты держался….

– Это была правда.

– Я их закупорил, – сказал Василий. – И оставил в лодке. Подумал: пьяный, в такую волну едет, бутылки то пригодятся.

– Это верно, согласился Планк, – без бутылка бы утонул.

– Вот то-то!

– Так то так, – сказал чиновник пробирной палаты. – А вот это, что есть? Весна, река пошла. А мы вот зашли к нему в лавочку, к Березину, – готовимся. Охота в нас сидит, страсть эта к рыбе, к реке, к воле. Нешто рыба нужна нам? Ее сколько хочешь в Охотном ряду купишь. Нет, другое есть что-то…. Другое манит. Идешь к речке и думаешь: там, на реке вечер и утро, рассвет, заря – красота такая. Как-то вроде и жить без нее не стоит, без красоты этой….

– Да, – согласился и железнодорожный мастер, – дело это – рыбу удить, – пустое. Я не говорю никому, а то засмеют. Жена, знакомые на меня сердятся за это».

И свою историю рассказывает железнодорожник. О том, как рыбачил и как повстречался на рыбалке с самим Царем, Государем императором.

Да. Бывают и в наше время интересные случаи и встречи на рыбалке.

Конец.

Рыбацкие чудеса

Чудеса случаются редко, иначе к ним привыкнут, и они уже не будут чудесами.

Да и время сейчас не то, не для чудес. Водяные, кикиморы, шишиги разные, – собрали свои пожитки в волшебные узелки и покинули поля, болота и речки, где им стало неуютно. Леший тоже плюнул на свою службу по охране лесов, и ушел в бессрочную спячку. Живая природа на наших глазах умирает. Она отравлена ядовитыми сбросами и выбросами, в реках рыба выбита достижениями «модернизации» – электроудочками, а в лесах мощными скорострельными ружьями. Природа уступает дорогу миру машин, которые движутся везде: и в воздухе….

С каждым годом наше лето преследует жара. Может это тоже аномальное изменение климата. В самую жару я взял отпуск и поехал в деревню к знакомым своим отдыхать и порыбачить. Но что такое рыбалка на жаре?! Это добровольная пытка – сидеть у снастей на солнцепеке.

Рядом с деревней, по лугам были пруды, одни искусственные, а другие соединялись маленькими протоками с речкой. И в прудах водились караси и карпы. Но в жару и карп тоже не клевал, хотя, казалось бы, рыба теплолюбивая, зимой вообще впадающая в спячку, зарываясь в донный ил. Но, видимо, и для него был перебор с теплом. Прохлада была только рано утром и ночью. Выловишь на заре несколько карпят и все. И я заскучал, мучаясь от зноя.

Увидев меня на берегу пруда, ко мне подошел сосед с удочкой.

– Есть предложение, – вяло выплевывая окурок, сказал Николай, благо был выходной день для него.

– Ну, – отозвался я неопределенно и столь же вяло, разомлевшим от жары голосом.

– В трех километрах отсюда есть прудик карасевый. У речки почти. Рыба там некрупная, но хоть что-то можно половить, а то в этом болоте и лягушки повымерли. Да и голо здесь, ни кустика. Спрятаться от солнца негде. А там деревья по берегу старые стоят. Если и клевать не будет, хоть в тени можно подремать….

– Идет – сказал я, и мы немедленно отправились на новое место рыбалки.

Пруд был протяжный, будто расширение реки. Нас поразило наличие рыбных стай. Они хорошо просматривались с обрывистого берега в неглубокой воде пронизанной солнцем. На берегу действительно стояли деревья.

Устроившись уютно в тени, мы уже предвкушали отчаянный клев пусть и недомерков-карасиков. Но наши поплавки покачивались только от прыжков нахальной верховки. Так и просидели остаток дня.

Было время поговорить, и я рассказывал соседу о том, что такое – писатель. Хотя это занятие не было моей профессией, но сочинительством я занимался с детства.

