Призрак с хорошей родословной

– Погибни она месяца на три раньше, быть бы тебе вдовцом! – глубокомысленно изрек капитан как раз в тот момент, когда мы входили в дом.

– Не допустил бы! – рубанул по столу Виктор. – Будь она со мной, осталась бы жива! Нечего ей было мать свою слушать! Вот кто во всем виноват!

Любима куда-то испарилась, должно быть, видеть мужа в таком состоянии было невыносимо для ее гламурной сущности. А вот мы с подругами, напротив, очень заинтересовались разговором двух уже изрядно набравшихся господ. И потихоньку устроились в укромном уголке кухни за холодильником, где на нас никто не обращал внимания, но мы могли все слышать.

– Так вроде бы ты же с ней развелся, – попенял Виктору капитан. – В деревне бабки так судачили.

– Я?! – возмутился Виктор. – Да ты что? Чтобы я Любку прогнал? Ни за что!

– Погоди, погоди, – удивился капитан. – К тебе же твоя прежняя вернулась.

– Вернулась, – пьяно кивнул Виктор. – И чё?

– Так ты же на ней женился!

– Я почему женился! Потому что Любка психанула и к мамаше своей убежала. Дура! А та ко мне заявилась и ну скандалить, что я ее доченьку обидел. Имущества лишил. А жить, мол, ее дочь со мной после всего случившегося не будет. Нужно разводиться и имущество делить. Грозилась ужасно. Любима даже из дома ушла. Ну, я и сказал, что ладно, отдам вашей дочери, Раиса Захарьевна, дом в деревне. А себе квартиру оставлю. Что мне еще было делать? Ты же знаешь Раису Захарьевну. Так бы просто она от меня не отстала. Это же огонь, а не баба.

– Полымя! – подтвердил капитан. – Давай выпьем, чтобы век ее больше не видеть.

– Слушай, а не мог бы ты ее за решетку засадить? – по-товарищески доверительно обратился к капитану Виктор.

– За что? – удивился тот.

– А может быть, это она Любку и прикончила, чтобы дом захапать! – ответил Виктор, и у нас с подругами глаза полезли на лоб.

Судя по продолжительному молчанию, капитан тоже с трудом переваривал эту версию.

– Да ты что?! – наконец выжал он из себя реакцию. – Она же ее… как это… Она же ее мать! И чтобы мать родную дочь из-за какого-то дома убила? Не может быть!

– Э-эх! – горько вздохнул в ответ Виктор. – Не знаешь ты всего!

– Ч-чего я не знаю?

– А как Раиса Захарьевна дочку за меня отдавала, вот чего ты не знаешь!

– Н-не знаю, – не стал спорить капитан, да и не смог бы – язык у него к этому времени уже изрядно заплетался. – Р-расскажи!

– У Любки братец есть, вот в нем Раиса Захарьевна души не чает.

– Ну да, – согласился капитан. – Знаю. Не чает. Только погоди! Он же у нее уголовник! Я же узнавал – три ходки у него уже, а самому едва за тридцатник перевалило. Как же, наслышан я о нем. Дом-то их возле нашего стоял, пока этот придурок со своими дружками его не спалили. Только это вроде бы уже после того было, как ты на Любке женился?

– Верно, – сказал Виктор. – Так я тебе и хочу рассказать, как Раиса Захарьевна ко мне пришла дочь свою предлагать. Вроде бы просто по-соседски ко мне зашла. Я думал, чего спросить хочет. Она ведь в этих местах не так давно появилась. Родителей моих уже в живых тогда не было.

– Ну да, – отозвался капитан. – Я помню.

– А приехала сюда Раиса Захарьевна уже вдовой, но с двумя детишками. Любка и Митька. Купили дом, вроде бы на лето.

– Они, и верно, зиму в городе жили, – кивнул капитан.

– Так вот сынка своего Раиса Захарьевна избаловала ужасно, – продолжал рассказывать Виктор. – А дочка у нее всегда на последнем месте была. Не любила Раиса Захарьевна Любку, вот что. Это ведь она мне ее предложила. За пять кусков.

