Семья в законе

Еще вчера Карина поднималась ему навстречу в полный рост, но тогда между ними ничего не было, кроме ожиданий. А вчера Эдуард повез девушку домой, но так вышло, что они оказались за городом... Сейчас ему казалось, что иначе и быть не могло.

– Ты что там, голых мужиков разглядываешь? – кивнув на экран монитора, спросил он.

– Ну что ты, Эдик! – с жеманным притворством протянула девушка.

– Я же просил, на работе по имени-отчеству, – поморщился он.

– Да, Эдик... То есть, Эдуард Михайлович.

– И кофе, пожалуйста. Покрепче и без сахара...

Лихопасов любил выкурить утром сигару, сдабривая одну табачную горечь другой, тоже табачной. Начнет он с легкой, ямайской сигары, а после обеда возьмется за мексиканскую, будет смаковать ее под аперитив; ну а вечером в ход пойдет еще более тяжелая, кубинская... Для настоящего ценителя сигар всему свой черед. А Эдуард считал себя ценителем. Хотя, если честно, сигары он курил больше для престижа, нежели из удовольствия. И церемония этого «священнодействия» порой казалось ему фарсом – эти хьюмидоры, гигростаты, гильотинки, пробойники, щепки для прикуривания, специальные пепельницы... Уж куда приятней сунуть в рот обычную сигарету «Мальборо», прикурить от зажигалки, глубоко затянуться, чтобы взбодрить и вместе с тем успокоить сознание.

И все-таки он достал сигару из хьюмидора, срезал кончик. Но щепу поджигать не стал. Сначала дождался Карину, которая подала ему кофе.

– Может, еще чего-нибудь? – кокетливо спросила она, прижав руки к груди так, как собачка, вставая на задние лапы, поднимает передние.

Еще и бедрами качнула, будто песик хвостиком махнул.

– Ну, не с утра, – неуверенно мотнул он головой.

Карина вдохновляла его на воплощение самых смелых фантазий, но для начала он должен хотя бы выкурить сигару. Сначала дело, потом удовольствие...

– Можно и чуть позже, – гривуазно повела она тонко выщипанной бровью.

– Вот-вот, попозже...

Щепка догорала в руке, но Эдуард ждал, когда Карина уйдет. Но девушка не торопилась покидать кабинет. Руки опустились ниже, пальцы теребили пуговицу кофточки. Стоит, с ноги на ногу переминается. Своим подозрительным поведением она, казалось, подготавливала своего шефа к неприятной неожиданности.

– Эдуард Михайлович, у меня проблема тут. Зарплата только через две недели, а у меня деньги закончились...

Вот тебе и зубная боль, с досадой подумал Лихопасов. И жена с ее стоматологическим креслом здесь не помощник, скорее наоборот.

– Сколько?

– Ну, долларов двести.

– До зарплаты? – в лоб спросил он.

– Э-э, ну да... – неуверенно ответила девушка.

Ей бы сейчас две запрошенные сотни получить, а, схватившись за них, как за синицу, она со временем затребует журавля... Эдуард прекрасно понимал, что за все нужно платить, по этому принципу он жил и сам. Но деньги доставались ему нелегко, и щедрость никогда не была его недостатком.

Две стодолларовые бумажки он вынул из бумажника так, будто часть души отдавал дьяволу в заклад. И думал о том, что неплохо было бы получить эти деньги обратно. Но ведь Карина же не отдаст, так же, как он и не сможет вернуть ей вчерашний вечер, когда они были близки. Может, провести эти деньги через бухгалтерию, как аванс к зарплате? Но тогда Карина оставит его без сладкого. А если еще и пожалуется, тогда совсем худо будет.

– Ты знаешь, я тут подумал, – нерешительно сказал он. – Может, тебе оклад поднять? На двести долларов, а?

– Эдуард Михайлович! – просияла девушка.

– Ну а что, работаешь ты хорошо...

