Марго. Люблю-ненавижу

Это убедило меня в том, что он ничего со мной не сделает.

В первые дни я искренне ненавидела его – за вранье, за заточение, да мало ли… А потом пришла жалость – и я поняла, что не могу злиться. Он такой же заложник, как и я. Только он заложник обстоятельств, о которых мне ничего не известно, а мое заточение рано или поздно закончится. И от этого мне стало даже легче. И в один из дней я притянула его к себе и поцеловала. Алекс посмотрел на меня с таким удивлением, что мне стало смешно.

– Марго…

– Что, дорогой?

– Как ты можешь, Марго?

– Я люблю тебя. Ты мой муж.

Он поднялся и молча вышел – скорее, выскочил, и я прекрасно поняла причину – в глазах Алекса стояли слезы.

Москва, начало двухтысячных

Это было еще до злополучной истории с захватом офиса. Именно тогда я и познакомилась с Мэри. Я искренне рада ее появлению, без нее уже не могу представить свою жизнь. Это все равно что оторвать кусок сердца, отрезать руку – да что угодно. Как членовредительство…

«Дружба» стала спонсором танцевально-спортивного клуба «Фокстрот», и мне волей-неволей приходилось иногда бывать на каких-то турнирах, помогать руководителю с костюмами, организовывать сборы и поездки. Во время таких вот летних сборов она и появилась. Их было несколько пар из какого-то сибирского города, но эту девушку я отметила сразу, уж слишком она выделялась своей осанкой даже среди стройных, подтянутых и гордо державших головы танцовщиц. Рыжие волосы до плеч, тонкие руки, длинные пальцы, изящные запястья. Голубые глаза, надменно взирающие на всех из-под чуть длинноватой челки. Весь вид словно говорил: «Да, все люди как люди. А вот я – богиня». Ее партнер не отходил ни на шаг, суетился вокруг, но я видела, что между ними нет и намека на интим. Это сразу чувствуется по взглядам, по жестам, по каким-то милым мелочам. В этой парочке такого не наблюдалось – ровные отношения, скорее родственные, чем даже дружеские. Я почему-то начала исподтишка наблюдать за девушкой, благо возможности были – я поселилась на тренировочной базе, расположенной в нескольких километрах от небольшого подмосковного городка, и проводила там свой отпуск, совмещая приятное с полезным, так сказать. Отчего-то здесь мне хотелось вставать рано утром, распахивать настежь окно, вбирать в легкие свежий, пахнущий травой и озером воздух. Я даже начала совершать утренние прогулки, маршрутом совпадавшие с пробежкой танцоров. Заинтересовавшая меня девушка всегда бегала одна. Я часто видела ее, одетую в спортивный костюм. Длинные черные гетры, легкие кроссовки, волосы, забранные в высокий хвост. Она, казалось, не замечала ничего вокруг, в том числе и мою персону, и это было обидно. В конце концов, благодаря моей фирме здесь вообще что-то происходит! Не знаю, чем меня так зацепила сибирская танцовщица, но я решилась сама подойти и заговорить.

Случай выдался скоро. Я прогуливалась по корпусу – было дождливо, а мне нужно было непременно «намотать» свои километры – таким образом я решила похудеть хоть чуть-чуть. Мое внимание привлек голос, доносившийся из-за ближайшей двери:

– Макс! Ну, выслушай! У меня заканчиваются деньги, машина в город будет только через два дня, я просто не смогу купить карточку! Макс! – вслед за этим раздался не то стон, не то всхлип, потом резкий звук чего-то ударившегося о стену, и вслед за этим – плач.

Я решила вмешаться в ситуацию – мало ли что случилось у человека за дверью, вдруг моя помощь придется кстати? Постучав и не получив ответа, я толкнула дверь и вошла. Удивлению не было предела – на кое-как закинутой покрывалом постели лицом в подушку лежала моя рыжеволосая незнакомка. На звук шагов она приподнялась на локтях и зло посмотрела в мою сторону:

– Что?!