– Что? – спросил капитан, даже протрезвев от удивления. – Как это? За пять тыщ-щ-щ, что ли?

– Тебе как другу скажу! – ответил Виктор. – Ты ведь мне друг?

– Кто друг? Я друг? – усомнился вдруг капитан, но тут же сомнения его оставили и он энергично подтвердил: – Конечно, друг! Мы же с тобой в одну школу ходили!

– Так я тебе по дружбе и скажу: продала мне Раиса Захарьевна свою дочку. Я ведь на Любке из жалости, можно сказать, женился. Мне Раиса Захарьевна так и сказала: если я Любку замуж за себя не возьму, она ее Махмуду нерусскому – это какой-то торгаш с рынка – продаст. Мол, он хоть сейчас купить девку согласен. Только она, как мать, для дочери своей все же счастья хочет.

– Молодец! – одобрил неизвестную нам, но лихо расторговавшую свою дочь Раису Захарьевну вконец окосевший от самогона капитан.

– И поэтому, мол, сначала мне Любку решилась предложить, – закончил Виктор. – За пять тысяч долларов!

– И ты купил? – тупо спросил капитан.

– Не отдавать же Махмуду этому девку было! Потому что я точно понял, что эта стерва – мать Любкина – Раиса Захарьевна вполне бы свое слово насчет продажи дочери сдержала. У ней сынок под следствие по тому времени угодил. Адвокат вроде бы ей обещал так дело повернуть, чтобы его выпустили. Но деньги нужно заплатить. Вот Раиса Захарьевна и решила единственную ценность, что у них в доме была, продать.

– Какую ценность? – снова не понял капитан.

– Да дочку свою! Любку!

– Вот дрянь баба! – в сердцах воскликнул капитан, до которого наконец дошло. – Собственным ребенком торговать вздумала. И что дальше?

Нас с подругами это тоже чрезвычайно интересовало. Но, увы, в этот момент внимание Виктора что-то снова отвлекло.

– Нет, ты глянь, вот паскуда! – неожиданно выругался он. – Верно говорят – помяни черта, и он тут как тут! Приперлась!

– Кто?

– Кто! Ты глаза-то разуй! Теща моя бывшая притащилась! Раиса Захарьевна, чтобы ей прострел во все кишки! Сейчас услышишь, шум какой подымет, как узнает, что Любка померла!

И Виктор начал тяжело подниматься из-за стола. Мы с подругами первыми выскочили на улицу и поэтому первыми увидели невысокую темноволосую женщину с решительным лицом и маленькими пронзительными глазками, шагавшую к дому с таким видом, словно за ней выступала по меньшей мере многотысячная армия с боевыми орудиями. На самом деле вся армия представляла собой одного-единственного высокого парня со слащавым и очень уж испитым лицом и длинными, давно не мытыми волосами. Одет он был хоть и в дорогие вещи, но как-то неопрятно. Замшевая куртка залоснилась на сгибах. Отворот рубашки был явно не свежим. Кроссовки были какими-то серыми, а дорогие джинсы оказались украшены несколькими декоративными подтеками, оставшимися от красного вина или соуса.

– С сынком прибыли, Раиса Захарьевна! – услышали мы за своей спиной голос Виктора. – Что? Выпустили уже мальчика?

– А тебе-то что? – сурово ответствовала женщина. – Не к тебе, чай, приехали. К дочери! Ты-то что тут делаешь?

– Дом-то мой, – отозвался Виктор.

– Дом ты моей дочери после развода отписал! – решительно сказала Раиса Захарьевна. – Раз и навсегда! Сделка обратного хода не имеет! Дом – наш! Вон и покупатели приехали, – углядев нас троих, заявила Раиса Захарьевна. – Уезжай, Витя, по-хорошему. Не позорься перед людьми!

– А чего мне позориться! Дом я Любке дарил, а не вашему сыночку, который с нар не слезает!

