Маркиза Бонапарта

– Как бы она не стала последней, – поддержал Армана подъехавший в ставку Мюрат, – мои кавалеристы только что вернулись из города – Смоленск пуст: дымящиеся развалины, трупы, трупы… Живых нет.

Мюрат говорил громко, и император, стоявший невдалеке, услышал его – он бросил на Иоахима сердитый взгляд: вот уж не ожидал от давнего соратника такого упадка духа. Молча выпив чашку кофе, поднесенную Рустаном, Бонапарт сел в седло и, обернувшись к Мюрату, напомнил:

– «Труп врага хорошо пахнет». Вы не забыли мудрое изречение римлян, маршал? Или мне придется еще не раз напоминать вам его?

Мюрат промолчал – только склонил голову в знак согласия.

Кольнув белого арабского скакуна шпорами, Наполеон направился вниз по холму – к поверженному Смоленску. Сразу вслед за тем вся французская армия, раскинутая на холмах и в долинах у Днепра, пришла в движение. Замелькали распущенные трехцветные знамена, порванные ядрами, послышались бодрая музыка и барабанный бой. Построившись как на парад, армия Наполеона вступила в Смоленск.

Привлеченная праздничным шумом, Анжелика выглянула из своего обиталища. Вид черных обгоревших развалин города немного притушил в ней радостную приподнятость от счастливого свидания с любимым. На какое-то мгновение она подумала о тех, кто жил в разрушенных домах – наверное, они тоже любили и очень надеялись, что война минует их стороной. А вот теперь уходили вслед за своей армией, не зная, вернутся ли когда-нибудь назад к своим оскверненным очагам.

Внизу под холмом серел широкой полосой Днепр. Французские солдаты наводили через него переправу. Понаблюдав некоторое время за ними, Анжелика вернулась в палатку, взяла дорожный плащ и, сев на свою пятнистую кобылу по кличке Звезда, направилась к реке – она решила поискать укромный уголок, где можно было бы искупаться.

Уже спустившись с холма, маркиза поняла, что ее желание осуществить не легко. Весь Днепр с французского берега был запружен войсками.

Внезапно с одного из островков посреди реки грохнула пушка – стреляли русские. Послышались пронизывающий свист, удар… В пяти шагах от Анжелики ядро взрыло сухую землю и куда-то скрылось. Маркиза застыла, ощущая, как ледяной холод охватывает ее.

Немного придя в себя, она увидела, что невдалеке, где стоял какой-то польский батальон, засуетились солдаты – выносили убитых. Послышались стоны раненых…

Маркиза поняла, что надо где-то укрыться. Не дожидаясь решения хозяйки, лошадь Анжелики фыркнула, взвилась… И тут снова послышались крики. Кто-то из французов прокричал маркизе: «Берегись!» Звезда вздыбилась, встав на задние ноги, заржала – Анжелика едва удерживалась в седле. Наклонившись в бок, чтобы восстановить равновесие, она увидела, что привело лошадь в ужас – пушечное ядро дымилось и вертелось как волчок в нескольких шагах впереди. Перепуганная Звезда понеслась галопом вдоль Днепра, не разбирая дороги: по высокой траве, по кустам орешника, по камням…

Шляпа, украшенная перьями, соскочила с головы Анжелики – маркиза безуспешно пыталась остановить кобылу. Сзади слышались разрывы, стоны. А впереди… Впереди желтел песком и глиной глубокий овраг. Еще немного, и вместе с лошадью маркиза упадет в приближающуюся расселину. Анжелика попыталась свернуть в сторону, но кобыла не слушалась ее. Казалось, избежать падения невозможно, как вдруг сзади послышался конский топот – кто-то догонял Анжелику.

Маркиза обернулась. Лучи солнца брызнули ей в лицо, ослепляя. Все, что она разобрала, – синий мундир с золотым позументом, французский. Через несколько мгновений всадник уже скакал с Анжеликой стремя в стремя. Крепкой рукой он схватил Звезду под уздцы и тянул за собой. Они пронеслись по самому краю оврага.

Наконец кобыла встала. Соскользнув с седла, Анжелика села на траву, глядя на своего спасителя. Им оказался молодой адъютант императора граф Филипп де Сегюр. Прежде Анжелика нередко встречалась с ним – Филипп прославился при дворе своими стихами и очерками, посвященными походам Бонапарта.

