Балканский легионер

– Все ясно, – заключил собеседник. – А французский язык где выучил?

Семенов никак не походил на любителя лингвистики, и действительно, знание им французского вызывало удивление.

– Да нас в детдоме по гуманитарной линии во Францию каждое лето на оздоровление посылали во французские семьи, вот и наблатыкался, – оживился новичок.

– Все ясно, – заключил Мазур, решив взять парня на заметку. – Значит, будем служить. Но смотри не думай, что, если я русский, так тебе буду поблажки давать, – расставлял раз и навсегда акценты адъютант. – У нас тут нет русских, немцев, поляков, китайцев, алжирцев… В легионе – все братья, как в десантуре! Понял?

– Так точно, – посерьезнел Семенов. – Что же я – не понимаю? Сам прошел…

– Вот и отлично, – кивнул командир.

В дверь, постучав, вошел солдат, доложивший, что Мазура вызывает начальство. Судя по интонациям, дело было очень срочным и не менее ответственным.

– Осваивайся пока, – сказал Мазур Семенову, вставая из-за стола. – Смотри, слушай, мотай на ус.

Глава 4

На следующий день эпопея албанских детей, пострадавших в горах, продолжалась. Их привезли в Призрен и разделили в соответствии с ситуацией. Часть попала в больницы, часть отправилась по домам, ну а тех, у кого в Призрене не было родственников, предложили взять в семьи жителям округи.

Традиции помощи своим на Балканах очень развиты. Здесь встречаются и пережитки кровной мести, когда за преступление может быть вырезана вся семья, а то и целый род. Обычай такой же мрачный, как и старый, и засел он слишком глубоко, чтобы исчезнуть в одночасье под натиском новых времен. Но с другой стороны, вековые традиции взаимопомощи часто оказываются спасительными для людей несчастных, обездоленных. Скажем, если ребенок остался без крова, он всегда найдет себе новый дом.

Балканы – уникальный регион. Здесь, как нигде в Европе, смешалось добро и зло. Трогательная забота о родных, о стариках, детях, почитание предков и рядом – ненависть к соседнему народу, который часто становится злейшим врагом. И тогда берется в руки оружие, гремят выстрелы, падают бомбы, и костлявая смерть ловко косит людей направо и налево.

К детскому учреждению, где временно содержались дети из сгоревшего автобуса, одна за другой подъезжали машины. Те, кто не мог по каким-то причинам взять ребенка, старались прийти и принести пострадавшему одежду, книгу или что-нибудь вкусное.

Прекрасно одетая женщина, с чертами настоящей леди, приехала к приюту на шикарном авто. Она выбрала мальчугана с заклеенной пластырем щекой, вызвавшего у нее жалость и сострадание. Оказалось, что женщина была владелицей виллы в окрестностях Призрена. Вид несчастных детей пробудил у нее такие чувства, что она взяла еще одного ребенка – смуглую симпатичную девчушку.

Следующей была девочка лет семи-восьми. Между ней и ее соседкой происходил выбор очередной семьи, состоящей из жены властного вида и мужа, типичного подкаблучника. Они долго думали, в конце концов остановившись именно на этой девочке.

– Она напоминает мне сестру, – заявила женщина мужу. – А Лидия – это мой самый любимый человек. Ведь мы с ней выросли вместе и, пока жили в семье, были неразлучны.

– Так ведь ты же все уши мне прожужжала своими рассказами о том, как много она причиняет тебе проблем, – усмехнулся мужчина.

– Что значит «мне проблем»? – вскипела супруга. – Можно подумать, что мы живем отдельно. Мои проблемы – это и твои проблемы.

На этот раз муж счел за лучшее предусмотрительно промолчать. То, что проблемы жены становятся его собственными проблемами, он знал давно. Женившись на такой привлекательной в молодости особе, он рано понял, что чувства часто бывают обманчивы и столь же часто превращаются в унылую многолетнюю жизнь вместе.

– К тому же, – продолжала жена, – это сейчас Лидия сильно изменилась. После того как связалась с этим негодяем Кемалем. А в те далекие времена, когда сестра была такой вот миленькой девчушкой, плохих черт у нее не наблюдалось. – Она, прищурившись, покачала головой. – А ведь я предупреждала еще тогда: этот злодей погубит ее! И ведь так оно и вышло. Он бросил бедняжку с двумя детьми и скрылся. Как тебя зовут, девочка?

