Жить на свете стоит

До часа икс еще оставалось приличное количество времени, и Ника решила посвятить его детальному изучению «объекта». Благо Интернет изобиловал и фотографиями, и статьями, и официальными данными. Как, впрочем, и слухами и сплетнями.

Офис «Изумрудного города» производил впечатление, даже Ника, видавшая за свою журналистскую карьеру всякое, вынуждена была это признать. Задрав голову, она смотрела вверх, практически в облака, куда уходила высотка, словно облитая стеклом изумрудного цвета. «Державненько, – хмыкнула Стахова, – и в тему к названию».

Она толкнула массивную дверь и оказалась прямо перед турникетом, слева от которого возвышалась стойка с сидевшим за ней охранником.

– Вы к кому, девушка? – спросил он густым басом и протянул руку.

Ника вынула паспорт, сунула охраннику и небрежным тоном произнесла:

– Господин Гавриленко ждет меня. Я Вероника Стахова из газеты «Столичный хроникер».

– Стахова, Стахова… – бормотал охранник, ведя пальцем по какому-то списку сверху вниз. – Нет, девушка, вас тут нет. Всего хорошего. – Он протянул ей паспорт и снова уселся с каменным лицом.

Ника вспылила:

– Что значит «вас тут нет»? Внимательнее посмотрите! У меня назначена встреча с господином Гавриленко, его пиарщик звонил сегодня моему главреду!

– А мне подробности до фонаря, – сообщил охранник, – если в списках нет, значит, и делать вам в офисе нечего.

– Позвоните… не знаю, кому тут у вас принято звонить… – Ника чувствовала, что вот-вот сорвется на крик – она потеряла столько времени на дорогу, еле припарковалась, потом еще бежала переулками до нужного здания, и теперь этот чурбан в синей форменной рубашке с погончиками заявляет, что внутрь она не попадет!

– Ну-ка, выметайся отсюда! – грозно рыкнул охранник, и обалдевшая от такого напора Стахова вышла из здания.

Спустившись по ступенькам на тротуар, она вдруг изо всех сил пнула попавшийся ей под ногу пластиковый стаканчик – в такие наливают кофе, чтобы выпить на бегу, дурацкая мода, пришедшая из Америки, которую Ника не поддерживала. Стакан подскочил и, пролетев пару метров, ударился в ногу подходившего к зданию мужчины. Мало того, открылся, и оказалось, что он не был пуст, поэтому остатки кофе выплеснулись прямо на серые брюки с идеально отглаженными стрелками. Ника в ужасе прикрыла рот рукой и подняла глаза на мужчину, чтобы извиниться, и тут же застыла – перед ней стоял Максим Гавриленко, точно сошедший с одной из своих последних фотографий в «Форбс»…

– Оригинальный способ играть в футбол, вы не находите? – спросил он, глядя на отнюдь не маленькую Нику сверху вниз.

– Простите… я не знала… – пробормотала Стахова, и Гавриленко улыбнулся:

– Ну, я надеюсь, что вы не специально меня караулили, чтобы облить кофе. Неудачный день?

– Неудачный разговор и потраченное время. – Ника уже сумела взять себя в руки и теперь размышляла: пожаловаться на идиота-охранника или нет.

– Потраченное время – это всегда плохо, – Гавриленко бросил взгляд на наручные часы, – я вот сейчас тоже трачу время, правда, чужое. Меня ждет девушка, а я вынужден был отлучиться, а теперь и вовсе заявлюсь в грязных брюках. Хорош глава солидной фирмы, правда?

– Кстати, вы тратите сейчас мое время, – сообщила Ника, – меня зовут Вероника Стахова, и это со мной у вас назначено интервью. Но меня не пустили в ваше царство, уж больно хорош цербер у ворот, – съязвила она, не удержавшись.

Гавриленко с интересом взглянул на нее:

– Так вот вы какая… Признаться, я думал, что вы будете выглядеть несколько иначе…

– Ждали стройную длинноногую блондинку?

– Ну, с ногами у вас, как я вижу, все в порядке, – бросил Гавриленко, и Ника почувствовала, как кровь бросилась в лицо, – а блондинок я не люблю, это слишком уж шаблонно, согласитесь?

– А вы претендуете на оригинальность, как я вижу? – Ника кивнула на изумрудное остекление, и Гавриленко рассмеялся:

– А язычок-то у вас как бритва… Ну что, идем внутрь? Приструним цербера, дадим нагоняй пиарщикам и секретарю и пообщаемся за чашкой кофе.

