Южный фронт

На занятиях по рукопашному бою следовало поднатаскать бойцов на предмет выполнения некоторых приемов. Возможно, в каком-то другом батальоне комбат бы просто стоял или сидел в стороне и наблюдал, как с личным составом работают инструкторы. Здесь же дело обстояло иначе. Командир батальона не просто присутствовал на занятиях или контролировал их ход, а лично участвовал в тренировочных боях. Едва ротный, соблюдая уставные формальности, напомнил бойцам о важности отработки приемов рукопашного боя, Батяня остановил его. Комбат вышел на середину площадки, стал перед строем и, вглядываясь в лица десантников, заговорил с явным вызовом:

– Вот вы все уже отработали приемы боя со штык-ножом, примкнутым к автомату. А сможет ли кто-нибудь из вас отразить нападение противника, вооруженного саперной лопаткой?

– Так точно! – не сдержался уверенный в себе контрактник.

Лавров подозвал смельчака к себе и приказал снарядить его автоматом со штык-ножом. Сам же взял саперную лопатку.

– Всем внимательно смотреть! – наказал он остальным. – После схватки разберете вместе с ротным ошибки. А то, что они у вашего товарища будут, не сомневайтесь.

Солдат и командир стали друг напротив друга.

– Ну, давай же, сынок. Нападай и, главное, не жалей меня, – дал добро Батяня.

Контрактник напрягся, готовясь к нападению. Крепко удерживая автомат, он сделал выпад и попытался нанести удар в живот. Комбат тут же плашмя ударил саперной лопаткой по стволу в районе газовой трубки со ствольной накладкой. При этом он отвел автомат в сторону, приподнял вверх и подвинул руку так, чтобы она оказалась под стволом. Солдат не успел опомниться, как следующим движением майор поднял автомат под углом чуть менее девяноста градусов. Левой рукой он ухватился за ствольную коробку и дернул автомат влево, заставляя противника потерять равновесие. Тот подал корпус в сторону, чтобы не дать вырвать из руки автомат. Однако майор правой рукой, не отпуская лопатку, заломил свободную руку нападающего и заставил контрактника рухнуть на землю. После этого Батяня имитировал удар саперной лопаткой по голове.

– Ты понимаешь, чем бы закончился этот бой, будь он реальным, – промолвил Лавров, помогая солдату подняться.

– Так точно, – хмуро ответил тот и покосился на сослуживцев. Все они с серьезными выражениями лиц продолжали внимательно следить за происходящим на площадке. На месте моментально поверженного контрактника вполне мог быть каждый из них.

– Ты не обижайся, – уловив настроение бойца, заметил комбат. – Выпады в живот хороши только тогда, когда ты точно знаешь, что противник ослеплен. Горстью песка или солнечным зайчиком – не суть важно. Ситуации, конечно, бывают разные. И на каждую из них свой прием для нападения или обороны вряд ли найдется. Но и ты, и твои братья по оружию должны научиться сочетать в своих действиях все то, чему вас учили. Все должно быть отработано до автоматизма. В реальном бою враг не даст тебе времени на раздумье. Враг будет тебя убивать. Поэтому решения нужно принимать мгновенно, еще до того, как проклятый супостат начнет выковыривать тебе мозги саперной лопаткой.

Контрактник ловил каждое слово командира, понимая, что тренировка еще не завершена. Батяня на полуслове оборвал свое объяснение и сделал молниеносное движение лопаткой в сторону солдата. Командир опять-таки лишь имитировал удар лопаткой в правое предплечье. Боец, хоть и не ожидал продолжения боя, однако все-таки сумел отреагировать. Он отпрянул и быстро ушел в сторону, поднимая с земли автомат. Комбат напирал, норовя нанести новые удары (снова же имитационные). Солдат, раззадоренный неудачей первого боя, на этот раз действовал более умело. Однако весь раунд ему пришлось обороняться. Ни одной атаки он так и не провел. Зато Лавров атаковал и атаковал, пока не свалил солдата с ног при помощи специального приема.

– Для настоящего десантника оружием может стать все, что угодно. Хоть полотенце, хоть доска от забора, – промолвил Лавров.