– Фетти, – тихо сказала девочка.

– Отлично! – воскликнула женщина. – Хорошее имя, мне нравится. – Ты, наверное, голодна?

– Нет, нас здесь покормили. – Девочка теребила в руках пакет с яркой картинкой.

– Покормили! – фыркнула пышущая здоровьем матрона. – Разве здесь могут накормить? Консервы, кока-кола, гамбургеры – знаем мы эту кормежку! От нее можно стать инвалидом в два счета.

Глядя на дородную, пышущую здоровьем женщину, легко можно было догадаться, что к кулинарии она относится очень серьезно.

– Нет, девочка, у меня ты поймешь, что такое наша албанская кухня. Настоящая, без всяких этих новомодных штучек. Простая, вкусная и здоровая! Все, Фетти, собирайся, мы едем домой.

Один за другим дети отправлялись в самые разные семьи Призрена.

Среди оставшихся был мальчик лет семи, которого не забирали, так как на все расспросы он ничего не отвечал. Возможно, это являлось последствием сильного испуга или полученной при падении контузии.

К нему подошли двое.

– Привет! – улыбнулась молодая симпатичная девушка лет девятнадцати. – Я Ледина, а тебя как зовут?

Мальчик мельком взглянул на нее и уставился в пол.

– Не хочешь говорить? – удивилась девушка. – Ты нас не бойся. Мы местные, а это мой дедушка Мирел.

С этими словами она указала на стоявшего рядом старика. Тот выглядел этаким морщинистым старичком-боровичком. Было видно, что, несмотря на свои годы, он еще здоров и энергичен. Длинные, пожелтевшие от табака усы были закручены вверх, а сам он приветливо усмехался.

– Здравствуй, малыш, ну что, поедешь с нами? Мы живем в горах, на ферме, где много овечек.

Мальчик продолжал молчать. На грязном лице не отражалось никаких эмоций.

– Ты только посмотри, дедушка, что же это делается, – повысила голос Ледина. – Это все они, сербы! Они убивают нас, убивают стариков и детей! Ну, ничего, они еще наплачутся! Все зверства, причиненные нам, отольются им кровавыми слезами. Скорее бы их всех отсюда выгнали! Они молятся Богу в своих храмах, а сами тем временем творят зло на нашей земле.

Старик, слушая свою радикально настроенную внучку, молчал, хмуря брови. Мальчик, казалось, не обращал внимания на то, что творилось вокруг. А рядом забирали остальных детей.

– Да брось ты его, Ледина, доставать, – нахмурил брови старик. – Ты что, не видишь, в каком он состоянии? Тут у кого хочешь язык отнимется. Ничего, паренек, поедем с нами. Я знаю, что такое горе, сам навидался.

Старик взъерошил волосы на голове мальчишки.

– Все. Поедем. Здесь тебе нечего делать, – решил он.

Выполнив надлежащие формальности, Мирел и Ледина Касаи вывели из помещения мальчика. Вымазанный, в изорванной одежде, с измученным лицом, он выглядел самым настоящим символом трагедии, символом войны. Впрочем, так же воспринимались и все дети, оказавшиеся в тот день в злополучном автобусе.

Они вышли за ворота. Рядом стояли машины людей, приехавших забрать несчастных, пострадавших детей. У Мирела Касаи была древняя машина эпохи Иосипа Броз Тито – «Застава». Мальчик испуганно оглянулся.

– Не бойся, маленький, – обняла его девушка. – Теперь тебе нечего бояться. Ты с нами и сейчас будешь в безопасности.

– Довольно относительное это понятие – безопасность, – пробурчал в большие усы старик. – Особенно в наших местах.

– Дедушка, ну зачем ты пугаешь мальчика. Ты же видишь, в каком он состоянии? Поехали лучше домой.

– Так я уже давно готов, – подмигнул старик.

«Застава», натужно урча мотором, двинулась вверх по улице. Мальчик, сидя у девушки на коленях, бросал короткие взгляды по сторонам, как будто что-то искал.

– Ты не голодный? – спрашивала девушка, заглядывая ему в глаза. – Ну, хотя бы кивни…

– Не приставай! – сказал дед. – Вот приедем, тогда и накормим парня. Неважно – кормили его или нет, в его возрасте нужно питаться побольше.