– Не возражаю.

Охранник лебезил так, что Нике сделалось на минуту мерзко – все-таки лакейство неистребимо, и перед деньгами и властью этот чурбан готов был на брюхе ползать, а ее, простую журналистку, несколько минут назад едва не в тычки вытолкал.

Они поднялись в лифте на седьмой этаж, и у Ники за время пути даже дух перехватило – лифт оказался эркерным, со стеклянными стенами, и создавалось ощущение, что земля в буквальном смысле уходит из-под ног с бешеной скоростью.

– Ух ты… – пробормотала она вполголоса.

– Страшно? – с улыбкой спросил Гавриленко.

Ника пожала плечами:

– Я высоты не боюсь. Просто вид уж больно… захватывающий.

– А я люблю вечером лифтом пользоваться, – вдруг признался Гавриленко, – знаете, когда все уже в огнях, город под ногами смотрится совершенно иначе. Чувствуешь себя бросившим вызов космосу.

«Ну, от скромности вы явно не умираете, господин великий строитель», – хмыкнула про себя Ника и вышла из лифта следом за Максимом.

Кабинет его оказался совершенно не таким, как представляла себе Стахова. Ей почему-то виделся черно-белый интерьер, внушительный длинный стол в окружении кресел, какие-то макеты в застекленных витринах вдоль стен. Ничего этого не обнаружилось. И цветовое решение в кабинете тоже позабавило и удивило Нику. Стены оказались нежно-голубыми, мягкие диваны и пара кресел возле круглого журнального столика – желтыми, а стол, за которым работал хозяин, не был устрашающе-огромным. Обычный письменный стол с местом для ноутбука, большое офисное кресло без каких-то излишеств. А вместо ожидаемых макетов или фотографий готовых объектов – пара картин, на которых Ника с удивлением опознала пражские улицы. Она мечтала побывать в Праге, собирала фотографии и картины с видами этого города, поэтому узнать популярные пражские места смогла без труда.

– Откуда у вас страсть к Праге? – вырвалось у нее, когда она заметила, что и на стоявшей возле ноутбука кружке имеется изображение Карлова моста.

– Я бы не назвал это страстью, – жестом предлагая ей присесть в кресло, ответил Гавриленко. – Скорее, это сыновняя любовь.

– Сыновняя?

– Я учился в Пражском университете и несколько лет прожил в Праге.

Ника почувствовала себя глуповато – буквально пару часов назад она внимательно изучала пресс-портрет Максима Гавриленко, и там, естественно, была информация о его учебе в Праге. «Лохушка», – обругала себя Ника и вынула из сумки диктофон:

– Вы не возражаете, если в параллель к записи я включу диктофон? Не все успеваешь набросать ручкой.

– Совершенно не возражаю.

Разговор как-то плавно вошел в нужное русло, и Ника перестала замечать окружающее – так бывало всякий раз, когда она увлекалась собеседником и получала не только нужные ответы, но и удовольствие от беседы.

Гавриленко, отвечая на вопросы, попутно рассматривал журналистку. В этой Стаховой было что-то такое, что притягивало его. Вот она, чуть прикусив губу, выводит в блокноте странные значки, рисует стрелки, кружочки, соединяет их одной ей понятным образом, замирает, словно оценивая работу, снова чертит что-то. В одну из таких пауз Максим вдруг задал ей вопрос:

– Скажите, Вероника, вы ведь не москвичка?

Рука Стаховой замерла над листом:

– Что, простите?

– Вы ведь не из Москвы?

– А что – до сих пор заметно? – в ее тоне прозвучала растерянность, и Максим улыбнулся:

– А вы хотите это скрыть?

– Нет, но… странно, что вы спросили. Я несколько лет живу здесь и уже как-то отвыкла от таких вопросов.

– Мне просто показалось, что вы внутри себя не столичная штучка.

– Н-да? Это почему же? – Она прищурилась и убрала выбившуюся прядь волос, заправив ее за ухо.

– В вас чувствуется какая-то простота, которой не было в тех журналистах, с которыми я общался.

– Это плохо?

– Нет, что вы! Мне это нравится, я потому и решил проверить догадку.

– На самом деле я из Омска, там родилась, там училась и работать начинала. Это уж потом, когда стало тесновато, решила перебраться в столицу.

– Может быть, сделаем перерыв, выпьем кофе? – предложил Максим и, не дожидаясь ответа, нажал кнопку интеркома: – Алия, сделайте нам, пожалуйста, кофе.

