Банда отпетых дизайнеров

– Андриян, проснись! – позвала я, пощекотав спящего за вторым ухом, не охваченным творческим процессом.

– Аа-а? – хрипло отозвался Сушкин, поднимая голову.

Он посмотрел на меня, но, кажется, не узнал. Андрюхины глаза были узкими, припухшими и имели мутно-зеленый, с красной искоркой цвет давно не мытой винной бутылки.

– Ты пьянствовал, несчастный? – весело посочувствовала я.

– Пьянствовал ли я? – Эндрю сполз пониже, осторожно устроил голову на спинке кресла, поднял очи к потолку и глубоко задумался.

Никуда особенно не торопясь, я включила электрочайник, приготовила два кофе, поставила дымящуюся чашку рядом с вялой дланью видеодизайнера, села на свободный стул и еще через минуту дождалась ответа на свой вопрос.

– О, да! – признался Андрюха.

– Где и с кем? – поинтересовалась я просто потому, что мне казалось логичным развить вялотекущую беседу именно в этом направлении.

Сушкин снова замолчал и снова надолго. Я успела выпить кофе, сходила помыть чашку, вернулась, и только к этому моменту Андрюха созрел для продолжения разговора. Мало-помалу выяснилось, что пил он по поводу собственного дня рождения в дружной мужской компании, в режиме мальчишника. Выездная сессия мужского клуба проводилась у родни в станице, название которой Андрюха забыл напрочь. Смутные воспоминания остались у него и об обширной программе праздничного мероприятия, включавшей расширенную дегустацию станичного самогона, акробатические упражнения в стогу и романтическое ночное катание на тракторе по картофельному полю. С кем он кувыркался на сене, а с кем рассекал по кочкам на тракторе, Андрюха не помнил.

– А чьи были родственники? – спросила я и тут же пожалела об этом, потому что Сушкина мой простой вопрос поверг в невыразимую задумчивость.

Родня была его собственная, но характер их родства и сами имена близких людей улетучились из юношеской памяти похмельного видеодизайнера бесследно.

– Тетя Маня? – бормотал смущенный и встревоженный этим обстоятельством Андрюха. – Или дядя Вася?

Между тетей Маней и дядей Васей, обозначавших границы широкого диапазона станичных родственников, уместилось еще два десятка имен, но Андрюха не сумел отдать предпочтение ни одному из них. Промаявшись с четверть часа, он переключился на название станицы. Смутно помнилось ему, что оно состоит из двух частей.

– Старомышастовская? – морщил лоб Андрюха. – Новотитаровская?

– Верхнебаканская? – подсказывала я. – Или, может, Нижнестеблиевская?

Андрюха качал головой, кривился и думал дальше. Катька с Люськой, явившиеся рука об руку в половине десятого (в свободных руках обе держали кулечки с пирожками из ближайшей булочной), за завтраком включились в эту увлекательную игру. Чтобы помочь жертве раннего склероза и алкоголизма, мы взяли телефонный справочник Екатеринодарского края и выбрали из него все сложносоставные станицы, но никакого облегчения это Андрюхе не принесло.

В начале одиннадцатого примчался взмыленный Бронич, изрядно подогретый долгим стоянием в автомобильной пробке. Он очень неласково разогнал нас по рабочим местам, пригрозив лишить премии. Что такое эта самая премия, никто из нас не знал, потому как мы отродясь ее не получали, но лишаться чего бы то ни было никому не хотелось. Андрюха возобновил работу над роликом, Катерина воссела на телефон, Люська умелась обрабатывать клиента, а я приступила к сочинению рекламного стиха для сети ресторанов восточной кухни «Шахерезада».

Андрюхина тупость оказалась заразительной, мне никак не удавалось подобрать приличную рифму к «Шахерезаде». Она у меня рифмовалась исключительно с «задом». В контексте традиционных восточных канонов красоты это было вполне оправдано, но плохо ассоциировалось с едой, так как представить себе активное участие задницы в процессе приема пищи было сложновато.

– Над чем трудишься? – неожиданно спросил меня знакомый писклявый голос.

Алка Трошкина нависла над столом, рассматривая через мое плечо бумажный лист с одной-единственной дурацкой строчкой: «Богатый стол в «Шахерезаде»! Иду туда и ешь, хоть задом!».

– И будешь ты, кунак Абдул, тогда иметь богатый стул! – издевательски провозгласила Алка. – Запиши рифму, дарю!

– Трошкина, что ты здесь делаешь? – сердясь, негостеприимно спросила я.