– Не знаю, как благодарить вас, граф, – смущенная, Анжелика поднялась и поправила волосы. – Если бы не вы… – Ей самой страшно стало, как она представила себя летящей вниз головой в пропасть…

– Вы изрядно покалечились бы, мадам, а то и хуже… – понял ее переживания де Сегюр. Спрыгнув с коня, он наклонился и поцеловал руку маркизы: – Слава богу, все обошлось…

– Да, и только потому, что ангел-хранитель послал мне вас, – улыбнулась Анжелика, но тут же осведомилась: – А что русские? Еще стреляют?

– Стреляют. Они стараются помешать переправе…

– Их много?

– Вы можете взглянуть, мадам. – Граф де Сегюр достал из футляра подзорную трубу и предложил ее маркизе.

Действительно, русская пушка стреляла – отчаянно, безнадежно, ведь силы французов, сосредоточенные на берегу Днепра, намного превосходили скромные возможности одного артиллерийского расчета. Но главное потрясение ожидало маркизу впереди.

Как только дым рассеялся, она ясно увидела, что расчет орудия состоит… из босоногих крестьянских ребятишек в не по росту длинных рубахах, подпоясанных веревками. С чумазыми от пороховой гари лицами они старательно подтаскивали к орудию ядра, а стрелял из пушки старик, водрузивший на голову железную шапку с двуглавым орлом, какие носили русские солдаты, наверное, еще в прошлом веке.

– Что это, граф? – спросила Анжелика озадаченно у де Сегюра. – Там же дети.

– Да, – кивнул тот в подтверждение, взгляд его помрачнел. – И женщины, и старики, и дети… – Граф обернулся к дымящемуся Смоленску. – Дым – пока единственный свидетель наших бесславных побед, маркиза, – добавил он с усмешкой.

С колокольни одного из соборов в ответ русским заговорило французское орудие. Дуэль оказалась недолгой – через несколько выстрелов русская пушка замолчала.

Схватив трубу, Анжелика взглянула на островок. Все как один, русские «артиллеристы» лежали вокруг орудия мертвые. Железная шапка слетела с головы старика, он навалился на лафет, и его длинные седые волосы сделались сплошь багровыми от крови.

– Вам не нужно смотреть на это. – Граф де Сегюр отобрал у Анжелики трубу и добавил с горечью: – Война – жестокая штука, мадам. Вы зря приехали сюда.

Анжелика не ответила. Перед ее глазами все стояли растерзанные осколками тела русских детишек, и она чувствовала, что вот-вот заплачет. Молча она подошла к Звезде, теперь уже мирно щипавшей травку на поляне перед оврагом, и, обняв лошадь за шею, прислонилась к ней лицом.

– Возвращайтесь в ставку, мадам. – Граф де Сегюр старался говорить как можно мягче. – Я сейчас направляюсь к императору. Если желаете, мадам, я провожу вас.

– Нет, нет, спасибо, граф. – Анжелика попробовала улыбнуться в знак благодарности, но получилось неловко.

– Вам не стоит оставаться одной, – с тревогой предупредил де Сегюр. – На войне противник может появиться совершенно неожиданно…

– Не беспокойтесь, граф, я поеду сразу за вами, – успокоила его маркиза. – Вы почти не заметите моего отсутствия… Еще раз благодарю вас.

– Как знаете, мадам. – Де Сегюр недовольно покачал головой и, вставив ногу в стремя, сел в седло. – Я везу депешу императору и потому должен спешить. Я скажу Арману, что оставил вас здесь…

Проводив генерала взглядом, Анжелика взяла Звезду под уздцы и направилась с ней к реке. Ручей, протекавший по дну оврага, который едва не стал последней точкой в путешествии неукротимой маркизы, впадал в Днепр, образуя небольшую лагуну, поросшую плавучими желтыми цветами. Вдоль берегов возвышался густой кустарник… Анжелике показалось, что она нашла то самое место, о котором мечтала с утра. Тем более что теперь купание помогло бы ей немного отвлечься от печальных мыслей.

Привязав Звезду к дереву, маркиза приблизилась к лагуне и попробовала воду Днепра рукой – та показалась ей теплой, приятной и даже немного шелковистой. Сбросив одежду, Анжелика вошла в прозрачную, искрящуюся под солнцем воду и с наслаждением отдалась ощущениям.

Холодноватые течения, струящиеся по дну лагуны, словно мелкими иголочками покалывали ее тело. Анжелика легла на спину и смотрела ввысь, в раскинувшийся над ней голубой простор неба, где совсем неуместным напоминанием о войне проплывали темно-серые барашки дыма. Здесь не слышалось ни множества мужских голосов, выкрикивающих команды, ни барабанного боя, ни вспыхивающих то и дело артиллерийских перестрелок. На какое-то время Анжелика забылась и успокоилась.

