Полная версия
Галера для рабов
– Как серпом, блин… – сказала девушка, потом опомнилась, прикрыла рот свободной ладошкой. – Ой… Мужчины, вы такие внезапные. А если бы я уронила к чертовой матери весь этот хрусталь?
– История не знает сослагательного наклонения, несравненная наша, – буркнул Желтухин, не без удовольствия разглядывая точеные ножки. – Как тут у нас с коктейлями?
Алиса вымученно улыбнулась. Затосковал среди бутылок стюард Малышкин, втайне, видимо, вожделея о коктейле Молотова. Затем эти двое ненавязчиво испарились. Утомленная публика попадала на мягкие поверхности, издавая сладострастные стоны. Полицейские в сопровождении Бобровича поднялись наверх – на капитанский мостик, несколько минут оттуда доносился возмущенный гомон, шум, потом вся компания без необратимых потерь вернулась обратно. Желтухин брезгливо поджимал губу, полковник Костровой загадочно ухмылялся, а Бобрович потирал свежую припухлость на виске и злобно шипел:
– Мальчишка… сука… убью…
– Поздравляю, господа, – устало заметила Евгения Дмитриевна. – Вы наживаете себе врагов, вместо того чтобы наживать себе друзей. Ничему вас жизнь не учит.
– Переживем, – проворчал полковник, распахнул зеркальные створки бара и присвистнул, обнаружив за ними практически все, чем славится мировая ликеро-водочная промышленность. – Зуб даю, господа, не все так плохо, как нам пытаются доказать. Ну что, неблагополучная категория населения, выдалась минутка, как говорится? – Он выудил из бара увесистый штоф гавайского рома, подбросил на руке.
– И мне плесните, – проворчал Желтухин, протягивая бокал.
– И мне, – буркнул Бобрович.
– И мне тоже… – заворочался в кресле Глуховец.
– Самообслуживание, граждане! – объявил Костровой, плеснул Желтухину и на этом успокоился. Бурча и чертыхаясь, народ потянулся к живительному источнику, принялся растаскивать по углам содержимое бара. Лишь Евгения Дмитриевна Прохоренко проигнорировала соблазн – она сидела в кресле, сжав подлокотники, словно приготовилась к взлету, и о чем-то увлеченно думала.
– Выпейте, Евгения Дмитриевна, – посоветовал оживившийся Зуев. – Если не выпьете, то скоро обнаружите, что мир вокруг вас наполнен злобными и бесчувственными уродами.
– Спасибо, я уже обнаружила, – сухо кивнула прокурорская работница. – Если не возражаете, первый тост я пропущу.
– Послушайте, – сказала блондинка, выразительно хлопнув ресницами, – а может, это действительно чья-то злая шутка?
– В гробу я видал такие шутки, – проворчал Глуховец, пытаясь вскрыть бутылку виски, которая яростно сопротивлялась. Пальцы были скользкие, а крышка завинчена на совесть. – Ничего себе шуточки. Нас похитили, обобрали, разлучили с близкими, накачали какой-то гадостью и вышвырнули в открытое море, ничего не объяснив. Грубое попрание целого ряда статей уголовного кодекса. Так не шутят, господа.
– Да, будут приняты адекватные меры, и все виновные будут строго наказаны, – важно надув губы, выдал взъерошенный Аркадьев.
– А я и не сказала, что это добрая шутка, – фыркнула Маргарита Юрьевна, поднесла к глазам обе руки и стала рассматривать свои ногти. – Я сказала, что это злая шутка…
– Но женщинам оставили их личные вещи, включая косметички и прочие прокладки и гигиенические салфетки, – заметила Евгения Дмитриевна и обняла свою изящную сумочку, словно на нее кто-то покушался. – Вы не задумывались, о чем это говорит?
– О чем это говорит? – отозвался Бобрович.
– Это говорит о том, что среди похитителей, скорее всего, есть женщина, понимающая, что оставить без личных аксессуаров другую женщину – значит превратить ее в неуправляемую бомбу. А похитителям это не нужно.
