Аристократ обмана

– Это милое ребячество может стоить вам трех лет штрафных рот. И не надо отпираться, милостивый государь! Это все ваши проделки. У меня имеются свидетели. – Бобровин подался вперед, обнажив крупные зубы, как если бы хотел съесть злоумышленника целиком. – А кто же из вас додумался тушить фонари на улице? Великий князь Константин возвращался из своего загородного имения, а на улицах не видно ни зги! Его лошадь сломала ногу, и ему пришлось ехать во дворец на обыкновенном извозчике! Вам этого достаточно? Или мне дальше перечислять ваши подвиги?

– Достаточно, – хмуро произнес лейб-гусар, понимая, что в этот раз его ожидает нечто большее, чем профилактическая беседа в полицейском участке. – Что вы от меня хотите?

– А вот это уже деловой разговор, – одобрительно кивнул Кирилл Федорович. – Давайте мы с вами проедем в одно уютное место. Карета уже стоит у входа.

– Это не казематы Петропавловской крепости? – Прямая линия губ Варнаховского надломилась в злой ухмылке.

– Пока нет… Все будет зависеть от человека, к которому мы сейчас едем, и от того, как сложится ваш с ним разговор.

– Что ж, спасибо за откровенность. Вот только жаль, что не придется доиграть в карты, ведь они уже разложены.

– Надеюсь, вам повезет в следующий раз. – Открыв дверь, Бобровин вышел на лестничную площадку. – Чего же вы стоите? Тот человек, к которому мы сейчас едем, очень не любит ждать.

– Хм… Если дело обстоит именно таким образом… Что ж, – накинув плащ, Варнаховский заторопился вниз по лестнице.

На улице их и вправду поджидала карета, запряженная тройкой жеребцов вороной масти, нервно подергивающих длинными гибкими шеями. У кареты стоял неприметный человек в темном фраке; он распахнул дверцу тотчас, как только Бобровин ступил на брусчатку.

– Пожалте, ваше благородие.

Бобровин подошел к карете и, поддерживаемый расторопным слугой, влез внутрь, расположился на сиденье. Поручик, чуток повременив, влез следом.

Уличный свет проник через небольшое квадратное окошко экипажа, осветив на панелях изысканную резьбу. Сиденья были покрыты пледом, а в ногах лежал толстый ковер. Именно в таких каретах разъезжают чиновники четвертого класса.

Карета тронулась, и обитые металлические обода заколотились по брусчатке.

– Хочу вас предупредить, человек, к которому мы сейчас направляемся, невероятно влиятельный. Если он разгневается, то ни от вас, ни от меня не останется даже застежек на туфлях. Так что попрошу вас, ради собственной безопасности и для дела, умерить строптивость и внимать каждому его слову. – Взглянув в окно, добавил: – Вот мы и прибыли.

Карета, выкатив в Церковный переулок, подъехала к небольшому двухэтажному особняку с примыкавшим к нему густым яблоневым садом. Кучер привычно натянул поводья, заставив норовистых жеребцов остановиться перед чугунными воротами с ангелами, покрашенными в золотой цвет.

– Пожалте, ваше превосходительство, – распахнул дверцу слуга.

Достойно, как и полагалось немалому чину, Кирилл Федорович сошел на дорогу, поправив полы задравшегося сюртука, и, не оглядываясь (зная, что поручик топает за ним следом), зашагал на крыльцо, где уже поджидали его слуги, державшие в руках факелы.

– Его высокопревосходительство ждут вас, – произнес секретарь, чуть наклонив голову, сдержанно и с почтением.

Прошли в просторный холл с мраморной лестницей, у которой с керосиновыми лампами, явно для торжественности, стояли двое слуг в расшитых золотом ливреях. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять – роскошь здесь почитали и умели ею пользоваться. В пролетах лестницы возвышались обнаженные греческие богини, высеченные из мрамора. Над самым потолком висела огромная бронзовая люстра.

– Пойдемте со мной, я вас провожу, – проговорил секретарь, ступая по ковровой дорожке вверх по лестнице.

Приостановившись у широкой резной двери на втором этаже, сдержанно постучался и, услышав басовитое «входите», предупредительно распахнул перед гостями дверь:

– Проходите.

