Короли блефа

– Вы кто? – спросил он.

– Я – Долгоруков, – ответил Сева с некоторым вызовом.

– Это мы видим, что долго-руков, – насмешливо произнес обладатель пронзительного взгляда, окидывая взором крепкую фигуру Севы. – Иначе в эти апартаменты вы попросту бы не попали.

– А вы – Шпейер? – спросил Сева.

– Да, – ответил тот. – Я – Шпейер. Павел Карлович. А это мои друзья: Иннокентий Потапович Симонов, – Шпейер указал поворотом головы на мужчину в архалуке, – и Самсон Африканыч Неофитов, – Павел Карлович посмотрел теперь на смешливого господина с румянцем на щеках, и тот располагающе улыбнулся.

– Долгоруков, Всеволод Аркадьевич, – сказал в свою очередь Сева, соблюдая нормы приличия. – Дворянин.

– Очень приятно, – сказал Шпейер. – Присаживайтесь.

– Благодарю, – сел Сева на свободное кресло.

– А вы и вправду Долгоруков? – спросил вдруг Неофитов.

– Да, – ответил Сева. – Только не князь.

– Значит, вы не родственник нашего многоуважаемого губернатора Владимира Андреевича? – снова спросил Неофитов. – Ну, скажем, родной племянник?

– Нет, – несколько удивленно ответил Сева.

– Жаль, – с подкупающей искренностью констатировал Самсон Африканыч Неофитов.

– Очень жаль, – подтвердил Симонов.

И вся троица рассмеялась.

– А что здесь такого смешного? – недовольно спросил Долгоруков. – Что я не князь или что я не племянник генерал-губернатора?

– Дорогой Всеволод Аркадьевич, – доверительно произнес Шпейер, и взгляд его, смягчившись, сделался менее пронзителен. – Не сердитесь. Это мы не над вами смеемся, а о своем…

– О девичьем, – добавил за Шпейера Неофитов, и трое мужчин снова рассмеялись.

Нет, они не походили ни на громил, ни на уркаганов и на первый взгляд казались вполне приличными и добропорядочными людьми. Впрочем, как и при второй, и при третьей встречах.

– Итак, господин «Долгоруков-некнязь», позвольте полюбопытствовать, что за дело привело вас к нам, – обратился к Севе Павел Карлович Шпейер уже вполне серьезно. – Машенька сказала, что у вас есть какая-то записка?

– Да, вот она, – сказал Сева и протянул записку Шпейеру.

– М-да-а, – протянул Павел Карлович, прочитав записку. И посмотрел на своих друзей: – Господа, Поль попался с поличным.

Лица мужчин сделались серьезными. Повисло неловкое молчание. Затем Шпейер сказал Севе:

– Вы нас извините, monsieur, но мы вынуждены на минутку оставить вас поскучать в одиночестве… Ибо нам необходимо посоветоваться, – доверительно добавил он.

Троица, помрачневшая лицами, удалилась в соседнюю комнату. Минут десять Долгоруков просидел один, разглядывая на стеллажах корешки книг. У Симонова было что почитать, начиная от «Опытов» Монтеня и заканчивая немецкими готическими романами.

Наконец, Шпейер вернулся. Один.

– Мне очень неловко говорить вам это, мой друг, – глядя прямо в глаза Севе, начал Павел Карлович, – но мы не можем возвратить вам портсигар сию минуту, так как он сейчас находится у одного из наших товарищей… Но завтра он непременно будет у вас.

Что ж, к такому повороту событий Сева был готов.

– Я так и знал… Заявляю вам, – твердо сказал он, – что портсигар мне нужен сегодня же; в противном случае я оставляю за собой свободу действий.

Глаза у Шпейера сделались скучными:

– Прошу прощения, я должен посоветоваться.

Он снова вышел и вернулся через минуту:

– Сколько вы желаете получить за ваш портсигар? Пятьдесят рублей? Сто? Двести?

Но Сева был непреклонен.

– Деньги мне не нужны, мне нужен портсигар.

– Хорошо, – раздумчиво произнес Павел Карлович. – Вы получите свой портсигар ровно через два часа… А вы и вправду сможете освободить нашего товарища?

– Да, – просто ответил Сева.

– Чаю?