– Привет! – Алка удивилась. – Ты разве забыла? Ты же обещала мне устроить собеседование по поводу работы!

– Шла бы ты, дорогая… баранов пасти! – съязвила я.

В прошлом году Трошкина получила в наследство небольшую овечью ферму в Австралии.[1] Лично присматривать за отарами мериносов она не захотела, отдала предприятие под управление компетентных австралийских аграриев и получает с этого дела прибыль в виде регулярных денежных выплат, которые любовно называет пенсией. Теперь у Алки нет особой необходимости работать, но натура она деятельная, дома ей скучно. До недавнего времени моя подружка трудилась инструктором по лечебной физкультуре в наркодиспансере, внося посильный вклад в реабилитацию пациентов этого учреждения. Работой ее там не нагружали, однако Алка очень страдала от невозможности полностью реализовать свой творческий потенциал. Трошкина закончила Институт культуры, она дипломированный режиссер театрализованных представлений и все время рвется нести искусство в массы. Главврач наркодиспансера не одобрил Алкину идею сколотить из числа наиболее вменяемых пациентов агитбригаду для выступлений, и обиженная Трошкина уволилась. Теперь она ищет работу по специальности или около того. А у нас в рекламном агентстве «МБС» как раз планируется расширение штата, Бронич уже не раз заикался о своем желании взять на работу еще одного редактора.

– Сейчас я загляну к шефу, посмотрю, в каком он настроении. Если он не бросит в меня пресс-папье, попрошу его тебя принять! – сказала я, встав из-за стола.

Сама-то я заметно повеселела, потому что придумала науськать Бронича предложить Трошкиной в качестве первого испытания сочинить рекламный стих для «Шахерезады». Посмотрим тогда, кто будет смеяться!

Бронич уже пришел в норму, сделался привычно ласков и выразил полную готовность пообщаться с соискательницей, которой я дала самые лучшие рекомендации (особо похвалив ее таланты по части стихосложения). Алка пошла к шефу, а я выбросила в мусорку свои стихи про шахерезадницу и стала думать, куда могли подеваться Денис с Барклаем. Смылись куда-то ни с того, ни с сего! Главное, ни слова мне о своих планах не гавкнули!

– Кобели! – сердито буркнула я.

То, что мой милый исчез без предупреждения и объяснений, позволяло предположить худшее: Денис отправился налево. Изменять мне с другой женщиной. Валяться в стогу и совершать подлунные прогулки на тракторе.

Меня немедленно посетило желание узнать, а нет ли у капитана Кулебякина добрых родственников в какой-нибудь деревне, славной своими традициями самогоноварения. Чтобы выяснить это, я нашла в записной книжке телефончик маменьки Дениса и позвонила ей.

Денисову муттер зовут Анна Леопольдовна, а фамилия по второму мужу у нее Котова. По-моему, это ужасно смешно! Можно подумать, будто дедушкой моего милого был Кот Леопольд! Однако Денис, который с гордостью несет по жизни папину фамилию Кулебякин, не видит в мамином новом ФИО ничего особенно забавного. Я как-то попыталась объяснить ему, в чем юмор, но он ехидно сказал:

– Кто бы говорил о смешных именах! – и я сразу же захлопнула рот.

Дело в том, что собственные папочка с мамочкой назвали меня Индией, что в сочетании с самой распространенной русской народной фамилией Кузнецова делает меня посмешищем уже почти тридцать лет.

– Квартира Котовых! – мелодично проговорила в трубку Анна Леопольдовна.

– Офис «МБС»! – в тон отозвалась я, но тут же спохватилась, что это похоже на издевку, и своим нормальным голосом сказала:

– Анна Леопольдовна, здравствуйте! Это Инна.

– Инна? Какая именно? – сладко спросила она.

Я тут же закипела и плюнула кипятком:

– Та, которая невеста Дениса!

Анна Леопольдовна тяжело задышала, а я поддала жару, добавив:

– Того Дениса, который ваш сын!

– С-с-слушаю вас-с-с, Инна! – прошипела близкая родственница Кота Леопольда.

Я еще достаточно молода, а выгляжу и вовсе девушкой, так что на «вы» ко мне обычно обращаются только посторонние люди, страдающие переизбытком вежливости. Употребляя в обращении ко мне местоимение множественного числа, Анна Леопольдовна либо намекала на мой возраст, либо подчеркивала свое нежелание со мной знаться. Собственно, по второму пункту я отвечала ей взаимностью.

