Компромат на президента

«Заинтересовался мужик кораблем. В самом деле, игрушка стоящая, дорогая не только в смысле купить, а в смысле содержать. Не каждому по карману».

Глава 3

Ранним утром Клим Бондарев встретился с подполковником ФСБ Прохоровым, тем самым мужчиной в штатском, который приезжал в дом олигарха после неудачного ограбления. Большой симпатии к Бондареву подполковник не испытывал. Кому же понравится, если тебя, руководителя операции, передают в оперативное подчинение неизвестно кому? О Климе он знал только то, что ему посчитал нужным сообщить помощник президента. А тот был немногословен.

«Антон Павлович, выполняйте все, что ему может понадобиться. Если что-то окажется не в ваших силах, лучше признайтесь сразу. Дело на личном контроле», – вот и все, что было сказано, но сказано весьма многозначительно.

Они прохаживались неподалеку от церкви Вознесения. Клим Бондарев оделся так, как обычно одевался по утрам: джинсы, легкий свитер. Прохоров в своем строгом темном костюме походил на чиновника, помогавшего иностранцу знакомиться с московскими достопримечательностями.

– Отплывают вечером? – Клим Владимирович, запрокинув голову, смерил взглядом высокую шатровую колокольню храма.

Прохоров подтвердил, что прогулочный теплоход «Аэлита», принадлежавший теперь Михаилу Хайновскому, готов к отплытию, продукты на него завезены, теперь ждут гостей.

– Кого именно? – уточнил Клим.

– Судя по количеству стульев, привезенных на корабль, компания ожидается довольно большая.

– Поточнее нельзя?

– Нет, Клим Владимирович. Приглашения не рассылались. Чувствую, появятся гости, которых мы с вами не ждали.

– Чиновники из администрации будут?

– Неизвестно.

– Кто охраняет мероприятие?

– Если ничего не изменится, то начальник охраны Хайновского Порфирьев, – сказал Прохоров.

Подполковнику и самому было мало что известно. Ясным стало лишь одно: на теплоходе готовится не простое празднование рядового дня рождения. Иначе к чему было Хайновскому разводить конспирацию? Бондареву, ясное дело, хотелось знать побольше, но он понимал – Прохоров сделал все что мог. Не так-то легко организовать слежку за одним из самых богатых людей России.

– Вам понадобятся мои люди? – напрямую спросил Прохоров.

– Их не должно быть рядом ни в момент отплытия, ни после, – твердо сказал Клим, – можете снять наружное наблюдение прямо сейчас.

– Вы уверены? – Прохорову казалось, что Клим настроен несерьезно.

– Не затягивайте с этим. – Бондарев кивнул и зашагал к выходу из парка.

«Странный человек, – подумал подполковник, – в его голосе сквозит такая уверенность, что поневоле начинаешь ему доверять».

* * *

Уже смеркалось, когда Клим Бондарев поставил машину на стоянку неподалеку от моста через Москву-реку. Одет он был в рыбацкий комбинезон, взял из багажника удочки и спортивную сумку, взглянул на часы. Теплоход, если верить Прохорову, должен был отчалить от причала в Коломенском через час.

«Гулять будут всю ночь и за городом. На берег не сойдут, иначе зачем тогда столы, стулья. К чему избегать комфорта, когда на корабле все приготовлено по высшему разряду».

Прохожих было мало. Бондарев медленно проследовал по мосту до самой его середины, для вида размотал удочку, воткнул ее в трещину между бетонными плитами, облокотился на поручни, долго смотрел в черную далекую воду. Из спортивной сумки извлек маленький бинокль, облокотясь на перила, приложил его к глазам, навел на сияющий огнями теплоход, замерший у причала.

Он видел, как к набережной одна за другой подруливают машины. По номерам Бондарев определял, какая машина какому ведомству принадлежит. Добрая половина приглашенных – государственные чиновники. Было несколько «Мерседесов» из Государственной думы с мигалками и прочей атрибутикой, до которой так падки депутаты. Один автомобиль из Совета безопасности. Кто именно на нем приехал – Клим, как ни старался, рассмотреть не смог – человек в черном костюме с невыразительным лицом прошмыгнул по трапу, и опекали охранники его слишком плотно, словно закрывали телами от выстрела снайперской винтовки.

«Хорошо работает охрана. В Совбезе всегда были профессионалы, и даже сейчас, когда ведомство утратило прежнее значение, в нем работают на совесть».