Выехав за город, машина повернула вправо и стала подыматься в горы. Там, в горах, на одиноко стоящей ферме и жили Мирел и Ледина Касаи. Машина, дребезжа, катилась по каменистой дороге.

– Ну что, заснул? – кивнул Мирел, выкручивая руль.

– Да, спит, – ответила девушка, тихонько гладя мальчика по взлохмаченной голове.

Мальчишка, лежа у нее на коленях, то и дело дергался, вздрагивая во сне.

– Немало, видно, мальцу досталось, – задумчиво произнес старик. – Да, тяжко в его-то годы такое испытать.

– Ты ведь тоже, дедушка, многое пережил?

– Да уж, пришлось и на мою долю немало, – вздохнул старик. – Я, правда, постарше его в те годы был… И разрушения, и смерти, и бомбежки, и расстрелы – всякого навидался. Да ведь и сама видишь, сейчас немногим лучше. Что ведь больше всего, внучка, и обидно. Одно дело, когда войну пережил десятки лет назад. Тогда ведь и времена совсем другие были. А сейчас вроде все могли бы понять, что нельзя больше убивать друг друга. А оно вон как опять получается…

– Как же мы его звать-то будем? – рассуждала тем временем девушка. – Хоть бы он имя свое сказал. Ты ведь разговаривал по поводу его документов?

– Да говорить-то я говорил, – вздохнул старик, – но что толку? Никаких документов у него нет. То ли сгорели, то ли вообще не было. А кто и откуда – расспросить не успели. Все те военные, которые были вначале, уехали. Так что пока у нас никаких данных нет.

– Бедный ребенок, – вздохнула девушка. – Как же ему, несчастному, пришлось мучиться… Ну, ничего, у нас он отдохнет, наберется сил, а там родители его найдутся.

Машина карабкалась в гору. Справа был почти отвесный обрыв, слева стеной поднималась гора. Иногда казалось, что машина вот-вот сорвется с узкой дороги и упадет в пропасть. Однако ни старик, ни девушка не проявляли никаких признаков беспокойства. Было видно, что дорога эта известна им до мелочей. Старик, сосредоточенно поглядывая вперед, уверенно управлял своим старьем. Во рту у него дымилась трубка. Мальчик мирно спал, не видя извилистой и опасной дороги.

Глава 5

Неподалеку от Тулузы, на полигоне Иностранного легиона, проходили учения.

Вызванному в штаб Мазуру была поставлена учебная задача: перед отправкой в Косово его подразделение на полигоне должно захватить и удерживать небольшой условный поселок до высадки десанта, не давая тем самым противоборствующей стороне уничтожить местное население. Роль противника выполняло аналогичное подразделение того же легиона. По легенде учений, события разворачивались в европейской стране с тлеющим межэтническим конфликтом – в ней однозначно угадывалась бывшая Югославия, край Косово и Метохия. Туда в самом скором времени и отбывал взвод Мазура.

– Что за детские игрушки для нас, командир? – поинтересовался Семенов у Мазура.

Легионер и сам был в некотором недоумении. Действительно, проведение этих небольших учений выглядело довольно странным мероприятием. Ведь все легионеры имели отличную подготовку и готовы были действовать в любой точке мира. Мазур, хоть и не был обязан, все же объяснил ситуацию, как он сам ее понимал:

– Во взводе пополнение, и командование решило убедиться в слаженности действий.

Поначалу все шло хорошо. Мазур и его люди грамотно проникли в поселок – здания условного поселка были построены на полигоне. Роль мирных жителей и захвативших поселок боевиков выполняли манекены и контурные мишени – так, как это обычно и бывает.

Мишель обратил внимание на действия Семенова, который теперь был в какой-то степени его подопечным. Тот был хорош… нет, действовал он, конечно, грамотно, но только в своем понимании. Мазур, качая головой, наблюдал, как ретивый вояка сперва забросил гранату в окно, а уж после проверил, кто же был в доме – боевики или мирные жители. Ворвавшись в очередной дом, Семенов косил всех направо и налево и лишь потом выяснял, в кого же попал.

Мишель, едва сдерживая смех, слышал, как тот сконфуженно заметил:

– А, так здесь мирные… жители.

После очередного этапа Мазур терпеливо вправлял ему мозги:

– Мы не каратели, а миротворцы. Понимаешь, не мирные жители существуют ради нас, а мы существуем для того, чтобы их защищать. Миротворцы – это те, кто разводит противоборствующие стороны по разные стороны баррикад, и при этом миротворцы однозначно должны восприниматься положительно обеими сторонами.

