Злое дыхание древней гробницы

Вообще-то это было прерогативой Горо – он уже наметил, какой кусок преподнесет великому охотнику белых людей, а какой – не менее великой целительнице. Сейчас на его лице кроме досады легко читалась еще одна мысль: «Ну что возьмешь с братца? Шлялся неведомо где целых два сезона, нахватался чужих привычек..». А у Аронго была своя цель – показать незнакомцам, что мясо, приготовленное им, можно было есть без всякой опаски. А о том, что перед этим будущий колдун проглотил другой порошок – противоядие – никому знать не обязательно.

И они действительно отдали должное его кулинарному таланту! Огромная нога была быстро разделана на множество кусочков; блюдцами теперь выступали огромные кожистые листья, на этот раз свежесобранные. Они опустели так же стремительно. Владимир, отваливаясь от костра с довольным видом, погладил себя по животу и повернулся к Бонго. Комиссар сидел со скучным видом, и рисовал что-то прутиком на песке.

– А ты что не ешь? Вкусно же.

– Нельзя, – выпрямился Бонго, – слон – тотемный зверь моих предков.

Космолетчики с изумлением уставились на Бонго. Такую дремучесть взглядов от современника они не ожидали. Но тот ничего объяснять не захотел; опять принялся что-то чертить на песке. Может он не поднимал взгляда, чтобы охотник не прочел в нем злорадного предвкушения. Рядом недовольно засопел Аронго. Он не предвидел такого поведения огромного собрата. А копье было так далеко… Впрочем, время еще не пришло – снотворное действовало незаметно, усыпляя людей почти естественно.

Он бросил кусок слоновьей шкуры огромному псу незнакомцев – этот зверь тоже мог доставить немало неприятностей. Волк поймал кусок на лету, и практически мгновенно проглотил его.

По изменившемуся шуму в остальной части становища Свет понял, что с остальными ногами слона тоже покончили. Тутси опять встали в круг. Теперь в центре его стоял вождь. Негромко прошептал первый слог там-там; тут же его подхватили остальные инструменты – и вот рассказ об охоте прозвучал еще раз. Теперь уже на языке танца. Долго; очень долго тутси гнали слона в ловушку. Ненадолго отвлеклись на песчаную змею и появление незнакомцев. Наконец вождь высоко поднял руки – это отважный белый охотник единственным ударом убивал серого исполина.

Довольный Горо плюхнулся рядом с Суриковым, задев рукой гитару – единственное, что прихватил с собой Михаил из «Белки». Гитара была очень старой, на ней играл еще основатель династии, Михаил Тихонович Суриков. А жил он все в том же двадцатом веке. Инструмент жалобно застонал, и на поляне мгновенно установилась тишина. Наделенные исключительной мелодичностью и тонким слухом тутси отреагировали на незнакомый звук. Сотни глаз уставились на командира «Белки», и Суриков понял – концерт придется продолжать ему.

Он взял гитару в руки, ласково погладил ее по лакированному боку, и не задумываясь запел песню, с которой всегда начинал. Это был гимн его семьи, многих поколений лесников:

– Ведь мы лесные жители – лесоустроители,

Летом нам в Воронеже тесно.

Вдали от вытрезвителей наши представители,

И нам тайга как крепкое вино…

Он допел до конца, с улыбкой замечая, как собираются, окружая их «стол», тутси.

– Да-а-а.., – протянула Анюта, глядя на первую зажегшуюся в небе звезду – когда Суриков замолчал, прижав струны к грифу, – не знаю, что такое вытрезвитель, но я не отказалась бы сейчас оказаться там. Только бы увидеть опять наше небо, Большую медведицу, Полярную звезду…

Суриков усмехнулся; он один в этом мире знал, что такое вытрезвитель, и какие звезды там можно увидеть. Его пальцы опять забегали по струнам, и над чужой пустыней зажигательно разнеслись первые аккорды аргентинского танго. Местные барабанщики тут же подхватили ритм, и тутси снова ринулись в пляс. А потом были и русские романсы, и опять что-то в стиле диско, и… Михаил сам не заметил, как начал засыпать сидя.