Он просидел эти два часа со Шпейером. Павел Карлович оказался очень интересным собеседником со своим, оригинальным образом мыслей, которые – Всеволод не побоялся признаться себе в этом – в достаточной степени импонировали и ему самому. Впрочем, его жизненная философия была нехитра. Конечно – в жизни лучше, да и здоровее исполнять собственные желания, нежели чужие, и жить так, как ты хочешь сам, а не как хотят другие. Конечно – для мужчины важнее всего независимость. От обстоятельств и начальства, от женщин и обязательств, которые в тягость. Конечно – жить весело интереснее, нежели жить скучно. И некий риск в жизни обязательно должен присутствовать. Иначе можно покрыться плесенью раньше отмеренного природой срока. Или мхом, что ничуть не лучше. И уж не требует никаких доказательств то, что гробить свою жизнь на получение чинов и званий, кланяясь, виляя копчиком пред сильными мира сего и наступая на горло собственной песне (если она у вас, конечно, имеется), есть несомненная глупость, и дается она, жизнь, совершенно для иного…

Много еще о чем успели поговорить Павел Карлович и Всеволод Долгоруков. И когда вернулся Неофитов с каким-то пожилым господином – тогда этот господин показался Севе весьма пожилым, но по мере знакомства это впечатление полностью исчезло – и выложил на столик перед Долгоруковым фамильный портсигар, Сева и Павел Карлович стали почти друзьями. Наверное, эти два часа и повлияли на выбор, который Сева позже сделал, вполне отдавая себе отчет и совершенно осознанно. И стал «валетом»…

– Вот, – весело произнес Африканыч, как его называл пожилой господин. – Получите в целости и сохранности.

– Все в порядке? – поинтересовался Шпейер в своем обычном насмешливом тоне.

– Да, – ответил повеселевший Сева.

– Познакомьтесь, – Павел Карлович указал на пожилого господина, – мой добрый товарищ и друг, Алексей Васильевич Огонь-Догановский, столбовой дворянин. А это, – Шпейер доброжелательно посмотрел на Севу, – мой новый друг Всеволод Аркадьевич Долгоруков.

– Весьма приятно, – сказал Огонь-Догановский, охотно пожимая Севе руку. И вдруг задал вопрос, который Долгоруков уже слышал: – А вы не князь? Не родственник ли случаем нашему добрейшему генерал-губернатору Владимиру Андреевичу?

– Нет, – привычно ответил Сева. – Не князь и даже не родственник.

– Жаль, – протянул Алексей Васильевич уже слышанную Севой фразу.

И Долгоруков снова удивился:

– Почему жаль?

Это позже он поймет, почему всем было «жаль», когда заделается и «князем», и «племянником» московскому генерал-губернатору и сиятельству князю Долгорукову. А тогда… Тогда этот вопрос не давал ему покоя, даже когда он покинул этот странный и одновременно очень располагающий дом.

– Надеюсь, вы запрячете револьвер, который принесли с собой, снова в дальний ящик стола? – услышал Сева насмешливое.

– Д-да, – сконфуженно произнес Долгоруков и почувствовал, как шею и уши заливает горячая краска.

– Да вы не волнуйтесь, – сказал Шпейер и понимающе посмотрел на Севу. – Вы все сделали правильно. А теперь дайте честное слово, что, выйдя отсюда, вы забудете все, что с вами произошло.

– Забуду… Честное слово, – ответил Сева.

Шпейер удовлетворенно кивнул.

– И помните, что вы обещали освободить Поля, – добавил он.

– Помню, – сказал Сева.

– Прощайте.

– Прощайте, – ответил Сева и покинул дом. А потом отправился освобождать этого Поля. Что ему не сразу-то и удалось.

А еще через неделю Всеволод Аркадьевич вновь решил побывать в этом доме и нашел там желанный и горячий прием со стороны его обитателей, в том числе и освободившегося Поля. Потом пришел еще раз, а скоро и вовсе стал захаживать по-свойски. Не к девочкам, разумеется: Долгоруков был не любителем ласк за деньги и любви во исполнение обязательств. Он ждал настоящего. И дождался, будь оно неладно, ибо с ним приключилась первая настоящая любовь. А у многих она бывает счастливой? То-то и оно, что нет. После разрыва со своей любовью Сева – что греха таить – стал посещать и девочек. Но это уже будет в бытность его «червонным валетом» и почти сразу после его первой крупной аферы…

Глава 3

Первая афера

В гостинице Всеволод Долгоруков снял лучший номер с ванной комнатой, залой, спальней и кабинетом. Да и как иначе, ежели он записался в гостиничном журнале для приезжих как «сиятельство», то бишь князь, Всеволод Аркадьевич Долгоруков? А сие обязывало соответствовать.