Солдат согласился с командиром и попросил еще один раунд. Батяня обрадовался солдатскому запалу и готов был выполнить просьбу. Однако к площадке подъехала штабная машина и остановилась прямо напротив места проведения занятий. К командиру батальона обратился водитель начальника штаба полка:

– Товарищ майор, вас срочно вызывают в штаб полка.

– Причина известна? – уточнил он.

– Совещание. Гости из Москвы прилетели, – лаконично отвечал водитель.

– Ну, коль гости из Москвы, то понятно, – усмехнулся Батяня и извинился перед контрактником за то, что третий раунд откладывается.

– Разбирайте ошибки, отрабатывайте приемы. Без ежедневной подготовки настоящим русским десантником не стать, – напутствовал он подчиненных перед тем, как сесть в служебную машину и поехать в штаб полка. Майор прекрасно понимал, что совещание с участием московских гостей может означать лишь одно – новое задание для него с командировкой в какую-нибудь отдаленную страну. Он даже начал вспоминать ленту новостей за вчерашний день, пытаясь определить вероятное место назначения. Однако ничего, что подходило бы под параметры его «заморских командировок», комбат не находил. Оставалось лишь запастись терпением и узнать обо всем из первых уст.

4

Что произошло, то произошло. Повернуть время вспять и что-либо изменить было невозможно. Оставалось лишь воздавать хвалу богу, что по курсу следования самолета оказался этот остров. Если бы его не было, то крылатая машина рухнула бы прямо в океан. При таком раскладе шансов спастись не было бы ни у кого. Ну или почти ни у кого. Остров все-таки сыграл свою важную роль в сведении последствий крушения лайнера к минимуму. Конечно, в идеале хотелось бы, чтобы на нем имелась какая-никакая взлетно-посадочная полоса, но таковой в джунглях попросту не имелось.

С учетом всех обстоятельств сложившейся ситуации и конкретно условий местности, можно сказать, что российский пассажирский самолет посадку на остров совершил удачно. Была в этом заслуга и командира экипажа. Его отточенное за многие годы полетов умение быстро реагировать на изменяющуюся обстановку действительно пришлось как никогда кстати. Однако и на самом острове представилась возможность относительно благоприятного приземления. Самолет сел на редколесье, протаранив при посадке несколько километров деревьев. Был бы там сплошной густой лес, результат приземления мог бы оказаться совершенно иным. Безусловно, при посадке самолет был сильно поврежден. Полет сквозь редколесье привел к тому, что машина потеряла хвостовую часть. Крылья и внешняя часть борта были помяты и местами покорежены.

Остановился самолет метрах в десяти от высокого скального выступа, отделявшего редколесье от густых непроходимых джунглей. Это выглядело как настоящее чудо. Ну или очередное везение в цепи везений, которые сопутствовали данной катастрофе. Однако еще большим чудом казалось то, что самолет не загорелся. Он был доверху заправлен керосином, который вполне мог вспыхнуть, уничтожив самолет и всех, кто находился на его борту. Пожар, случись он на самом деле, мог бы иметь роковые последствия не только для потерпевших крушение, но и для островитян. Пламя могло переброситься на деревья, и вскоре заполыхал бы весь остров. Ничего этого не произошло. Спасшиеся благодарили Господа и отходили от недавнего шока.

На момент крушения на борту находились граждане Российской Федерации – представители дипломатического корпуса, торгового представительства, а также их семьи, включая детей разного возраста. Все они эвакуировались из латиноамериканской республики, где происходила попытка военного переворота, и должны были быть доставлены самолетом на родину. Эвакуация завершилась непредсказуемо. В результате крушения десятки пассажиров получили тяжелые ранения. Несколько человек погибли. Незначительные царапины, ссадины, ушибы были практически у всех пассажиров. Раненый командир экипажа сумел связаться по радио с диспетчером в столице одного из латиноамериканских государств. Оттуда информацию перенаправили в Москву. Вскоре стало понятно, что «большая земля» приняла сообщение и пообещала довольно скорое прибытие помощи. «Вы только ждите», – заверил пилота диспетчер, передавая сведения, полученные из России. Обещание обнадеживало. Однако в силу особенностей характера, темперамента, возраста и других качеств пассажиры по-разному реагировали на данную новость. Выдержки после пережитого хватало далеко не всем.

