Статуя сексуальной свободы

Если честно, то я кривила душой. От «сделки века», как у нас в рекламном агентстве окрестили долгосрочный контракт с сетью гипермаркетов детских товаров «Маленький принц», мы ожидали многого. Я лично – постоянного объема работ и стабильной зарплаты. А шеф наш, Михаил Брониславич Савицкий, ожидал сверхвысоких прибылей. Надо сказать, что Бронич даже к сверхмалым прибылям относится с нежностью Скупого Рыцаря, так что его разочарование по поводу сорвавшейся сделки века должно было быть безмерным.

– Он там не застрелился? – осознав серьезность ситуации, тоже забеспокоилась я.

– Выстрела мы не слышали, – ответила Катя, заметно бледнея.

– А что слышали? – настаивала я.

– Да ничего особенного, – Люся пожала плечами. – Поорал немного, кулаками в стену помолотил, ногами потопал, разбил что-то стеклянное… Все как обычно.

– Интересно, что еще он мог разбить? – задумалась Катя.

Наш дорогой шеф по знаку зодиака Близнецы. Возможно, этим объясняется его характер типа «два в одном». Обычно Бронич кроток и ласков, аки голубь, но периодически пугает нас вспышками дикой ярости. Страдают от нее в основном неодушевленные предметы, не имеющие, в отличие от одушевленных сотрудников, спасительной возможности разбежаться и попрятаться по углам. Заботясь о сохранности казенного имущества, Катя (она у нас офис-менеджер) методично проводит плановую замену в кабинете шефа хрупких и бьющихся предметов интерьера на массивные и противоударные. Таким образом, из логова вспыльчивого Бронича уже исчезли керамические цветочные горшки, фарфоровые чашки и хрустальные рюмки, вместо них пришли гранитные кашпо и серебряные стаканчики, а на стенах вместо легкомысленных картинок в рамках под стеклом появились добротные резные деревянные доски и чеканки по металлу. Место разбитого письменного прибора из цветного стекла на столе занял набор предметов из малахита, и с их появлением кабинет шефа приобрел необычайно солидный вид. А у нас с девочками развилась малахитофобия, ибо шеф имеет неприятную манеру бросаться пресс-папье.

– Если он опять расколотил лампу, я ему новую не куплю! – сердито заявила Катя. – Будет при свечах сидеть!

– И канделябрами кидаться! – поежилась я.

– Все, я больше не могу! – Люся, не выдержав неизвестности, подскочила к двери директорского кабинета, толкнула ее и тут же прижалась спиной к стене справа от дверного проема.

Я пригнулась к столу, освобождая воздушный коридор для вероятного пролета метательных снарядов, но из открытого кабинета не донеслось ни звука. Я подняла голову, всмотрелась в зеленоватый сумрак шефовой берлоги (похоже, он действительно разбил лампу), испуганно ахнула и выскочила из-за стола.

Бронич лежал в кресле, откинувшись на его спинку, и тяжело дышал. Глаза его были закрыты, галстук распущен, оборванная с воротника пуговка болталась на нитке.

– Бронич! – в три глотки вскричали мы с девочками.

Катя с Люсей бросились в кабинет, а я схватилась за телефон, чтобы без промедления вызвать «Скорую».

Через полчаса обморочно постанывающего шефа увезли в больницу с подозрением на инсульт. В полном ошеломлении мы с девочками выпили кофе с шоколадными конфетами из неприкосновенного запаса в барном шкафчике шефа, а потом Катя пошла наводить порядок в кабинете, Люся отправилась к Броничу домой, чтобы успокаивать его супругу, а я вызвалась съездить в больницу. Мне было по пути, я как раз собиралась в обеденный перерыв посетить бассейн.

В печали и тревоге, безрадостно думая о ближайшем будущем нашей многострадальной конторы, я вышла из офиса и встала под фонарем на углу, ожидая мамулю, с которой мы вместе занимаемся плаванием трижды в неделю.

Собственно, это мамуля подвигла меня на активные занятия спортом, сама бы я никогда не собралась ни в спортзал, ни в бассейн, просто поленилась бы. Но родительница моя заявила, что ей пора заботиться о своей физической форме, чего в одиночку она делать никак не может, поэтому мой святой дочерний долг – составить ей компанию. В конце концов, определенный урон мамулиной красоте нанесло именно рождение и взращивание детей, одной из коих я являюсь!