Когда же она вышла на берег и оделась, то с удивлением обнаружила, что Звезда, дожидавшаяся ее неподалеку… исчезла. Отвязалась? Встревоженная, Анжелика выбежала на поляну, на которой недавно говорила с графом де Сегюром. Звезды по-прежнему не было видно. На поляне пустынно – никого…

И вдруг маркиза услышала потрескивание кустов за своей спиной. Решив, что это ее заплутавшая лошадка, маркиза обернулась, но… что-то влажное и отвратительно пахнущее обмотало ей голову. Наступила темнота. Маркиза пыталась кричать… хотя вряд ли кто-либо мог услышать ее на расстоянии более двух шагов.

Над самым ухом Анжелики заговорили грубо, по-мужицки, на непонятном ей языке. По-русски?! Ужас охватил маркизу. Что случилось с ней и как теперь ей вернуться в Ставку императора?! Вспомнились недавние предупреждения де Сегюра – не зря тот настаивал, чтобы она не оставалась одна. Но как русские оказались на этом берегу? Это же…

Додумать маркиза не успела – ее подняли и усадили на лошадь. Дотронувшись до крупа, Анжелика ощупью узнала свою дорогую Звезду. Кто-то прикрикнул на кобылу – и та двинулась. Анжелику все время придерживали, чтобы не упала, но воняющую конской мочой тряпку с головы не снимали. Лошади шли быстрым шагом, а вскоре вокруг захлюпала вода…

* * *

Въехав в Смоленск через днепровские ворота, Наполеон Бонапарт вошел в церковь, выстроенную над ними, и глянул оттуда на русский берег.

Коленкур молча стоял на почтительном расстоянии от императора, ожидая приказов. Удручение, испытанное графом при виде сожженного, пустынного города и множества трупов русских и французов, лежащих вокруг вперемежку и уже разлагающихся на солнце, не оставляло Армана.

Одинокая русская пушка стреляла по французам, наводившим на Днепре переправу. Поморщившись, император повернулся и приказал Коленкуру немедленно позвать артиллеристов: пусть втащат в церковь два орудия! Приказ исполнили, и Арман лично навел их. Вскоре русская пушка замолчала.

Указав расположить штаб в доме смоленского губернатора, император сразу направился туда. В березовой аллее, окружавшей резиденцию, уже расставила палатки старая гвардия – она встретила Бонапарта приветственными криками и пением «Марсельезы».

В комнатах губернатора слышался повелительный голос Рустана, готовящего для императора постель и рабочие апартаменты. Едва тихий императорский секретарь поставил на большом письменном столе походный чернильный прибор, Наполеон, как всегда не дожидаясь, пока все приведут в порядок, сел за письма. Первой – так уж повелось с давней итальянской кампании, – он написал Жозефине. Потом – несколько писем своим министрам. Призвав Коленкура, император приказал ему сочинить что-нибудь для Марии-Луизы и ее батюшки в Вену, а сам, скинув сюртук, отправился спать.

Озадаченный поручением императора, Арман вышел в приемную, где все еще хозяйничал неутомимый Рустан.

Здесь Коленкура и нашел Дюрок. Вбежав в приемную, он знаком попросил Армана подойти ближе. Запыленное лицо Жерара выражало тревогу. Когда Арман приблизился, Дюрок сразу же сообщил:

– Маркиза де Траиль исчезла. – И встретив изумленный взгляд Коленкура, пояснил: – Она отправилась к реке, одна, и не вернулась в лагерь. Мы искали – Анжелики нигде нет. Похоже, ее похитили. Или убили. Казаки.

– Казаки?! – воскликнул Арман. – Откуда?!

– Командир польских улан, расположившихся неподалеку, сообщил мне, что их, пожалуй, с сотню переправилось через Днепр. Пронеслись ураганом и, наведя панику, уплыли к своим.

Рассеянно вертя в руках письма, только что врученные ему Наполеоном для отправки, Коленкур бессильно опустился в кресло, оставленное Рустаном посреди приемной. Арману не хотелось верить словам Дюрока. Но к вечеру того же дня ему ничего больше не оставалось – маркиза Анжелика так и не появилась в ставке императора. Как выяснилось, граф де Сегюр последним видел ее у того самого оврага, где немногим позже как раз и высадились русские казаки.