– Если можно, мне лучше чай, – попросила Ника, – я не пью кофе после обеда.

– Отлично. Алия, кофе мне, а девушке чай.

– Зеленого нет, Максим Алексеевич, – плеснулся из интеркома мелодичный голос с едва уловимым акцентом.

Максим вопросительно посмотрел на Стахову.

– Черный подойдет, – улыбнулась она.

Гавриленко повторил эту фразу секретарше и отпустил кнопку.

– Не поддаетесь общему увлечению здоровым образом жизни?

– Отчего же… просто не люблю зеленый. Да и какая, в сущности, разница? Зеленый – это тот же черный, просто молодые побеги.

– Тоже верно, – рассмеялся Гавриленко, – но сейчас модно пить именно зеленый, заниматься йогой и не есть после шести.

– Ну, это кому как! Мне не так часто удается не ужинать после шести, работа не позволяет. Прихожу домой – и к холодильнику.

– А вы чем-то увлекаетесь? Надеюсь, что не спросил ничего запретного!

В ее глазах мелькнуло удивление:

– Сейчас уже непонятно, кто кому дает интервью.

– Я не хотел вас обидеть. Просто, раз уж у нас перерыв, то почему бы не узнать интервьюера поближе? Так все-таки?

Ника помолчала. Этот человек оказался совершенно не таким, каким она представляла, идя сюда. Тот Гавриленко, о котором она читала в Интернете, вряд ли стал бы задавать вопросы журналистке, да еще такие – затрагивающие ее личную жизнь.

– Вы, наверное, сочтете меня странной… Если остается время, я шью мягкие игрушки.

Гавриленко от удивления замер – ожидал чего угодно, но не этих слов. Образ Ники никак не вязался в его представлении с мягкими игрушками. Если бы она призналась, что в свободное время гоняет на мотоцикле, это произвело бы на него гораздо меньшее впечатление.

– Игрушки? – медленно повторил он, проверяя, не шутит ли она, и Ника подтвердила:

– Да. Маленькие такие, с ладонь. Это у меня с детства. Мама как-то купила книгу с картинками и выкройками, и мне в душу запал котенок оттуда. Крошечный, с мизинец всего. Я его пыталась сшить около месяца, столько ткани перепортила – ужас. Но все-таки справилась, маме подарила на день рождения. Ну и пошло с тех пор. Я даже одно время эти игрушки в магазин сдавала – был у нас такой салон, там продавали всякие туеса из бересты, картины, вышивки, из бисера что-то. Люди в качестве сувениров покупали, для маленьких сюрпризов. Платили, конечно, копейки, зато у меня всегда были карманные деньги.

– Однако…

Их беседу прервала высокая тонкая девушка в строгом костюме, вошедшая с подносом в руках:

– Максим Алексеевич, кофе и чай.

– Да, Алия, спасибо.

Пока девушка расставляла на столике чашки, заварочный чайник и джезву на небольшой горелке, подогревавшейся снизу свечой, Гавриленко продолжал рассматривать Стахову. Она казалась абсолютно спокойной, уверенной в себе и какой-то слишком самостоятельной. «Интересно, есть ли у нее мужчина? – совершенно не к месту подумал Максим и тут же одернул себя: – Ну, тебе-то какое дело до этого? Ты еще возьми и спроси!» – и тут же, едва за Алией закрылась дверь, ляпнул:

– Скажите, Ника, вы встречаетесь с кем-то?

– Не думаю, что это касается кого-то, кроме меня, – холодно ответила Стахова и взяла чашку.

– Простите, – пробормотал Максим, чувствуя себя круглым идиотом. – Можем продолжать?

– Если вы не против, то я бы хотела закончить.

– То есть?

– Мне нужно вернуться в редакцию, чтобы успеть сдать свою дневную работу. От ежедневной рутины никто не освобождает даже в том случае, если берешь интервью у такого человека, как вы.

Максим даже не понял, был ли в ее словах сарказм. Почему-то хотелось надеяться, что нет.

– Но мы ведь, кажется, не все обговорили?

– Я сделала для себя определенные выводы и получила нужную информацию. Если позволите, я позвоню вам в том случае, если возникнут какие-то дополнительные вопросы. Статья будет готова не ранее чем через пару-тройку дней, мне нужно еще кое-что уточнить.

– Могу помочь.

– Я воспользуюсь вашим предложением. Спасибо за чай.