Насчет урона ее красоте вполне можно было поспорить. Глядя на мамулю и бабулю, я понимаю, что по части растяжимости понятие «бальзаковский возраст» превосходит самый лучший латекс. Это побуждает меня радоваться за близких родственниц, а еще больше – за саму себя. Хорошая наследственность дорогого стоит! Если в пятьдесят я буду выглядеть, как мама, а в семьдесят – как бабушка, пластическим хирургам не удастся заработать на мне ни гроша. И это тоже радует, потому как я девушка практичная и всегда найду достойное применение резервной копеечке.

С присущей мне практической сметкой я попыталась отвертеться от синхронного плавания с мамулей, предложив ей в компаньонки бабулю, но бабуля сказала, что ее собственная физическая форма с учетом прожитых лет и перенесенных испытаний даже слишком хороша, поэтому она отказывается от физкультурных занятий в пользу просто культурных. Это означало, что бабуля предпочитает лежать на диване, разгадывая кроссворды и головоломки в журналах, которые она покупает в складчину с подружкой-вековушкой Раисой Павловной из десятой квартиры.

Бабуля наша представляет собой редкий тип домоседки сезонно-мигрирующей. Дважды в год ее одолевает непреодолимая охота к перемене мест, и тогда бабуля отправляется за две тысячи километров в Питер, к своему старшему сыну. Великий поход утомляет ее настолько, что для обратного марш-броска бабуля копит силы еще полгода, и только потом возвращается к нам. В тот момент, когда мамуля решила примкнуть к олимпийскому движению инвалидов умственного труда, бабуля как раз готовилась к своему очередному Великому Исходу. Расходование энергии на бассейн не входило в ее планы, так что плавать в одной флотилии с мамулей пришлось мне.

Плавать мне неожиданно понравилось, только сложновато было выкраивать на это время среди рабочего дня. Мамуля, которая в удобном для себя режиме работает дома (она у нас великая писательница), вошла в мое положение и стала заезжать за мной на машине.

Увы, сегодня день был неудачный. Переминаясь на углу, я с садистским удовольствием безжалостно мозолила своими новыми бобрами завидущие глаза девчонкам из соседней парикмахерской, когда позвонила мамуля.

– Дюша, дорогая, прости, но я никак не успеваю тебя подхватить! – виновато сказала она. – Еду со студии, мы там немного задержались с записью, а на дорогах пробки, так что я чуток опоздаю. Ты доберешься сама, детка?

– Доберусь.

Я вздохнула при мысли о новом троллейбусном катании в компании с гражданами, отягощенными громоздкими сумками с разнообразным содержимым, не исключая тухлую сайру. Ах, как все это может травмировать моих нежных бобров!

Стараясь избегать плотных контактов с другими пассажирами и их ручной кладью, я села на последнее сиденье – то, которое спиной к водителю, забилась в уголок и поехала в бассейн. Тухлой сайры, вечная ей память, на сей раз никто не вез, но народ в попутчики мне достался какой-то суетливый, очень непоседливый: на протяжении недолгого пути длиной в пять остановок рядом со мной успели посидеть четыре человека. Движение на сиденье было, как на скамейке запасных в разгар напряженного хоккейного матча! Я смотрела в окошко, не обращая внимания на очередного соседа или соседку, но вынужденно замечала момент перехода места в пользование нового лица (то есть вовсе не лица, а совсем наоборот, тыльной части человеческого организма) по противному скрипу сиденья.

В тот момент, когда мне самой пора было отклеиться от теплого дерматина, из кармана моей шубки выскользнула связка ключей. Я вовремя распознала характерное металлическое звяканье и вытянула из щели между сиденьем и его спинкой свои беглые ключики, а заодно и другой предмет, застрявший там же. Это оказался мобильный телефон, плоская книжечка-раскладушка. Я сразу поняла, что это не моя вещичка – модель была совсем другая. Очевидно, телефон выпал из кармана одного из моих суетливых попутчиков, но вернуть его в данный момент хозяину было затруднительно по причине отсутствия такового. Оглянувшись, я убедилась, что троллейбус пуст, на конечную остановку, вблизи которой расположен бассейн, я прибыла в одиночестве, все прочие пассажиры вышли раньше.

– Конечная! Не спим, выходим! – провозгласила кондукторша, явно адресуясь ко мне, и сама вперевалочку сошла со ступенек, направившись прямиком в ближайший продовольственный магазин.