Поперхнулась и закашлялась Полина Викторовна Есаулова. А третья представительница слабого пола пропустила сказанное мимо ушей. Маргарита Юрьевна с нарастающим ужасом разглядывала свой маникюр – вернее, то, что осталось от маникюра после бурной ночи и освоения машинного и трюмного пространства. Сморщенная мордашка исполнялась неподдельным отвращением – такое ощущение, что блондинка узрела доисторическое чудовище. Не говоря ни слова, она раскрыла сумочку, выхватила из нее прозрачную косметичку, кучу носовых платков, стала оттирать пальцы, загремела флаконами и щипчиками.
– Вот об этом я и говорю, – удовлетворенно кивнула Евгения Дмитриевна. – А что бы стало, не окажись под рукой необходимых аксессуаров?
– И боевой макияж не забудьте нанести, – проворчал Желтухин, растекаясь с бокалом по дивану. – Ваша косметика скроет от нас вашу истинную суть.
Блондинка, опечаленная испорченным маникюром, все же уловила в адресованном ей послании что-то недружественное. Она подняла голову, отыскала глазами говорящего. Майору в ответном взгляде что-то не понравилось, он беспокойно заерзал.
– Чем вас не устраивает моя истинная суть, Желтухин? – процедила блондинка. – Что вы можете обо мне знать? Мне вы тоже неприятны, но я же не оттачиваю на вас свое остроумие? Вы хотите неприятностей?
– А вы способны доставить неприятности? – изумился Желтухин.
– Ну, хватит, что вы как дети? – поморщился Вышинский. – Как будто больше не о чем поговорить. Мы все пострадавшие, оказались в чудовищно неопределенной ситуации…
– Позвольте, я продолжу, Роман Сергеевич, – полковник с бокалом, наполненным до краев (чтобы лишний раз не утруждаться), грузно выбрался в центр помещения и обвел тяжелым взглядом насторожившуюся компанию. – Не пора ли, господа, провести предварительный анализ случившегося? Итак, что мы имеем? Называя вещи своими именами, были похищены и вывезены в море десять человек. Впоследствии выясняется, что все эти люди, как один, – федеральные государственные служащие. Здесь нет бизнесменов, творческих и научных работников и прочих так называемых простых граждан. Не сказать, что все персоналии очень важные, но и не низовые работники государственного аппарата. Большинство из нас наделено полномочиями, должностями и суровой ответственностью. Произведем перекличку, господа? Ваш покорный слуга, Костровой Федор Иванович – начальник Центрального районного управления внутренних дел города Челябинска. Майор Желтухин – управление по экономической безопасности и борьбе с коррупцией – Владивосток. Госпожа Статская Маргарита Юрьевна (полковник демонстрировал неплохую оперативную память) трудится на ответственной должности в налоговом управлении города Барнаула. Прохоренко Евгения Дмитриевна – районный прокурор из Калининграда. Зиновий Филиппович Аркадьев – начальник местного, сочинского, департамента земельных отношений. Господин Бобрович… простите, не запомнил, как вас по батюшке?
– Дмитрий Валентинович, – буркнул Бобрович.
– Заведует чрезвычайными ситуациями в райском городе Геленджике. Глуховец Николай Юлианович – министр здравоохранения Самарской области.
– Саратовской, – поправил «господин министр».
– Один хрен, – отмахнулся Костровой. – Госпожа Есаулова Полина Викторовна – целый мэр какого-то захолустного подмосковного городишки…
– Сами вы из захолустного, – возмутилась Есаулова. – Да ваш задрипанный Челябинск в подметки не годится моему Старотроицку! Это двести тысяч населения! Это десятки промышленных предприятий, мощная научно-техническая база, в наш район инвестируются миллиарды долларов…
– Убедили, – хохотнул полковник. – Но все равно не понимаю, Полина Викторовна, не один ли хрен вам на этой яхте, чего и куда там инвестируется? Вышинский Роман Сергеевич – вы прямо картинка с выставки. Хотя отреставрировать уже пора. Заместитель губернатора Омской области, руководитель департамента транспорта и дорожного строительства – вот как. И наконец – ну, как же без Белокаменной, Первопрестольной, Златоглавой… Как там еще?