Капитан Кулебякин – взрослый мальчик, который давно уже вышел из-под материнской опеки. С Анной Леопольдовной я встречалась всего пару раз и в восторг от нашего знакомства не пришла. Маменька Дениса – язва, каких поискать, я тоже не розовый бутончик, и объединяет нас только одно: отсутствие нестерпимого желания видеть в роли капитанши Кулебякиной гражданку Кузнецову Индию Борисовну. Только у меня это нежелание пассивное, я просто максимально затягиваю стадию добрачных отношений в надежде, что Денис по доброй воле откажется от самоубийственного желания стать моим мужем. А мадам Котова при каждом удобном случае проявляет активность, всячески пороча меня в глазах Дениса. Вот и злая я, и ехидная, и нехозяйственная, и слишком красивая, наверняка вертихвостка!

Однако сейчас я рассчитывала на помощь Денискиной маман, поэтому следовало отложить пикировку до лучших времен.

– Анна Леопольдовна, дорогая, подскажите, пожалуйста, куда уходят корни родового древа Кулебякиных? – вежливо спросила я.

– Чего? – озадаченно переспросила мадам, явно не ожидавшая такого вопроса.

– Где находится фамильное гнездо?

– Чье?

Тут уж я не выдержала и гаркнула в трубку:

– Того аиста, который принес вам Дениску!

Анна Леопольдовна немного помолчала, а потом с великим укором спросила:

– Вы пьете, Инна?

– Я-то нет, а вот некоторые… – тут я осеклась, не желая выдавать причину интереса к кулебякинскому гнездовью, чтобы Денискина маман не встала на защиту своего блудного сына. – Мне просто нужно знать, есть ли у Дениса близкие родственники в деревне?

– Зачем это?

– Хочу послать им приглашения на нашу свадьбу! – в сердцах ляпнула я откровенную неправду. – Конечно, если этих родственников не слишком много, потому что мы не планируем массовое народное гулянье. Честно говоря, если потенциальных гостей наберется чересчур много, я предпочту сэкономить и отказаться от свадебных торжеств. А может, и от самой свадьбы.

Это была чистой воды провокация, и Анна Леопольдовна немедленно на нее поддалась.

– Конечно, у Дениса есть родня в деревне! – с жаром вскричала она. – Да в Середомакарьевском в половине дворов живут Кулебякины!

Я не стала спрашивать, кто живет во второй половине этих дворов, поинтересовалась другим:

– Что такое Среднемакаровск?

– Середомакарьевский – это старинный казачий хутор! – с чувством невыносимого превосходства ответила Анна Леопольдовна. – Он назван по имени Макара Середы, совершившего великий подвиг во времена русско-турецкой войны. Инна, милая, культурный человек обязан знать такие вещи! Это же наша родная история!

В голосе вредной женщины звенело ликование: она обнаружила, что я ко всему прочему еще и невежда.

– А при чем тут Кулебякины? – опрометчиво спросила я и нарвалась на небольшую лекцию по истории Кубани.

Оказалось, что они как раз при героическом Макаре, дочь которого вышла замуж за некоего Кулебякина. В отличие от Середы, успевшего до своего подвига породить на свет одну-единственную дочь, Кулебякины оказались весьма плодовиты, быстро размножились и заполонили собой целый большой хутор имени героического предка.

– А картошка там растет? – спросила я, перебив неожиданным вопросом складный былинный сказ.

– Там все растет! Середомакарьевский – благодатная земля, знаменитый кубанский чернозем!

– Значит, и сеновалы там есть, – пробормотала я, утверждаясь в своих худших подозрениях. – Анна Леопольдовна, а вы давно с Денисом общались?

Она замолчала, явно раздумывая, как бы получше ответить на такой каверзный вопрос. Сказать «давно» – значит признаться в том, что взрослый сын редко прибегает к мудрым материнским советам…

– На прошлой неделе, а что? – осторожно ответила мадам.

– То есть вам он приглашение на нашу свадьбу еще не вручил? – притворно ахнула я. – Ну, Денис! Ну, негодник! Никакого почтения к старушке матери! Ладно, я ему задам!

– Я сама! – выкрикнула Анна Леопольдовна, а я положила трубку и коварно улыбнулась.

Не зря поговорили! Может, я и немного узнала (история славного хутора не в счет), зато теперь негодник Кулебякин получит нахлобучку сразу с двух сторон: от меня и от любящей маменьки!