– Даже не знаю, как вас отблагодарить!

– Знаешь, знаешь. А если забыла, то могу напомнить.

– Сама вспомнила, – жантильно зарумянилась она.

И шагнула к нему, но Лихопасов сначала осадил ее движением руки, а затем выпроводил за дверь.

Раскуривая сигару, он думал о том, как ловко обманул девушку. Он не станет ей ничего говорить, а через две недели она сама узнает, что ее новая зарплата урезана как раз на те самые двести долларов. Эти деньги он, разумеется, положит в свой бумажник.

Но настроение все равно не улучшилось. Сигара казалась какой-то прелой, кофе пах клопами. А тут еще дверь в приемной хлопнула, и Карина подозрительно вскрикнула. С шумом опрокинулось кресло, открылась дверь в кабинет, и Лихопасов увидел двух атлетов, чье появление, как обычно, не сулило ему ничего хорошего.

– Рэкет не вызывали? – громыхнул басом Семен.

Парень отличался необычным строением головы. Сверху она была зауженной, от линии глаз резко расширялась, а затем плавно уменьшалась по ширине, в районе подбородка сливаясь с могучей борцовской шеей. И уши у него были такие большие, что голова напоминала кувшин, поставленный на постамент из дубового бревна.

Вытянув голову вперед, он повел мощными плечами, отчего дорогой клубный пиджак на нем затрещал по швам.

– Что, не вызвал?! – осклабился Ждан. – Тогда за ложный вызов кучу бабла!

Он был еще более громадным, чем Семен, но выглядел почему-то не так внушительно. Может, потому, что черты лица у него были более мягкие, размытые, и в глазах не хватало той непоколебимой уверенности, которой отличались его старшие братья. И еще – походка у него недостаточно твердая, его все время заносило куда-то в сторону, отчего он цеплялся за предметы, которые, казалось, не стояли у него на пути. Вот и сейчас он умудрился опрокинуть журнальный столик, находившийся в метре от линии, по которой он двинулся к Эдуарду.

Братья всегда начинали визит этой незатейливой сценкой с рэкетирами. Семен был далеко не глуп, чтобы не понимать, насколько истерта эта присказка, но, казалось, ему доставляло удовольствие терзать слух Эдуарда, которому ничего не оставалось, как отвечать на весь этот фарс любезной улыбкой. От братьев он зависел, как цирковой пони от дрессировщика с бичом.

Семен первым занял место за приставным столом. Неповоротливый Ждан мог сесть рядом, но и его уже тянуло к тому креслу, в котором развалился брат. Остановиться он вовремя не успел, и всей своей массой навалился на Семена, едва не опрокинув его на пол. Тот воспринял это как нечто неизбежное; насмешливо глянул на Ждана, но ничего ему не сказал. Зато заговорил с Эдуардом:

– Ну что, толстяк, как поживаешь? – спросил он, нехорошо сощурившись.

– Как поживаешь? – усевшись-таки в свободное кресло, вторил ему Ждан.

– Э-э, нормально, – смущенный таким началом, пробормотал Эдуард.

Во-первых, он не толстяк. Ну, есть, конечно, лишний вес, но это за счет легкой упитанности, но никак не ожирения. А то, что в спортзалах он не пропадает, как братья Бурыбины, так ему пудовые бицепсы и не нужны. Да и легкие у него слабые – быстро задыхается.

– Классную ты себе секретутку нашел, – зловеще продолжил Семен.

– Ага, классную! – повторил Ждан.

– Э-э... Ну, это было не трудно... – нервно поправив галстук, отозвался Лихопасов. – Старобоярск большой, красивых девушек много...

– А сам девочкой не хочешь стать?

– Девочкой не хочешь? – эхом отозвался младший брат.

– Э-э, а что такое? – от плохого предчувствия похолодел Эдуард.

– Да то, что размял ты вчера эту тутку, – в упор глядя на него, жестко сказал Семен.