Я выскочила из троллейбуса с чужим мобильником в руке, побежала вслед за кондукторшей и настигла ее у прилавка хлебного отдела.

– Простите, это не ваш телефон? – спросила я, показывая «раскладушку».

– Дай посмотрю. Хороший телефон, дорогой? Может, и мой, – неопрятная толстая баба сунула в потрепанную сумку на животе пару булок и с готовностью потянулась к мобильнику.

На владелицу дорогого мобильника она совсем не походила, а вот на особу, способную беззастенчиво присвоить чужую вещь, очень даже смахивала.

– Извините, я вспомнила, чей это телефон, – соврала я, пряча найденный мобильник в карман шубки и отступая.

В конце концов, не велик труд прозвонить по номерам, записанным в памяти аппарата, и найти настоящего владельца телефона с помощью его знакомых. Я решила, что займусь этим благородным делом сразу после посещения бассейна. Мне не хотелось опаздывать на «мокрое дело», как с присущим ей черным юмором называет наши заплывы мамуля – знаменитая создательница ужастиков.

Считается, что занятие в бассейне часовое, но на самом деле пребывание в воде длится не более сорока пяти минут. За это время я только-только успеваю проплыть полтора километра, которые сама определила себе в качестве обязательной нагрузки. Чтобы не терять драгоценные минуты, я прыгаю в воду раньше других, а вылезаю из нее самой последней. Это хорошая тактика, она позволяет мне заодно избежать очереди в душевой: все дамочки, тетушки и бабушки, которые мокнут в бассейне одновременно со мной, торопятся поскорее ополоснуться, чтобы захватить один из немногочисленных исправных фенов в «предбаннике».

Из-за медлительности общественного транспорта и бессмысленной беготни с чужим мобильником я опоздала к началу занятия минут на пять, поэтому все обязательные предварительные действия произвела с рекордной скоростью. Сдала в гардероб бобров и сапоги, обула резиновые тапки, прошлепала на второй этаж, получила у дежурной в раздевалке ключик от свободного шкафчика, разделась, с купальником в одной руке и шапочкой в другой пробежала в душевую, наскоро ополоснулась, облачилась в незатейливый наряд для плавания и ринулась в бассейн. Дамочки и тетушки, лениво плещущиеся на моей законной третьей дорожке, при виде меня сделали кислые лица, на что я не обратила никакого внимания. С дружественным криком: «Всем привет!» я шумно бухнулась в воду, перевернулась на спину и красивыми техничными гребками разогнала в стороны всех сонных гусынь, болтающихся в воде на манер надувных матрасов. Минут через пять на нашей дорожке установилось нормальное положение дел: недовольные моей активностью тетушки зависли в сонных гаванях под тумбочками, а я летала туда-обратно, как индейское каноэ, старательно считая пройденные дистанции.

Периодически я вопросительно поглядывала на дверь женской душевой, но мамуля, которую я ждала, так и не появилась. Видимо, она опоздала гораздо сильнее, чем предполагала, и даже не стала заходить в бассейн. Оставалось надеяться, что родительница дожидается моего выхода в холле и мне не придется вновь прибегать к услугам общественного транспорта. Разнообразными троллейбусными развлечениями я сегодня была уже сыта по горло.

Глава 3

Подрезав неторопливый троллейбус, синий «Форд» резко свернул на стоянку у входа в бассейн, пронзительно взвизгнул тормозами и замер в миллиметре от высокого бордюрного камня. Из машины выскочила дама в белом шерстяном костюме с оторочкой из горностая. Громко цокая каблучками и размахивая не гармонирующей с изысканным нарядом спортивной сумкой, она устремилась прямо к бассейну.

Дама была не молода, но очаровательна, хотя манеры ее оставляли желать лучшего. В дверях она не уступила дорогу группе школьников, не поздоровалась с приподнявшимся навстречу охранником. Шмякнула сумку на пол, выдернула из нее пакет с резиновыми шлепанцами, переобулась с проворством театральной Золушки, играющей сцену с хрустальной туфелькой в тысячный раз, и помчалась вверх по лестнице в раздевалку. Тем не менее охранник проводил торопливую особу восхищенным взором и молвил:

– Ну, королева!

Очаровательная дама являлась признанной королевой литературного ужастика и была известна читателям под именем Баси Кузнецовой, хотя по паспорту звалась просто и без затей – Варварой Петровной.