Глава 4. «Народной веры глас»

Стояла страшная жара, редко перебиваемая грозами и ливнями. Двигаясь днем и ночью, русская армия, стараясь сбить со следа неприятеля, пробивалась лесными трущобами и топями. Тучи комаров и москитов изнуряли людей. Неприятельская кавалерия следовала за русскими по пятам – стычки казаков и гусар с французами происходили ежедневно.

Желая показать пример приунывшим солдатам, князь Петр Иванович Багратион, в парадном мундире, при орденах, встал рядом со знаменосцем Московского полка и продолжал идти в пешем строю. Вся свита князя последовала за ним. Поддерживая тех, кто уже утратил надежду, князь громко говорил:

– Братцы! Чудо-богатыри мои, тридцать лет я с вами, а вы со мной. Вспомним суворовские марши! Потяжелей нам приходилось, а видел ли кто русского солдата унылым?

И войска отзывались на слова любимого командира с теплотой, ускоряя шаг:

– Не было таких и не будет, ваше сиятельство! Выдюжим, Петр Иваныч, ты не сумлевайся! – И тут же спрашивали тихомолком: – А когда ж долбанем француза, а? Петр Иванович? Сколько ж будет водить лесами нас немец-то?

Под «немцем» армия подразумевала военного министра России Барклая де Толли, которому не доверяла. Багратион и сам недолюбливал всегда невозмутимого и немного грустного лифляндца, не одобрял его тактики заманивания противника, хотя и соглашался, что иного выхода у военного министра не было. Смирив гордыню, тот первым поехал к Барклаю в Смоленске, когда две русские армии соединились, хоть и имел звание выше. Барклай оценил этот жест, хотя взаимопонимания он не прибавил: Багратион требовал наступления, а Барклай опять тянул назад. Скрепя сердце Петр Иванович подчинился – угроза оказаться в неприятельском мешке стала ему очевидна после совершенных Бонапартом маневров. Смоленск отдали после ожесточенной битвы, и снова потянулись долгие версты отступления.

Наконец, дойдя до местечка Царево Займище, князь Петр Иванович приказал армии остановиться – как и все прочие он осознавал очевидную необходимость предоставить солдатам краткий отдых. В тесной крестьянской горнице, топившейся по-черному, Багратион, сжав губы, склонился над картой. Он глубоко задумался – положение представлялось ему опасным.

Прозвенев шпорами на крыльце, в штаб Второй армии вошел генерал Милорадович – давний соратник и друг князя. В руке он держал только что полученное письмо от княгини Орловой:

– Посыльный от Аннушки прискакал, из Петербурга, – сообщил с ходу, – пишет, совет собирает император, чтоб о командующем дело порешить. Надоела уж всем неразбериха. Тебе, Петр Иванович, сестрица императорская Екатерина Павловна поклон шлет. Хлопочет о транспорте санитарном. Вот уже пожертвования собрали – прибудут скоро.

На скамейке у остывшей печки, укрывшись попоной, прикорнул младший сын генерала Раевского Николенька, утомился. Но услышав голос Милорадовича, мальчик вскочил, радостный, – знал Михаила Андреевича с детства, помнил, как учил тот его деревянной сабелькой лопухи на огороде рубить.

– Я в сражении, в сражении был! – сообщил радостно, протирая глаза кулачком. От сна он разрумянился, посвежел.

Милорадович присел перед ним на корточки, погладил кудрявую голову:

– Слышал, слышал о подвигах твоих. Зачем же батюшка водил тебя в дело-то?

– Чтобы за Россию умереть вместе, ваше сиятельство, – просто ответил мальчик. Милорадович молча прижал голову Николеньки к своей груди.

– Нам необходимы самые подробные сведения о передвижениях французов, – проговорил Багратион, все так же глядя на карту. – Я поручал Платову постараться захватить «языков». Но французские уланы отрезали наш арьергард, и теперь Платов пробивается с боем. Надо послать кого-то к нему… – Подойдя к сеням, где расположился его штаб, командующий приказал начальнику штаба, обрусевшему французу Сен-При: – Позовите ко мне кого-нибудь из адъютантов!

Через несколько мгновений перед командующим предстал молодой гусарский офицер в коричневом мундире ахтырцев. В руках его поблескивал золочеными шнурами кивер.

– Ротмистр Анненков, ваше сиятельство, – бодро доложил он.

Багратион с улыбкой кивнул своему любимцу.