Клим отметил и то, что с мужчинами, почти с каждым, приехала дама. Обычно, когда планируются деловые переговоры, женщин можно пересчитать по пальцам.

– Ну вот и все, – пробормотал Клим, когда стоянка перед причалом опустела, двое охранников покинули набережную и подняли мостик со свежепокрашенными перилами.

И тут произошло что-то странное. По набережной к причалу на большой скорости подлетела белая «Волга». Номера были частные.

– Кто же это? Большие люди на «Волгах» теперь не ездят. Если не считать любителей отечественного автомобилестроения. Машина без мигалки, без антенн, самая обычная.

Из машины несколько раз настойчиво посигналили. Охрана засуетилась. Мостик немедленно вернули на прежнее место. Сам Хайновский вышел встретить опоздавшего гостя. Он наклонился к дверце, распахнул ее и подал руку. Из машины не вышла, а именно выпорхнула женщина лет тридцати. Бондарев не видел со своего места ее лица, только пышные волосы, рассыпавшиеся по полуобнаженным плечам. Зато ему прекрасно было видно лицо Хайновского. Олигарх приобнял гостью, и глаза его зло сузились.

Женщина под руку с олигархом ступила на причал.

– Лада Сельникова! Вот это уже любопытно, – усмехнулся Бондарев, – как я понимаю, Хайновский думал, что она не приедет, даже машины за ней не послал. А ведь она могла погибнуть при взрыве.

«Если бы опоздал простой депутат или даже лидер фракции, мостик навряд ли бы опускали. Пароход бы медленно отплыл, поморгав огоньками опоздавшему, и растаял бы в ночной мгле. А гости, опершись на перила палубы, махали бы ему рукой».

Теплоход развернулся перед причалом, вода у бортов забурлила, огоньки, как показалось Бондареву, засверкали ярче, и корабль поплыл к мосту. Со стороны Клим напоминал обыкновенного зеваку-рыбака, у которого не заладилась рыбалка, а домой возвращаться не хочется. Вот он и застрял на мосту, раздумывая, куда бы податься. Может, пойти в гаражи и с мужиками выпить, а может, еще постоять, покурить, стряхивая пепел в реку.

Пароход медленно приближался. Бондарев уже слышал музыку, летящую над гладью реки.

– Пора, – пробормотал он, перелезая через перила, пристегивая к ремню карабин.

Веревку он держал в руках, свободный конец был привязан к тумбе ограждений.

– Ну же, ну же, – шептал Бондарев, медленно в уме ведя обратный отсчет.

– …десять, девять…

Он присел на площадке за тумбой, чтобы его не увидели с парохода. Но никто на мост и не смотрел. Все были поглощены началом торжества. Вспыхивали на палубе бенгальские огни, оркестр играл на возвышении. Охранники были уверены, что никто посторонний на борт не проник и можно расслабиться до тех пор, пока гости не примут лишнего и не начнут выяснять, кто из них важнее, не начнут высказывать, как с трибуны, свои взгляды на сегодняшнюю жизнь, понося на чем свет оппонента. Тогда может начаться и небольшая потасовка. К счастью, буйных гостей не было, значит, все пройдет относительно тихо. Во всяком случае, за борт никого не сбросят.

Гости разбирали бокалы с шампанским. Фуршет уже начался. Небольшой оркестр старался вовсю. Клим быстро спрятал бинокль в карман комбинезона, положил удочку у края ограждения так, что с тротуара ее нельзя было заметить. Прижал сумку к себе. Теперь он уже не мог видеть, что происходит на палубе, теплоход заходил под мост.

– С богом, – сказал Клим, отталкиваясь от парапета.

Веревка натянулась, и Бондарев, как опытный альпинист, заскользил по ней вниз. Оттолкнулся он удачно, веревка почти не раскачивалась. Все произошло именно так, как он рассчитывал, с точностью до сантиметра. Клим завис над теплоходом, сгруппировался – поджал ноги, пропуская под собой антенну с тарелкой космической связи, и опустился за рубкой, в метре от нее. Тут же отстегнул карабин и, натянув веревку, дал свободному концу выскользнуть из металлического кольца, размахнувшись, отбросил ее. Веревка исчезла в бурлящем потоке за кормой.

Секунд десять Бондарев сидел на корточках, прислушиваясь к разговору двух охранников. Они стояли у борта прямо под ним и курили. Клим видел их затылки. У каждого имелись наушники и выносной микрофон.