В нумере он внимательно осмотрел себя перед зеркалом и спустился в ресторацию. Он хорошо помнил ее. За семь лет здесь мало что изменилось. Вот разве что появились газовые фонари…

Откушав золотистой ушицы с гренками, шниц по-венски и жареных чирков, запив все это стаканом благородного «бордо», Всеволод Аркадьевич неторопливо закурил папиросу с золотым ободком и спросил у полового свежие газеты.

– Какие желаете-с? – поинтересовались у него. – Столичные, московские, местные?

– Местные, – ответил Сева и невольно усмехнулся.

Именно с этого вопроса и началось его первое дело, первая крупная афера, принесшая ему «действительное» членство в «клубе червонных валетов» и уважение товарищей…

* * *

А дело было восемь лет назад, в 1873 году, правда, не в знойный июль, как ныне, а в прохладном мае. Так же, как сейчас, остановившись в «Европейской» и отобедав в ресторации, Всеволод Аркадьевич, а по документам дворянин Вольдемар Аркадьевич Панченко, неторопливо закурил «дукатовскую» папиросу тогда еще ручной крутки и спросил себе свежие газеты. Афера уже была тщательно подготовлена, на ее исполнение была затрачена весьма изрядная сумма, и оставалось только найти фигурантов для «разводки». То есть подходящую цель. А еще лучше – цели!

– Какие газетки желаете-с? Столичные, местные? – поинтересовались у него.

– Местные.

– Какие изволите наименования?

– Такие, чтобы было побольше разных объявлений, – уверенно ответил молодой человек.

Его устроил «Казанский телеграф», в котором две страницы из четырех были посвящены разного рода рекламным и иным объявлениям и предложениям всяческих услуг.

Всеволод внимательно вчитывался в объявления.

ЩЕТКИ

Зубные, головные, платяные, ногтяные, сапожные и проч., всевозможные гребни и расчески

в БОЛЬШОМ ВЫБОРЕ предлагает

Аптекарский магазин

Г. В. Майзельс

МАГАЗИНЫ 1. Рыбнорядская, д. Галкина.

2. Проломная, д. Жадиной, близ церкви Богоявления.

Вольдемар сделал какие-то пометки в своей памятной книжке с серебряным переплетом и принялся изучать объявления дальше.

Мебельный магазин, столярные

и обойно-драпировочныя мастерские

К. И. Мальмберга

Переведены

Казань, Угол Большой Проломной и Гостинодворской, д. Щербаковой. Большой выбор мебели. Цены умеренны.

Врач

И. К. КЛИМОВИЧ

М.-Лядская, д. Лисовского.

Прием по внутренним болезням от 5–7 веч.

«Панченко» снова сделал пометки в памятную книжку, а следующее объявление записал с особой тщательностью.

ВСЕ НОВОСТИ ЛЕТНЕГО СЕЗОНА

Модели шляп, сак-жакеты.

Последняя новинка сезона фасон «Люкенс»,

получены в магазине

Н. Н. Циммерлинг

Воскресенская ул., д. Семинарии.

Колоссальный выбор шляп, модели французских и варшавских фабрик. Богатый выбор цветов, лент и перьев. Прием заказовъ и переделки, изящная работа. Цены гораздо дешевле других магазинов. Готовые жакеты, саки, блузки; для заказов солидный выбор материи. Дешево продается готовое мужское платье; для заказов лучшие материи. Цены дешевые.

Готовый къ услугам Циммерлинг.

P. S. Покупатель, купивший платье и шляпу, пользуется скидкой 10%.

Молодой человек спросил себе кофею, докурил папиросу, потом сложил аккуратно газету, расплатился и пошел осматривать город.

* * *

Ной Нахманович Циммерлинг, бывший портной, весьма быстро сколотивший хороший капитал скупкой и перепродажей краденых драгоценностей и открывший не так давно на самой центральной улице города магазин тканей и готовой одежды, ставший вскоре модным у казанской элиты, имел привычку говорить медленно, глядя прямо в глаза собеседнику. Вот и сейчас он, снисходительно глядя на юношу в крохотном котелке, плотно облегающем фигуру сюртуке поверх атласного жилета, узеньких модных брючках и лаковых штиблетах с белым верхом, медленно изъяснялся, отделяя иногда одно слово от другого многозначительной паузой:

– Ты, Зилик, пока что еще слишком (короткая пауза) молод, чтобы заниматься такими (многозначительная пауза) коммерческими операциями. Попробуй вначале что-либо попроще, Зилик.