Пожилой охранник не относился к числу горячих поклонников творчества мадам Кузнецовой, так как предпочитал изящным дамским страшилкам кровавые кошмары брутальных детективов, но не узнать Варвару Петровну он не мог. Ее милый образ в белом костюме с горностаем он созерцал уже добрых пять минут: большой телевизор, установленный в холле как раз напротив стола охранника, показывал очередное ток-шоу «Трын-трава», в котором писательница Кузнецова выступала в качестве приглашенного эксперта по страхам и ужасам. Буквально за минуту до появления Варвары Петровны во плоти ее экранный двойник забавно пикировался с другим специалистом по кошмарам – известным в городе психоаналитиком Виталием Пряниковым. Из их весьма оживленной беседы быстро стало ясно, что доктор готов с лету диагностировать у госпожи писательницы с десяток душевных расстройств, не совместимых с жизнью, в то время как мадам литераторша склонна считать скрытым психопатом, садистом и извращенцем самого доктора.

– Милый Виталий Парамонович, поверьте, на самом деле я предпочитаю обществу жутких потусторонних существ теплую компанию родных и друзей и никогда в жизни не видела создания более пугающего, чем, например, вы! – заливаясь серебристым смехом, говорила Варвара Петровна.

Она была совершенно обворожительна, тогда как доктор, скалящий желтые зубы в кривой усмешке и обличительно потрясающий перед камерой новой книжкой Баси Кузнецовой «Мой страстный зомби», производил весьма неприятное впечатление. Публика, собравшаяся в студии, дружно аплодировала писательнице и освистывала психоаналитика.

Под рукоплескания телевизионного зала живая Варвара Петровна взбежала по ступенькам, белой молнией промелькнула мимо гражданок, сосредоточенно жужжащих слабенькими казенными фенами в предбаннике, и ворвалась в женскую раздевалку. Там было пусто, потому что одна группа занятие давно закончила, а другая так же давно его начала. Мадам писательница сильно опоздала и, торопясь наверстать упущенное, прямо с порога целеустремленно ринулась в закуток дежурной, чтобы взять у нее ключик от свободного шкафчика.

Дежурной, по совместительству выполняющей функции уборщицы, на месте не оказалось. Такое случалось частенько, но великая писательница была демократична и ничуть не возражала против самообслуживания. Она сдернула с гвоздика первый попавшийся ключик и направилась к нужному шкафчику, который нашелся в нижнем ярусе среднего ряда. Варвара Петровна со скрежетом вонзила ключ в замочную скважину, провернула его, и тут в помещении погас свет.

Окон в раздевалке не было, и Варвара Петровна оказалась в полной темноте. От неожиданности она уронила с плеча сумку, наклонилась, подняла ее и совершенно машинально потянулась к невидимому в потемках шкафчику, чтобы привычно поместить свою ручную кладь на его полку. В темноте она ориентировалась гораздо хуже, чем типичные герои ее произведений – обитатели склепов и подземелий, поэтому вынуждена была искать шкафчик ощупью. Первая дверца, попавшаяся ей под руку, оказалась закрытой, вторая тоже, а вот третья с готовностью подалась. Она открылась с тонким скрипом, который совпал с легким звоном.

– Ой, это ключ упал! – поняла Варвара Петровна.

Тут она вспомнила, что на ее собственной связке ключей от квартиры болтается брелок с подсветкой, и полезла за ним в сумку. Брелок в стиле «хай-тек» Варваре Петровне подарил сын Казимир, большой любитель всяческих необычных штуковин. Плоский серебристый диск, похожий на инопланетное летающее блюдечко, благополучно пережившее прямое попадание под земной дорожный каток, по словам Зямы, мог испускать из себя свет, но у Варвары Петровны прежде не случалось повода воспользоваться этой полезной прикладной функцией брелочка.

Потискав диск, она сумела выжать из него с полдюжины ярких тонких лучей, раскинувшихся частым веером, и в темном нутре длинного высокого шкафчика увидела слабо светящуюся сине-сиреневую рыбку. Это было более чем странно! До сих пор Варваре Петровне никакие жаберные не встречались даже в воде бассейна, не говоря уж о более или менее сухой раздевалке. Удивленная, она протянула руку к призрачному сиянию и коснулась холодной влажной кожи, гладкой, без всякой чешуи.