– Простите… я подумала, что вам нужна помощь… – Я растерялась даже от такой реакции и не сразу нашлась что сказать.

– Помощь? – Она села и потянулась к тумбочке, на которой лежала пачка сигарет и зажигалка.

– Ну да. Просто вы плакали… что-то упало…

– Телефон.

– Что? – не поняла я, и она указала пальцем в угол, где на полу сиротливо раскинулись внутренности мобильного телефона. – А-а… если нужно позвонить – я могу дать свой.

– Не стоит. У меня нет ни желания, ни возможностей расплачиваться за вашу мобилу.

У нее был довольно высокий голос, мне такие раньше никогда не нравились, но почему-то именно сейчас это звучало едва ли не музыкой. Я рассматривала новую знакомую жадно, точно старалась впитать в себя каждую черточку, каждый изгиб тела. Меня неудержимо тянуло к ней, даже не понимаю, как так получилось. И это было не физическое влечение – я почувствовала в ней родную душу.

– Меня зовут Марго.

– Мария.

Даже имена у нас начинались на одну букву… Жизнь с Алексом приучила меня видеть какие-то знаки в любых, даже самых обыденных вещах, искать совпадения, намеки, сходства. В этой девушке оказалось слишком много меня…

– Не стойте, садитесь, – хмуро бросила Мария, пытаясь привести в порядок лицо.

Я осмотрелась – номер явно хуже моего, маленький, хоть и двухместный. Под кроватью, на которой сидела Мария, стояли ровным рядком несколько пар туфель и пара мягких джазовок, в которых я увидела два эластичных бинта, скатанных в рулончики.

– А вы давно танцуете? – поинтересовалась я, садясь на стул у большого, во всю стену, шкафа.

– Всю жизнь.

– А сколько вам лет?

Она посмотрела чуть удивленно, но ответила:

– Двадцать семь.

Старше меня на три года, а выглядит моложе лет на десять – вот что значит худоба и узкая кость… Почему она ничего не спрашивает в ответ? Неужели ей неинтересно, кто я? Но Мария молчала, задумчиво глядя в стену.

– Я тоже всегда хотела танцевать. Но вышло так, что играла в теннис, а теперь вот…

– Что – вот? – не отрывая взгляда от стены, спросила она, и я убедилась, что меня слушают.

– Вышло так, что я сама не танцую, зато помогаю другим делать это. Моя фирма – спонсор клуба «Фокстрот».

– И что – гордитесь собой? – чуть прищурившись и прикурив новую сигарету, поинтересовалась Мария, чем взбесила меня – что себе вообще позволяет эта девка?

– Да, горжусь! – ответила я с вызовом и встала, собираясь уйти. Вслед мне прилетело, как камнем:

– На будущее учтите – не за каждую помощь говорят «спасибо».

Я вылетела из номера, оскорбленная откровенным хамством и равнодушием. Меня, мягкую, податливую и открытую, очень часто обижали люди, но почему-то слова и поведение именно этой девушки ранили так больно, что захотелось плакать. Я даже не знаю, на что она сдалась мне, для чего, почему ее поведение так задело. Где-то внутри я чувствовала, что должна каким-то образом заставить ее остаться в моей жизни, стать близким человеком.

И тогда я совершила нечто запредельное, совершенно необъяснимое. Забившись в своем номере на кровать, я позвонила Алексу. Вообще-то я никогда не звоню ему сама – всегда только он решает, хочет ли говорить со мной. Но сегодня… я просто не знала, с кем мне поделиться своим горем – ну не с Ромой же…

Он долго не брал трубку, и я испугалась, что не носит с собой тот телефон. Но вот наконец раздался такой знакомый голос, до сих пор вызывавший во мне бурю эмоций:

– Что ты хочешь, Марго?

Вот так – ни «здравствуй», ни «привет, как дела?» – а сразу – «что ты хочешь, Марго?». Уже не знаю…

– Алекс… ты можешь говорить, я не отрываю тебя?

– Нет. Говори.

Господи, ну почему так сухо? Неужели действительно занят или просто не хочет говорить?