За огромным столом, покрытым синим сукном, сидел крупный мужчина лет пятидесяти, с тощим лицом, пышными усами, переходящими в широкие курчавые бакенбарды, и густой черной шевелюрой. Оторвав взгляд от разложенных на столе бумаг, он посмотрел на Кирилла Федоровича; более продолжительный взгляд, где читался откровенный интерес, достался поручику. После чего он хмыкнул каким-то своим мыслям и предложил два стула, стоявших подле стола.

– Прошу, господа.

Бобровин, немного пододвинув к себе стул, мягко опустился. Варнаховский, напротив, сел уверенно, заставив жалостливо скрипнуть спинку.

– Вам известно, зачем вы здесь? – спросил хозяин кабинета у Леонида.

– Я рассказал только в общих чертах, – быстро произнес начальник первой экспедиции.

– Прекрасно. Так даже лучше. Я сам введу вас в курс дела. Вам известно, кто я такой?

– Мне кажется, мы с вами как-то встречались.

– Хм… Вижу, вы человек весьма деликатный. Я тоже вас не позабыл. Будучи лицеистом, вы сидели в театре в первом ряду, что вам строжайше запрещено. Я тогда спросил у вас фамилию…

– И я вам ее назвал.

– Совершенно верно. Я сказал адъютанту, чтобы он ее записал. Но потом вы сказали, чтобы я назвал вам свою.

– Так оно и было, ваше высокопревосходительство, вы представились. Сказали, что вы действительный тайный советник Уваров. – Чуть смутившись, добавил: – Дальше вы сказали, что начальника Третьего отделения нужно знать в лицо.

– А что было дальше?

– Я повернулся к своему приятелю и сказал, чтобы он записал вашу фамилию.

Начальник Третьего отделения негромко рассмеялся.

– Это было презабавно. Потом этот случай в качестве анекдота гулял по всему Петербургу. Право, никак не думал встретить вас еще раз. Но вижу, что вы не пропали. Возможно, оно и к лучшему. Кажется, впоследствии у вас не сложилось с лицеем?

– После того случая отца попросили забрать мои документы.

– Забудем старое. Вы весьма сметливый молодой человек и нам подходите. Признаюсь, мы не сразу остановились именно на вашей кандидатуре. Уверен, что у вас неплохое будущее, разумеется, если вы будете следовать нашим рекомендациям.

– Вы предлагаете мне стать вашим тайным осведомителем? – нахмурился Варнаховский.

– Только вы не совсем точно сформулировали свой вопрос. Мы предлагаем вам послужить на благо России. У нее много врагов, как откровенных, так и скрытых. Мы одна из самых незаметных и самых могущественнейших организаций в России, которая работает не на благо какого-то конкретного человека, а действует в интересах Российской империи. Если вам дорога ее судьба, значит, нам с вами по пути. Если же вы считаете иначе… – при этих словах Александр Петрович развел руками, – тогда нам придется с вами распрощаться. Можете считать, что этот разговор не состоялся.

– Вы хотите сказать, что в этом случае я могу просто подняться с этого стула и потопать восвояси?

– Не совсем так, разумеется… Смею вас разочаровать, вы просто вынуждены будете ответить за те противоправные нарушения, о которых вам уже напомнил Кирилл Федорович.

– Забавно!

– А если вы все-таки соглашаетесь, тогда я буду считать вас патриотом и с удовольствием принимаю вас на службу. Конечно, не сразу, а с некоторым испытательным сроком. И ваша судьба будет зависеть от того, как вы справитесь с заданием, о котором пойдет речь.

– Понимаю. Если я справляюсь с заданием, вы даете мне очередное задание по вашему ведомству. Если же я не справляюсь, тогда вы меня сажаете в кутузку за мои прежние преступления.

Уваров громко расхохотался:

– Вижу, что мы не ошиблись в вас. Вы буквально хватаете все на лету. Так вы согласны?

– Получается, у меня нет выбора.

– Отлично! Вижу, мы договорились. У меня было предчувствие, что мы поладим.

– У меня есть еще один вопрос.

Александр Петрович Уваров пребывал в благодушном настроении.

– Задавайте.

– Надеюсь, эта работа не бескорыстна? Сами понимаете, при том образе жизни, который мне предстоит вести, потребуются определенные траты.