– Порт семи морей? – задумался Желтухин.
– Точно, – зло отозвался Костровой. – Вы же, столичные, в каждой бочке затычка. Без вас никуда, снова говорим и показываем, – он иезуитски уставился на набычившегося Зуева, раздосадованного отсутствием льда в бокале и поэтому пьющего виски с выражением легкой брезгливости. – Зуев Павел Гаврилович, важный чиновник из государственной компании, сросшейся с Министерством обороны. И, естественно, в драных трениках. Ну, Москва, как иначе…
– Полковник, вы не охренели? Чего вы тут несете? – со злостью уставился на него Зуев.
– А он хам первостатейный, – фыркнула Есаулова. – На таких полковников давно пора ввести полный запрет.
– Спасибо, Полина Викторовна, – учтиво кивнул женщине Зуев. – За ваше здоровье.
Полковник непринужденно гоготнул. Он не обиделся. Еще раз оглядел угрюмые лица.
– Ну и рожи у вас, господа. Удивительное дело, коллеги, здесь представлена почти вся наша необъятная Родина – от Владивостока до Калининграда. И что характерно, мы видимся впервые. До сегодняшнего дня мы даже не подозревали о существовании друг друга.
– Я в курсе о существовании господина Вышинского, работающего в команде омского губернатора, – пробормотала Маргарита Юрьевна, не отрываясь от своего маникюра. – Но никогда его не видела и даже не подозревала о том, как он выглядит. Откуда я знаю, что вы и есть господин Вышинский? – она вскинула голову и как-то неопределенно уставилась на удивленного красавчика. Блондинка оказалась с какой-то долей разума.
– В смысле, Маргарита Юрьевна? – изумился Вышинский.
– Она права, – подтвердила Евгения Дмитриевна. – Чем докажете, что вы и есть заместитель омского губернатора? Можете показать документы? Или позвоним лицам, способным вас идентифицировать? Мы не можем это проверить, Роман Сергеевич.
– Ну, знаете… – развел руками Вышинский. – Есть же множество способов… Я могу вам часами распинаться о деталях и тонкостях своей работы в департаменте и в команде Виктора Ивановича… Послушайте, а в чем, вообще, тема? Почему я должен доказывать, что я – это я? Мне это надо?
– Да ладно, – отмахнулась блондинка.
– Действительно забавно, – ухмыльнулся Костровой. – Нам остается лишь верить друг другу. Хотя ума не приложу, зачем кому-то здесь обманывать…
– Мы жертвы, неужели непонятно? – всплеснул руками Глуховец. – На вашем месте, господа полицейские, я бы внимательно присмотрелся к экипажу. Возможно, эти люди не все связаны с похитителями, но кто-то из них – наверняка.
– А вот тут я с вами, Николай Юлианович, решительно соглашусь, – проговорил растекшийся по дивану Желтухин. – Это ясно, как дважды два, иначе и быть не может. Лично я на месте Федора Ивановича применил бы к ним решительные меры. Яхта все равно никуда не плывет, народ бездельничает. Или вы забыли, господин полковник, как выбивать показания?
– И пусть признаются ВСЕ, – прыснул Вышинский, у которого от спиртного уже порозовели щеки. – Даже непричастные. Вы этого хотите, Желтухин? Или нам нужно выявить ИСТИННОГО преступника?
– Я думал об этом, – проворчал полковник. – Но в этом случае будет маленькая война. Там четверо здоровых мужчин, две непредсказуемые бабы. А сколько бойцов мы с вами выставим, Желтухин? Я думаю, лучше подождать. Влипли так влипли. В судовождении и этих чертовых агрегатах мы ни черта не смыслим, похоже, здесь и в самом деле все неисправно… Нужно ждать, когда появятся похитители и внесут ясность.