Я сбегала к Андрюхе и забрала у него телефонный справочник с картой края, чтобы поискать на ней благодатный хутор. Заодно на всякий случай спросила у Сушкина:

– Эндрю, а как тебе название Середомакарьевский?

– Нет, не то, – подумав, коротко ответил он.

– Значит, Денис был не с вами, – пробормотала я, удаляясь из аппаратной. – Что, впрочем, не снимает с него подозрений, ибо богата земля кубанская сеновалами и картофельными полями! Есть где развернуться силушке богатырской!

Я снова устроилась за своим столом, отыскала на карте благословенный Середомакарьевский и некоторое время гипнотизировала взглядом точку размером с просяное зернышко, желтеющую среди просторных зеленых (очень может быть, что картофельных!) полей. Сидела и думала, а не рвануть ли мне в исторический казачий хутор? Не сейчас, посреди рабочего дня, а на ночь глядя, в сумерках, по вечерней прохладе? С инспекторской проверкой сеновалов и самоходной сельскохозяйственной техники?

Тут из кабинета Бронича, пятясь и мелко кланяясь, вышла Трошкина. Когда подружка повернулась ко мне передом, я увидела ее сияющее лицо и поняла, что шеф соискательницу вакантного редакторского места обнадежил.

– Михаил Брониславич дал мне первое задание! – похвасталась Алка, плюхаясь на стул у моего стола. – Вот! Я должна написать рекламное стихотворение для сети ресторанов «Шахерезада»!

Она шлепнула на стол цветной буклет упомянутого заведения, и я непроизвольно скривилась. Этот рекламный продукт «Шахерезады» тоже породило наше агентство, и тоже в муках.

– Ой! – расстроилась Трошкина, увидев, как изменилось мое лицо, и сделав из этого неправильные выводы. – Инка, прости! Получается, что мне отдали твою работу?

– Ничего, я как-нибудь это переживу! – выдавила я, старательно скрывая крокодилью улыбку. – Все равно у меня с этой «Шахерезадой» никак не складывалось.

– Почему? – удивилась простодушная Трошкина. – Я вот уже вижу неплохие варианты. Как тебе, например: «Шахерезадой ты будешь обласкан в тыща одной круглосуточной сказке!»?

– А почему эта сказка круглосуточная? – удивилась я.

– Так ведь тут написано, что некоторые заведения сети работают всю ночь напролет! – ответила Алка, постучав розовым детским ноготком по буклету.

– Эти заведения – сауна и мини-гостиница, – со смешком сказала я. – Боюсь, у потребителя рекламы сложится неправильное представление о моральном облике твоей не в меру ласковой Шахерезады!

– Да? – Трошкина немного огорчилась, но не сдалась. – Тогда так: «Шахерезада любого накормит, напоит…»

– В баньке попарит и сердце успокоит! – хихикнула я.

Алка тоже неуверенно хохотнула.

– Девочки, вы мешаете мне работать! – прикрыв ладошкой телефонную трубку, укоризненно сказала Катя. – Идите болтать и смеяться в другое место!

– Пойдем к Андрюхе, – предложила я Трошкиной. – Ему мы не помешаем. Он сейчас почти в анабиозе и на внешние раздражители не реагирует.

Оставив Катерину ворковать с потенциальным рекламодателем, мы переместились в Андрюхину каморку, заварили себе кофе и продолжили работу над общим шедевром.

– Будем соавторами! – радовалась Алка. – Как Ильф и Петров!

– Да, стиль у нас отчетливо юмористический, – согласилась я, не разделяя ее восторга. – Заказчик этого не одобрит, надо менять манеру. Хиханьки-хаханьки убрать и добавить восточной цветистости, торжественности и гостеприимства.

– О гость! Приди в чертог Шахерезады! – с выражением провозгласила Алка.

– Не ставь Шахерезаду в конец строки, – попросила я. – В этой позиции к ней чертовски трудно подобрать пристойную рифму! И хорошо бы обойтись без гостеприимного чертога, мне кажется, он порочит Шахерезаду как женщину с крепкими нравственными устоями. Мы же не в бордель зовем народ, а в ресторан!

– Плов, шашлык, лукум, шербет – и чего там только нет! – выдала Трошкина.

– Шахерезады там нет! – возразила я. – А она обязательно должна упоминаться!

– Привет тебе, Шахерезада! – неуверенно провозгласила Алка и замолчала.

– Пишу письмо тебе из ада! – неожиданно подсказал Андрюха.

По голосу чувствовалось, что для него тема адских мук и страданий еще не закрыта.