– Вижу, что вы быстро проникаетесь спецификой тайного агента. Что ж, думаю, этот вопрос мы урегулируем. Вы получите все самое необходимое. Надеюсь, жалованье в тысячу рублей вас устроит?

– Вполне. Это даже больше того, на что я рассчитывал.

– Превосходно. – Положив лист бумаги на стол, Уваров сказал: – Вам нужно будет только поставить свою подпись.

– Что это такое? – посмотрел Варнаховский на бумагу.

– Ваше согласие на работу в Третьем отделении. Знаете, мы как-то предвидели, что наш разговор сложится благополучно, вот и подготовили. Прочитайте.

Леонид пододвинул к себе бумагу и прочитал.

«Начальнику Третьего отделения Собственной Е.И.В. Канцелярии действительному тайному советнику, графу Александру Петровичу Уварову от поручика лейб-гвардии Гусарского Его Величества полка Варнаховского Леонида Назаровича. Прошу Вас зачислить меня в штат агентом с размером жалования в тысячу рублей».

– И это все?

– Разумеется. Одной бумаги будет вполне достаточно, но зато у нас будут основания для того, чтобы вытащить вас из передряги, в которую вы можете попасть при вашем образе жизни. Знаете ли, у нас такая же бюрократическая машина, как и повсюду. Все мы любим бумаги. Да и вам будет как-то поспокойнее.

– Возможно, вы и правы. – Варнаховский коротко кивнул и поставил размашистую подпись. Широко улыбнувшись, добавил: – Теперь я ваш… с потрохами!

– Во всяком случае, мы очень на это рассчитываем, – положил Уваров бумагу в толстую папку. – Ну а сейчас самое время отработать предстоящее жалование.

Брови поручика поползли вверх:

– Надеюсь, не нужно будет кого-то убивать?

Действительный тайный советник громко расхохотался:

– Вы плохо представляете специфику нашей службы. Мы работаем значительно тоньше. Вы, кажется, служите адъютантом у великого князя Николая Константиновича?

– С недавнего времени.

– Прекрасно! – Подняв со стола фотоснимок, он положил его перед Варнаховским: – Вам знакома эта барышня?

Взяв фотокарточку, поручик стал с интересом всматриваться в красивое лицо. Девушка была запечатлена на фоне Аничкова моста. На ней было длинное приталенное платье, слегка расклешенное снизу. Тонкий стан обхватывал широкий ремень с большой блестящей пряжкой. Ворот стягивала широкая брошь с каменьями. На аккуратной красивой головке, чуток повернутой в сторону, – шляпка из тонкой итальянской соломки; вокруг шеи вьется длинная неширокая лента. Длинные вьющиеся волосы аккуратно уложены на затылке.

Вне всякого сомнения, мужчины на такую женщину засматриваются. Леонид Варнаховский не составлял исключения; он провожал ее долгим взглядом всякий раз, как только встречал. На фотографии была запечатлена балерина Мариинского театра Элиз Руше, приехавшая из Америки несколько месяцев назад. Кроме яркой внешности, она имела и талант, что, в свою очередь, способствовало приобретению огромного количества поклонников и разного рода покровителей, чем она искусно пользовалась. Поговаривали, что только за последний год балерина сумела сколотить состояние, которому позавидовал бы иной сибирский золотопромышленник, что подразумевало опустошенные карманы незадачливых купцов и прочих богатых воздыхателей. Однако в последнее время она значительно отдистанцировалась от прежних поклонников, а в светских салонах откровенно говорили о том, что на нее обратил внимание известный балетоман из царской фамилии.

– Мне приходилось ее видеть, это балерина Мариинского театра Элиз Руше, – вернул он карточку Уварову. – Фотография на редкость удачная. Впрочем, в жизни она не хуже.

– Не стану с вами спорить, – согласился Александр Петрович, пряча фотографию в папку. – Это несравненная Элиз. Я весьма далек от балета, но мое сердце начинает тревожно трепыхаться, когда она выходит на сцену. У нее ведь отец француз, знаменитый балетмейстер, а мать русская. В свое время последняя была весьма известной танцовщицей. А потом, и внешне Элиз невероятно хороша – так бывает всегда, когда сливаются разные крови. Так что от своих родителей барышня взяла только наилучшее. Хотя, возможно, для нас было бы значительно проще, если бы она была не столь очаровательна.

– Что вы имеете в виду?