Вздрогнула блондинка, выронила кисточку и приглушенно выругалась.
– Но это бред собачий! – взвыла Есаулова. – Зачем нас кому-то похищать?
– Похищают обычно с целью выкупа, – дал подсказку Бобрович.
– Но мы же не бизнесмены, в деньгах не купаемся! – продолжала неистовствовать градоначальница. – Это глупо – похищать нас с целью выкупа! Мы всего лишь обычные государственные служащие!
– Да у меня вообще ничего нет! – взвился Аркадьев. – Живу на зарплату! А вы знаете, какая у меня зарплата? Да это не зарплата, это… это… – он чуть не подавился.
– Не зарплата, а моральное удовольствие, – подсказал Вышинский. – Денег хватает на пятнадцать секунд. Да, господа, у нашего брата денег действительно бывает или очень мало, или не бывает. Мы все живем за счет жен.
– Вот вы сейчас иронизируете или нет? – напряглась Евгения Дмитриевна.
– Нет, – покачал головой Вышинский. – Хотя, простите, допустил неточность. Отдельные из нас живут за счет мужей.
– Вы уверены, что скоро появятся похитители? – пробормотала Статская.
И снова воцарилось молчание. По логике вещей, если происходит похищение, то рано или поздно злоумышленники начинают себя проявлять. Но день уже перевалил на вторую половину, а злодеи не объявлялись. И снова подспудные страхи забирались в души. Выходить из кают-компании никому не хотелось. Лучшим лекарством от страха оставалось спиртное. Снова зазвенели бутылки, забренчали стаканы.
– Нас будут сегодня кормить, черт возьми? – ворчал Глуховец. – Они считают, что если нет электричества, то можно наплевать на свои обязанности?
– Капусту морскую пожуйте, я видела ее на кухне, – съязвила Евгения Дмитриевна. – Очень способствует пищеварению и выведению шлаков из организма.
– Ша, – встрепенулся Бобрович. – Может, не будем превращать эту каюту в дом Облонских? Во-первых, нужно немедленно распорядиться, чтобы капитан выставил человека следить за морем. И если появится судно на горизонте, отчаянно сигнализировать. Во-вторых, давайте, наконец, внесем ясность – как мы сюда попали? Ведь не может быть, чтоб никто ничего не помнил!
И снова началась суматоха на судне. Люди галдели, наперебой возмущались. Уровень шума в несколько раз превышал допустимый. Язвила блондинка – по поводу «настоящих мужиков», которых давно сняли с производства, и теперь некому защитить слабых женщин. Подобие порядка установилось лишь после того, как разъярившийся полковник хватил бутылкой по зеркалу, разбилось и то, и другое, а присмиревшая Евгения Дмитриевна робко пошутила, что это – «к неприятностям». Память у людей решительно бастовала, воспоминания не клеились. Многие юлили, пытаясь скрыть даже то, что помнили. Бобрович выпивал в баре, смутно помнил полузнакомые мужские лица – то ли по работе сталкивались, то ли из соседнего гостиничного номера. На улице развезло, он впал в состояние необъяснимого веселья, дальше – словно отрубило. У Глуховца аналогичная история, разругался с женой, благоверная удалилась из номера пятизвездочной ведомственной гостиницы, хлопнув дверью. Не дождался, бог ее знает, где ее носило и кто ее спонсировал, выбрался с горя «в народ» (что в обыденной жизни предпочитал не делать), забрел в ближайшее заведение. Пил у барной стойки, потом в деле фигурировала разбитная рыжая особа с лошадиной физиономией, с которой он пару раз вдарил на брудершафт… Вышинский отдыхал без супруги (хотя в природе таковая существует), подцепил по дороге с пляжа роскошную брюнетку. Та еще пожаловалась – мол, ну и времена, на пляже беременных мужчин больше, чем беременных женщин, и все такие утомленные солнцем. Мол, единственный приличный мужчина за день попался. Предлагала с чувством отдохнуть. «За деньги?» – осведомился Вышинский. «Боже, конечно, по любви!» – расхохоталась дама. Но закончилась встреча