Стахова поднялась и небрежно смахнула в сумку блокнот, ручку и диктофон. Максим тоже встал, и в этот момент в кабинет ворвался невысокий полный мужчина лет семидесяти с папкой в руках:

– Максим, нужно срочно…

– Спокойно, спокойно! – жестом остановил его Гавриленко. – Познакомься, Иван Никитич, это Вероника Стахова из «Столичного хроникера».

Мужчина повернулся к Нике, присутствия которой в первый момент, кажется, даже не заметил, и окинул ее с ног до головы цепким внимательным взглядом:

– Добрый вечер, барышня.

– Иван Никитич – мой заместитель, – пояснил Гавриленко, – даже больше – он мой второй отец, мой наставник и учитель.

– Вы ничего не сказали о первом, – тут же уличила Стахова, и Гавриленко обрадовался:

– А вот это и будет темой нашей с вами следующей беседы, если пожелаете.

Ника колебалась. Было видно, что ее заинтриговала история с двумя отцами олигарха, но она не знала, как поступить и соглашаться ли на следующую встречу. Журналистское нутро взяло верх.

– Если вы найдете время, я с интересом выслушаю. В конце концов, личные моменты всегда украшают журнальный образ…

– …и очеловечивают любого бизнесмена, – закончил за нее Иван Никитич.

– Верно, – чуть улыбнулась она.

– Отлично. Тогда Алия позвонит вам на следующей неделе и предложит время, а вы выберете то, что вам подходит, – подытожил Гавриленко и снова нажал кнопку интеркома:

– Алия, проводите, пожалуйста, Веронику к выходу.

Когда за Никой закрылась дверь, Гавриленко вернулся в кресло у рабочего стола, закинул руки за голову и посмотрел на заместителя:

– Ну, что у тебя?

– Да у меня-то кое-что… – загадочно протянул тот, многозначительно глядя на Максима, – а вот у тебя что?

– Не понял.

– Чего это ты, мил друг, перед журналисткой этой рассопливился? – без всяких церемоний поинтересовался Иван Никитич, или просто Никитич, как привык называть его Гавриленко с детства.

– В каком смысле?

– Не темни, Максимка! Понравилась деваха?

– Глупости, – посуровел Гавриленко и положил руки на столешницу, – просто разговор состоялся хороший, без банальностей этих обычных, без «желтухи». Строго о делах, никаких попыток в личную жизнь влезть.

– Вот это-то и настораживает, Максим, – серьезно проговорил Никитич, открывая принесенную папку с бумагами, – раз в дела полезла – непременно начнет копать. И ведь накопает! – многозначительно добавил он.

Гавриленко постучал костяшкой пальца по столу:

– Но-но! Я тебя затем и держу тут, чтоб никто ничего не накопал. Показывай, что принес, чего тянешь?

– В общем, все по плану, Максим.

– Ну?! – оживился Гавриленко. – Клюнул?

– Не клюнул – заглотнул, как голодный карась червя, – рассмеялся Никитич, протягивая бумаги через стол. – Тендер наш, как и планировалось. Деньги я перевел. Эх, Максимка, покуда не оскудеет земля русская голодными карасями-чиновниками, мы с тобой свою жизнь обеспечим на долгие десятилетия вперед! Правнукам твоим – и тем хватит, если с умом.

Ника сидела за компьютером и пыталась начерно записать свои впечатления от встречи с Гавриленко. Это еще не была статья – это была «окрошка», как называла подобные записи сама Стахова. В таких файлах у нее хранились собственные мысли по теме статьи, какие-то фразы, показавшиеся удачными, информация, почерпнутая из Интернета или полученная в ходе бесед. Потом все это постепенно трансформировалось в строки будущего материала, лишнее вычищалось и оставалось только то, что было «по делу». Но сегодня работа шла медленно. Нике казалось, что она упустила что-то в разговоре с Максимом, не смогла ухватить суть, понять, чем дышит этот человек вне бизнеса – ведь не могло же быть, что ничто другое его не интересует. Но в памяти всплывал лишь короткий эпизод в лифте, когда Гавриленко объявил, что любит ночью через прозрачные стены смотреть на город. Этого было как-то недостаточно. Ника не любила однобокости, не делила материалы на «черные» и «белые» – в них всегда всего было поровну. В случае же с Гавриленко ей почему-то хотелось показать все стороны, не зацикливаясь только на бизнесе. Но впечатлений явно не хватало…

– Неужели придется звонить ему? – пробормотала она, сунув карандаш, который грызла, в прическу. – Подумает еще, что навязываюсь… Хотя сам предложил, отчего нет…

От раздумий ее оторвал Масленников, стремительно влетевший в комнату, где сидели журналисты:

– Ну и сколько, по-вашему, времени?! Почему я должен ждать первую полосу?