– Дело в том, что в нее влюбился великий князь Николай Константинович.

– Ах, вот как…

– Вы разве ничего об этом не знаете?

– Я всего лишь его адъютант, он не доверяет мне своих сердечных тайн. Хотя несколько раз я видел ее в обществе Николя. Но он встречается не только с ней. Хотя, что плохого в любви, господа? Это же прекрасно!

Брови действительного тайного советника собрались у самой переносицы в жесткую складку.

– Позвольте вам объяснить, – поспешно заговорил Бобровин. – Разумеется, мы не против любви. Увлечениям подвержены все, даже члены императорской фамилии. Прежде чем они обвенчаются, у некоторых из них такой внушительный донжуанский список, что даже самым отъявленным ловеласам до них очень и очень далеко. Но одно дело, когда влюбляется простой господин, и совсем другое, когда это происходит с великим князем. Мы должны быть начеку. По нашим агентурным данным, Николай Константинович не просто увлекся этой особой, а намеревается на ней жениться! А это уже морганатический брак, способный весьма серьезно ударить по царствующей фамилии. Кроме того, не исключено, что женщина завербована немецкой разведкой и через великого князя может воздействовать на политику государства. Да и сама фигура великого князя весьма противоречива – Николай Константинович весьма неуравновешен, часто попадает в какие-то нехорошие ситуации, чем компрометирует императора. Было бы лучше под каким-то благовидным предлогом убрать его из семьи. Нам надоели его бесконечные разгулы за границей, где он просто позорит российский императорский престол. А все эти его бесконечные скандалы! Его имя просто не сходит со страниц зарубежной прессы. Он предстает в самом дурном свете, а вместе с ним, разумеется, и вся фамилия Романовых. Мы его должны убрать, так будет лучше для государства.

– Но какое отношение все это имеет ко мне?

– Самое непосредственное. Вы позволите растолковать? – повернулся Бобровин к начальнику Третьего отделения.

– Продолжайте, – легким кивком разрешил Уваров. – Думаю, это у вас получится более доходчиво.

– Ваша задача заключается в том, чтобы влюбить в себя Элиз.

– Ого! И вы считаете, это возможно?

– Перестаньте! С вашими-то многочисленными талантами и донжуанскими способностями… Полагаю, это для вас не составит особого труда. А потом, мы очень тщательно изучили личное дело Элиз Руше и ее прежнюю жизнь. Несмотря на молодость, у нее весьма бурная и интересная биография, в которой есть место страстям, драмам, очень сильным любовным увлечениям, переживаниям. Не знаю, как вы к этому отнесетесь, но самая большая любовь у нее случилась с мужчиной, который очень похож на вас.

– Вы мне льстите.

– Ничуть!

– Хотите взглянуть на него? – неожиданно предложил Уваров.

– Было бы любопытно взглянуть на своего «двойника».

Вытащив из папки фотографию, Уваров положил его перед Варнаховским.

На снимке был запечатлен молодой щеголеватый мужчина немногим более двадцати лет, эдакий завсегдатай самых модных светских салонов. Одет он был в однобортный сюртук по последней моде и в узкие брюки в тонкую белую полоску. Откуда-то возникло ощущение, как если бы поручик взирал на собственное отражение, – ведь он предпочитал одежду именно такого покроя. Не исключено, что заказывали они костюмы у одного и того же мастера. Но больше всего Варнаховского раздражали усы в тонкую щеголеватую ниточку, делавшие их похожими куда больше, чем сюртук, сшитый по последней моде.

Поручик невольно нахмурился: сходство было поразительным! «Первое, что я сделаю, когда вернусь домой, так сбрею эти чертовы усы, – в сердцах пообещал он себе. – Хотя не стоит горячиться, без усов гусару нельзя! Сослуживцы не поймут. Лучше отрастить бороду».

Вернув фотографию, он произнес:

– Сходство и в самом деле весьма большое. Если бы у меня был брат-близнец, то я бы сказал, что это именно он.

– Этот человек похож на вас не только внешне, но и внутренне. Извините меня за сравнение, но у него такой же авантюрный склад ума.

– Именно поэтому вы решили остановиться на мне?

– Этот фактор тоже сыграл не последнюю роль.

– Значит, я должен скомпрометировать Элиз перед великим князем?