– Да, утку, – неправильно повторил Ждан.

– Э-э... Кто вам такое сказал? – не на шутку разволновался Лихопасов.

Семен молча и неторопливо поднялся со своего места, крутнул шеей до хруста в позвонках, нагнетая на Эдуарда панический страх, подошел к нему, встал сзади, неспешно и даже мягко взял его руками за уши. И вдруг со всей силой дернул вверх. Ощущение было таким, будто голову оторвали от плеч, вытаскивая из разорванного позвонка толстую нить слухового нерва. От боли у Лихопасова из глаз хлынули слезы.

– Тебе не все равно, кто сказал? – взревел Семен.

– А-а!.. Все равно!

Парень отпустил Эдуарда, и тот, схватившись за надорванные, казалось, уши, плюхнулся в директорское кресло.

– Ну, тогда зачем спрашиваешь? – почти ласково спросил Семен.

Он по-прежнему стоял у Лихопасова за спиной, но при этом, склонившись над столом, умудрялся смотреть ему в глаза.

– Просто!

– Ты смотри, брат... – обращаясь к Ждану, сказал Семен.

– Смотрю! – перебил его тот.

– Смотри, смотри... – иронично сощурился Семен. – Смотри, как у этого козла все просто. Наша сестра страдает, а он капусту, гад, с чужого огорода жрет.

Лихопасов хлюпнул носом, проклиная себя за неосторожность.

Казино с потрохами принадлежало семье Бурыбиных. Отец, четыре брата и старшая сестра, то есть Юля. И Эдуард понимал, что за ним, за его поведением следят. А братья еще до свадьбы предупредили его, что сестру обижать – смертный грех. А супружеская измена, понятное дело, большая обида... Да и сама Юля вчера почувствовала, что муж изменил ей. Может, сама и пожаловалась. Хотя вряд ли. Она, если честно, не очень-то жалует своих братьев. То есть их самих любит, но ненавидит дело, которым они занимаются. Но у них-то братская любовь к ней безусловная. И ради нее они способны на многое. Ждан, Семен, Лев, Стас... А об их отце лучше не думать, настолько страшный он человек. Мощный, хитрый, жестокий и еще жадный...

Эдуарду вспомнился большой семейный ужин, один из немногих, которые согласилась посетить Юля. Савелий Федорович, эта глыба из кожи и плоти, сидел во главе стола, нависая над тарелкой жирного борща. Правил этикета для него не существовало. Рубаха его была расстегнута чуть ли не до пупа, массивный золотой крест на толстой цепи глубоко зарылся в густые кущи седых волос. В большом каминном зале было почему-то сумрачно, пепельно-розоватый свет заходящего солнца через высокое окно падал на его широкое, рельефное лицо, отчего оно приняло неестественную для живого человека ультрамариновую окраску. В какой-то момент Эдуарду показалось, что за столом сидит покойник. Но страшно ему стало не от этого, а от мысли, что если страшный тесть вдруг умрет, он все равно не оставит свою семью без своего отцовского пригляда. Живой он или мертвый, он все равно будет присутствовать в своем доме, жадно есть борщ, хлюпать, шумно жевать размокающий во рту хлеб, жирно чавкать, сипеть и радостно фырчать, облизывая ложку. Он всегда будет здесь непререкаемым авторитетом, могучим, властным, непобедимым. И его дети, такие же сильные и жестокие люди, как и он сам, всегда будут склонять перед ним голову. А Эдуарду так и вовсе следовало стоять перед ним на коленях...

Нет, он никогда не склонялся перед своим тестем так низко, но только потому, что этого никто от него не требовал. Но скажи Савелий Федорович пасть перед ним ниц, и он тут же упрется лбом в землю, потому что смертельно его боится...

– Я... Я больше не буду! – затравленно мотнул головой Лихопасов.

– Чтобы завтра этой сучки здесь не было! – кивком головы Семен показал на дверь.