В следующую секунду слепяще вспыхнули лампы под потолком. Варвара Петровна поморгала, прозрела, потом хрипло ахнула, попятилась и упала на лавочку, оказавшуюся у нее под коленками. Ее глубоко потрясла мгновенная метаморфоза: изящная маленькая рыбка куда-то пропала, а вместо нее появилось довольно большое тело, втиснутое в узкий шкафчик боком, в полуприсяде.

– Черт! – беспомощно обронила великая писательница, не приветствующая вторжение страхов и ужасов в ее собственную мирную жизнь.

Бочком-бочком она отступила вдоль стены шкафчиков к выходу из раздевалки, у двери круто развернулась и выбежала вон, на ходу нервно вытирая о жакет руку, которой прикоснулась к хладному телу.

Охранник, благополучно досмотревший интересное ток-шоу «Трын-трава» до самого конца, сидел за своим столом и увлеченно читал книжку с многообещающим названием «Джакузи для жмурика».

– Труп в раздевалке! – подбежав к столу, свистящим шепотом доложила ему перепуганная Варвара Петровна.

– Ну, это уже не ново, – мягко, чтобы не обидеть писательницу, сказал охранник и перевернул страницу.

Он вообразил, будто великая писательница делится с ним творческими планами, и позволил себе покритиковать предложенное ею название:

– Придумайте что-нибудь пооригинальнее.

– Не ново? – неприятно удивилась Варвара Петровна, которая ходила в данный бассейн меньше месяца и не знала еще всех местных традиций. Притом ее никто никогда не предупреждал, что в шкафчике раздевалки можно запросто найти такое необычное вложение, как мертвое тело. – Ничего себе! И часто у вас находят трупы в раздевалке?

– Не понял? – охранник насторожился. – Какой труп? В какой раздевалке?

– Какой труп – не знаю, я в трупах не разбираюсь, – ответила раздерганная Варвара Петровна, не замечая, что жестоко губит свою репутацию специалиста по страхам и ужасам. – Он в женской раздевалке, в шкафчике сидит.

– Почему – сидит? – машинально спросил охранник, которому этот глагол применительно к трупу показался неуместным.

До него еще не дошло, что они обсуждают не гипотетический случай, а вполне конкретный.

– А я знаю?! – Варвара Петровна взвизгнула и притопнула каблучком. – Ваш бассейн, ваша раздевалка, вы и разбирайтесь, почему у вас тут трупы сидят!

– Где?! – выдохнул охранник, бледнея на глазах.

Расталкивая граждан, мирно ожидающих в холле начала очередного занятия, они бок о бок пробежались в обратном направлении до дверей женской раздевалки, но там Варвара Петровна остановилась как вкопанная.

– Дальше не пойду! – решительно заявила она. – Хватит с меня этого зрелища. Идите сами, шкафчик в среднем ряду, номер двести пятнадцать или двести шестнадцать, не помню: да я, кажется, дверцу не прикрыла, так что вы сразу его увидите.

– Никуда не уходите! – строго сказал ей охранник и шагнул в раздевалку.

Дверь он не закрыл, но Варвара Петровна не стала заглядывать в помещение, наоборот, отвернулась в другую сторону. Однако от вопроса не удержалась:

– Нашли?

Зловеще скрипнула дверца, затем послышалось прочувствованное матерное ругательство, которое понятливая писательница расценила как положительный ответ на свой вопрос.

– Охренеть можно! – выйдя из раздевалки, пожаловался ей охранник.

Лицо у него было несчастное. Сразу стало понятно, что неожиданная находка нисколько его не радует.

– Ну, сейчас начнется! – тоскливо сказал охранник, снимая с поясного ремня телефон.

И началось.

Глава 4

Сигнал к окончанию очередного занятия я, как водится, проигнорировала. Проплыла еще стометровочку, неторопливо выбралась из бассейна и, слегка пошатываясь от приятной усталости, побрела в душевую. На этом, однако, все обыкновенное закончилось.

Обычно мне приходится прорываться в свободную кабинку сквозь завесу ароматизированного пара, ибо наши тетушки-бабушки все сплошь большие любительницы погреть косточки кипяточком, и после их ухода в помещении надолго устанавливается душная и влажная атмосфера оранжереи. На сей раз в душевой было сыро, но прохладно, мылом и шампунем не пахло, а тетушки-бабушки никуда не ушли. Они толпились в проходе между душевой и раздевалкой, взволнованно тараща глаза и вытягивая шеи, из-за чего были похожи на небольшое стадо карликовых жираф редкого для этих животных яркого окраса. Они даже не избавились от купальников и резиновых шапочек! Щеки и подбородки пары тетушек, обернувшихся на звук моих бодрых шагов, подрагивали, как будто дамы что-то жевали.