– Вы сформулировали довольно откровенно, так оно и есть! Думаю, она захочет близости с вами, как только узнает вас достаточно хорошо. Ваша задача заключается в том, чтобы влюбить в себя балерину, чтобы она позабыла великого князя со всеми его добродетелями и пороками!

– Князь попытается вернуть ее расположение.

– Именно этого мы и добиваемся. Тогда он пойдет на безрассудные поступки. Один из таких поступков наверняка скомпрометирует его перед императором, и он отдалит его от дворца.

– Влюбить ее в себя будет непросто… Хотя, быть может, тем и интереснее. – Губы гусара расплылись в мечтательной улыбке. – Пожалуй, это будет увлекательным занятием.

– Воспринимайте наше задание как небольшое приключение.

Глава 5

Богиня балета

Леонид Варнаховский не был балетоманом, однако считался в их среде своим человеком. А все по одной причине: самые красивые женщины в Петербурге встречались именно в балетной труппе (а он всегда старался находиться там, где присутствовали красивые женщины). Да и само великолепие театра, залитое светом, напоминало ресторанную обстановку, веселую и раскрепощенную, в театральных буфетах вино лилось таким же неудержимым потоком.

В этот раз Элиз танцевала партию феи в спектакле «Щелкунчик». Легкая, в воздушном платье, она взорвала зал овациями, стоило ей ступить на сцену. Со всех сторон к ее ногам полетели букеты, так что свою партию она танцевала просто на цветах, устилавших сцену в два слоя.

Варнаховскому приходилось смотреть балетные спектакли в торжественном Берлине, в праздничном Милане, в чопорной Вене, но он мог сказать совершенно точно, что не видел прежде ничего похожего. Элиз Руше была воплощением грации и женственности, и он просмотрел спектакль буквально с открытым ртом. Только когда балерина вышла на поклон, тишину зала взорвали овации.

В такую женщину нельзя было не влюбиться, и теперь он, как никто другой, понимал Николая Константиновича.

Купив большой букет белых роз, Леонид направился к театральному подъезду, где уже стояло немало его знакомых, находящихся в близких отношениях с балеринами. Держались они важно, расправив грудь, и по-деловому посматривали на часы, давая понять окружающим, что к столь долгому ожиданию они не привыкли. Среди них было несколько молодых людей, в основном юнкера и корнеты, появившиеся здесь впервые, также рассчитывающие вырвать у судьбы счастливый шанс заполучить в возлюбленные балерину. По тому, каким счастьем светились лица некоторых из них, было понятно, что они в шаге от своей мечты.

– Господа, они выходят! – восторженно выкрикнул юноша в студенческой шинели. – Богини!

Поклонники, прервав разговоры, в едином порыве устремились к распахнутым дверям, откуда в это время выходили танцовщицы.

Леонид занял позицию немного в сторонке, зная, что Элиз Руше всегда выходит последней, как раз в то время, когда у многих ее поклонников просто лопается терпение. Именно тогда в своей золоченой карете подъезжает великий князь Николай Константинович и отвозит чаровницу в свою летнюю резиденцию.

Но в этот раз балерине великого князя не дождаться: накануне вечером прибыл посланник великого герцога Фридриха-Франца Второго. Прибытие посланника всегда считалось делом государственной важности и не было рассчитано на посторонние уши, однако Третье отделение было в курсе предстоящего разговора, – намечалась помолвка великого князя Николая и племянницы герцога Марии. Кирилл Бобровин предпринял усилие, чтобы новость докатилась до Элиз Руше. Чтобы досадить великому князю, балерина будет искать нового сопровождающего, так что Варнаховский со своим букетом роз может оказаться весьма кстати.

Еще через сорок минут ожидания, когда толпа поклонников значительно поредела, а большая часть балерин разъехалась со своими воздыхателями, из театрального подъезда вышла Элиз.

– Господа! Это Элиз Руше! – воскликнули несколько мужчин одновременно.

– Богиня, куда изволите ехать? Я отвезу вас, куда вы пожелаете, – подошел крупный мужчина с большой окладистой бородой и с золотой цепью на бархатном фраке.

– Спасибо, – ответила балерина с холодной учтивой улыбкой, – но меня должны встретить.

– Богиня! – вышел вперед высокий молодой человек с огромной охапкой красных роз. – Ежели позволите, я вас доставлю на своей тройке куда угодно!