– Понимаешь, я… даже не знаю, как сказать… в общем, я встретила девушку…

В ответ раздался его смех. Я вдруг очень четко увидела эту картинку – как он сидит за столом в большом кресле, по привычке положив ногу на ногу – щиколоткой на колено – и смеется, чуть откинув назад голову.

– Ты спятила, Марго, – проговорил он, отсмеявшись.

– Ты не понял… Я встретила девушку – она очень похожа на меня, я чувствую. Не могу объяснить, но чувствую, понимаешь?

– Да. Что ты хочешь от меня, Марго?

– Не знаю. Она не обращает на меня внимания.

– А ты, безусловно, этого хочешь? – насмешливо спросил он.

– Хочу.

– Я-то чем могу помочь?

– Не знаю.

– Ну, вот когда узнаешь – тогда и звони. – Мне в ухо ударили гудки отбоя.

Черт… на что я рассчитывала? Что он бросит все и прилетит сюда? И дальше? Заставит эту рыжую сучку общаться со мной? Как? Силой? Смешно же… ладно, черт с ними – и с Алексом, и с Марией тоже. Пойду пройдусь немного.

Я вышла из номера и спустилась на первый этаж. Из конференц-зала доносилась музыка. Я прислушалась – танго. Вокал, немецкий язык. Не сумев совладать с любопытством, я приоткрыла дверь и так и замерла – в зале работала моя Мария с партнером. Такого бешеного темперамента в худенькой девушке я предугадать не могла – от нее просто волнами исходила энергетика, заполняя все пространство зала. Партнер, высокий, темноволосый красавчик с вьющимися волосами, вел ее в танце уверенно и властно, но это была лишь видимость – потому что на самом деле главенствовала Мария. Это было настолько очевидно и так прекрасно, что я невольно залюбовалась тонкой фигуркой в длинной черной юбке и обтягивающей маечке. Рыжие волосы убраны в гладкую прическу, никакого макияжа – но я почему-то ясно увидела, как она исполняет это танго в ярком сценическом гриме, в непременном черно-красном платье, без всяких пошлых роз в волосах. Она просто не могла быть банальной, не могла позволить себе какие-то обыденные прически или аксессуары – я это чувствовала.

– Мария, вас слишком много, приглушите эмоции – и станет лучше, – услышала я голос Володи – главного тренера «Фокстрота». Он сидел на краешке сцены и внимательно наблюдал за танцующей парой, однако я его даже не заметила, увлеченная образом девушки.

– Это не меня много – это партнера мало, – спокойно отозвалась Мария и, наклонившись, чуть задрала юбку и поправила бинт на колене.

Володя расхохотался, а партнер Марии только плечами пожал:

– Вот так и работаем. Это она просто с постановок перестроиться не сразу умеет, там-то как раз эмоции и важны, зритель тонкостей техники не видит, а вот окраску и чувства – подавай ему. Мы на турнирах горим иной раз поэтому.

– На турнирах мы горим потому, что ты в полноги на тренировках стал работать. Но это тема не для обсуждения на сборах, правда? – Мария насмешливо взглянула на партнера, и тот чуть смешался:

– Да ладно тебе…

– Без «ладно» прохладно, – фыркнула она. – Продолжаем, Владимир Сергеевич?

– Как пожелаете, мадемуазель, – рассмеялся Володя и спрыгнул со сцены. – Значит, так. «Перо»… – Дальше пошли неинтересные мне термины и долгое обсуждение, сопровождавшееся показом движений. В какой-то момент я вдруг поняла, что Мария меня увидела. Я почувствовала взгляд в упор, подняла глаза и застыла – она стояла прямо перед дверью и молча смотрела мне в лицо холодными голубыми глазами. Меня передернуло – так умел смотреть Алекс.

– Простите… я не хотела мешать…

– О, Маргарита Николаевна, проходите в зал, что ж вы в дверях-то! – это Володя заметил меня и тоже подошел к двери. – Заходите, не стесняйтесь, вы ж тут первый человек. Если бы не вы…

– Я пойду, пожалуй, – быстро перебила я начавшуюся благодарственную тираду – мне не хотелось, чтобы Мария видела, с каким подобострастием смотрит на меня главный тренер. Не знаю, почему, но мне это было неприятно.