Говорили охранники, как обычно, не о работе, а о бабах. О чем еще может мечтать здоровый мужик, которому сегодня нельзя выпить ни грамма спиртного, нельзя ни с кем даже потанцевать. Можно лишь пожирать красавиц глазами да сглатывать слюни, глядя на разнообразные закуски, вдыхать аромат дорогих сигарет.

– Ты видел ту бабу?

– Которую?

– Она с депутатом от либерал-демократов приехала. Ты видел, какая на ней блузка?

– Видел, – облизнувшись, со вздохом произнес другой охранник, – дырчатая вся, словно сеть рыболовная, а под сетью – ничего нет.

– Соски, как каменные, сквозь дырки в крупной вязке наружу торчат. Она бы еще кольца в них всунула, как в уши. И специально, сука, перла прямо на меня, чтобы грудью меня коснуться.

– Можно подумать, ты отскочил?

– Отскочил, работу терять не хочется. В другое время и в другом месте я бы на депутата хрен забил, я бы его бабенку оприходовал как нечего делать.

– Денег у тебя не хватит, – философски заметил второй охранник.

– Ей, ты знаешь, между прочим, на деньги уже, наверное, смотреть не хочется. Они у нее изо всех мест пачками торчат. Ей что надо? Ей мужика хорошего подавай, а не депутата старого.

– Думаю, что и мужиков у нее хватает. Тебя среди них нет.

Улучив момент, Бондарев бесшумно спустился на палубу за выступом пожарного гидранта, прокрался, прижимаясь спиной к надстройке, почти за самыми спинами охранников. Те даже не пошевелились, занятые своей беседой. Их крепкие затылки напомнили Бондареву два булыжника у обочины дороги.

«Расслабились парни», – подумал он, сбегая по металлической лесенке вниз, туда, где располагались каюты. Открыл первую попавшуюся, в узком коридоре возник охранник, заслышавший шаги, но он не успел рассмотреть Бондарева, быстро проскользнувшего в каюту.

И на этот раз Климу повезло. Каюта была пуста. Две кровати аккуратно застелены. На столике – ваза с цветами. Бондарев закрыл за собой дверь, повернул защелку. Быстро стянул комбинезон, остался в костюме, при галстуке. На лацкане поблескивал депутатский значок.

Охранник остановился у двери, негромко, но настойчиво постучал.

– Что надо? – буркнул из-за двери Бондарев.

– Это охрана.

– Ну и что из того, что ты охрана. В туалет сходить не дают.

– Извините, – произнес охранник.

Клим прислушался.

«Не уходит».

Он был готов к тому, что охранник попытается войти, если время ожидания затянется. Тогда с ним пришлось бы разобраться другим способом, более простым и надежным. Разобравшись, пришлось бы засунуть его под кровать, туда, куда обычно складывают чемоданы, где уже лежал комбинезон.

Немного постояв у зеркала, Бондарев причесался, поправил узел галстука, осмотрел себя.

– Мужчина хоть куда. В таком виде можно и в загс заявиться, сразу за жениха примут.

Он вытащил из вазы, стоявшей на столике, букет цветов, пышный, со вкусом подобранный. Небрежно стряхнул воду, сунул в рот сигарету, зажигать ее не стал, и вышел в коридор. На лацкане пиджака демонстративно поблескивал депутатский значок.

Охранник хмыкнул.

– Огонька не найдется? – опередил вопрос охранника Бондарев.

С торчащей сигаретой подался вперед, словно хотел ей прикоснуться к кончику носа охранника. Тот отшатнулся, растерялся и даже потянулся к кобуре.

– Не шали, – усмехнулся Клим Бондарев.

– Извините, привычка.

– Оно понятно. Из какого подразделения будешь, что прошел? – заметив шрам у левого уха охранника, осведомился Бондарев.

Тот что-то пробурчал про Седьмое управление и наконец щелкнул бензиновой зажигалкой. Клим прикурил и умудрился задуть огонек, не вынимая сигареты изо рта.

– Спасибо. – Он хлопнул охранника по плечу и уверенно зашагал к выходу, оставив после себя запах дорогого одеколона.

– Везет же некоторым, и здоровье у него есть, бабок, наверное, немерено, и должность не маленькая. А я за свои семь сотен горбатиться должен, как проклятый. Сейчас напьется, как свинья, начнет посуду крушить, бабу снимет, какую пожелает, может в каюте наблевать, и ничего ему не сделаешь. Вытрут, уберут, обмоют, еще и извиняться примутся, в глаза заглядывая. Вот это жизнь.