Люди на борту, несмотря на близость или относительно схожий род деятельности, все-таки были разные. Что воодушевляло одного, другого – угнетало, и наоборот.

Командир экипажа капитан Артем Сенников, несмотря на большую потерю крови, старался держаться молодцом. По натуре спокойный и рассудительный, он пытался передать эти свои качества и остальным. В какой-то степени ему это удавалось, но полностью изменить людей, хотя бы на короткое время, было нельзя. Поэтому Сенников в большей степени занимался тем, чем должен был заниматься в сложившейся ситуации. Он старался держать связь с диспетчерами, чтобы внешний мир лишний раз узнал о потерпевшем бедствие самолете и о координатах его нахождения. Кроме того, капитан держал под контролем все, что касалось самолета. Опереться в этом деле ему было не на кого. Вторые пилоты погибли. Бортпроводницы получили серьезные ранения и не могли передвигаться. Приходилось делать все самому – бегать, объяснять, поддерживать.

Российский посол Александр Викторович Селиванов при катастрофе отделался лишь легким испугом. Упавшая откуда-то газета слегка поцарапала ему лицо. Это оказалось его единственной раной. Посол был немолодой, с заметным животом и проседью на висках. Внешность и манеры выдавали в нем не профессионального дипломата, а крепкого советского хозяйственника. Он выглядел испуганным, однако его страх был связан не с крушением самолета. По крайней мере не только с крушением. Больше всего его мысли занимал вопрос о положении в латиноамериканской республике и о результате попытки военного переворота. Он вбил себе в голову убеждение, что авиакатастрофа стала следствием провокации со стороны повстанцев. Был уверен, что провокационные действия могут повториться уже здесь – на острове.

Селиванов докучал Сенникову просьбами узнать через диспетчеров, кто же взял верх в мятеже и кого российское руководство признает представителем законной власти – повстанцев или засевшего в бункере президента. От этого зависела его дальнейшая судьба как полномочного представителя России в латиноамериканской республике. У него имелись серьезные опасения на счет того, одобрят ли вероятные новые власти республики его кандидатуру в качестве посла. Слишком много ненужных дифирамбов президенту республики спел Селиванов в ряде недавних интервью местным средствам массовой информации. Он понимал, что простить такое повстанцы вряд ли могли. Командир экипажа отказывался использовать неустойчивую связь для выяснения подробностей военного переворота. Радиоприемники, как и мобильные телефоны, у пассажиров на прием не работали.

Казалось бы, тема переворота в не меньшей степени должна была заботить российского военного атташе. Однако занимающий эту должность подполковник Сергей Ткачев проявлять чрезмерного интереса к делам повстанческим не стал. Более того, будучи человеком разбитным и с чувством юмора, он даже умудрялся подшутить над потугами посла выяснить подробности переворота. Всякий раз, когда Селиванов выпрашивал у командира экипажа связь с диспетчерами для получения свежих новостей о мятеже, Ткачев с ухмылкой громко «сокрушался»: «Эх, кто бы мне сказал, с каким счетом завершился футбольный матч между «Реалом» и «Манчестером»?» Безусловно, не все эти шутки понимали. Но в основной массе пассажиры относились к ним более-менее благосклонно, так как юмор помогал снять накопившееся за время катастрофы напряжение. Впрочем, чувство юмора было лишь частью широкой многогранной натуры Ткачева. Если бы атташе просто ходил и хохмил налево и направо, ничего больше не делая, тогда его справедливо можно было бы назвать бездельником или даже разгильдяем. Однако во всех работах, которые неминуемо возникли в первые часы после крушения, он был первым. Перенести, закрепить, разобрать – везде он оказывался не просто советчиком, а наиболее действенным участником. Ведь юмор – юмором, но есть и чувство долга. И чем больше пассажиры видели Ткачева в деле, тем большим уважением проникались к нему. И тот эпизод, когда военный атташе снял перед отъездом российский флаг со здания посольства, стал выглядеть для них совсем иначе.