Отвечавшая за сегодняшнюю статью на передовице Наташа Вдовина развернулась в кресле и проговорила:

– Статья у Левы, я сдала ее полтора часа назад.

По лицу Масленникова все поняли, что заведующему отделом сейчас будет не особенно хорошо. Левина манера задерживать читку материала была притчей во языцех. Не помогали даже штрафы, введенные Артемом. Однажды Лева таким образом ухитрился уйти в «минус», то есть фактически остался должен изданию деньги, но даже это не заставляло его пошевеливаться, и сотрудники постоянно гадали, на какой волшебной ниточке держится Лева в «Хроникере».

Из его закутка через пару минут раздался вопль, и Лева, к неуемной радости подчиненных, вприпрыжку рванул к выходу, а за ним – Артем, зажимающий в руке свернутый в трубку журнал, который, очевидно, и придал ускорение телу заведующего отделом.

Ника фыркнула и снова погрузилась в заметки. Поняв, что свои впечатления сейчас вряд ли сможет изложить толково, она решила оставить это на ночь и попытаться еще раз дома, а пока свернула окно и полезла в Интернет. Поисковик услужливо выдал ей массу снимков, изображавших Максима Гавриленко в самых разных ситуациях. Были тут и фото с отдыха, и с деловых переговоров, и с презентаций каких-то объектов. Ника с удивлением обнаружила, что каждый раз его сопровождают разные девушки – ни одно лицо не попалось ей дважды. «Такое впечатление, что он звонит в контору по подбору эскорта и четко описывает требования: высокий рост, модельная внешность, длинные волосы, черное коктейльное платье. Да – и чтобы ни в коем случае не блондинка, это же шаблонно», – фыркнула про себя Стахова. Она так углубилась в изучение материалов о Гавриленко, что даже не поняла, что осталась в офисе одна – коллеги, видя, как Ника увлечена работой, неслышно покинули помещение. Бросив взгляд в угол монитора, Стахова ахнула – двенадцатый час! Да ее сейчас отсюда метлой уборщица выметет!

Она взяла мобильный и набрала номер Артема:

– Тем, ты еще не ушел?

– Собираюсь. А ты чего так припозднилась?

– Да сижу вот… материал готовлю…

– Поужинаем? – предложил он, и Ника согласилась – все равно собирались встретиться, так почему не совместить это с ужином.

Она выскочила на пару минут в туалет, чтобы поправить макияж, а возвращаясь, заметила, как из комнаты выходит Дина.

– О, Динка, а ты чего тут? – удивленно спросила Ника, и секретарша Артема остановилась:

– Да вот, задержалась. Шеф что-то буйненький сегодня…

– А у нас что делала?

– Брала днем зарядное устройство для телефона у Наташки, у нас одной фирмы, а вернуть забыла. Думаю – положу на стол, а то вдруг она завтра хватится с утра. Все, Никуся, я побежала, меня Тимур ждет в машине. – Чмокнув Нику в щеку, Дина застучала каблучками по лестнице.

Ника проводила ее взглядом, с улыбкой наблюдая, как полы Динкиного модного пальто развеваются наподобие крыльев, взяла со стула сумку и чехол с ноутбуком и пошла вниз.

– Отлично! Каждое слово слышно, молодчина твоя кукла.

– Да не вопрос. Это было не особенно сложно.

– Ну, сложно или нет, я не обсуждаю, а гонорар – вот.

На стол плюхнулся пухлый конверт, и мужская рука быстро убрала его.

– А теперь иди. Будешь нужен – я позвоню. Спасибо за услугу.

Статья вышла «сопливая», как определил это Артем.

– Ну не ожидал от тебя… Только крыльев не хватает твоему герою! – саркастично заметил он, прохаживаясь по кабинету.

Ника, сидя за столом, барабанила пальцами по закрытому ноутбуку Масленникова. Она и сама чувствовала, что эта статья не в ее стиле, это даже не статья, а рассказ для глянцевого дамского журнала.

– Ты меня прямо на корню срезала. Что я теперь в номер поставлю?

– Артем, я написала то, что увидела!