– Что же? – покрываясь пунцовым румянцем, спросил собеседник (по всей видимости, Зилик).

– Существует, и это тебе, конечно, известно, Зилик, такое полезное заведение, как ломбард…

– Но дядя…

– Не перебивай (паузу можно было воспринимать за недовольство) меня, Зилик… Так вот: в это заведение люди несут всякие хорошие вещи на время и получают за них деньги, тоже-таки на время. И заметь, Зилик (просто пауза, безо всякого значения), человек, заложивший вещь в ломбард, получает за нее только часть (многозначительная пауза) ее стоимости. Ему выдается квитанция, по которой вещь, заложенная в ломбард, может им быть получена обратно, если он, конечно, вернет деньги.

– Все это я знаю, дядя, но ведь…

– Я знаю, что ты знаешь, но дослушай-таки меня, Зилик, до конца… Итак, подходит срок выкупа заложенной вещи. Но у человека нет денег, чтобы выкупить ее. Глупый человек просрочит срок выкупа, и его заложенная вещь станет собственностью держателя ломбарда. Умный человек (пауза выглядела очень красноречивой), чувствуя, что ему не выкупить заложенную вещь, чтобы хоть частично компенсировать свои потери, продаст квитанцию другому, заинтересованному в этом лицу. А заинтересованное лицо, Зилик, идет в ломбард, предъявляет квитанцию и (пауза) выкупает заложенную вещь за цену, которая часто (значительная пауза) намного ниже реальной стоимости вещи. А затем он продает эту вещь за ее настоящую цену и остается с наваром, который, заметь, ему ничего не стоил. Понял, Зилик?

– Понял, – заулыбался Зилик. – А еще есть такие люди, дядя, которые, закладывая вещь, и не думают ее выкупать?

– Такие вещи очень часто есть вещи ворованные, Зилик. Но я вижу, что ты меня хорошо понял…

Дверной колокольчик звякнул дважды. Это значило, что в магазин, открыв и закрыв за собой дверь, вошел посетитель.

Ной Нахманович глянул в зал в оконце с зеркальным стеклом (такие стекла стали модными в последнее время даже у частных домовладельцев: изнутри в окно все видно, а с улицы – ничего, кроме собственного отражения). И увидел, что его приказчик беседует с невысоким плотным молодым человеком приятной наружности, одетым весьма и весьма прилично. В руке молодой человек держал дорогую костяную трость. По всему было видно, что сей клиент, вошедший в магазин, был, несомненно, состоятельным, а зажиточных господ Ной Нахманович обслуживал всегда лично. И клиенту приятно, и старому Ною в пользу…

– Так ты все понял, Зилик? – снова спросил Циммерлинг, поднимаясь со своего места.

– Да, все понял, дядя, – ответил понятливый племянник.

– Ну, ступай тогда. Передавай мои добрые пожелания тете Аде…

Зилик ушел, а Ной Нахманович вышел к молодому человеку, широко улыбаясь.

– Свободен, – сказал он приказчику, не поворачивая в его сторону головы, и тот немедленно дематериализовался. – Чем могу служить, сударь?

– Мне нужен костюм и шляпа, – несколько смущаясь, произнес плотный молодой человек с легким малоросским акцентом. Такому акценту, действительно малоросскому, Севе пришлось специально обучаться, будучи еще в Москве, у единственного хохла-«валета» Тараса Голумбиевского, потому как Паша Шпейер не терпел дилетантизма и любительщины и считал, что все их неудачи – а они хоть и редко, но случались – были именно из-за недостаточной подготовленности и непрофессионализма.

– На вас превосходный костюм, – сказал Циммерлинг и слегка тронул рукав пиджака. – Шили или покупали готовый?

– Шил, – ответил плотный молодой человек. – Видите ли, у меня фигура не очень, как бы это выразиться… стандартная.

– Ну что вы, – рассмеялся Ной Нахманович. – Фигура как фигура. Ничего особенного.

– Спасибо, – мягко улыбнулся Вольдемар.

– Итак, – Циммерлинг сделал жест, будто собирался заключить молодого человека в объятья. – Вы желаете купить готовый костюм или будете шить? У нас лучшие материи в городе. И лучшие модели шляп. Тоже во всем городе. Кстати, если вы приобретете костюм и шляпу одновременно (выразительная пауза), то приобретете и право на скидку в десять процентов. Такого, поверьте мне, молодой человек, больше вы нигде не найдете.