Потерпевшие катастрофу весьма приблизительно представляли свое местонахождение. Они знали, что попали на остров. После сеансов связи с Москвой и аэропортами других городов были выяснены даже координаты острова. Однако, кроме этих данных, у пассажиров ничего больше не имелось. Что толку от этих координат, если неизвестно, кто обитатели острова, какие у них нравы, кому принадлежит власть. Оказаться на окруженном океаном клочке земли среди племени дикарей-людоедов никто не хотел. Как не было желания узнать, что на острове находится, к примеру, секретная база какого-нибудь государства. Хотелось, чтобы все было тихо, гладко, мирно и, главное, чтобы поскорее эвакуировали домой. И опасения, и мечты оставались за пределами реальности. В реальности была ночь, костры на обломках самолета и люди, пытающиеся обустроиться в джунглях.

Всем раненым независимо от серьезности травм оказывалась первая помощь. Медикам помогали вызвавшиеся добровольцы. Тяжелораненых перенесли в одно место, создав тем самым эдакий госпиталь под открытым небом. Впрочем, «госпиталь» – это было слишком громко сказано. Ведь ни нужных медикаментов, ни инструментов на борту не имелось. Тогда решили собрать все лекарственные препараты, которые были в персональных аптечках пассажиров. Исключение сделали только для тех лекарств, которые были необходимы при хронических заболеваниях. Их оставили хозяевам, например, астматикам. Все остальное перешло в ведение медиков на общие нужды всех потерпевших катастрофу.

Чуть позже пассажиры взялись за сооружение неких подобий хижин. Для этого использовались куски самолетного дюраля, кресла, пальмовые ветки и листья. Сначала был сооружен навес над ранеными. После этого стали строить хижину для остальных. Работа спорилась, несмотря на поздний час и то обстоятельство, что практически никто из потерпевших катастрофу никогда возведением подобных сооружений не занимался. Укрыться можно было и в уцелевшей части самолета. Пространства для этого там вполне хватало. Однако размещать людей в салоне было очень рискованно. Самолет был доверху наполнен топливом. Не было никакой гарантии, что от постоянных передвижений по салону самолет не накренится, а керосин не начнет течь. Не было гарантии, что случайная искра не воспламенит его. Поэтому из соображений безопасности было принято решение не задействовать самолет в качестве жилища или госпиталя. К тому же хижины стали возводиться где-то в полутора десятках метров от него. Артем Сенников категорически настоял на этом, доходчиво объяснив, что может ожидать всех в противном случае. И хотя кое-кто возражал, основная масса пассажиров согласилась не испытывать судьбу в очередной раз. Выжить в авиакатастрофе, чтобы затем сгореть от собственной беспечности, – это было из разряда абсурдных вещей. Лучше уж поработать на общее благо, сооружая хижины, чем подвергать себя и остальных смертельному риску.

Время перевалило за полночь. Хижины в основном были сооружены. Следовало принимать какое-то решение по поводу дальнейших действий. Все уцелевшие, за исключением тяжелораненых и детей, собрались на совещание на площадке между хижинами. Для того чтобы оно не превратилось в балаган, Александр Викторович Селиванов в самом начале озвучил регламент и поставил главный вопрос: «Должны ли мы оставаться здесь до прибытия обещанной из Москвы помощи или же нам следует обыскать этот остров и выяснить, кто здесь проживает?» – объявил он. Вопрос мгновенно вызвал оживление. Посол призвал всех к порядку. Как и следовало ожидать, мнения пассажиров разделились, причем по половому признаку. Женщины в основной своей массе ратовали за то, чтобы оставаться и закрепиться в создаваемом у самолета лагере. А большинство мужчин выступило за проведение разведывательных рейдов по острову. Хотя бы в силу того, чтобы найти питьевую воду, запасы которой быстро иссякали. Это был очень весомый аргумент. Однако женщины выражали опасения, что встреча с местными может обернуться новой трагедией.

– Сколько бы их здесь ни было, их явно больше нас, – говорила пассажирка с перебинтованной поломанной рукой. – Мы не знаем, как они настроены к чужакам. Но мне почему-то кажется, что дружелюбие и гостеприимство им не свойственно. Вы отправите разведчиков. Местные их поймают, так как лучше знают свой остров. А потом нападут на наш лагерь, и поминай, как звали… Я предлагаю никуда отсюда не уходить. Питьевую воду экономить. Костры разводить только ночью. Коль уж Москва пообещала подкрепление, то оно обязательно прибудет. Пару дней мы вполне можем подождать.