– Ей и дарил, – согласилась Раиса Захарьевна, поднимаясь на крыльцо и тесня мужчин. – Никто не спорит. Где дочка?

На этот вопрос Виктор ответить не решился и молча ушел в дом.

– Где Любка? – этот вопрос был адресован капитану, который тоже что-то смущенно пробормотал и ретировался.

– О, – уперла руки в боки Раиса Захарьевна, – погляди на них, Митенька! Тебя упрекают, а сами с утра пораньше уже зенки до бровей залили! Слова сказать не могут!

– Да ладно тебе, мама, – капризно заявил сынуля. – Сама же Любку за это чмо отдала! Не с милицией же нам Виктора отсюда гнать, тем более что он с ней и пьет.

И парень, хохотнув, обнаружил существенную недостачу зубов.

– Продадим дом, он и отстанет, – добавил он, кинув на нас оценивающий взгляд.

Его мамаша тоже наконец обратила на нас внимание.

– Вы ведь покупатели? – спросила она. – Дочку мою не видели?

Мы с подругами оглянулись по сторонам. Но двор словно вымер. Прапор и Женька, которые только что крутились поблизости, в один момент испарились, словно их и не было. Коля с экспертом все еще находились возле тела Любки в старом доме. А Виктор с капитаном и Любимой носа из дома не казали. По всему выходило, что ужасную новость родным Любки предстояло сообщить нам. Одна была надежда, что, судя по рассказам Виктора, они не станут слишком убиваться по своей сестре и дочери.

– Любы тут нет! – сказала Мариша.

– А где же она? – удивилась Раиса Захарьевна.

– Она в старом доме, – ответила Катька. – Только знаете… Она не в очень хорошем состоянии.

– Совсем в плохом, – подтвердила я.

– Да что с ней? – потеряла терпение женщина. – Если этот грубиян ее чем-то огорчил, я его кочергой так отхожу, что он у меня по врачам замучается ходить!

– Нет, Виктор тут ни при чем, – вздохнула Мариша. – То есть хотелось бы верить, что он ни при чем. Понимаете, ваша дочь… В общем, сегодня ночью она умерла.

– Что? – побледнела Раиса Захарьевна и попыталась криво улыбнуться. – Это что, у вас, у городских, такие шутки нынче в моде?

– Да нет же! – с отчаянием произнесла я. – Она в самом деле умерла. Повесилась.

На всякий случай я решила пока не говорить всей правды, опасаясь расправы с Виктором и его новой женой. А нам только очередных трупов тут не хватало. С одним и то разобраться не можем.

– Ой! – схватилась за голову Раиса Захарьевна. – Да как же это? Где она, вы говорите? Там?

И, повернувшись в сторону старого дома, она побежала туда. Ее сын помчался за ней следом. А мы за ними, надеясь, что сердце у Раисы Захарьевны, как у всех выросших на свежем воздухе людей, крепкое и она как-нибудь выдержит и не свалится с приступом. Потому что, где брать тут в глуши «Скорую помощь», я представляла себе плохо. Какая уж тут «Скорая», если даже милиция приехала только потому, что мент был когда-то дружен в школе с хозяином этого несчастного дома.

Глава 5

Самое жаркое время мы с подругами провели на веранде. В гостиной на лучшем в доме диване охала и стонала Раиса Захарьевна, обвиняя своего бывшего зятя в том, что он не уберег ее кровиночку и позволил ей наложить на себя руки. Правды о смерти дочери ей так никто и не решился сказать. Но вскоре Раиса Захарьевна немного утихла и попыталась прояснить ситуацию.

– Ты, Виктор, надеюсь, понимаешь, что наследником моей дочери ты быть никак не можешь! Вы с ней в разводе. И все родственные и прочие отношения между нами прекращены. Тем более что ты теперь в новом браке состоишь. Так что единственные Любкины прямые наследники – это мы с Митей. Я – мать, а он ее родной брат.