А Свет уже встревожился, увидев, как прямо в танце рухнул на землю Горо. И как в отблеске костра вспыхнули торжеством глаза Аронго, вооруженного копьем, и как выпрямился в полный рост Бонго, сжимавжий огромные кулаки. Охотник попытался тоже подняться, но ноги не повиновались ему; они первые поддались снадобью. Но руки еще действовали и голова соображала, хотя и казалось, что в нее запихали что-то тяжелое. С трудом вспоминая последнее заклятие, которое он уже сегодня применял, Свет заплетающимся языком пропел волшебные глаза, с удовлетворением отмечая, как меняется выражение лиц и Аронго, и комиссара. Еще недавно торжествующие, они вдруг заполнились отчаянием. Бонго тоже рухнул на камни, едва не угодив ногами в костер, а Аронго, потрясая копьем, очень медленно подскочил к охотнику.

Это было последней, и самой большой ошибкой негра в жизни. У Света хватило сил не только для того, чтобы сжать в правой ладони огромную кость слоновьей ноги, но и обрушить ее на курчавую голову Аронго. Обе кости – и человеческая, и слоновья – разлетелись на куски. Негр упал у вытянутых вперед ног охотника, который как раз прошептал последнее слово заклятия…

Глава 7. На просторах Караханы. Продолжение

Горн ходил по замку Гардена с непроницаемым лицом, и это было страшнее, чем если бы он рвал и метал. Великие битвы, низложенные короли, вереницы послушных красавиц – все это откладывалось на неопределенный срок. И бессмертие Тагора тоже. Он ждал этого четыреста лет, и теперь эти кружившие голову планы разлетелись вдребезги. По очень простой причине – единственный человек, который мог поднять в небо стальную птицу, бежал. Бежал, пролежав неподвижно восемь суток.

Как понял теперь Горн, все это время он искусно притворялся. А чародей, упиваясь открывающимися возможностями, и рисуя в голове одну картину торжественней другой, забыл, что сам освободил Анатолия от незримых пут.

А Лазаренко действительно дожидался – не полного исцеления, а теплой погоды. Ведь его еще там, во дворе замка, раздели до исподнего (это было термобелье, никак не годившееся для зимних прогулок), а серебристый костюм унесли в «Стрелку».

Весна стремительно надвигалась на континент. В несколько дней стаял почти весь снег. Жалкие сугробы оставались лишь в самых недоступных солнечным лучам углах. Но и они продержались недолго. На пятый день, после того, как умолк ветер, на землю обрушился благодатный ливень. Он словно смыл остатки зла, привнесенного в эти земли колдуном. Окрестности начали оживать. Неведомо откуда появились птицы. Только вот радоваться их пению в старом замке было некому. Разве что Анатолию, который дожидался темной ночи. Стражников в замке было немного. Ведь Горн, в услужении которого оказались всего-то (какое унижение!) жалкие пять десятков человек, большую часть их отправил по окрестностям – собирать выживших.

Сам Горн спал в покоях погибшего хозяина, беспокойно ворочаясь. Может потому, что в эти минуты на одного подданного у него стало меньше?

Лазаренко прислушался к мерному сопению охранника за дверью и резко распахнул ее. Единственное, что успел сделать стражник, вооруженный копьем и коротким мечом, это широко распахнуть глаза. К его горлу метнулась ладонь, и почти ласковое прикосновение адепта боевых искусств отправило немолодого охранника в долгий сон. Тут – у двери, громко храпевшего – его и обнаружил сменщик. А Анатолий, вооруженный и одетый в непривычную одежду, исчез из замка.