– Поедете к Платову, Алексей Александрович, – проговорил он. – Возьмите людей из своего полка – по дороге можете наткнуться на французов. Все сведения, которые удалось собрать казакам о передвижениях наполеоновских войск, сегодня же, до конца дня – ко мне.

– Слушаюсь, ваше сиятельство! – ответил ротмистр с готовностью.

– И еще, – добавил Багратион, помедлив. – Знаю, что Матвей Иванович держится из последних сил. Но казацкая удаль всем известна, у него каждый станичник французского эскадрона стоит. Попросите от меня атамана еще денька на два супостата задержать, чтоб солдаты отоспались…

– Все передам, Петр Иванович…

– Ну, с богом, Алешенька. Поезжайте!

Как и предупреждал князь Багратион, едва выехав из Царева Займища, Алексей Анненков и отправившиеся с ним к Платову гусары наткнулись на французов – скорее всего, разведчиков, прочесывавших лес. Однако углубляться далеко эти уланы явно побоялись: пошарили по опушкам и, спешившись, стали поить в реке коней.

Сначала, посовещавшись, гусары решили проскочить без боя – может, уланы и не заметят их, ведь распоряжение князя Багратиона надо было выполнять спешно. Но не тут-то было! Французы увидели неприятеля и, повскакав на коней, ринулись в схватку. Ничего не оставалось, как принять бой.

Алексей Анненков врубился в самую гущу противника. Сабля в его крепкой руке, со свистом рассекая воздух, поражала врага без промаха. Он видел полные смертельного страха глаза противника перед собой, слышал стоны тех, кого поразило его оружие… Не устояв под натиском ахтырцев, уланы попятились, но на помощь им уже спешило подкрепление.

Перевес сил оказался на стороне французов. В какой-то момент Алексей подумал, что уже не доберется сегодня до Платова. Однако казаки сами явились на помощь, не заставив себя долго ждать. Две отборные казачьи сотни, вылетев с гиканьем из леса, буквально смели противника, третья – преградила французам отступление.

Подскакав к казачьему полковнику, Анненков прокричал:

– От князя Петра Ивановича, к атаману. Проводишь?

Тот кивнул головой.

Казаки в рассыпном строю гарцевали перед уланами, зажав тех в клещи. Алексея подмывало остаться и снова ввязаться в бой. Но нельзя – он помнил приказ Багратиона. И потому, взглянув еще разок, как казаки то грозно сдвигаясь тучей, то рассыпаясь вновь, загоняют улан в болото, Анненков поспешил за полковником, позволив своим гусарам разделить с казаками лавры победы.

* * *

«Дела русского воинства день ото дня все хуже. Войска недовольны до такой степени, что ропщут даже солдаты, они не имеют никакого доверия к своему предводителю. Что до меня, то вам как никому известно мое стремление избавить Россию от нашествия супостатов. Начав службу Отечеству при вашей матушке, я тридцать лет жизни отдал служению ему. Но сейчас прошу вас, дорогая Лиз, довести Его Величеству мое желание отправить меня командовать хоть в Молдавию, хоть на Кавказ, хоть полком, хоть арестантской ротой. Терпеть позор больше не могу…»

Письмо князя Багратиона, переданное ему княгиней Потемкиной, не удивило императора Александра. Он знал, что постоянное отступление русской армии чрезвычайно удручало всех. Теперь уже всякий винил в неудаче армии ее командующего – военного министра Барклая де Толли. Не только за глаза, но и в лицо его называли «генерал Отступление», изменив прозвание, данное когда-то турками Александру Суворову – Генерал Вперед. Имя Барклая стало ненавистно всем, ему не верили ни народ, ни армия, ни император. Повсюду слышались призывы немедленно сместить его. Взоры устремлялись к императору, кого же выберет Александр, услышит ли он «глас народа»?

«Глас» Александр слышал и очевидность замены главнокомандующего понимал. Но хорошо помня о своей ошибке в битве под Аустерлицом, назначил специальный совет из шести человек, в который вошли бывший воспитатель Александра Павловича, председатель Государственного Совета граф Салтыков, петербургский главнокомандующий Вязмитинов, генерал Аракчеев, начальник полиции Балашов и два тайных советника, Лопухин и Кочубей. Им всем предстояло решить судьбу армии и судьбу России. Император же только подтвердит их выбор.

Но какой выбор? Багратион любим в войсках, однако излишне горяч и нетерпелив. Беннигсен – опять иностранец. Милорадович – не имеет опыта командования армиями, не тот охват. Кто же? Кто может оказаться равным «екатерининским орлам» предыдущего столетия? Кому доверила бы Россия свою судьбу?