– Это еще как суд посмотрит! – запальчиво воскликнул Виктор. – Я вам свой дом оставлять не намерен. Я его своей жене оставил. А вы мне кто такие?

– А ты Любке кто теперь? – заорал Митька.

– Ты вообще молчи! А то харю тебе начищу! – не остался в долгу Виктор.

– Да я тебе сама сейчас всю рожу раскровяню! – заступилась за сына только что совсем помиравшая Раиса Захарьевна. – Ишь, имущество наше решил под шумок к рукам прибрать. Хапуга!

– Мало вам тех денег, что вам Любка перетаскала за эти десять лет! – вызверился Виктор. – Думаете, я не знаю, что вы постоянно ее науськивали, чтобы она вам деньги носила! Не знаю, сколько ее шмотки на самом деле стоят! Она их на рынке покупала, а мне заливала, что в дорогих бутиках. И добро бы для себя выгадывала. Так нет же! Все вам! На уголовника вашего, чтоб он сдох вместе с вами! Это вы ее до смерти довели!

– Ты – душегуб! Сына моего не трожь!

– Подлец!

– Паскуда!

Мы с интересом слушали и ждали, когда мамаша и «вдовец» вцепятся друг в друга. Но так и не дождались. На сцену выступило еще одно действующее лицо, которое за сегодняшний день едва ли проронило пяток слов. Новая жена Виктора Любима спустилась наконец из мансарды, и ее мелодичный негромкий голос, звеня серебром, каким-то образом заглушил вопли Раисы Захарьевны, ее сыночка уголовника и Виктора.

– Не стоит так шуметь, – произнесла Любима. – Всем сегодня пришлось тяжело. Все переживают из-за смерти девушки. А вопрос с домом можно решить мирным путем.

– И каким же это? – поинтересовалась у нее Раиса Захарьевна.

– Вы ведь все равно жить тут не станете, а дом хотите продать? – спросила Любима. – Так продайте его Виктору. Он даст за него хорошую цену. Мы и Любе вчера это же предлагали.

В комнате воцарилось молчание.

– Что же, – наконец произнесла Раиса Захарьевна, – это можно. Если в цене сойдемся, то почему же и не продать. Ладно.

– Слушай, что сейчас начнется! – шепнула мне Катька.

И точно. Не успела она замолкнуть, как в комнате раздался басистый рев Прапора:

– М-и-инуточку! Что это вы тут за моей спиной решили? – ревел он, словно бешеный слон, которому отдавили ногу. – Дом-то наполовину мой! Вот и расписочка у меня в получении денег хозяйкой имеется!

– И он прав! – заступился за друга Женька. – Раз деньги заплачены, то вы уже торговать этот дом не можете!

– Он наполовину мой! – повторил Прапор.

Какой шум поднялся после этих слов, трудно передать. Все кричали одновременно и каждый свое. Мы с подругами с интересом ждали, когда наконец Виктор объединится со своей бывшей тещей и они просто выкинут Прапора и Женьку из дома. И мы наконец поедем дальше в более спокойное местечко.

– В конце концов, свет клином не сошелся именно на этом Любкином доме, – мудро заметила Катька. – В округе еще полно привлекательных домов. А этот мне решительно разонравился.

– Только у твоего Прапора уже нет денег, чтобы себе другой дом сторговать, – хмыкнула Мариша. – Если, конечно, правда то, что он говорит, будто бы отдал все деньги Любке.

– Он весь бледный и трясется, – заметила я. – Думаю, что не врет.

– Тогда плохо дело, – вздохнула Мариша.

– Пока он свои деньги не вернет, отсюда мы никуда не уедем, – подтвердила Катька. – Да нас и не отпустят.

– Кто нас не отпустит? – возмутилась я.

– Милиция, – пожав плечами, ответила Катька. – Мы же были тут, когда убили Любку. Они наверняка захотят поговорить с каждым из нас, и не один раз.