плачевно – потерей памяти. И зачем он отдалился от «ареала обитания»? Последнее внятное воспоминание: странная комната в странном доме, он лежит, разметавшись, на кровати, над ним склоняется полуобнаженное чудо с волосами цвета воронова крыла: дескать, уступи старушке место, красавчик. И как кастетом по голове. В общем, не пытайтесь это повторить. Чиновник Аркадьев ничего не пил и ни с кем не знакомился – во всяком случае, он на этом настаивал. Он вообще не ходок по этому делу. И совсем не потому, что ему «медведь на это дело наступил», как сумничал Желтухин. Просто у Зиновия Филипповича очень строгая жена. И не в отпуске он, а работает! Ехал на срочное совещание в мэрии из загородного дома, в машине были двое – он и шофер. В безлюдной местности под горой проголосовала девчушка в шортиках, с невинной мордашкой – он и сжалился над дитем, приказал шоферу притормозить. И вовсе не текли у него слюнки, хватит уже его оскорблять! Он исключительно из общечеловеческих побуждений – чтобы не заставлять девчонку тащиться по пыли да по жаре в город. Но как-то осложнилось все после того, как отхлебнули они с шофером освежающего напитка из предложенной баночки. Только и успел подумать – вроде жаловалась девчонка, что два часа страдает под солнцем, а тоник – холодный…
Женщины темнили до последнего. Пришлось додумывать самостоятельно – проявляя воображение и правильно расшифровывая намеки. Есаулова нагрянула в Сочи без мужа, так как у того научная конференция во Франкфурте. Прилетела практически инкогнито («Можно подумать, вас бы журналисты на кусочки растащили», – не преминул подколоть Желтухин), жила в пятизвездочной гостинице, в отличном люксе на пятом этаже. Познакомилась в лифте с приятным молодым человеком, с кем не бывает, она ведь тоже женщина, в конце концов… «Юг действительно расслабляет, – неохотно призналась Статская. Солнышко, пальмы, море – и ты вся из себя такая блондинка…» Статская рассказала, что муж до вечера укатил с мужиками на горную рыбалку, и события ее закружили, завертели, неожиданно она попала в объятия записного ловеласа, уверяющего, что он работает в аппарате правительства. Какого, к дьяволу, правительства?! Еврейской автономной области? Она клялась, что выпила всего два коктейля. А вот Евгения Дмитриевна выпила больше – чего ей скрывать? С мужем развелась, имеет право на две недели отключиться от изматывающей работы. И тут же стала скрытничать – мол, ни с кем не знакомилась, просто коктейль на вкус понравился. В нем не было ничего коварного – так уверял пляжный работник, бегающий по ее поручениям. Как там было не расслабиться – уединенный пляж, ласковый прибой, шезлонг… Впоследствии, правда, возник некий отзывчивый молодой человек, вызвался проводить даму до гостиницы. Вот только куда он ее на самом деле проводил, осталось невыясненным… И с чего эти тупые мужланы взяли, будто она вешалась ему на шею?!
– Невероятно, – покачал головой Вышинский. – Каждый из нас подцепил свою вредоносную программу – и вот мы здесь.
– Поражает другое, Роман Сергеевич, – сказал Желтухин, у него уже заметно заплетался язык. – Похоже, только я об этом подумал, м-да… Не слишком ли крупная по численности банда взялась за наши души? Нас охмуряли в одно и то же время разные люди. Плюс сообщники на подхвате, плюс информаторы, извещающие о наших перемещениях, плюс те, кто все это придумал… – Хмельное состояние не помешало майору полиции ужаснуться от осознания масштабности акции.
– Вы правильно мыслите, Желтухин, – с тонкой насмешкой сказала Евгения Дмитриевна. – Но это не мешает вам множить ошибки. Нас чем-то вчера опоили, мы еле оправились. А вы всем дружным коллективом продолжаете выпивать напитки неизвестного происхождения. Не боитесь, что вас второй раз отравят?