Бондарев же смешался с гостями и выглядел среди разодетых мужчин и элегантных дам абсолютно своим. Разноцветные лампочки подсветки, громкая музыка, хохот и выкрики меняли людей до неузнаваемости. Со вторым бокалом шампанского исчезла чопорность, узлы галстуков расслабились, пиджаки были расстегнуты. Все вели себя раскованно.

Через пару минут Бондарев понял, что будет лучше, если он депутатский значок снимет, спрячет в карман. Депутатов на палубе хватало. А эти своих знают, как волк знает всех из собственной стаи. Теперь его принимали: чиновники за бизнесмена, бизнесмены за чиновника, а депутаты вообще не обращали на Бондарева внимания. Ходит себе мужчина, и пусть ходит, не шумит, не орет, ни к кому не цепляется. Раз пустили на корабль, значит, свой в доску. Лишних людей здесь не держали.

Клим старался не спускать глаз с Хайновского, тот постоянно держался рядом с еще одним олигархом – Семеном Липским, они словно приросли друг к другу, как сиамские близнецы. И немудрено, их бизнес был связан накрепко.

«Публика разбивается на пары, на группы по интересам, и только я пока один, так недолго и засветиться».

Чиновник из Совбеза держался поодаль от депутатов. Он не привык к подобным тусовкам. Он не пил, лишь держал в руках бокал, полный шампанского.

«Значит, будет говорить с кем-то о деле. О делах всегда говорят на трезвую голову».

С бокалом шампанского Клим подошел к нему.

– Извините, Кирилл Андреевич, вы меня помните?

Чиновник вел себя на борту теплохода «Аэлита» совершенно естественно, как ведет себя человек, который находится здесь по праву, если не рождения, то хотя бы службы.

– Нет, вы, наверное, ошиблись. Мы не встречались раньше.

– Что ж, жаль…

«В любой компании найдутся завсегдатаи, – подумал Бондарев, – те, кто не пропускает ни одной из тусовок, те, кто всегда в курсе событий. Искать таких людей среди мужчин, во всяком случае, здесь, где собрались политики и бизнесмены, дело безнадежное. Женщины же любопытны от природы, поэтому надо обязательно найти подход к одной из них».

Он глянул вдоль борта. В основном публика уже успела разбиться на пары.

«Одиночек немного, – усмехнулся Клим, – вот одна – красива, умна, но обаяния в ней не больше, чем у шипа на стебле розы. Глаза умные, а взгляд желчный. Наверняка она не журналистка. Представителям этой профессии вход на сегодняшнее мероприятие заказан. А вот и та, что может мне подойти. Другие приближаться к ней боятся, а самому Хайновскому некогда».

Бондарев пробрался между танцующими парами и облокотился на латунный поручень в метре от Лады Сельниковой, которая, скучая, грустно смотрела на речную воду, рассекаемую теплоходом. Город уже кончился, шли берега, покрытые редким лесом, за деревьями просматривались огоньки домов.

Одинокая женщина даже не повела взглядом в сторону Бондарева. Клим кашлянул, она не двинулась.

– Здесь скучно, – проговорил Клим то ли самому себе, то ли возможной собеседнице.

– Слишком скучно, – не поворачивая головы, отвечала Лада.

– Скучно бывает только там, где все заранее известно, – Бондарев добавил в интонацию несколько вкрадчивых ноток.

Клим знал, что на палубе этого теплохода он обречен на успех. Люди политики и бизнеса обычно не очень привлекательны. Они намертво срастаются со своими занятиями. Политик и в постели политик, бизнесмен даже во время поцелуя думает о том, как и где крутятся его деньги. И женщине, жаждущей внимания, не очень приятно иметь дело с человеком, вроде бы и присутствующим рядом, но в то же время озабоченным далекими от любви проблемами.

– Я знаю, что вы сейчас мне предложите, – чуть заметно улыбнулась женщина и зябко повела плечами.

На воде даже летней ночью холодно.

– Не отгадаете, – усмехнулся Клим.

– Вы хотели мне предложить поскучать вместе.

Бондарев развел руками:

– Вы угадали, а теперь я попробую угадать, что вы мне ответите.