– Да, сучки чтобы не было, – продублировал его распоряжение Ждан.

– Э-э, не будет...

– Ну вот, хороший мальчик, – весело, но с пренебрежением улыбнулся Семен. – И смотри, больше сестру не обижай. Она у нас хорошая. И одна... И вообще, у нас в семье не принято от жен гулять. Папа этого не любит...

Только записной льстец мог назвать Савелия Федоровича образцом добродетели. Но жене своей он никогда не изменял. Во всяком случае, так гласило семейное предание. Жена родила ему пятерых детей, но, видно, это истощило ее организм, и вот девять лет уже прошло, как ее нет.

Савелий Федорович мог привести в дом новую жену, но делать этого не стал. Может, так любил Екатерину, что и думать не мог ни о какой замене. А может, боялся вызвать тайное недовольство взрослых сыновей, которым вряд ли бы понравилась мачеха, будь она хоть «Мисс из Мисс». Он очень дорожил своим авторитетом в семье и не хотел терять его из-за слабости к женскому полу. А может, слабость у него-то как раз и была, с женщинами. Может, он вообще ничего с ними не мог. Потому и жил бобылем...

Но какими бы проблемами и комплексами не страдал Савелий Федорович, сыновья старались брать с него пример. У всех четверых были жены, и они от них не гуляли, во всяком случае, не афишировали свои связи на стороне. И дело даже не в том, что их отец не жаловал супружеские измены, а в том, что его невестки также были членами одной большой и хорошо организованной семьи. В равной степени, как и зять, Эдуард Михайлович Лихопасов. Как он управлял казино, так жены сыновей – рынками, ресторанами, магазинами, принадлежащими семье. Простое, но очень ответственное разделение труда. Настолько ответственное, что при определенном стечении обстоятельств вполне можно было угодить за решетку.

Неприятных обстоятельств, создаваемых этой семьей, хватало. И судя по всему, сейчас прибавится еще одно.

– Смотри сюда, – понизив голос, Семен вынул из кармана фотографический снимок, положил его на рабочий стол и щелчком переправил Эдуарду.

– Что это? – нервно дернул щекой Лихопасов.

С фотографии на него смотрел широколобый мужчина с хлипкими волосами и блеклыми глазами. В его внешности ощущался недостаток жизненных сил, но при этом держался он высокомерно.

– Ни что, а кто, – хмыкнул Семен.

– Кто, – кивнул Ждан.

– Хотя если разобраться, то ничто...

– Его что, убить надо?

Трясущимися руками Семен полез в ящик стола, достал оттуда пачку «Мальборо», дрожащими пальцами вытащил сигарету... Не до сигар, когда такое дело.

– Убить?! – расхохотался Семен. – Ты?.. Ты можешь убить?

Смех оборвался, и он строго глянул на младшего брата.

– Побудь в приемной. За секретуткой посмотри, раз такое дело.

Ждан кивнул, поднялся, умудрившись при этом перевернуть кресло, вышел в приемную.

– Да нет, она не сможет нас подслушать, – мотнул головой Эдуард. – Интерком у нее только на прием работает. Даже телефон прослушать не сможет... Я же инженер по образованию, знаю, как и что делать...

– А что, много тайн через тебя проходит, что секретутке слушать тебя нельзя?

– Э-э... Ну, наша семья – одна большая тайна...

– Правильно соображаешь, – кивнул Семен. – И то, что интерком у тебя в одну сторону работает, тоже хорошо...

И, поморщившись, махнул рукой перед носом.

– Не кури, не люблю. В здоровом теле – здоровый дух. А какой у тебя дух в прокуренных легких?

– Э-э, да я так, не всерьез, больше балуюсь, чем по-настоящему...

– А чего ты все время оправдываешься, Эдик? Все время чего-то боишься... Меня что ли? Так я не кусаюсь...

– Ну... Покусываешь, – натянуто улыбнулся Лихопасов.