Сменщик даже не стал будить несчастного – сразу побежал к Горну. Тому тоже не нужен был бодрствующий воин. Грубо обшарив мозг несчастного, и не обнаружив никакой полезной информации, чародей приказал:

– Усни… навсегда!

Неподвижное тело дернулось, выгнувшись немыслимой дугой, и снова замерло. А Горн уже не смотрел на него. Он стремительно шагнул в комнату, где его встретила только разобранная постель. Она давно остыла, и «допрашивать» ее было бесполезно. Ее Горн не мог ни допросить, ни наказать. Тогда он велел привести Такамуру. Бледный японец встал перед своим господином. Неизвестно, успел ли он ощутить, как липкие щупальца чужой воли заползли в его мозг. И вспомнил ли он при этом тех несчастных, которых сам подвергал такой страшной пытке.

Чародей грубо ворвался в мозг, разрушая остатки воли и разума Такамуры. Он старался добраться до самых глубин его памяти, отбрасывая никому не нужную шелуху. Он должен был сделать это раньше! Но не наказывать же себя. Только теперь он узнал, что в «Стрелке» находился чудо-прибор, при помощи которого он мог вылечить Анатолия на считанные мгновения; что длинная трубка, свисавшая с поясного ремня Такамуры, является грозным оружием, подвластным его энергии. Наконец он убедился, что никто, кроме беглеца, не сможет поднять в воздух «Стрелку». Потому что для этого нужны были какие-то коды, и некоторые из них можно было ввести, имея при себе ладони и глаза Лазаренко.

Наконец он взломал последний, самый крепкий бастион памяти маленького японца и прочел древний обряд Человека-без-имени.

– Ну что ж, – усмехнулся он, – пока обойдемся и этим.

Единственное, о чем он жалел сейчас – о бесполезной смерти стражника, который мог принести ему целый год жизни. Впрочем, для этих целей подданных хватало. Да хоть взять того же Такамуру.

Нет, – отказался чародей от мысли немедленно принести японца в жертву, – не хватало еще заразиться от него безумием.

Рассудок Такамуры действительно не выдержал грубого вмешательства. Теперь Горн не был властен над ним. Какие грезы сейчас ворочались в голове бессмысленно улыбавшегося пришельца, не мог сказать никто – даже он сам. Но Горн не пожалел о содеянном. Он вообще не жалел ни о чем в прошлом. Все его мысли стремились только в будущее.

В глубокой задумчивости Горн вышел во двор замка. Внезапно его глаза широко раскрылись в изумлении. Солнце, за несколько дней преобразившее окружающий мир, внезапно померкло. С губ чародея с проклятием слетело имя:

– Тагор…

Старый мастер Дамир и Зохра привыкли встречать рассвет вместе. Нет, спали они в разных кельях, понимая, что время безвозвратно ушло. Но вот так стоять на стене Обители, купаясь в ласковых лучах восходившего светила… – кто им мог запретить? Сегодня они вышли даже раньше, словно предчувствуя что-то невиданное. И оно случилось!

Солнце, едва поднявшееся над горизонтом, вдруг потемнело. Кто-то, или что-то, словно откачивал энергию звезды. Материк опять погрузился в полутьму.

Зохра невольно вцепилась в рукав мастера Дао:

– Мне кажется, что это Свет подает нам знак.

Дамир недоверчиво покачал головой, но спорить не стал:

– Он может…

Столица Рагистана сильно опустела к концу зимы. Но главное – она выжила. Запасы продовольствия в сильном государстве позволили многим дождаться весны. Только шахиншах у них теперь был другой…

…Разъяренный Нусрат едва дождался стражников, присланных вслед первым преследователям Света. Увы – ни дерзкий незнакомец, ни капитан Фарад с остатками полусотни так и не были обнаружены.

Эту весть шахиншаху принес Журивой.