Напор поклонника был столь решителен, что, не окажись подле нее высокого человека в военной шинели, балерину непременно затерли бы в фасад здания.

Развернувшись к напирающим поклонникам, Леонид Варнаховский громко, насколько позволяла мощь легких, проговорил:

– Господа, прошу потесниться, я прибыл по поручению великого князя.

Толпа отхлынула, как вода с крутого каменистого склона, и поручик с удовольствием отметил, что стоит в центре круга вместе с прижавшейся к его руке балериной. Тепло женщины мгновенно распространилось по телу, будоража молодую кровь.

– Это вам, – протянул он букет белых роз.

– Какая прелесть, – тихо проговорила балерина. – Букет просто великолепен!

Подняв голову, гусар столкнулся со множеством взглядов: от откровенно враждебных до завистливых.

– Прошу вас, господа, расступитесь, – все тем же властным тоном проговорил Леонид, раздвигая рукой подступивших мужчин.

Уверенным шагом, увлекая за собой оторопевшую балерину, он повел ее по образовавшемуся коридору.

– Элиз просто неземная! Афродита! Венера! – раздавались вслед восторженные возгласы мужчин.

– Элиз – это воплощенное очарование!

Леонид подвел Элиз Руше к золоченой карете, запряженной тройкой лошадей, и, подав руку, пригласил в распахнутую карету:

– Прошу вас!

– Вы и в самом деле от великого князя? – неожиданно спросила балерина, слегка приподняв длинное платье, чтобы взойти на ступеньку кареты.

– Вас что-то смущает?

– У меня такое чувство, что я вас где-то уже встречала.

– Может, в другой жизни?

– Возможно, – слегка погрустнев, ответила танцовщица. – Впрочем, мне теперь уже все равно.

И она уверенно, распрямив спину, с грацией, на которую способна только балерина, вошла в карету.

– Так куда погонять-то, ваше благородие? – спросил возница, обряженный в вышитую золотыми нитями ливрею.

– Погоняй на Костовский мост, любезнейший, – приказал Варнаховский, закрывая за собой дверцу. – Да смотри у меня, не растряси! Такой груз везешь!

– Да разве ж я не понимаю, ваше благородие! – И, высоко тряхнув вожжами, повеселел: – Пошли, милые!

Тяжелая карета как бы нехотя сдвинулась с места, а потом бодро заколесила по брусчатке, оставляя позади и театр, и незадачливых поклонников.

– Разрешите представиться, граф Эд Дюнуа.

– Кажется, я о вас что-то слышала.

– Нисколько не сомневаюсь, сударыня, мой род один из самых древнейших во Франции, он ведет свой отсчет еще с начала девятого века. В то время мои предки владели небольшим французским графством, включавшим в себя город Шатоден и его окрестности. Но это по матери, а по отцу я Варнаховский Леонид Назарович, поручик лейб-гвардии Гусарского Его Величества полка, адъютант великого князя Николая Константиновича.

– Ах, вот оно что… Знаете, граф, а я ведь тоже наполовину француженка.

– Мне много о вас известно, сударыня, – с готовностью сказал Варнаховский, – в том числе и это.

– Значит, вы говорите, что вы адъютант великого князя? Но прежде я вас не встречала.

– Так бывает. Адъютантов у великого князя трое.

Повернувшись к окошку, балерина глухо спросила:

– Вы не знаете причины занятости Николя?

– Нет, сударыня.

– А вот мне известно. Он собирается жениться на принцессе Марии, посланник герцога уже во дворце, и связью со мной он боится сорвать предстоящую помолвку.

– Вы напрасно так волнуетесь, сударыня, все образуется. Полагаю, великий князь не оставит вас своими заботами.

– Бог с вами, – отмахнулась Элиз. – Куда мы сейчас едем, граф?

– Мне кажется, вам нужно успокоиться. У меня есть неподалеку отсюда апартаменты. О них мало кто знает. Вы будете самой желанной моей гостьей. Надеюсь, вы не станете возражать против моего предложения?

Балерина печально вздохнула:

– Возможно, вы и правы. Мне нужно сейчас ото всех отдохнуть. И еще я хочу принять ванну. Надеюсь, мое желание осуществимо?

– В вашем распоряжении будет вся прислуга! Первое, что я прикажу сделать, так это приготовить вам ванну.