Воцарилось потрясенное молчание. Кто-то поперхнулся, кто-то торопливо поставил бокал на журнальный столик.
– Чушь, Евгения Дмитриевна, – подумав, отозвался Желтухин. – Этот ром до Федора Ивановича никто не вскрывал – уж поверьте наметанному глазу стабильно выпивающего мужика. А вот за остальные бутылки не ручаюсь…
– А мы на вас полюбуемся, – пьяно заржал полковник.
– Господи, да что же нам делать со всем этим? – схватилась за голову Маргарита Юрьевна.
Виолетта Игоревна подала обед, и вопрос «что делать, и кто за всем этим стоит?» временно потерял актуальность. Вплыла официантка Алиса с натянутой ангельской улыбкой, стала расставлять посуду. За ней вкатился суженый Малышкин, с двумя подносами, ахнул, пристроив свою ношу, выхватил из-за угла веник с совком и принялся сметать с пола осколки зеркала и стекла. Потом расставил в ряд несколько столов. Официантка бегала, как спринтер – вверх, вниз, успевая при этом строить глазки и расточать улыбки, что в состоянии полной неопределенности смотрелось как полное свинство. Сервировать стол она умела. А повариха неплохо готовила. Появился обещанный суп с креветками и кальмарами, прожаренная до румяной корочки свинина, индейка на пару, картофельное пюре в грибной заливке, несколько аппетитных с виду салатов.
– Ну, наконец-то, – брюзжал Глуховец, подъезжая к импровизированному столу. – Разродились, бездельники, ужинать уже пора… Мы еще проверим, соответствуют ли данные изделия санитарно-гигиеническим нормам и не чреваты ли они какой-нибудь бруцеллезной дрянью…
– Обязательно проверьте, Николай Юлианович, – бормотала оголодавшая Евгения Дмитриевна, набрасываясь на салат. – А то, не приведи господь, зафиксируем тут случай свиного гриппа.
– Да уж, обед без элементов гламура… – пыхтел Зуев, давясь индюшачьей костью. – Но в целом очень даже терпимо.
– Господа! – закричал полковник Костровой, стуча по тарелке позолоченной ложкой. – Наше внимание хотят отвлечь. И им это удается, черт возьми! Официантка, где салфетки?
– Полковник, не иначе вы подобрели? – недоверчиво поглядывала на Кострового Полина Викторовна. – Ну, конечно, путь к мужскому сердцу лежит через желудок.
– А к желудку – через харакири, – отрезал полковник, давая понять, что никакой он не добрый.
Но в целом обед протекал без эксцессов. Людей разморило, алкоголь и набитые желудки заставляли расслабиться. Притупилось чувство опасности. «Не забываем про этикет, господа, – пошучивал Вышинский, – вилки в левый карман, ложки в правый». Люди сыто срыгивали, расползались по сидячим местам, начинали позевывать. Кто-то уже менял положение в пространстве. Это странно выглядело, но человеческая природа неистребима. Народ потянулся – кто за виски (с содовой или без), кто за ромом, кто за мартини. Отдельные уже посмеивались. Полковник требовал сигарет, и официантка Алиса примчалась с блоком «Мальборо». Костровой снова принялся наезжать на москвичей, которые чем-то ему насолили. И Зуеву в последующие двадцать минут было чем заняться – хорошо хоть не подрались. Глуховец что-то занудливо внушал Аркадьеву – тот осоловело кивал и прикладывался к стопочке. Бобрович уже любезничал с Есауловой, а та вспомнила, что она женщина, временно оставшаяся без мужа, и тоже отвечала взаимностью. Вышинскому явилась в голову дикая мысль закадрить Прохоренко, и та его не гнала – помимо удивления, у рассудительной прокурорской работницы, видимо, сработал интерес – что же у парня получится? Желтухин в своей разболтанной манере подкатывал к блондинке, Статская смотрела на него, как кошка, которой не нравится человек, собравшийся ее погладить.