И словно в воду глядела. Про милицию я как-то и забыла. Но тем не менее через несколько минут, когда свара в доме как раз достигла критической точки и ее участники готовились от слов перейти к боевым действиям, ступеньки крыльца скрипнули под чьими-то шагами. И в дом вошел наш знакомый капитан, красный от жары и выпивки, в сопровождении стажера Коли. В тот момент, когда капитан перешагнул через порог, в гостиной что-то ухнуло как бы с размаху об пол. Капитан нервно вздрогнул, а Коля так и замер с занесенной над порогом ногой.

– Что это? – недоуменно посмотрев на нас, спросил капитан.

Мы не знали. Но судя по тому, как содрогнулся дом, упало что-то очень и очень тяжелое. И тут же из гостиной раздался душераздирающий женский вопль. Мы все одновременно ринулись на выручку и, разумеется, застряли в проеме двери.

– Да пустите же меня! – рвался вперед капитан, который никак не мог отпихнуть оказавшуюся более шустрой Маришу.

– Не могу! – пыхтела она, в свою очередь, так как на нее напирали с одной стороны Коля, с другой Катька, а сзади штурмовала дверь еще и я.

Наконец капитан прорвался вперед, потеряв при штурме двери сущую безделицу – одну пуговицу и кусочек своей рубашки. И совершенно непонятно, чего он из-за таких пустяков окрысился на всех нас. Можно подумать, это мы у него эту пуговицу всем составом откручивали. Да и пуговица-то была не бог весть какая ценная. По правде сказать, таким пуговицам рубль цена за десяток.

– Свое добро пришивать к себе крепче нужно! – посоветовала ему вслед Мариша.

Но капитан даже не оглянулся, потому что вопли в гостиной перешли уже в разряд ультразвука, то есть стали почти не слышны. Вбежав в комнату следом за капитаном, мы узрели жуткую картину. На полу лежал огромный старинный дубовый шкаф, доставшийся Виктору от его дедов. Шкаф был сработан на славу, потому что, упав на пол, он не развалился и даже ни одна дверца у него не отвалилась. Из-под шкафа торчали женские ноги в темных колготках. Прапор и Митька тянули каждый за свою ногу, а Женька тщетно пытался поднять тяжеленный шкаф. Время от времени ему это ненадолго удавалось, и тогда Прапор с Митькой делали рывок, а из-под шкафа раздавались приглушенные вопли. Любима забилась в угол и оттуда, с безопасного расстояния, взирала на происходящее, так что мы сразу поняли, что ноги под шкафом принадлежат не ей.

– Что тут происходит? – грозно осведомился капитан.

– Раису Захарьевну шкафом придавило, – отдуваясь, ответил Прапор. – Чего встали как неродные? Помогите. Видите, кончается там человек.

– Шкаф-то тяжеленный, – согласился с ним капитан. – Она, поди, и дышать не может.

Тем не менее спешить на подмогу он что-то не торопился.

– Может быть, она уже умерла? – спросил он, задумчиво глядя на замершие ноги.

Но те в ответ энергично задергались, опровергая это предположение.

– Что же, – тяжело вздохнул капитан. – Колька, берись справа! А я слева ухвачусь.

Втроем они с трудом, но все же подняли огромный шкаф. А Прапор с Митькой наконец выдернули из-под него Раису Захарьевну. Шкаф водрузили на прежнее место, недосчитавшись одной ножки.

– Это вы меня погубить хотели! – заявила всем Раиса Захарьевна, как только немного пришла в себя и смогла говорить.

А говорить она смогла, едва сделав первый вдох полной грудью.

– Ироды! – завопила она. – Смерти моей хотели. Доченьку мою сгубили, а теперь за меня взялись. Шкаф на меня свалили. Думали, пришибет! Так не дождетесь! Я вас всех переживу! А тебе, Васька, стыдно должно быть! Участвуешь в убийстве несчастных женщин, а еще при погонах! Оборотень ты! Вот ты кто после этого!