Они стояли посреди тронного зала – тучный, багроволицый от ярости Нусрат и тощий, весь в черном, начальник тайной стражи. На его лице, как всегда, были приклеены покорность и почтительность. Но загляни сейчас шахиншах в его глаза – он тотчас бы забыл об охотнике и капитане Фараде. Потому что в скрытых веками глазах Журивона полыхало пламя ярости. А вызывать ярость этого господина не рекомендовалось не кому – даже шахиншаху.

– Я обещал отправить тебя на Ристалище, – прошептал Нусрат, брызгая слюной в лицо начальника стражи.

Журивой открыл глаза, и шахиншах попытался отшатнуться – он вдруг испугался еще сильнее, чем рядом с голубоглазым незнакомцем. Но Журивой не дал ему отступить. Холодные костлявые пальцы больно сжали голову Нусрата, а его глаза так и не отпустили взгляд рагистанского властителя. Глаза Нусрата не закрывались, и словно через них истекала к колдуну его жизнь. Противостояние длилось всего несколько мгновений. Несколько самых страшных мгновений в жизни шахиншаха. Вот он упал на толстый ковер, и корона покатилась по толстому ворсу.

Журивой наклонился за ней, и нацепил на голову, слегка поморщившись – на его вытянутом лысом черепе она смотрелась нелепо. Другое дело та, что унес с собой голубоглазый незнакомец.

– Ничего, – подумал он, – и ты, дерзкий, и моя корона вернутся в Шахрихан.

Его слабенькие чары не делали его провидцем. Лучше бы они не сработали и сейчас…

Журивой проснулся рано – как всегда. Он стоял на балконе дворца и наблюдал, как померкло внезапно солнце. Его мало интересовали причины, ввергшие светило в этот катаклизм. Еще меньше – тот, кто смог свершить такое. Главное сейчас было – к Журивою вернулись те крохи колдовской силы, что пропали внезапно несколько дней назад. Точнее – в тот самый день, когда стих ураганный ветер. Его силы были не велики, но и их хватало, чтобы держать в страхе целое государство.

Шахиншах негромко хлопнул в ладоши. Он знал, что прислужники всегда ловят ушами этот сигнал. Поэтому не сомневался, что его приказ тут же разнесут по городу:

– Пусть каждый в Шахрихане узнает – завтра праздник. Чтобы все были на ристалище. Таких боев Рагистан еще не видел…

Командор Булгаков вторую неделю не покидал Курский космодром. В эту минуту что-то заставило его выйти из здания и остановиться на краю огромной площадки.

Солнце, заблиставшее после нескольких дней ненастья так, как и положено в середине лета, вдруг потемнело. Словно внутри его заработал огромный насос, перегоняющий энергию неведомо куда. Неожиданное затмение посреди дня наблюдало вместе с Булгаковым множество людей. На Луне-2 было получено множество отличных снимков катаклизма, ничего, впрочем, не объяснивших. Позже стали поступать еще более невероятные сообщения. Синхронно с Солнцем ненадолго померкли другие звезды. Это стало известно, когда их свет достиг телескопов. Астрономы и простые люди обсуждали это невероятное событие несколько дней. Потом их внимание переключилось на новую сенсацию. Тем более, что звезды снова мерцали в полную силу.

И лишь один человек во всей федерации был уверен, что начало катаклизму дало событие в той части безбрежного космоса, где затерялись его товарищи. Звали этого человека командор Владимир Булгаков…

Первый из Мудрейших ожидал этого визита. Главный Наблюдатель не мог не придти после того, как их родное светило моргнуло вопреки всем законам Бытия. Моргнуло в третий раз за последние три тысячи Кругов. В первые два раза энергия вернулась к звездам. Что принесет искусственный катаклизм на этот раз? Главное – что он принесет их древнему миру, в котором все было предопределено вперед на долгие сотни Кругов?