– Вот вы и улыбаетесь, Маргарита Юрьевна, – вкрадчиво шептал Желтухин. На что блондинка тут же стерла с лица выражение, ошибочно принятое майором за улыбку, и стала таращиться на него со злостью. – Не поделитесь своей улыбкой, Маргарита Юрьевна? А то мы с вами все грыземся да цапаемся. Как вы себя чувствуете – вам уже хорошо? Или еще удовлетворительно?
– Майор, отстаньте, – бормотала Статская, пресекая попытки Желтухина пристроиться к ней поближе. – Ну, послушайте же, – закатывала она мутнеющие глаза, – у меня нет желания иметь с вами что-то общее. Это ваше жизненное кредо – доставлять неудобства окружающим? Ну, чего вы на меня так смотрите? Я похожа на новые ворота?
Вскоре приступили к чайной церемонии, чая при этом было не меньше, чем спиртного. Время летело, на море уже опускались сумерки. Бестолковый обед плавно перетекал в ужин. Временами кто-то из гостей вываливался из кают-компании, блуждал по палубе и торопился забраться обратно. Даже алкоголь не позволял расслабиться полностью. За шторкой у бара – там, где начинался извилистый спуск на вторую палубу, какое-то время прятался помощник капитана Шварц. Он прислушивался к звукам веселья, собирал информацию. Потом зашагал к лестнице, чтобы обходным путем забраться на капитанский мостик, где капитан Руденко проводил почти все свое время. По другой лестнице, ведущей с носовой палубы, к кают-компании с гостями в это же время подкралась официантка Алиса. Она хотела войти, собрать посуду, с этой целью натянула на мордашку дежурную улыбку. Но передумала, спряталась за рамой, стала подглядывать. Выражение лица изменилось – дежурную улыбку сменила сосредоточенная мина. Она оправила крохотную юбку, стала пятиться обратно к лестнице и медленно спустилась спиной вперед. Ступив на палубу, она воровато пошныряла глазками и юркнула к проходу на правый борт. Девушка не подозревала, что за ней наблюдают. В аналогичном же проходе, только в левом, недалеко от камбуза, что-то шевельнулось, в сумраке очертилась невысокая фигура в бесформенных одеждах. Высунулась голова, застыла. А едва затих по правому борту перестук каблучков, на палубу кошачьей поступью выбралась обладательница мешковатого облачения. Лунный свет мазнул дрейфующий «Ковчег», и в желтоватом свечении прорисовалось лицо судового кока Виолетты Игоревны. Загадочно поблескивали глаза. Она пыталась прислушаться, что творится в кают-компании. А там надрывался громоподобный глас полковника, звенела и билась посуда. Что-то скороговоркой лепетала женщина. Виолетта Игоревна шагнула вперед, намереваясь подойти поближе. Но над головой хлопнула дверь, кто-то вывалился из кают-компании, некультурно харкнул, и если бы женщина вовремя не прильнула к надстройке, плевок попал бы ей в голову. Она прижалась к гладкому металлу, затаила дыхание. Донеслось нетрезвое бормотание, скрипел настил, щелкнула зажигалка, и невоспитанная особь мужского пола шумно выдохнула дым. Женщина не стала искушать судьбу – подалась обратно вдоль стеночки. Юркнула за угол, бесшумно заскользила к камбузу. А только закрылась за ней дверь, как из прохода, связующего палубу с основным коридором, выбралась новая фигура. Мужчина застыл, затем покосился на закрывшийся камбуз. Он на цыпочках подался к носовой палубе, но не стал на нее выходить, прильнул к лееру, укрывшись за фигурной колонной вертикальной опоры, слился с ней, застыл. В дрожащем лунном свете угадывалось хмурое лицо механика Панова. Он вглядывался в тихую морскую гладь. Насторожился, когда хлопнула дверь кают-компании, послышались сварливые голоса и заскрипела лестница. Кто-то из «отдыхающих» рискнул спуститься. Механик не шевелился – он сливался с элементами судовой архитектуры, и вряд ли его могли заметить с палубы…