Наконец-то на лице Лады появился вполне определенный интерес к Бондареву.

– Вы бы сказали, что именно эту фразу ожидали от меня услышать.

– Хорошо, – кивнула женщина, – я бы так сказала, но что бы я подумала при этом?

– Вы бы подумали, почему я этого мужчину никогда раньше не видела. Компания собралась довольно тесная, и случайных людей быть не должно.

– Кто же вы?

– Секретный агент, засланный спецслужбами выведать все местные секреты, – шепотом произнес Бондарев, улыбаясь.

– Бросьте, настоящий агент никогда в этом не признается, особенно болтливой женщине.

– Что ж, если б я сказал, будто холост, это прозвучало бы еще менее правдоподобно.

Они оба искренне засмеялись. Смех всегда сближает.

– Честно говоря, я вас заметила давно, – женщина поманила пальцем официанта с подносом и взяла тонкий высокий бокал с сухим вином, – не люблю шампанского.

– Я же стараюсь быть поближе к народу, – окинув взглядом публику, сказал Клим, – прекрасно помню, как в конце восьмидесятых шампанское называли пивом кооператоров. Они пили его и на пляжах, и в шашлычных.

– Вы не спешите представиться, – глядя на Клима поверх бокала с вином, произнесла женщина.

– Мистер Икс или агент 007, – ответил Клим и коснулся широким фужером узкого бокала.

Раздался мелодичный звон.

– Мой фужер звучит на «ми-бемоль» первой октавы, ваш на «соль».

Лада пристально посмотрела на него.

– Нам осталось отыскать того, у кого бокал прозвучит на «до» первой октавы. «До-минор» – мое любимое минорное трезвучие.

– За знакомство, – сказал Бондарев, отпивая немного из фужера и щелкая по нему ногтем, – вот оно, недостающее «до».

– Вы любите музыку?

– И музыку тоже.

– Лада Сельникова, – назвалась женщина, – вас я тоже раньше не видела.

– Секретные агенты редко выходят на свет. Кто этот человек, вы знаете? – Клим показал на чиновника Совбеза.

Кирилл Андреевич стоял, выжидая момент, когда сможет подойти к олигарху Хайновскому. Лада пожала плечами.

– Я впервые его вижу.

– Меня, наверное, как и вас, тоже удивило его прибытие.

Она призадумалась.

– Кажется, я понимаю, почему он здесь. Вернее, почему здесь оказались все остальные, возможно, кроме вас, – прищурившись, сказала она.

– Это как у Честертона, – беспечно сказал Клим, – помните, отец Браун рассуждал, где лучше всего спрятать дерево?

– В лесу, – продолжила цитату Лада.

– Вот именно, человека, с которым нужно переговорить, удобнее всего спрятать среди гостей. Простите, – Клим взял руку Лады, – давайте потанцуем, – это Бондарев сказал, заметив, что Хайновский с Семеном Липским стали перешептываться, хотя до этого говорили вполголоса.

– Я даже не успела сказать «да», – с легкой обидой произнесла женщина.

– У меня не было времени дожидаться ответа, – и Бондарев приложил палец к губам, – скажете свое «нет» после танца.

Хайновский кивнул Кириллу Андреевичу Братину. Чиновник Совбеза показал на циферблат часов, покрутил рукой в воздухе и поманил его пальцем. Хайновский тут же отрицательно качнул головой, но все же подошел, оставив Липского в одиночестве. Бондарев почувствовал, разговор между ними троими, включая Липского, назначен на более позднее время, когда уже никому ни до кого на теплоходе не будет дела, когда веселье перевалит за наивысшую точку. Вот и злится олигарх, что его торопят.

Бондарев с Ладой оказались ближе других танцующих пар к Хайновскому в тот момент, когда Кирилл Андреевич, подойдя к олигарху вплотную, тихо, но четко произнес:

– Я узнал еще кое-что, о чем прошел слух в администрации.

Братин огляделся, продолжая нервно улыбаться. Совсем неподалеку от него танцевала пара, но мужчина и женщина смотрели в глаза друг другу, им ни до кого не было дела.

– Сменился человек, ответственный за вас, – глядя мимо Хайновского, проговорил Братин, – поэтому я и подошел к вам раньше, чем мы окажемся за одним столом с Липским.

По лицу Хайновского пробежала нервная дрожь. Олигарх хорошо понял, что президента не оставило желание сломить его упрямство.