Слова женщины звучали убедительно. Казалось, что еще чуть-чуть – и чаша весов общественного мнения качнется в ее сторону. Однако высказаться попросил Сергей Ткачев.

– Вы говорите о местном населении так, будто они инопланетяне, а мы нечаянные космонавты на их планете, – говорил военный атташе. – Да, результат контакта с ними прогнозировать трудно. Но стоит ли заранее приписывать им сугубо отрицательные черты? На каком основании вы видите в них монстров вроде киношных чужих или хищника? Отсюда до континента рукой подать, если использовать современный транспорт. Каким бы одиноким и заброшенным ни казался этот остров, цивилизация явно коснулась его жителей. Думать, что здешние рыбаки-охотники не отличат нас от тунца или куропатки, по меньшей мере, глупо. Да, помощь спешит к нам. Но сидеть и бездействовать непростительно. Раненым нужен уход и горячая пища. Питьевая вода на исходе. Так почему бы до прихода наших нам самим не завязать контакты с местными, чтобы те нам помогли?

После нескольких минут раздумий и очередного обмена репликами было решено на рассвете отправить для обследования острова самого Ткачева. Тот даже и не отпирался. Всю ответственность за жизнедеятельность лагеря взял на себя Селиванов как «опытный руководитель и правительственный работник со стажем». Никто особо и не возражал. До рассвета оставалось еще несколько часов.

5

Российский военно-транспортный самолет направлялся в Латинскую Америку. Изрядная часть пути осталась позади. Но лететь до точки назначения было еще довольно долго. Русские десантники, летевшие этим спецрейсом, обсуждали подробности предстоящей операции и все, что так или иначе ее касалось. Нельзя было упускать из внимания ни одной детали. Любой, даже самый крохотный, нюанс мог оказаться весьма важным. Именно поэтому майор Андрей Лавров не просто вводил подчиненных в курс дела, но и объяснял все, что только мог объяснить в пределах своих полномочий и элементарной осведомленности.

Подчиненных было немного. Мобильная группа, помимо Батяни, состояла еще из четырех человек. Это все были офицеры младшего офицерского состава. Три лейтенанта, один старший лейтенант. Каждый специалист в определенной сфере. Виктор Томаль был профессиональным снайпером. Самые сложные стрелковые упражнения выполнял легко, даже с завязанными глазами. Семен Богданов слыл отличным связистом. В случае необходимости едва ли не любой предмет в его руках мог превратиться в передатчик или же в необходимую для передатчика деталь. Немаловажное умение в экстремальных условиях. С минами и любыми взрывными устройствами, как художник с красками, управлялся Денис Краморенко. Он неоднократно участвовал в спецоперациях по разминированию тех или иных объектов. Медиком от бога был Юрий Барсуков. Ему прочили карьеру гражданского врача, однако он выбрал путь военного доктора.

Лавров с гордостью смотрел на своих подчиненных. И хоть команду на основе личных дел составляли товарищи из Москвы, выбор их казался безупречным.

– Самолет едва потерпел крушение, а мы уже летим на помощь. Чудеса новейшего времени, – заметил снайпер.

– Ничего удивительного, – возразил связист. – Я вполне представляю, откуда такая оперативность. Когда самолет исчез с экрана радаров, наши зафиксировали координаты. Затем просто сверили их с подробной картой того региона. Обнаружили остров и сделали предположение о вероятности спасения пассажиров после катастрофы. В Москве начали шевелиться. А когда пилот разбившегося самолета сумел-таки окольными путями передать в Россию сообщение, шевелиться стали еще больше.

– Вот и до создания нашей группы дошевелились, – усмехнулся медик.

– Да, Сеня, – обратился Батяня к связисту. – В общем ты описал все очень близко к реальности. Голова у тебя хорошо варит. Может, еще и наше задание в общих чертах опишешь?

– Никак нет, – с улыбкой промолвил он. – Это ваша привилегия, товарищ майор.