В школе я ходил в литературный кружок (так тогда назывались факультативные занятия). Все были увлечены стихами, поэзией, все сочиняли какие-то свои вирши-стихи. Потом я встречался с писателями, которые в те времена приходили в школы и разговаривали с ребятами. Мои стихи печатали в Пионерской правде и в журнале «Уральский следопыт». В детстве к писательству побуждало романтическое настроение души. А сейчас я уже имел опыт и знал, что это не простое дело – быть писателем. Об этом и о многом другом мы незаметно проговорили до самого вечера.

Едва солнце повернуло на вечер и скрылось за деревьями противоположного берега, – как поплавок соседа лег набок, потом накренился неуверенно и пошел под воду.

– Подсекай Николай – толкал я собеседника, первым заметив поклевку.

Тот спохватился и поддернул удилище. Есть! На леске трепыхался «золотой», или по виду, медный, карасик величиной с ладонь. Но и этому мы были рады. Вскоре заклевало и у меня. Попадались и «серебряные» карасики. Они брали увереннее и некоторые казались покрупнее.

Есть некоторая особая прелесть в ловле карася, хоть и не крупного. Он, карась, какой-то плотный, похожий на деревенского мужичка, – крепкий в теле, крупночешуистый. И даже размером в ладонь, то он более желанен, чем такая же размером сорога, потому что карась широкий почти во всю длину.

И поклевка карася другая, схожая с поклевкой леща, и оттого, наверное, заставляет учащенно биться сердце. Вот гусиное перо (поплавок), плавно ложится на воду, трясется, пуская круги, вершинка его приподнимается, а затем опять укладывается набок. Надо ждать, рано. Наконец, поплавок, приподнявшись, решительно уходит под воду, – вот тут – подсечка! На леске сразу – упругая тяжесть, а затем в другой ладони сильно изворачивается крепкая красивая рыбка цвета потемневшего от времени золота!

На закате мы вновь вернулись на большой пруд к деревне, к большой рыбе к карпам. Должны они после дневной жары кормиться и будут клевать! Я прикормил место ловли, кинув скатанные шары покупной фирменной прикормки.

Пришел теплый летний вечер. Солнце заходило налитое алым цветом, как незрелая вишня. В светлом небе растаяли облака и обозначились некоторые звезды. Только на горизонте кучились и ворчали пухлые тучи. В них проблескивали молнии.

– Эх, сюда бы дождичка, – мечтал Николай.

– А я грозы боюсь, – словно похвастался я ему в ответ. До нас дошли лишь отголоски далекой грозы.

– Грозы – они же полосой ходят. Я видел однажды в нашей деревне одна сторона улицы была полита дождем, а на другой стороне ни капли не упало, как была так и осталась пыльная. – говорил я желая продолжить доверительный разговор с Николаем.

Но поплавки наши оживились, и разговаривать нам не пришлось, мы обратились к своим удочкам и притихли. И скоро в садке у каждого было по карпу: один Николая и второй, поменьше, мой. Рыба пока была не тяжелее трехсот граммов. Но Николай вываживал что-то уже покрупнее.

– Давай-давай, губастый! Иди сюда, – ворчал сосед, мусоля окурок в уголке рта. И он подхватил подсачиком карпа на целый килограмм, если не больше. Вот нам и стали попадать крупные рыбины.

Темнело быстро. Вроде бы пора и нам идти домой. Но мы забыли и об ужине – рыба клевала, словно отъедалась за весь день одуряющей жары. Ловить приходилось почти на ощупь, поскольку грозовые тучи на горизонте – там и устроились на ночлег, закрывая отблески зари. И я вспомнил, что в рыбацкой сумке у меня, в коробке лежат непроверенные и не примененные до сих пор светящиеся поплавки, купленные на всякий случай. Покопавшись в сумке, я их быстро нашел.

Спешно мы переоборудовали снасти и забросили их в прикормленные места. Теперь не надо было махать рукой, чтобы перехватывать леску при замене насадки. Хоть и не очень ярко, но оснастка была видна, да и на воде поплавки проглядывались. А то до этого поклевки ощущались интуитивно или когда уже реагировало и гнулось удилище.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.