– Это меняет дело. Я бы не хотел, чтобы об этом стало известно Семену Липскому, – побелевшими губами ответил Хайновский.

– Я, если потребуется, найду способ узнать, кто именно приставлен к вам.

Хайновский метнул быстрый взгляд в сторону Липского. Тот мирно беседовал с одним из депутатов, стоя на самом носу корабля.

– Чего вы от меня потребуете за подобную услугу?

– Не чего, а сколько.

Если бы Хайновский меньше владел собой, его брови изумленно взметнулись бы. То, что Братин согласен на банальную взятку, а не на услугу, способную принести в результате значительные дивиденды, явилось для него открытием.

– Обстоятельства так сложились. Шестьдесят тысяч. Вы подумайте и дайте мне знать, – Братин отошел в сторону.

Хайновский остался стоять, глядя на фужер с шампанским в руке. Разговор произошел очень быстро и неожиданно.

Прозвучала финальная музыкальная фраза. Клим подвел Ладу к поручням.

– Хотите еще выпить?

– Нет, кажется, я ошиблась, здесь не смертельно скучно. У вас, мистер Икс, очень тонкий слух, потому как я ничего из разговора не услышала.

– Музыкальный, – подняв палец, весело уточнил Бондарев.

Олигархи уже советовались между собой. Липский нервничал и теребил Хайновского за рукав пиджака.

– Михаил, не может этого быть. Тебе не почудилось? Он хочет получить взятку?

– Вот те крест святой, – отвечал Хайновский, – сказал, шестьдесят тысяч.

– А если это подстава? Он же человек государственный и если почувствовал, что под тобой земля зашаталась, то сдаст тебя не задумываясь.

– Я ни на кого не рассчитываю, ты тоже сдашь меня, если понадобится.

– Михаил…

– Я давно перестал быть наивным. Каждый печется только о своем интересе. И я в том числе. Вы меня будете спасать до последнего. Братин знает, что мне очень много известно про него. А ты понимаешь, что следующей в списке после моей стоит твоя фамилия.

– Михаил, – Семен Липский сокрушенно покачал головой, – я за тебя буду бороться до последнего.

– Я побеспокоился о себе сам. Мне понадобится только минимальная помощь.

– Сколько лет жили, с властью дружили, теперь, когда своих людей в верха провели, думал, покой настанет.

– В этой стране никогда покоя не будет, если у тебя лишний доллар в кармане есть, его обязательно кто-нибудь вытащит.

– Я всего лишь хотел получить от него подтверждение, что действую правильно. Через полчаса соберемся в зале.

– Вы опасный человек, – Лада положила руку на блестящий поручень, достаточно близко, чтобы мужчина мог пожелать положить свою ладонь поверх ее.

– Вы любите играть на опережение, поэтому я скажу, что намек понял, но повременю.

Лада отдернула руку от металла, словно тот был раскаленным. В ее взгляде читалась обида, но тут же улыбка тронула ее губы.

– Плохо быть умной.

– Я понимаю, умным труднее получать удовольствие.

– То, что вы делаете и говорите, граничит с хамством, но почему-то мне это нравится.

– Я привык делать только то, что мне нравится, – прошептал Бондарев прямо ей в ухо.

– Вы, как и я, не любите условностей, они скучны.

– Скучны не сами условности, а люди, соблюдающие их. Где здесь может располагаться комната для переговоров?

– Вы бы хоть для приличия сказали, что я вам понравилась.

– Если бы вы мне не понравились, я бы к вам не подошел.

– У нас еще двадцать минут, – глядя в глаза Климу, произнесла Лада, – вас же интересует встреча Хайновского с Липским?

– Вы его ненавидите, – усмехнулся Клим.

– Не преувеличивайте, – она взяла мужчину за руку, – так выглядит убедительнее, будто мы идем целоваться.

– Вы их обоих ненавидите.

– Я уже не умею ненавидеть, нельзя ненавидеть то, чем живешь.

Клим и Лада прошли вдоль борта по узкому проходу между надстройкой и поручнями. Двое охранников стояли около двери, ведущей в надстройку.

– Тут найдется место, где никто не будет на нас смотреть? – с упреком спросила у охранника Лада.

Тот лишь пожал плечами, сохранив бесстрастное выражение на лице. Служба приучила его относиться к гостям с уважением и при этом неукоснительно выполнять распоряжения начальника охраны.

– На проходе мы никому не помешаем, – бросил Бондарев.