– Опять там же? – встретил он Главного Наблюдателя вопросом, не вставая с кресла. Хоть в этом он мог сейчас не нарушать Бытия. Этим знаком он освободил Наблюдателя от церемоний. Но тот все таки ненадолго склонил голову, прикрыв огромные фасетчатые глаза, и только потом ответил:

– Да, опять. Две тысячи лет некто Тагор, – начало перечислять существо, больше всего напоминавшее гигантского кузнечика; оно уже в те годы, когда случился первый катаклизм, занимало свой высокий пост, – затем, совсем недавно, Узох. Этот владел энергией звезд совсем недолго. Индексы опасности у них были совсем невеликими – не больше ноль десяти; теперь же человек, имя которому Свет.

– Какой индекс у него? – склонился в кресле вперед Первый из Мудрейших.

– Но, Мудрейший! Очередь на определение индекса как никогда велика…

– Свей властью разрешаю проверить этого Света вне очереди.

– Хорошо, – опять склонился Наблюдатель, – тем более, что…

– Тем более что?! – еще резче, чем в первый раз вскочил с кресла гигантский кузнечик.

– В его руках больше сталенита, чем наберется во всех наших мирах!

– Иди! – теперь уже не разрешил, а повелел Первый из Мудрейших, закрывая огромные глаза.

Он единственный в мирах Древних мог позволить себе чудовищную мысль – природа зло пошутила над этой расой, дав разум насекомым. Ни умом, ни силой эта раса ни в чем не уступала теплокровным, но Первый из Мудрейших не сомневался – увидь кто из тех же землян Древнего в его истинном обличье, он бы расхохотался. И пусть сами Древние считали себя образцом совершенства – с первого мгновения, как очередной из них расправлял крылья, появляясь из кокона – Первый знал: будущее принадлежит другим. Тем, у кого энергия завоевателей сильнее, чем все знания, собранные Мудрейшими из живущих в известном космосе. А если еще в руки им попадет сталенит…

Свет открыл глаза, когда звезды показывали на полночь. Вокруг царила тишина. Ведь даже мельчайшие букашки засыпали, когда попадали в круг, очерченный заклятием колдуна. Он с удивлением, а больше с одобрением глянул на Волка, которого сонные чары настигли, когда его ужасная пасть сомкнулась на запястье комиссара земной полиции. Бонго так и не успел вытащить бластер, машинально схватившись за оружие, которое без энергии Света было совершенно бесполезным.

Охотник сказал первое слово из трех, который должны были нарушить заклятие, но вдруг прервал себя.

– А ведь Горн мог добиться своего, пока я спал, – подумал он.

Теперь Свет не колебался. Шагнув мимо лежащего с разбитым черепом трупа Аронго, он упругим шагом, разгонявшим остатки сна, направился на вершину холма, который явно был за пределами колдовского круга. Хотя бы потому, что при приближении охотника, с куста там взлетела какая-то птаха. Чуткий слух охотника отметили грань этого круга. Из ушей словно вынули затычки, и на парня обрушился такой желанный водопад звуков.

Он поднялся на самый верх холма, остановился на небольшой площадке, лишенной кустов, и поднял голову к звездам. Охотник начал четко выговаривать слова длинного заклятия, которые по крупицам собирал Узох. Будь они за пределами мира Света, Повелитель не сумел бы собрать его, и сейчас бы не свершилось в очередной раз великое таинство, называемое немногими посвященными заклятием Тагора.

Последнее слово растворилось в темноте, и поначалу Свет не ощутил ничего. Внезапно он понял, что звезды – все сразу – подмигнули ему, делясь энергией. Понял, несмотря на то, что из волшебного ящичка Мыльникова знал – свет даже от ближайших из них будет идти сюда годы. Разве только родное светило могло сообщить о свершившемся чуде много раньше. От него лучи летели к Карахане всего несколько минут. И Свет не стал жадничать – щедро отдарился. Он отрывал от заклятия Тагора по одному слову, катал его во рту, словно прощаясь, и посылал его очередной звезде.