– Нет-нет, останьтесь, посмотрите, вы нам не помешаете. – Володя чуть не силой втащил меня в зал, усадил в кресло. – Кстати, позвольте вам представить – это Мария Лащенко и Иван Переверзев, чемпионы Сибири, между прочим, по десяти танцам.

Иван отвесил мне шутливый поклон, а Мария даже не шелохнулась. Статуя, не женщина…

Они продолжили работу, а я замерла в кресле, не в силах оторвать взгляда от того, как они летят по паркету, как замирают на мгновение, как Мария нервно передергивает плечами в такт ударам музыки, как выбрасывает вперед ногу в маленькой бальной туфельке с истертым носком, как Иван опускает ее на паркет в самом конце танца, а потом резким рывком ставит на ноги, прижимая к себе. Это зрелище заворожило меня настолько, что я не заметила, как закончилась музыка, как танцоры исполнили прощальный поклон тренеру, и только легкое прикосновение руки к плечу вернуло меня к действительности:

– Так и будете здесь сидеть, леди спонсор? – Мария держала в руках туфли и насмешливо смотрела на меня.

Я поднялась и оказалась выше ее на добрых двадцать сантиметров – девушка в тапочках оказалась совсем невысокой относительно меня.

– Мне безумно понравилось, как вы танцуете, – искренне призналась я, и в холодных глазах Марии блеснуло что-то похожее на удовлетворение.

Когда-то давно

Я провела в подвале два месяца. Если сейчас скажу, что это были лучшие два месяца в моей жизни, меня сочтут сумасшедшей. Но я на самом деле была счастлива. Алекс проводил со мной времени едва ли не больше, чем раньше, относился с какой-то прежде неведомой нежностью. Мне казалось, что его гложет вина за то, что он запер меня здесь.

– Понимаешь, Марго… если быть честным, то я должен убить тебя, – сказал он мне как-то, лежа рядом со мной на соломе и покусывая длинный стебель, выдернутый из кучи. – Но я не могу этого сделать.

– Почему?

– Потому что люблю тебя, – просто ответил он, поворачиваясь на живот и начиная водить кончиком стебля по моей щеке. – Люблю и не могу потерять.

– Тогда зачем я здесь?

– Так нужно, Марго, поверь.

Я верила ему – верила безоглядно и бесповоротно. «Стокгольмский синдром» в моем случае оправдывался любовью – той любовью, что связывала меня с Алексом еще до того, как он запер меня в подвале.

– Ты… никогда не объяснишь мне? – спросила я однажды, и он покачал головой:

– Нет, Марго. Для твоей же безопасности. Поверь – так лучше. И еще я хотел, чтобы ты знала – даже если меня не будет рядом физически, я все равно с тобой. И что бы ни случилось – можешь рассчитывать на мою помощь и поддержку. Я никогда тебя не брошу.

Мне даже в голову не пришло насторожиться от этой странной фразы, а надо было…

Москва, начало двухтысячных

Мой вынужденный отпуск закончился. Я вернулась в Москву, немного восстановив нервную систему и вообще отдохнув. «Золотая улица» еще держалась на плаву, отчаянно пытаясь сохранить репутацию и «лицо». Но машина уничтожения уже была запущена, и, по всей видимости, заинтересован в этом был кто-то «наверху». Проверки объектов, визиты сотрудников прокуратуры в офис – когда там не было босса, откровенная травля в газетах. Я боялась открывать глаза по утрам – Рома тут же совал мне в лицо очередной номер «Коммерсанта» с пугающими заголовками. Мои попытки договориться со знакомыми журналистами не приводили ни к чему – словно мухи на мед, они налетали на сенсацию, додумывая и перевирая факты.