– Вот, хоть какое-то откровение, а то все елозишь, как языком по рашпилю... Так что ты там про свое инженерное образование говорил?

– Ну, я же политех закончил, как-никак...

– Да это я знаю... А на Юльке чего женился?

– Так это... любовь.

– К чему? К большим деньгам?

– Ну, скажешь...

– Да я что думаю, Эдик, то и говорю...

Лихопасову недавно исполнилось тридцать семь лет, Семену – двадцать шесть. Но разница в возрасте, казалось, имела минусовое значение: младший по годам относился к старшему так, будто тот был для него неоперившимся юнцом, которого еще учить и учить.

– Думаешь, я не знаю, что ты на Юльке из корысти женился? Знаю. Не любишь ты ее... Все ждал, когда хвостом крутить начнешь. Думал, ты со стриптизерш начнешь, а ты секретаршу завел... Зачем тебе секретарша, Эдик?

– Э-э, завтра ее уже не будет.

– Слышь, Эдик, ты мужик или не мужик, чего ты все огородами ходишь? Ты можешь подойти ко мне по прямой дороге? Слышь, брат, скажи: жена у меня хорошая, но пресная, а хочется остренького, посолоней, поэтому возьму-ка я и трахну секретаршу. Возьму! И трахну!.. Может, я тебе морду за это набью. Может, очень сильно набью. Но хоть уважать стану... Ты слышал, я Ждана братом называю. Потому что мне он брат родной. И Лева брат, и Стас. Это по крови. А ты по сестре как бы брат. Как бы, но не брат... Доверять мы тебе доверяем, но уважения особого нет. Ничего, что я так, начистоту?

– Да нет, ничего, – подобравшись, расправив плечи, хоть и дрогнувшим, но все же твердым голосом ответил Эдуард.

Пять месяцев он ухаживал за Юлей, три года живет с ней в браке, но так и не смог стать полноправным членом ее семьи. Получил в управление казино – верней, помещение под него и деньги на раскрутку. За два года сделал из этого проекта конфетку, завернул ее в золотую обертку. Савелий Федорович его хвалил, но близко к себе не подпускал. К женам сыновей он относился, как к своим дочерям, а Эдуард родным для него так и не стал. И братья посматривали на него свысока, снисходительно похлопывая по плечу. Отчасти в таком отношении была виновата жена Юля. Она старательно дистанцировалась от своей семьи, хотя и позволяла мужу заниматься порученным ему делом. Но Эдуард понимал, что и сам виноват в том, что семья пренебрегает им. Братья росли на улице и жили по ее законам, и уважали они только сильных людей. А к рохлям относились в лучшем случае снисходительно.

Но ведь Эдуард никогда не был слабаком. И в школе приходилось драться, и спортом он занимался, и в армии служил. В институте даже каратэ увлекся, целых три года в секции продержался... А потом жизнь закружила, затянула в болото серой рутины. Первые три года после вуза он работал на машиностроительном заводе по специальности, потом женился, денег стало катастрофически не хватать. Пробовал заниматься коммерцией, но имел неосторожность взять кредит у человека, вхожего в криминальные круги, рассчитаться вовремя не смог и остался без квартиры, доставшейся ему в наследство от родной тетки. И без жены, которая по своей воле ушла к этому человеку... К этому времени Эдуард освоил компьютер и смог устроиться в частную компанию программистом. Там и проработал ни шатко ни валко несколько лет, пока не встретил Юлю. Для него это был ни к чему не обязывающий роман, и он бы, наверняка, бросил девушку, если бы не узнал, чья она дочь. Он хорошо знал, кто такой Бурбон. И понял, что Юля – его шанс на лучшую жизнь. Да и обижать ее было чревато. Тот же Семен мог сделать так, чтобы он навсегда потерял интерес к женщинам.