– Ну, если это еще сербы будут, так туда-сюда, – ответил Семенов. – Они же православные. А если мусульмане… Резать их к чертовой матери, чего их жалеть!

Как убеждался Мазур, Семенов в некоторых вещах был поразительно дремуч. Иногда у Мишеля возникало такое ощущение, что парень только что свалился с неба и плохо понимает, кто он и для чего он здесь. Вот это и удивляло: ведь был строгий отбор, месяцы учебы, инструктажи, тесты и прочее. Пускай, думал Мазур, Семенов заблуждается в тонкостях политики и прочих, более сложных, вопросах. Но основы – кодекс миротворца – он обязан знать, как воинский устав. Поэтому при каждом удобном случае Мазур прочищал ему мозги:

– Если мы не установим мир в Косово, то ни одного серба там точно не останется… Чем больше ты будешь гнобить мусульман, тем сильнее они потом на сербах и оторвутся, пойми ты, дурья башка!

Понемногу, постепенно, но Семенов вроде начинал что-то понимать. Тем временем поселок уже был занят подразделением Мазура, бойцы вели учебный бой, не давая условному противнику вновь проникнуть в населенный пункт. Все шло по плану…

И здесь Мазур почувствовал, что происходит что-то из ряда вон выходящее. Нет, вроде бы ничего такого не случилось. Солнце продолжало светить точно так же, как и полчаса назад, все так же дул ветер. Никаких посторонних звуков тоже не слышалось. Но вдруг ему показалось, что он стал другим. Все его мысли вдруг изменились. Он остался Мишелем Мазуром, но только все стало не таким. В один момент адъютант вдруг утратил всякий интерес к дальнейшему продолжению учений, к учебному, да и вообще всякому сопротивлению. Мазур почему-то не мог сделать ни одного выстрела в противника даже холостыми.

– Что это со мной? – проговорил он вслух, сам себе удивляясь.

Голос, его голос, звучал как будто издалека. Он огляделся, удивляясь тому, что даже движения его стали вдруг какими-то замедленными, заторможенными. Вокруг, среди бойцов его подразделения, происходило абсолютно то же самое. Его боевые ребята превратились в каких-то замороженных субъектов. Те, кто бежал, остановились и присели. Те, кто стрелял, прекратили огонь. Причем удивление, с которым Мазур наблюдал это, было внутри, как будто он – это не он.

Вокруг творилось что-то немыслимое. Мистика, дурной сон, иллюзия? Понять это никто не мог. Глаза солдат стали мутными, бессмысленными, как будто пьяными. Находящийся рядом с ним легионер, присев в ложбинке, сорвав цветок ромашки, принялся с мечтательным видом, не спеша обрывать лепестки – один за другим. Все это напоминало детскую игру «любит-не-любит». Возможно, будь это кто-то другой, то вопросов могло бы и не возникнуть. Но если учитывать, что этот солдат был в прошлом активным участником Ирландской республиканской армии, на счету которого было не одно шумное дельце, то можно было по меньшей мере сильно удивиться.

Еще один из взвода Мазура тем временем тоже с пользой проводил время. Лежа на боку, бросив автомат, он заходился бессмысленным смехом. Смех, овладевший им, просто душил беднягу. Но что интересно – было видно, что солдат смеется не по собственной воле. Какие-то черты в лице явственно показывали, что причина смеха коренится не в нем самом, однако ничего поделать он не мог. Легионер заходился в сильнейшей истерике и вскоре не мог даже смеяться, задыхаясь от новых приступов.

Несколько человек вообще потеряли сознание и лежали в нелепых позах. Один из них уткнулся в лужу, к счастью для него, слишком мелкую, чтобы в ней можно было утонуть.

На сержанта, с которым Мазур съел уже не один пуд соли, тоже стоило бы обратить пристальное внимание. Этот надежный, как автомат «АК-47» человек, уставившись в пустоту, разговаривал… сам с собой. Не выпив ни грамма спиртного, не употребив никакого наркотика (да он их и не употреблял), он нес полный бред.

– Да-а… хе-хе… конечно, само собой. Еще бы, да! Я никогда и никому еще. Даже и не думайте! – грозил он кому-то пальцем, замолкал ненадолго и продолжал свое: – А почему бы и нет, а? А вот я знаю… знаю, но не скажу.