Нас уничтожали медленно, со вкусом, смакуя каждый миг краха довольно крупной компании. Босс не вылезал из Швейцарии, мы с Геной, как могли, отбивались – но все попытки терпели неудачу. Я снова стала нервной и истеричной, срывалась на Рому, то и дело выставляя его из дому и обвиняя во всех смертных грехах. В довершение всего я вдруг обнаружила за собой слежку. Да-да, самую настоящую слежку. Все походило на безумие, на бесконечный, каждодневный кошмар, когда с утра не знаешь, вернешься ли домой вечером. Надо ли говорить, в каком состоянии я была в эти дни…

Удар по затылку застал меня врасплох – ну, еще бы… Открыв глаза через какое-то время, я поняла, что сижу в машине, связанная по рукам и ногам, с заткнутым ртом. С водительского сиденья в ответ на мои попытки освободиться раздалось:

– Не ерзай. Уже приехали.

С перепугу я не успела разобрать, как выглядит тот, кто вез меня, – рывком открыв дверь, он ловко натянул мне на голову черную шапочку, закрыв лицо, и поволок куда-то. Я поняла только, что мужик не из хилых – все-таки при росте в сто восемьдесят сантиметров весила я около восьмидесяти килограммов. Меня усадили на стул, выдернули кляп, однако шапку не сняли, и через какое-то время я услышала мужской голос:

– Значит, так. Если хочешь пожить, слушай внимательно. Через неделю к тебе на улице подойдет человек, и ты отдашь ему весь компромат, что есть у тебя на босса. Поняла?

– У меня нет никакого…

– Я сказал – заткнись и слушай. Напишешь все, что знаешь, о его махинациях. Особенно меня интересуют сделки по покупке предприятий, имеющих отношение к ядерной энергетике.

Мне стало дурно…

Об этой стороне деятельности босса я знала, более того – пару раз помогала ему в проведении сделок. Петля на шее затягивалась – причем это была моя шея.

– Ты все поняла?

Меня парализовало от страха, я не могла сказать ни «да», ни «нет», не могла даже кивнуть. Но больше вопросов не последовало, меня снова поставили на ноги и повели, а затем и повезли.

Номер машины, из которой меня вытолкнули на тротуар, я не увидела – стояла дождливая, грязная осень, естественно, что цифры заляпаны. Да и что бы мне это дало? Господи, как влипла… Мне захотелось сесть прямо на мокрый тротуар и зарыдать. В голове зашумело, видимо, стало подниматься давление, я побрела в сторону дома, стараясь удержаться в сознании и не упасть. До квартиры оставалось буквально двадцать шагов, когда за спиной раздалось:

– Поздно гуляешь, – и этого я уже не вынесла – упала в обморок прямо на несвежий кафель лестничной площадки.

…Он сидит у окна в белом свитере. Смуглую кожу белое оттеняет, его комната и так как больница. Здесь и есть больница. За его спиной открытое окно – все в зелени, значит, мы на третьем или четвертом этаже. Раньше он никогда не сидел спиной так близко к открытому окну, а сейчас расслабился. Значит – мы в безопасности.

Как приятно разглядывать его, зная, что он этого не замечает – уткнулся носом в «Ведомости», они розовые, и этот цвет меня раздражает. Он как всегда свеженький – интересно, давно ли тут? Немного отросла щетина – значит, сутки. Он складывает газету, а я, боясь встретиться с ним взглядами, тут же возвращаюсь в исходное положение и только сквозь ресницы вижу, как он выходит в коридор и плотно закрывает дверь.

Кажется, я впадаю в дремоту, как всегда у меня происходит под капельницей. Раньше я ее боялась – острой иглы, которая постоянно находится в вене. Но теперь это уже не имеет никакого значения, как и все прочие страхи – на них просто не хватает сил. Из коридора слышны какие-то голоса, но слов я различить не могу. Дверь открывается, входит медсестра. Я ясно слышу, что он с кем-то ругается, кого-то как будто прогоняет, но она снова закрывает дверь и переключает мое внимание на себя. Она похожа на актрису Нину Гребешкову – приятная немолодая блондинка, небольшая, внушающая ощущение покоя и веры в выживание человеческого рода. Она все время чуть улыбается, хотя глаза у нее уставшие и озабоченные. И тут я спрашиваю, как всегда, ввергая несчастную жертву человеколюбия в шок:

– Скажите – у вас все в порядке? Мне кажется – нет.