– Эндрю! Хочешь, я схожу в ларек и куплю тебе пива? – сжалившись над мучеником, предложила я.

– Ты сделаешь это? – недоверчиво обрадовался Сушкин. – Ты сделаешь это для меня?!

Он прослезился и полез в карман за бумажником, бормоча, что никогда не забудет того, что я для него делаю, и называя меня добрым ангелом.

– Возьму две бутылочки «Старой Праги» и на сдачу шоколадку для ангела! – сказала я.

Андрюха энергично кивнул, но тут же со стоном схватился за голову и замер. Когда я через пять минут вернулась с покупками, он все еще сидел в этой позе. Зато Трошкина покинула стул и приплясывала в тесном пространстве между стеллажом и стеной, помахивая над головой листочком.

– Сочинила? – догадалась я.

– Ага! – Улыбающаяся Трошкина кивнула и прижала бумажку к груди. – Только тебе не покажу, а то ты снова все раскритикуешь! Пойду к Михаилу Брониславичу, пусть он сам оценит.

Взметнув юбкой, она умчалась к шефу, но очень скоро вернулась.

– Не оценил? – сочувственно спросила я, взглянув на задумчивую физиономию подруги.

– А? – она рассеянно посмотрела на меня и тряхнула головой. – Не оценил! Его нет в кабинете.

– А куда же он делся? – удивилась я.

Наш Бронич хлопотлив и основателен, как несушка. Он крайне редко слезает со своего насеста на протяжении рабочего дня. Если же ему случается покинуть офис по какой-нибудь особо важной и неотложной надобности, он предварительно долго и скучно инструктирует сотрудников, как себя вести и что делать во время его отсутствия. К тому же, уходя, шеф обязательно запирает свой кабинет на замок.

На этот раз замка на двери начальственного кабинета не было.

– Кать, Бронич от себя не выскакивал? – спросила я коллегу.

– От себя не выскакивал и в себя не вскакивал, – пробормотала она, не отрывая взгляда от монитора, на котором висел скучный разграфленный лист какой-то ведомости.

Я осторожно потянула на себя дверь кабинета, заглянула – пусто!

– Ты могла его не заметить! – закрыв дверь, упрямо сказала я Катерине.

– Нашего шефа? – она удивилась, перестала таращиться в монитор и уставилась на меня. – Как его можно не заметить?

Я промолчала. Катька совершенно права, Бронич из тех людей, чье появление невозможно не заметить. Во-первых, у него весьма примечательная внешность: наш шеф поразительно похож на мультипликационного Винни Пуха, не столько плюшевого, сколько плешивого. Во-вторых, как и положено медвежонку, он весьма неуклюж и при перемещении по офису, захламленному ремонтно-строительным оборудованием, производит разнообразные шумы. Неурочный выход Бронича из кабинета, у стены которого в шатком равновесии стоят листы гипсокартона и вязанка плинтусов, был бы не менее эффектным, чем смена конного караула у парадных дверей Букингемского дворца. Да шеф один произвел бы больше шума, чем дюжина королевских гвардейцев вместе с лошадьми!

Осторожно обойдя стройматериалы, я снова потянула дверь начальственного кабинета, вошла в него и огляделась. Спрятаться Бронич мог разве что под столом, хотя я решительно была не в состоянии придумать причину это сделать.

– Шеф! – позвала из-за моего плеча Катерина, тоже заинтересовавшаяся необъяснимым исчезновением начальника.

Ответа не последовало.

– Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать! – объявила я, после чего предупредительно постучала согнутым пальцем по столешнице и заглянула под стол. – Его здесь нет!

– Странно, – задумчиво сказала она. – Куда же он делся? Был у себя, по телефону с кем-то ругался, потом мебель двигал – бесился, наверное.

– Посмотрите в шкафу! – застенчиво посоветовала Трошкина.

– Здесь нет никакого шкафа, только вешалка с рогами! – ответила я и сказала Катьке: – Значит, он все-таки вышел, а ты его не заметила!

– Это невозможно! – решительно возразила коллега. Она немного подумала и спросила: – А машина его здесь?

Я вернулась в общую комнату, подошла к окну, открыла его и высунулась подальше, чтобы увидеть пятачок нашей стоянки на углу дома. «Тойота» Бронича стояла на своем обычном месте под старым раскидистым платаном.

– Ничего не понимаю!

– Может, Бронича засосало в Интернет? – предположила Катерина и сама же глупо хихикнула. – В интерактивную немецкую порнуху!