Он и сейчас мог вспомнить молодость. Всерьез заняться спортом, освежить мышечную память приемами каратэ. У братьев свой спортклуб с бассейном, и они, надо сказать, не раз его туда приглашали, а он, дурак, отказывался... А ведь надо принять приглашение. Подумаешь, намнут ему разок-другой бока, зато хоть за своего держать начнут. А если он вдруг нос кому-нибудь из них в спарринге разобьет, так еще и уважение появится.

– Казино ты поднял, молоток, не вопрос, – небрежно похвалил его Семен. – А вот появился серьезный вопрос, кто его решать должен? Мы-то решим, но ты на вторых ролях так и останешься...

Помещение под казино находилось в районе, близком к центру города, но все же это была не Первомайская аллея, как называлась главная и самая красивая улица Старобоярска. Семья Бурыбиных держала там и казино, и ресторан. И никто не думал, что казино «Седьмая орбита» на улице Космонавтов со временем станет приносить доход, вполне сопоставимый с прибылью подобного заведения на Первомайской линии. А это произошло. Тогда и появилась идея расширить казино за счет двух магазинов, с которыми оно делило первый этаж высотного дома.

Эдуард попробовал договориться с владельцами этих магазинов, предложил им неплохую цену, но те заявили, что бизнес у них идет отлично, и съезжать категорически отказались. Тогда за дело и взялся Семен. Вопрос пока не решен, но локомотив уже в пути...

– Ну, вы-то решите одно, а площади буду осваивать я. И зал игровой расширим, и ночной клуб откроем...

– А может, сам решишь?

– В смысле? – поежившись под пристальным взглядом Семена, робко спросил Эдуард.

– В прямом... Ты вот человека собираешься убить.

– Я?! Собираюсь?!

– Ну, ты же сказал, что убить надо, – Семен кивком показал фотографию, лежащую на столе.

– Да нет, я только спросил...

– Если спросил, значит, ждал, что тебе такое дело предложат. Ждал и готовился...

– Нет, не готовился...

– А если подготовишься? Ты же не совсем еще чмо, Эдик. Из тебя еще можно человека сделать... Или ты не хочешь быть мне братом?

– Э-э... Ну, хочу...

– Стрелять ты умеешь... Или нет?

– Ну, немного... Из автомата...

– У нас тир в лесу, выедем, поработаем немного. Тут главное – желание... Пойми, пока ты не замажешься, нашим никогда не станешь...

Об этом Лихопасов догадывался и сам, но предпочитал гнать о себя такие мысли. Убить человека – страшно. Но для братьев Бурыбиных это не проблема. Поэтому их семья пишется с большой буквы. Потому что их Семье принадлежит город. И горе тому, кто с этим не согласен.

– Э-э, я не знаю... – бледнея, мотнул головой Эдуард.

– Пойми, ты уже созрел для того, чтобы стать нашим, – продолжал убеждать его Семен. – Осталось только сделать важный шаг... Вот я знаю, что ты обидел нашу сестру. Завтра я скажу об этом Леве, послезавтра – Стасу. Ну, а если отец узнает...

Испуганно вжав голову в плечи, рукавом пиджака Лихопасов смахнул испарину со лба. Да, конец всему, если узнает Бурбон...

– Не, я все понимаю, Юлька у нас не красавица, а мужик на то и мужик, чтобы на сторону смотреть. Вот и смотри себе потихоньку, так чтобы никто не знал... Верней, знать мы будем, просто никто ничего не скажет. Если потихоньку, чтобы Юлька ничего не знала... Ты меня понимаешь?

– Э-э, не совсем.

– Секретарша тебе сейчас не нужна.

– Да это я понял.

– Ничего ты не понял, Эдик. Не нужна она тебе сейчас. Потому что казино у тебя не очень большое. Сечешь? А когда расширишься, тогда и штат можно будет поднять. Тогда и секретарша тебе будет положена. А если положена, то пусть себе лежит, раздвинув ноги... Но сначала сделай дело, а потом уже гулять... Теперь понял?