– Ох уж хитер, черт. – Лавров ответил подчиненному улыбкой и начал объяснение: – Итак, каждый из вас уже в курсе, что российский пассажирский самолет потерпел крушение у берегов Латинской Америки. Замечу, что рейс это был необычный и внеплановый. Попытка военного переворота в одном из латиноамериканских государств вынудила наших дипломатов и других российских граждан эвакуироваться. Но по неизвестной причине самолет рухнул. Сразу хочу сказать, что не наше дело выяснять, почему это все-таки произошло. Москва поставила перед нашей группой другие задачи и определила наши полномочия в другой плоскости деятельности. Если говорить коротко, то это исключительно спасательная операция. Уверен, что каждый из вас к ней готов. Из предоставленных Москвой материалов следует, что каких-либо особых опасностей там нет. Не может же представлять опасность поселок мирных рыбаков. Но мы должны быть готовы ко всему. Когда падает самолет, который эвакуирует людей из зоны военного конфликта, то определенные вопросы по этому поводу возникают сами собой…

Майор сделал небольшую паузу.

– Вот я тоже думаю так, – в обход формальностей субординации вставил свою реплику сапер. – Не зря ведь им понадобился специалист вроде меня.

– Это, к слову, вполне может быть так, – не стал возражать Батяня. – Естественно, если мы обнаружим там нечто такое, с помощью чего наши спецы сумеют выяснить причины катастрофы, то займемся и этим. Но, в целом, повторюсь, у нас спасательная операция. Если говорить детально, то она состоит вот в чем. В установленное время самолет войдет в назначенный квадрат и снизится на расчетную высоту. Тут уж наши пилоты должны позаботиться, чтобы все происходило предельно точно и четко. Как только самолет снизится, на грузовом парашюте выбросят надувной моторный катер вместе с нами. Оружие, боеприпасы, необходимый запас сухого пайка – все будет сброшено в районе острова тогда же.

– То есть прямой высадки на остров, как я понял, сначала не будет? Десантируемся на воду? – с позволения майора уточнил Богданов.

– Ты правильно понял, – подтвердил командир и пояснил: – Мы действительно десантируемся не на сушу, а на море. Разведданных по острову мало. Пускать над этим лоскутком суши самолет рискованно. Мало ли к чему это может привести и чье внимание привлечь. Поэтому десантируемся в пятнадцати километрах восточнее острова. Самолет разворачивается и летит дальше по своей программе, которая нас не должна волновать. Мы же после приводнения заводим катер и берем курс на остров.

Лавров выложил на общее обозрение распечатку вида острова с космоса и продолжил объяснение:

– Вот сюда мы должны прибыть. – Он указал на северо-восточную часть острова. – Это чуть в стороне от рыбацкого поселка. Лишнего внимания к себе мы привлекать не будем. Но если придется, то тогда уж придется. Дело ведь по-всякому повернуться может. Но пока мы исходим из того, что условия для нас окажутся идеальными. В идеале, мы должны прибыть на указанную часть острова и, воздерживаясь от контактов с местными жителями, прочесать местность до точки, которая считается предполагаемым местом крушения самолета. Выйдя на эту точку, мы должны будем взять под охрану наших граждан. Судя по переданному оттуда сообщению пилота, большинство пассажиров выжило. Но есть раненые. Думаю, что для тебя, Юра, – комбат обратился к медику, – работы там будет предостаточно. Конечно, мы все будем помогать тебе. Ну а вообще нам необходимо будет взять наших соотечественников под свою охрану. Насколько это растянется во времени, сказать трудно. Меня инструктировали так, что к острову для эвакуации потерпевших должно прийти кубинское судно. Вот до его прихода мы свято обязаны защищать наших граждан, что бы там ни происходило. Если понадобится, то для выполнения этой задачи мы применим оружие.

– А как там сами пассажиры? Не станут ли они лезть на рожон, пока нас нет? – поинтересовался Томаль.

– Вот здесь уж никто никаких гарантий дать не может, – без обиняков ответил майор. – Списки эвакуируемых у меня есть, но без каких-либо характеристик. Неизвестно, какой у кого характер и темперамент. Может, кто-то из них останется у самолета, а кто-то двинется обшаривать островок, искать себе на задницу приключений. Группа ведь довольно большая, и нельзя исключать, что какой-нибудь «активист» найдется. Будем надеяться, что такая личность не вляпается в историю. А если вляпается, то уже тем более наш долг вытащить бедолагу. Оружия, насколько меня информировали, у пассажиров быть не должно. Поэтому при вероятном осложнении защищаться потерпевшим нечем. Если, не дай бог, там окажется некий противник, то до нашего прихода соотечественникам придется туго…