Затем его содержательный разговор плавно перешел в другую фазу – песенную. Широко раскрыв рот, как будто сержант готовился проглотить солнце, как всем известный крокодил из сказки, сержант заревел:

– Когда я вернусь к тебе, моя Мери, ты будешь больше не моя!

Пропев пару куплетов этой широко известной в Уэльсе песни, он вновь принялся за свои «рассуждения».

Бойцы прекратили бой и сложили оружие.

* * *

Через четверть часа незаметно для себя Мишель стал приходить в чувство. Наваждение (а он все время чувствовал, что это – наваждение) рассеялось. Вокруг стоял «условный противник», а оружие бойцов Мазура было в их руках.

Мишель, словно оплеванный, тихо сгорая от позора, сидел на траве, стиснув пылающие виски ладонями. Такого он и представить себе не мог. Он, на счету которого… нет, не может такого быть. Это сон, какой-то страшный сон, стоит только проснуться! Однако не стоило себя и щипать, чтобы понять, что все это – реальность. Реальность, в которой Мазуру быть не хотелось.

Нет, он, конечно, знал о том, как военные сходят с ума. От страшного нечеловеческого напряжения, от того, когда рядом с тобой гибнет целый полк, а ты остаешься жив, тогда, когда ты сам становишься причиной гибели сотен человек. Но ведь здесь ничего такого не было! Происходили всего лишь обычные учения, которых на его веку было бесконечное количество. Мазур начинал ощущать, что у него тихо «едет крыша».

Рядом обалдело собирался его взвод. Солдаты негромко переговаривались, и на лицах их было написано недоумение и растерянность. Никто ничего не понимал.

В этот момент рядом, на дороге, находившейся в каких-то пятидесяти метрах, затормозил автомобиль, в котором прибыло командование. Это был позорный финал.

На пределе последних возможностей, физических и моральных, Мазур скомандовал:

– Взвод, смирно!

– Вольно! – махнул рукой полковник Петэн.

Рядом с полковником был майор Гордон и еще несколько офицеров из штаба. Они пристально всматривались в лица солдат, а главное – в лицо адъютанта Мазура.

– Господа, – произнес, наконец, полковник, – вы можете не волноваться. Никто из нас не сомневается в вашем профессионализме адъютанта. Сейчас мы все объясним. Просто здесь было задействовано…

Пояснения командования донельзя впечатлили всех присутствующих. Учитывая особенности акции по разведению враждующих сторон и небывалый градус конфликта в Косово, руководители миротворческого контингента решили применить одно небанальное средство – так называемое психотропное оружие. Этим самым чудо-оружием, приведшим к такому странному состоянию боевых ребят Мишеля Мазура, стал низкочастотный генератор.

Этот аппарат, способный влиять на психику больших масс людей, был создан еще в 1973 году. Прибор способен направлять их поведение в любое русло – от агрессивного до умиротворенного. Его «фишка» – в сочетании различных направленных частот, влияющих на психику. В настоящее время использование его запрещено всеми существующими международными конвенциями. Генератор представляет собой прибор размером со средний бытовой холодильник, с пультом управления.

Еще одним потрясением для легионеров стала его демонстрация. К взводу, вышедшему на дорогу, подкатил бронированный микроавтобус.

– Вот здесь и находится наш прибор, – произнес полковник Петэн, любовно похлопав по корпусу авто. – Управляет им всего один оператор.

Сидящий в автобусе человек показался наружу.

– Поль Верлен, – представился он.

– Так вот, – продолжал полковник. – Взводу, которым командуете вы, и предстоит охранять микроавтобус в Косово. Ну, а для наглядности мы решили продемонстрировать действие прибора на вас самих. Чтобы знали, с чем имеете дело.

– Да уж, теперь мы все прекрасно понимаем, о чем идет речь, – ответил Мазур.

Он оглянулся. Напряженные лица его подчиненных прекрасно отражали их потрясенное состояние.

– Ну, вот и отлично! – усмехнулся полковник. – Не кота в мешке теперь повезете. Отдыхайте, ребята, а мы с адъютантом еще побеседуем.

– Разойдись! – скомандовал Мазур.

У него, несмотря ни на что, было множество вопросов.