Я опять вошла в начальственный кабинет, посмотрела на монитор и пошевелила мышку, чтобы прогнать с экрана пушистых котяток скринсейвера.[2] Под котятками обнаружилась никакая не порнуха, а вполне благопристойный пасьянс, оставленный игроком без внимания на самой интересной финальной стадии. Что же могло заставить шефа прервать столь увлекательное занятие?

– Какие идеи? – спросила я девчонок.

– Михаила Брониславича похитили инопланетяне! – предложила Алка, неуверенно улыбаясь.

Кажется, она думала, что мы ее разыгрываем.

– Угу, маленьким зеленым человечкам до зарезу понадобился крупный специалист по организации рекламных кампаний! Марсианам ужасно надоел черный пиар Голливуда! – съязвила я.

– А чего гадать? Давайте мы Броничу на мобильник звякнем! – выдала первую разумную мысль Катерина.

Увы, шефов мобильник оказался выключен. Такого я не могла припомнить!

– Ну, ничего не поделаешь, придется ждать дальнейшего развития событий, – подытожила Катя. – Надеюсь, до послезавтра Бронич вернется.

– А что у нас послезавтра? – нахмурилась я.

– А послезавтра у нас зарплата! – ответила Катька и вернулась к своим ведомостям.

Я последовала ее примеру и заняла место за рабочим столом, продолжая удерживать на лбу глубокомысленную складочку.

Между исчезновением шефа и грядущей зарплатой вполне могла быть связь. Если бы зарплата по расписанию была завтра или сегодня во второй половине дня, с Бронича вполне сталось бы смыться без предупреждения и последнего «прости», он очень не любит оделять коллектив деньгами в урочный час. Однако ежемесячный праздник под названием «зарплата» ожидается только через день, в пятницу, а сегодня и завтра – суровые и напряженные трудовые будни. Шеф у нас трудоголик, он никак не мог в самую страдную пору оставить подчиненных без своего чуткого руководства!

На обед я собралась уйти на четверть часа раньше перерыва. Трошкина, которая честно проскучала в конторе полдня, хотя никто ее об этом не просил, тут же вскочила на ноги. Я принялась складывать в сумку разное мелкое барахло, и тут дверь нашего офиса широко распахнулась, свалив початый мешок с сухой шпаклевкой. В клубах белой пыли на пороге возник призрачный силуэт в светлых одеждах. Полупрозрачные покровы вихрились вокруг костлявой фигуры, одна рука которой сжимала длинное древко. Я бы, пожалуй, подумала, что это сама Смерть с косой, если бы мистическое создание не огласило помещение жалобными рыданиями и трехэтажным матом.

– Ой, кто это?! – ахнула впечатлительная Трошкина.

– Макаров! – воскликнула я, что было обращением к гостю, хотя могло быть принято и как ответ на Алкин вопрос. – В чем дело?!

– Какая сволочь оставила на пороге ведро с битым кирпичом?! – плачущим голосом спросил Стас Макаров, прыгая на одной ножке.

Фотографический штатив, который он толкнул плечом, свалился на пол, задев в падении вязанку плинтусов, кои с большой готовностью поменяли вертикальное положение на горизонтальное.

– Я н-ногу разбил! – простонал Макаров, дождавшись, пока погонажные изделия отгрохочут и смирно улягутся на полу.

Он показал бежевый летний башмак с разбитым носком, но сочувствия от нас не дождался.

– Стасик! Зачем ты явился? Как хорошо нам было без тебя! – бестактно, но искренне сказала Люся.

Однако она была не совсем права. Без Стаса Макарова нам в «МБС» было хорошо, а вот без денег, которые он приносил как коммерческий директор агентства, плохо. Деньги Макаров выдавливал из клиентов с эффективностью винодельческого пресса, и со Стасовым приходом притекающие к нам финансовые потоки зажурчали не в пример веселее. Правда, и хлопот с его заказами всегда было немало. Макаров трепетно любит денежки и органически не способен отказаться от самой маленькой копеечки, из-за чего то и дело притаскивает нам в клювике такие заказы, которые прямолинейный Андрюха называет неаппетитным словом «геморрой». Последнюю Стасову геморроидальную работу – помпезный юбилейный фильм для директора мясокомбината – мы с Эндрю закончили только что, из-за чего неурочное явление Макарова в наших широтах я восприняла с тревогой. Вдруг нашу работу не приняли и прислали на переделку? Мне бы этого очень не хотелось. Мысленно я уже была в райском местечке Середомакарьевском, которое кое для кого с моим появлением могло превратиться в кромешный ад.