– В Париже, – промолвил его собеседник.

– Что? – не понял Циммерлинг.

– В Париже и Берлине тоже дают такую скидку.

– Что вы говорите? А вы бывали в Париже и Берлине? – искренне изумился Циммерлинг.

– Бывал, – опять немного смущаясь, ответил молодой человек. – По долгу службы.

– А где вы служите, если не секрет, конечно?

– Я доверенный одного частного лица, – не сразу ответил Вольдемар.

– И в нашем городе тоже по делу? – почти заговорщицки поинтересовался Ной Нахманович.

– Именно. Для того мне, собственно, и нужен еще один хороший костюм.

– И шляпа, – улыбнулся Циммерлинг, явно довольный клиентом.

– И шляпа, – улыбнулся молодой человек в ответ, правда, несколько рассеянно. – Видите ли, на пароходе у меня украли багаж с моим платьем, поэтому… Но зато, слава богу, все деньги целы, – и он достал из нагрудного кармана пиджака пузатенький бумажник, едва не выскочивший из его неуверенных рук.

– Да, – сочувственно произнес Циммерлинг, удивляясь про себя, как такого растяпу не обобрали догола. – Времена нынче пошли такие, что ухо надо держать востро…

Циммерлинг ушел за прилавок и вернулся с двумя модными костюмами и несколькими шляпами.

– Вот, – сказал Ной Нахманович. – Ваш размер, и все лучшее. Примерочная там.

Молодой человек отсутствовал недолго. В залу он вышел в новом синем костюме, сидевшем на нем как влитой, и модной фетровой шляпе, делавшей его несколько старше, но и солидней.

– Как это вам так удалось потрафить моему вкусу? – спросил молодой человек, сияя. – И размер тютелька в тютельку, и вообще…

– Опыт, молодой человек, опыт. Поживете с мое, так и вы будете знать, откуда дует ветер и почем фунт березовых шишек…

– А что, у берез бывают шишки? – засмеялся молодой человек.

– Не бывают, – серьезно ответил Циммерлинг. – Но почем фунт этих шишек, знать вы будете. С возрастом, конечно.

– Я вас понял, – сказал молодой человек, доставая бумажник. – Сколько с меня?

– Ну, теперь вы в таком костюме и шляпе очень даже просто решите все свои дела, – промолвил Ной Нахманович, отсчитывая молодому человеку сдачу с сотенной.

– Верно, – ответил тот. – В таком костюме и такой шляпе я быстрее найду себе компаньонов, которые… Ой… – Он запнулся и осторожно глянул на Циммерлинга. – Я, кажется, проговорился.

– Вы ищете компаньонов? – тихо спросил бывший скупщик краденого, а иными словами – барыга.

– Да, – не очень уверенно произнес Вольдемар.

– Тогда дайте объявление в газету, – простодушно сказал Ной Нахманович, словно не придав значения заминке и неуверенности молодого и, похоже, не очень далекого умом посетителя.

– Боюсь, мое предприятие будет принято за шутку, – с печалинкой в голосе ответил молодой человек. – Да и дело это, я думаю, в широкой огласке не нуждается…

«Он думает, – едко произнес про себя Ной Нахманович. – Чтобы думать, полагается иметь мозги…» Вслух же Циммерлинг сдержанно полюбопытствовал, как бы мимоходом:

– А что за дело?

Молодой человек помолчал, как бы решая в уме, отвечать владельцу магазина на его вопрос или нет, а затем, «отважившись», произнес как можно более наивно и по-детски просто:

– А вы никому не скажете?

– Ну, – напустил на себя слегка обиженный вид Циммерлинг. – Не скажу, раз не велите.

– Да тут такое дело, что вели не вели… Ладно, – Вольдемар даже рубанул рукой воздух, решившись говорить. – Честно говоря, меня просто распирает кому-нибудь об этом рассказать. Все равно ведь придется, а иначе как я найду себе компаньонов. Ведь верно?

– Ну да, конечно, – неопределенно сказал Циммерлинг, на самом деле внимательно приготовляясь слушать.

– Я – доверенный отставного майора Михаила Григорьевича Собакина, потомственного дворянина и землевладельца, – начал молодой человек. – Родственник его по женской линии… Да, я вам не представился: Вольдемар Аркадьевич Панченко, дворянин.