– Ты просто не дала себе труда порыться, покопать поглубже! – раздраженно бросил Артем и полез в стол. – Я ни за что не поверю, что такой человек, как Гавриленко, на деле оказался невинным, как младенец. И никто не поверит, понимаешь? Никто – потому что, как известно, в основе каждого большого состояния лежит один украденный рубль. Знаешь, кто это сказал?

– Карл Маркс сказал, – буркнула Ника, – только ты его переврал. Там, если дословно, иначе звучит: «В основе всякого большого состояния лежит преступление».

– Ну а я о чем? Такое состояние, как у Гавриленко, априори не могло быть заработано честным путем, согласна? И в таком молодом возрасте. И родители у него не арабские шейхи. Улавливаешь? – подхватил Артем. – В общем, так. Иди сегодня домой, а на досуге почитай вот это. – Он бросил ей папку, набитую какими-то бумагами и вырезками. – И подумай, что и как переделать. В номер я это поставить не могу, мы не дамский журнал.

Ника вспыхнула и хотела возразить, но потом передумала и, сунув под мышку папку, вышла из кабинета. Артем вот уже который день вел себя странно, с утра был хмур и неразговорчив. Стахова вдруг поняла, что уже неделю они не встречались нигде, кроме работы. Раньше такого не было…

Отогнав от себя эту мысль, Ника вернулась в кабинет и уселась на свое место. То, что вечер ей придется коротать в редакции, она уже поняла. Тащить домой тяжеленную папку не хотелось, а переделывать статью нужно сегодня. Выхода нет…

Она начала перебирать какие-то вырезки, распечатки, целые газетные полосы. Попадались даже расшифровки прежних интервью Гавриленко. Но Ника никак не могла заставить себя вникать в суть. Промучившись до ночи, она решила, что все бесполезно. И тут позвонил Артем.

– Ты еще не дома? – удивленно спросил он.

– Нет. По твоей милости сижу в офисе и разгребаю кучу старых бумажек.

– Теперь можешь по моей милости вставать и идти домой. Статью я переделал сам, так что все в порядке.

– Сам? – удивилась Ника.

– Ну, а какой был выход? Уже сверстали. Извини, что раньше не набрал, замотался совсем, да и, честно сказать, думал, что ты ушла уже.

– Так какого же черта ты мне об этом не сказал? Чтобы я не сидела тут и не копалась в газетных вырезках? И вообще, с каких это пор ты взялся сам редактировать статьи?

Ника не могла понять, что происходит. Артем прежде не занимался такими вещами, бегло просматривал материал. И все, но переписывать…

– Ника, я очень устал, у меня нет сил на разговоры, – уклонился Масленников, – если ты освободилась, можем вместе выйти. – И он положил трубку.

Ей не понравились ни тон, ни слова Артема. Вообще все, что происходило в последние несколько дней, не нравилось и, более того, настораживало. И идти вместе с Масленниковым до проходной Ника уже тоже не хотела. Совершенно не хотела его видеть, и это нежелание тоже было странным. Вздохнув, Ника снова погрузилась в чтение и даже не услышала, как в кабинет вошел Масленников, уже в куртке и с неизменным портфелем в руке:

– Ты до сих пор не оделась?

– Спасибо, я еще не закончила, – холодно проговорила она.

– Я же сказал: номер выходит завтра, можешь выбросить всю папку в мусор.

– Дочитаю – и выброшу, – огрызнулась Ника, – иди домой, Артем, ты же устал.

Масленников решительно шагнул к ней, взял за плечи, заставил подняться из кресла и властно прижал к себе:

– Что с тобой сегодня? Ты на себя не похожа, Белочка. Едем ко мне – хочешь?

Ника вдруг расслабилась, обмякла, склонила голову на плечо Артема и согласно кивнула.

– Ты видел?! Ты это видел?! – Потрясая газетой, мужчина еле сдерживал раздиравший его изнутри гнев. – Кто вообще пустил сюда эту девку?!

– Максим Алексеевич был не против…

– Максим Алексеевич?! А со мной ты это согласовал?! А текст интервью завизировал кто-то, а?! Откуда вообще всплыла вся эта информация о готовящемся тендере? Ты понимаешь, что она нас этой статьей со всеми потрохами сдала? Понимаешь или нет?

– Я же не могу отвечать за то, что говорит в интервью Максим Алексеевич…

– Но ты же должен был потребовать текст! Текст, черт тебя подери, чтобы быть в курсе! – Скомканная газета полетела в угол кабинета. – Что теперь я должен делать с этим? Ждать, пока соответствующие органы с проверками нагрянут?