Услышав вместо благодарности за проявленную заботу отборную ругань и незаслуженные оскорбления, капитан даже посинел от злости.

– Гражданка Клюкова! – воскликнул он. – Я вас сейчас за клевету привлеку.

– Во-во! – неожиданно обрадовалась Раиса Захарьевна. – Привлекай. Глумись над бедной вдовой! Каждый в меня плюнуть норовит!

– Ну что ты, мама! – кинулся утешать ее Митя. – Я не позволю тебя обижать.

– И мы не убивали вашу дочь, – сказал Прапор. – Сами бы хотели знать, кто это сделал.

Он ляпнул и тут же прикусил язык. Но было уже поздно. Раиса Захарьевна подняла заплаканное лицо и уставилась на Прапора своими маленькими глазками.

– Что вы хотите сказать? – спросила она. – Что Любка не сама на себя руки наложила? Ее что, убили, что ли?

Она перевела взгляд на капитана, который смущенно кивнул.

– Ах ты, гадюка какая! – внезапно налилась гневом Раиса Захарьевна. – Подлая тварь! Мало тебе, что ты мужа у моей девочки отбила, так теперь тебе еще и жизнь ее понадобилась.

И с этими словами она сделала попытку придушить сидящую в углу Любиму. На выручку жене кинулся Виктор, а на помощь матери Митька. В конце концов продолжавшую сыпать страшными проклятиями Раису Захарьевну все же оттащили от дрожащей Любимы.

– Гражданка Клюкова, вы не должны никого обвинять, тем более безосновательно, – попенял ей Коля.

– Помолчи ты, щенок! – закричала женщина. – Много ты знаешь. Безосновательно! Скажешь тоже! Есть у меня основания. И еще какие! Эта стерва боялась, что Виктор кое-что про ее художества узнает и бросит ее. Вот так-то! Мне Любка сама сказала!

– Раиса Захарьевна, замолчите! – внезапно побледнел Виктор. – Любима была моей женой до вашей Любки. И если бы она не исчезла, то я на вашу Любку никогда бы и не посмотрел. Вам лучше знать, как получилось, что я женился на вашей дочери. Никакой любовью там и не пахло.

– Вот ты и спроси у своей драгоценной и любимой нынешней женушки, чем она все эти годы занималась и где и с кем она их провела! – закричала Раиса Захарьевна. – Любка-то моя про нее много чего узнала! Все эти месяцы только и думала, как бы эту паскуду на чистую воду вывести да тебе, дураку, глаза раскрыть.

– И что же она узнала? – спросила Мариша.

– Много чего, – кивнула в ее сторону Раиса Захарьевна. – Да только не вашего это, голубушка, ума дело. Сейчас говорить не стану. Только знаю, что моя дочь много чего об этой подлюке сказать могла. И ты, Витя, ее бы точно бросил. Мне Любка так и сказала. Радостная такая домой прибежала. Мама, говорит, я такое про эту стерву узнала, закачаешься. И теперь Виктор ее точно выгонит.

И, закончив свою речь, Раиса Захарьевна откинулась на спинку дивана, куда ее усадили. Видя это, капитан негромко кашлянул, призывая всех к вниманию.

– Отношения между собой будете выяснять позже, – сказал он. – А пока… Пока мне поручено вести дело об убийстве гражданки Плаховой.

– Она Клюкова! – хмуро поправил его Виктор. – Любка фамилию после нашего развода девичью взяла.

– Вот в связи с этим порученным мне расследованием обстоятельств смерти гражданки Клюковой, – послушно поправился капитан, – и в связи с тем, что эксперты примерно установили временной промежуток, когда она рассталась с жизнью, у меня есть к собравшимся несколько вопросов.

Первый вопрос капитана оригинальностью не блистал. Он желал знать, кто последним видел убитую живой.

– Разумеется, это был убийца! – проворчал Женька. – Что за дурацкие вопросы?

– Придумайте получше! – неожиданно разобиделся капитан. – Тоже мне, умники. Сами дел наворотили, а меня критикуют. Вот вы, вы лично, когда видели погибшую живой в последний раз? Когда это было?