В большом кабинете графа Салтыкова, выходящем окнами на Неву, теплым и тихим июльским вечером генерал Балашов назвал фамилию избранника, о котором уже твердили повсюду: «Кутузов». Генерал от инфантерии Кутузов сможет спасти Россию.

– Кутузов стар, он болен, – пытался возражать Аракчеев.

– Да нет, годов ему не так и много, – задумался Салтыков. – Пожалуй, что шестьдесят шесть…

– Для главнокомандующего шестьдесят шесть – это пустяки, – поддержал его Кочубей и улыбнулся: – Если кто и останется недоволен нашим выбором, так это Наполеон Бонапарт. Не может он простить Кутузову так ловко заключенного мира с турками под самым носом его дипломатов.

– Ну, значит, на том и порешим, господа? – обратился ко всем председательствующий Салтыков. – Избираем главнокомандующим всеми нашими армиями Михайлу Кутузова?

Никто не воспротивился, даже сомневающийся Аракчеев. Всем было известно, что еще до совета за Кутузова высказывалась княгиня Елизавета Потемкина: когда-то Михаил Илларионович служил под началом ее отца, князя Потемкина, – еще при штурме Очакова на заре своей карьеры. И потому спорить не стали.

В тот же вечер император Александр утвердил выбор совета. Назначение Кутузова в армии было воспринято с воодушевлением. Около дома нового командующего на набережной Невы собралась целая толпа – все бросали в окна букеты цветов, пели молитвы и здравицы.

* * *

Исполнив поручение князя Багратиона и забрав сведения, полученные казацкой разведкой, ротмистр Алексей Анненков вышел из штаба арьергарда и, вскочив в седло, уже собирался было возвратиться в Царево Займище, когда невдалеке услышал два голоса: мужской, грубый и резкий, сыпал отборными ругательствами, женщина звала на помощь по-французски.

Спрыгнув с седла, Алексей бросился на крик. Завернув за угол штабной избы, откуда слышались голоса, он увидел даму, одетую в черное. Она прижалась спиной к бревенчатой стене дома. Длинные светлые волосы, в беспорядке разбросанные, скрывали ее лицо. Она, как могла, отбивалась от подвыпившего казачьего сотника, который явно желал познакомиться с ней поближе.

Раздумывать было некогда. Ударом сбоку, Алексей помог незнакомке избавиться от назойливого кавалера. Сотник отлетел шагов на десять и грохнулся в пыль. Разразившись еще более отвратительными ругательствами, он попытался подняться, чтобы расквитаться с обидчиком, но не удержал равновесия и опять упал.

Вызвав караул, Алексей приказал отвести разгулявшегося вояку к командующему арьергардом атаману Платову – пусть разбирается со своим подчиненным. А сам обратился к женщине, которая все еще стояла, прижимаясь к стене:

– Он не поранил вас, мадам?

Женщина повела головой, отбрасывая волосы – лицо у нее было бледное, но глаза на нем, горячие, черно-карие, как спелые вишни, горели гневом.

– Я не понимаю, месье, – ответила она по-французски.

Немного удивленный, Алексей повторил свой вопрос по-французски и добавил:

– Кто вы? Француженка?

– Я – пленная, – прозвучал неожиданный ответ.

– Вы были во французской армии? – спросил Алексей озадаченно. – Как же вы оказались здесь?

– Очень просто, – вздохнула незнакомка. – Меня похитили. Разве командующий арьергардом еще не похвастался всем, какую важную птицу изловили его казаки? – съязвила она, но в голосе проскользнула горечь. – Наверное, они подумали, что я помню назубок все отметки на походной карте императора… Я вас не видела здесь, месье, – добавила она спокойнее. – Вы, верно, из другого… отряда? Извините, я не знаю, как называются у русских армейские подразделения, – смутилась незнакомка. – У нас – корпуса и дивизии.

– У нас так же, – подтвердил Алексей. – Я приехал из штаба армии. Но о вас действительно ничего не докладывали князю Багратиону.

– Еще бы! Я же добыча. Кто хочет делиться? – Женщина снова поникла головой.

– Я заберу вас отсюда, – на удивление быстро даже для самого себя решил Анненков. – Хоть вы и не хотите назвать своего имени мне, я надеюсь, вы назовете его князю Багратиону. Уверен, при штабе армии к вам будут относиться совершенно иначе. Вы согласны поехать со мной?