– Почему стоим, кого ждем? – набежав на группу встревоженных жвачных сзади, поинтересовалась я голосом ласковой стервочки из рекламного ролика. – Что, опять нет горячей воды?

Мне показалось, что я нашла объяснение необычной заминке в приеме водных процедур. Летом бассейн пережил ремонт, осуществленный по причине нехватки времени в режиме штурма, всего за один месяц. Последствия штурмовщины в виде периодических протечек водопровода, перебоев с горячим водоснабжением и проблем с электропроводкой ощущались до сих пор. Только на прошлой неделе я вынуждена была мыться под холодным душем, заглушая собственным фальшивым пением рвущиеся с губ малодушные взвизги и особенно остро сочувствуя легендарным героям Зое Космодемьянской и генералу Карбышеву. На лицах теплолюбивых тетушек, взиравших на меня в тот момент, застыло выражение мистического ужаса. Я чувствовала себя сверхсуществом неземного происхождения (Индия Кузнецова в триллере «Чужой-6»). Честно говоря, если бы не искреннее удовольствие, которое я получала, шокируя милых дам, я бы ни в жизнь не встала под ледяной душ!

– Горячая вода есть, – не отрывая настороженного взгляда от чего-то, скрытого за поворотом короткого коридорчика, машинально ответила мне самая старшая из любительниц несуетных массовых купаний – матриарх нашей группы, бывшая воспитательница детского сада Клавдия Васильевна.

– Так в чем же тогда дело? – продолжая любопытствовать, я протолкалась сквозь группу мокрых гражданок и выглянула из коридора в раздевалку.

Увиденное вынудило меня уронить челюсть и вздернуть брови. Загородив проход к среднему ряду шкафчиков, посреди женской раздевалки стоял хмурый парень в потрепанных джинсах и грубом свитере ручной вязки. Я как-то сразу поняла, что это не спортсмен-пловец, перепутавший раздевалки в приступе топографического идиотизма, и не сантехник, заглянувший проверить состояние водопроводных и канализационных труб. Парней, похожих на этого, как клонированные близнецы, я навидалась в тех кругах, где вращается Денис Кулебякин – капитан милиции, эксперт-криминалист и по совместительству мой сердечный друг.

– А что случилось? – дрогнувшим голосом спросила я, уже догадываясь, что ответ меня не порадует.

– Дюша! – неожиданно воззвал ко мне из-за двухметровой стенки шкафчиков знакомый и родной голос мамули.

И далее последовало вдохновенное любительское пение:

– Умчи меня, олень, по моему хотению! Умчи меня, олень, в свою страну оленью!

Трогательные слова и нежная мелодия, напетые приятным женским голосом в столь неподходящий для лирического выступления момент, произвели на присутствующих очень большое впечатление. Тетушки за моей спиной дружно ахнули и зашептались, вслух перебирая диагнозы из области психиатрии. Глубокое и искреннее удивление отобразилось даже на бронебойной физиономии милицейского парня. Он оглянулся и засмотрелся на певицу, которая продолжала выводить с большим чувством и старанием:

– Где сосны рвутся в небо! Где быль живет и небыль! Умчи меня туда, лесной олень!

Закончив припев, мамуля смолкла, и в тишине, не заполненной честно заработанными ею аплодисментами, я громко ответила:

– Ясно!

Сказанное относилось не к погодным условиям в тайге, где в разных направлениях рвутся сосны и олени, а к скрытому приказу, содержащемуся в мамулином песнопении. Запоминающаяся мелодия песни про оленя – это был наш с ней тайный сигнал, призыв к тихому и незаметному отступлению. Сколько раз я сама вдохновенно распевала про оленя, задерживая у парадного крыльца нашей дачи навязчивых поклонников мамулиного писательского таланта, жаждущих лицезреть своего кумира и получать автографы! А мамуля тем временем совершенно по-онегински удалялась в поля с черного хода. И сколько раз мамуля, увлекая в дальнюю комнату некстати появившегося Дениса Кулебякина, насвистывала это «Умчи меня…», позволяя мне тихо сбежать из дома и присоединиться к подружкам на девичнике!