– Около половины первого, – пожал плечами Женька. – Мы разошлись около полуночи. Потом я не мог заснуть, поворочался и вышел покурить. Тогда я ее и видел.

– И когда вы вернулись в дом?

– Почти сразу же, – ответил Женька. – Минут пятнадцать посидел на улице, потом меня комары закусали, и я вернулся. И лег спать в гостиной. Все это могут подтвердить.

– Подтверждаем, – кивнули мы с подругами. – Он здорово храпел, мы слышали.

– Хорошо, – кивнул капитан. – В таком случае, вы можете быть свободны.

– Почему это он может быть свободен? – насупился Виктор. – За пятнадцать минут многое можно успеть. А этот тип весь вечер возле Любки крутился, только не на ту напал. Нужен ты ей!

– Он может быть свободен, потому что смерть наступила примерно в промежутке от двух до половины четвертого утра, – пояснил всем капитан. – И сразу хочу спросить, у кого из присутствующих есть на это время алиби? Лучше скажите сразу, чтобы не усложнять процесс.

Алиби оказалась у Женьки и у Прапора, которые громко храпели, так что их слышали все. Алиби оказалось и у нас с подругами, поскольку мы все время держались вместе в ожидании, когда наконец явится домой Любка. Любима и Виктор подтвердили алиби друг друга, чем всем и пришлось довольствоваться, потому что наверх к ним никто не поднимался. А внизу среди ночи тоже их никто не видел. Правда, мне не давало покоя мужское покашливание, которое я слышала в кухне, куда и вела лестница мансарды. Но, с другой стороны, мне могло и почудиться. Прапор и Женька выводили такие рулады и так хрюкали, икали и чмокали во сне, что могли и кашлянуть ненароком.

В связи с тем, что у всех собравшихся имелось алиби на момент убийства, капитан зашел в тупик, а потом согласился выслушать наш рассказ о том, как соседский мальчишка, браконьерствуя возле реки, видел Любку в обществе какого-то высокого мужчины. Было это около двух часов ночи. По словам мальчишки, потом эти двое двинулись в направлении деревни. Он за ними не пошел, так как боялся оставить сети без присмотра.

– Вы не знаете, кто это мог быть? – обратился капитан к Раисе Захарьевне. – С кем из высоких мужчин ваша дочь общалась?

– Не было у нее никаких мужчин! – возмущенно воскликнула Раиса Захарьевна. – Что вы мою дочь порочите! Любка у меня в строгости была воспитана. Я ее замуж невинной девушкой отдала! Вот так-то. Не то что нынешняя молодежь – где только подолом не трясут.

– Гражданка Клюкова, никто вашу дочь и не собирается позорить! – вспыхнул капитан. – Я разве сказал, что она с любовником встречалась? Нет! Я вас спросил, были ли у нее знакомые мужчины высокого роста. Может быть, кто-то ей угрожал в последнее время? Или ее преследовали? Шантажировали? Она вам не жаловалась ни на что такое?

– Нет, – немного подумав, покачала головой Раиса Захарьевна. – Любку все любили. И никаких мужчин в ее жизни не было. Только разве что Костик… Он высокий, но он бы никогда мою дочь не обидел. Он ее боготворил.

– Что за Костик такой? – неожиданно ревнивым голосом спросил Виктор. – Откуда он появился?

– А тебе что за дело? – злобно посмотрела на него Раиса Захарьевна. – Ты с моей дочерью развелся. Ну и все! Помалкивай теперь!

И, повернувшись к капитану, она продолжила:

– Был у нее дружок один школьный. Он за ней еще в школе таскался с портфелем. Контрольные давал списывать, домашние задания они вместе делали. И родители его всегда Любку у себя в доме привечали. Только вот Любка замуж за Виктора вышла. Но Костик ее не забыл, и она его, видать, тоже. Когда они с мужем развелись, она ему первому позвонила.