– Но ведь он же действует на обе враждующие стороны и соответственно будет влиять на миротворцев? – недоуменно спросил Мишель.

– На этот вопрос лучше всего ответит наш специалист, господин Вокур, – полковник представил Мазуру невысокого чернявого парня.

Тот кашлянул и пригладил волосы.

– Во-первых, излучение в основном направленное. Так что действие волн максимально концентрируется на противнике. А, во-вторых, низкочастотные волны довольно надежно экранируются металлом, поэтому ваши люди будут прибывать на места конфликтов в специально оборудованных машинах. Выглядят они почти как обычные, но на окнах поставлены мелкие медные сетки-экраны. Выглядит, словно защита от камней… В основном предполагается использовать генератор на мирном населении, во избежание конфликтов…

– В смысле?

– Ну, поскольку мирное население является основной силой конфликта…

– Насколько мне известно, такие генераторы запрещены международными конвенциями, – заметил легионер.

– Это уж, извините, не ваша забота, – сказал полковник. – На вас возложена конкретная задача, ее и надо выполнить.

Глава 6

Вилла, стоящая в горах неподалеку от албанской границы, находилась в безлюдной местности. Если рассмотреть ее поближе, то становилось ясно, что это, скорее, мини-крепость, окруженная колючей проволокой, на дальних подступах к которой находились дозоры. Пулеметные гнезда, отлично замаскированные в скале, надежно охраняли виллу. Да и в видеокамерах недостатка не было, делавших территорию вокруг просматриваемой и контролируемой.

Эта вилла была резиденцией знаменитого Казима Хайдари, человека, возглавлявшего силы косовских албанцев, или косоваров этого региона. Известен он стал давно, но занял важное положение именно сейчас. Несмотря на внушительное количество охраны, основные события проходили именно внутри коттеджа.

Хозяин усадьбы в этот вечер принимал гостей. Они были почти такими же, как и его личная охрана, как и его соратники. Это были люди в военной или полувоенной форме, перетянутые кожаными ремнями, на которых висели пистолеты, а на лицах было ясно написано, что занятие, являющееся их основным, – это война. Но еще больше удивились бы мирные сербы и албанцы, если бы увидели, что же за гостей принимает сегодня в своем роскошном доме человек, претендующий на главного борца за независимость Косово.

Каминный зал выглядел внушительно. Сразу было видно, что хозяин дома питал слабость к охоте. Головы оленей, лосей, кабанов украшали стены. В центре зала стоял большой, богато убранный стол. Всю поверхность его укрывали разнообразные закуски и многочисленные, разных размеров бутылки. Сегодня здесь собрались люди, которым было о чем поговорить и что обсудить. По одну сторону восседали албанцы, так называемые учкисты, по другую – сербы. Несмотря на кровную вражду, на горы трупов и сожженные города и деревни, беседа здесь протекала в полном согласии. Казалось, что это была встреча старых друзей. Да так, собственно говоря, оно и было на самом деле. Все дело в том, что здесь проходила секретная встреча между лидерами двух сторон – главарями банд, которые лишь на словах, перед прессой, выдавали себя за законных представителей конфликтующих сторон. На самом деле – это была уголовная шваль, отбросы, для которых война – мать родна. В отличие от албанских бандитов– учкистов, отряды сербских незаконных формирований назывались четниками. Хайдари и Пелагич вели себя вполне дружелюбно.

– Твое здоровье, – ухмыльнулся Казим, поднимая рюмку с ракией. – Желаю тебе, чтобы пуля, отлитая для тебя, никогда не нашла того самого ствола, откуда она должна вылететь.

– Постараюсь дожить до ста, – оскалил зубы Божидар. – Хоть некоторые желают мне противоположного, но я не из тех хлюпиков, которые рыдают потом на скамье подсудимых.

Божидар Пелагич небезосновательно упомянул о скамье подсудимых. За свои громкие «дела» он давно стоял в розыске судом Гаагского трибунала. В отличие от Казима Хайдари, который выглядел чуть не героем в глазах международных служб, Божидар в Западной Европе уже фигурировал в качестве кандидата-подсудимого.

Тосты звучали один за другим, и застолье продолжалось, переходя во все новые фазы. Однако веселье весельем, а Пелагич появился в гостях не только затем, чтобы поглощать немалые порции горячительных напитков. Встреча проходила в рамках разработки совместной стратегии действий в крае.