На этот раз Лихопасов согласно кивнул. Он уберет человека, неугодного Семье, и тогда Семен станет относиться к нему, как к своему брату. И тогда он закроет глаза на его маленькие мужские шалости.

– И долю в бизнесе увеличим. Мы же свои люди, сочтемся, – дожимал его Семен.

– Э-э... ну да... если свои, то сочтемся... – закивал Эдуард.

Казино приносит хорошую прибыль, но львиная ее доля уходила в Семью, Эдуарду же доставались крохи. А ведь он вполне мог поднять свой оклад на десять тысяч долларов в месяц... нет, лучше на двадцать... А еще лучше на тридцать...

– Эй, ты чего, деньги, что ли, считаешь? – прочел его мысли Семен.

– Ну-у...

– Гну!.. Нормально все будет. И тачку богатую возьмешь, и на цацки для секретутки хватит. Она у тебя баба красивая, такой смазка хорошая нужна... Главное, Юльку не забывать.

– Да ей ничего и не нужно, – сорвалось у Эдуарда.

– Ну да, она у нас такая, – сморщился Бурыбин. – Нос она воротить может... Но, по-любому, она из нашей семьи. И что бы там она о себе не думала, нас она никогда не предаст... И ты тоже. Или нет?

– Или да! – встрепенулся Эдуард. – Я все понимаю!

Он прекрасно осознавал, какими возможностями обладает Семья. И ему не жить, если он вдруг пойдет против нее. И нет на земле места, где он мог бы спрятаться от братьев...

Семен предлагал скрепить союз с Семьей жертвенной кровью. Что будет, если он откажется?.. Что, если ему за это вынесут приговор?

– Ну, тогда в чем проблема?

– Э-э, ни в чем... Я попробую! – сдался Лихопасов.

– Да ты не бойся, дело плевое. Да и мы тебе поможем... – добившись своего, приободрил его парень.

– А со мной... Со мной потом ничего... Ну, все нормально будет?

Эдуард внутренне напрягся, вспомнив, что иногда случается с киллерами после того, как они становятся уже не нужными. Если судить по книгам и фильмам, то зачастую их, как опасных свидетелей, убивают свои же. Да и в жизни, наверняка, так же все происходит. Хотя бы потому, что в этом есть логика.

– За это даже не переживай, – свысока усмехнулся Семен. – Ты же из нашей семьи, а значит, мы все за тебя горой. Но и ты, сам понимаешь, должен ценить нас дороже своей жизни. Ты меня понимаешь?

– Э-э, да, конечно.

– Только Юле ничего не говори. Ты же знаешь, как она ко всему этому относится.

Жена была единственным человеком, кто мог помочь Лесопасову выкрутиться из этой ситуации. Она не боялась ни отца, ни братьев, и, узнай, на что Семен подбил мужа, непременно устроила бы ему сцену. И это притом, что женщина она совсем не скандальная, и уж точно не истеричная. Таких спокойных и выдержанных людей, как она, еще поискать...

Но Эдуард решил не обращаться к жене за помощью. Он не хотел, чтобы братья его презирали. И еще он боялся остаться без своего казино... Нет, он все сделает, как ему скажут. Он свяжет себя с Семьей кровавыми узами, и тогда у него будет все – деньги, женщины. И главное, уважение...

– Кого нужно убрать? – собравшись с духом, спросил он. И взглядом показал на фотографию. – Этого?

– Эдик, не тормози, – хмыкнул Семен. – Со своими делами мы уж как-нибудь справимся. А тебе с магазинами проблему решить нужно. Вот ты ее и решишь... А этого, с фотографии, ты обслужишь сегодня. Это из мэрии человек, их там сейчас прокуратура так шерстит, что на лапу брать боятся. Но мы с ним договорились, он сегодня вечером к тебе придет. Делай, что хочешь, но выиграть он должен ровно сто тысяч. Ты меня понимаешь?