– Циммерлинг… Ной Нахманович и, скажу вам как другу, владелец лучшего в городе модного магазина. – Он улыбнулся: – Весьма, весьма приятно.

– И мне приятно, – ответил на улыбку Циммерлинга Вольдемар. – Тоже весьма.

– Продолжайте, пожалуйста, прошу вас.

– Я увлекаюсь археологическими изысканиями, – сделался серьезным «Панченко». – Окончил Харьковский университет, историко-филологический факультет. Был определен учителем гимназии в Нижний Новгород. Там и познакомился со стариком Собакиным. У него большая усадьба в Нижнем. Он пригласил меня обучать его детей, предоставил в пользование свою библиотеку. Знаете, какие у него великолепные собрания античных и арабских авторов, русские летописи, причем в неканонических редакциях? – Циммерлинг понимающе поджал губы, давая понять, что неканонические летописи его увлекают куда больше, чем продажа костюмов. – В университетах таких, верно, нет.

– Уверен, что нет.

«Панченко» сдвинул на затылок шляпу и стал натурально похож на хохла. Циммерлинг едва удержался, чтобы не улыбнуться.

– Ну, значит, обучаю я его детей, дочь и сына. На лето всем семейством они отбывают в свое родовое имение Козловку на Волге – красивейшее, знаете ли, место, да-а… Ну и я с ними. А остальные девять месяцев в году – в Нижнем. Занятия с детьми четыре часа в день, остальное время – мое. Я и пропадал в библиотеке хозяина буквально сутками…

Вольдемар бросил быстрый и незаметный взгляд на Циммерлинга: заинтересовал ли? Клюнул? Затем продолжил:

– И вот как-то однажды попадается мне в руки одно странное сочинение, а в нем глава, посвященная новгородским да псковским ушкуйникам. – «Панченко» посмотрел на владельца магазина: знает ли тот, кто такие ушкуйники, и пояснил на всякий случай: – Ушкуйники – это речные пираты. С севера приходили. Оказывается, они в течение более чем полувека, с середины четырнадцатого и до конца первого десятилетия пятнадцатого столетия, наводили ужас своими набегами буквально на все Поволжье и Прикамье. Они даже города приступами брали и доходили аж до Каспия.

– Речные пираты брали города? – поднял брови Циммерлинг.

– Да, да, не удивляйтесь, города, – с жаром воскликнул «Панченко». – Они не единожды захватывали Нижний, Кострому и один раз даже Казань.

– Вот как?

– Да, именно так! – Вольдемар без всякого усилия показывал свою невероятную увлеченность, и у него на лбу от великого усердия даже выступили капельки пота. – Но суть не в этом. А в том, что все награбленное они прятали в пещерах… И где бы вы думали?

– Где? – делано равнодушно спросил Циммерлинг.

– Близ нынешней деревни Козловки! – воскликнул «Панченко». – Там у них было логово, разбойничий стан, штаб-квартира, так сказать. А ныне земли эти принадлежат…

– Отставному майору Михаилу Собакину, – закончил за «Панченко» Циммерлинг.

– Именно! – заулыбался Вольдемар Аркадьевич. – Вот именно. Конечно, пещеры эти найти теперь трудно: входы завалены, сами пещеры скорее всего обрушены – времени-то вон сколько прошло. Но отыскать их, я думаю, будет не так уж трудно; становище разбойников было в Большом Овраге, там еще ключ из земли бьет, о котором в древнем сочинении писано…

– И сколько там кладов, в овраге этом? – перебил увлекшегося молодого человека Ной Нахманович.

– Клады не в овраге, а в холмах. Пираты рыли в них пещеры, тайные ходы, лазы всякие и там прятали награбленное. Я думаю, таких тайников невероятно много; вряд ли разбойники доверяли друг другу, потому и долю свою прятали один от другого тайно в разные места…

– А не блеф ли все это? – с большой долей сомнения спросил Ной Нахманович. – Просто старинная легенда, не имеющая ничего общего с реальностью… Хотя и красивая!

– Не блеф, – горячо заверил Вольдемар Аркадьевич, бледнея от значимости того, что он сейчас намеревался сказать Циммерлингу. – Видите ли, один из кладов нашел я сам…

* * *

– …а дальше он мне и говорит, что как нашел клад, к хозяину своему поехал, все ему рассказал. Предложил нанять рабочих, чтобы, значит, землю рыть и клады искать. А старик Собакин ему: на какие, мол, шиши? Я детей-то своих еле содержу.