Выражение ее глаз меняется, она испуганно смотрит на меня несколько секунд, а я продолжаю:

– Я могу что-нибудь для вас сделать?

Она тихо и невесело смеется:

– Тихо, деточка, сейчас вторая докапает, и все вынем. – И потом, через большую паузу добавляет, усмехаясь: – Муж ваш приехал. Там этот-то не пускает его. И что за жизнь такая пошла непонятная…

В моей голове всегда крутятся какие-то мысли. А сейчас вот – не крутятся, остановились. Мне просто хорошо оттого, что он рядом, оттого, что он мне улыбается своими чудесными полными губами, что он небрит – а значит, был со мной здесь. Иногда я думаю – а зачем я ему нужна? Тот факт, что я недостойна его, очевиден всем. Всем – кроме него. Или только мне? Почему я полюбила его так сильно? За красоту ли, за «мужскую энергетику», как говорит моя мама? За что?

Как вовремя он появился, какое счастье, что это был он – а не кто-то из тех, кто угрожал мне. Почему я здесь, что случилось? Пытаюсь спросить медсестру, но та только качает головой:

– Вы отдыхайте, потом все узнаете.

– Позовите… позовите его, пожалуйста… – Губы не слушаются, очень хочется пить.

Он возвращается, плотно прикрывает дверь, бросает беглый взгляд на капельницу. На лице – абсолютно никаких эмоций, даже намека. Я едва успеваю прикрыть глаза, но почему-то мне кажется, что от него скрыть что-либо просто невозможно. От этого должно быть неуютно, но мне почему-то спокойно, когда он рядом, такой невозмутимый. Словно и не было ничего, никаких разборок в коридоре, он не срывался на крик, не угрожал, не боялся сам… Словно мы не в больнице, а на пляже. Он невозмутимо садится в любимую позу – ногу на ногу щиколоткой на колено – и разворачивает газету. Только она у него перевернута…

– Алекс…

– Что? – Он отрывается от якобы чтения и смотрит на меня.

– Спасибо…

– Помолчи.

Эти властные нотки в голосе, этот непререкаемый тон, господи… Почему, за что жизнь разделила нас и теперь никак не желает свести обратно насовсем, а сводит вот так – по случаю? Может, потому, что я не смогла преодолеть себя, не смогла простить? А он – смог? Он – смог простить мне скоропостижный брак с Ромой? Не знаю. Но, видимо, осталось что-то, что заставляет его чувствовать мои неприятности и появляться в тяжелые моменты.

Когда-то давно

Сборы в «Фокстроте» завершал гала-концерт – это стало доброй традицией. Я активно участвовала в подготовке, но даже себе боялась признаться, что делаю это вовсе не потому, что мне нравится, а потому, что это возможность быть постоянно рядом с Марией. Она стала чуть мягче, удостаивала разговорами за чашкой кофе, улыбалась утром, встречая меня во время пробежек. Мне нравилось открывать в ней новые черты. Выяснилось, что не такая уж она и стерва, какой выглядела. Она почти не улыбалась, но когда делала это, ее лицо становилось совершенно иным – мягким, привлекательным и очень открытым. Хотя и в ее стервозности был шарм, чего уж. За ней волочилась добрая половина танцоров и кое-кто из тренеров «Фокстрота», однако Мария никого не удостоила вниманием, не говоря уж ни о чем другом. Я уже знала, что дома ее ждет любимый мужчина – травматолог Максим, с которым они живут вместе уже несколько лет. Кстати, с этим самым Максимом они довольно часто ссорились, хотя и ненадолго. Телефонные разговоры отнимали у Марии почти все свободное время, и мне даже было любопытно, откуда берет деньги эта явно не суперобеспеченная девушка, чтобы оплачивать словесные баталии.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.