Конечно, всем не хватило! Но главное – теперь даже сам Свет не знал заклятия. А собрать его воедино… было вполне возможно. Для этого нужно было посетить миры вокруг трех десятков звезд. Каких? Этого Свет тоже не знал. Заклятие Тагора еще жило – внутри него; с ним оно окончательно и умрет.

Охотник вернулся на пригорок, где оставил спящих друзей, и вернул всех к жизни – с первыми лучами восходящего солнца. Он и сам немного еще поспал. Волк ворча отпустил руку комиссара, и подбежал к охотнику, повинуясь команде. Впрочем, бежать было совсем недалеко – Свет уже был рядом с Бонго. Он вынул бластер из еще вялой руки огромного негра и потянул его к себе. Отобрать оружие совсем сразу не получилось. За бластером тянулся короткий шнур, на который сразу же обрушился кулак охотника. Но даже его удивительная сила не могла порвать этот шнур, который, по сути, представлял собой одну длинную толстую молекулу. Но в костюме Бонго что-то хрустнуло, и его едва не бросило обратно на землю. В воздухе закачались обломки крепления бластера.

Изумленный Суриков сунулся поближе. Он-то знал, сколь надежной было это крепление. Оно бы выдержало, даже если с его помощью тащили на буксире «Белку» – без всяких колес. Его бровь изогнулись в изумлении еще круче, когда охотник взялся за два конца бластера. Могучие мускулы охотника на предплечьях вздулись так, что казалось – туго натянувшаяся рубаха сейчас лопнет в этом месте. Но вот мышцы расслабились. Михаил не верил собственным глазам – несокрушимый материал земного оружия поддался; его дуло было свернуто набок, превратив бластер в бесполезную игрушку.

– Еврейский пистолет, – опять вспомнил Суриков двадцатый век.

А охотник сунул испорченное оружие в руки комиссару, и отправился к ручейку, который вытекал от родника у подножия холма. Он вернулся очень скоро – потому что единственный из всех здесь проголодался. Для остальных вчерашний ужин словно только что закончился. Охотнику хватило несколько кусков холодного мяса, да глотка свежей воды. Его неуемная энергия требовала немедленно трогаться в путь. И в первую очередь – устроить где-то впереди охоту. Когда еще он сумеет поохотиться на экзотических животных. Пока в списке его трофеев были только две газели, и один слон. Да и тот очень условно. Мысль о том, что была еще одна знатная добыча – колдун Узох – даже не пришла в его голову.

– Пожалуй, пора идти, – обратился Свет к командиру «Белки».

Из того же компьютера он знал, что ресурсы костюмов космолетчиков не безграничны. И если микроклимат внутри них он мог поддерживать энергией шлема, кушать они очень скоро запросят. Идти землянам дальше сытыми или голодными – зависело только от охотничьей удачи Света. Эти знания не помешали ему выпить кружку вкусного напитка, любезно поднесенного Анютой. Туда же – в кружку – сунулся Того, который словно ни капли не был огорчен участью брата. Тело Аронго уже куда-то утащили, и Света совершенно не интересовали подробности погребальной церемонности. Впрочем он знал, что главным в ней будет богатый пир и танцы.

– Что ж, – вздохнул охотник, опять вспоминая слона – теперь им есть чем пировать.

Он сунул кружку с недопитым соком в руки Горо, и с интересом вгляделся в его лицо. Вождь апельсиновым соком был доволен, но ничуть не удивлен.

– Это ранж, – вернул Горо кружку охотнику, – плод деревьев, которые растут там, – он махнул в сторону океана, – раньше, когда тутси были одним могучим племенем, а я был еще мальчишкой, мы ходили туда, и обменивали шкуры на такие плоды.

– А теперь? – не удержался от вопроса охотник: тем более, что именно туда направлялся он со своими спутниками.

– Теперь там новые племена, – вздохнул вождь.

– Они вам враги?

– Они враги всем! Некоторые из них едят пленников!

Свет не очень поверил в последнее утверждение, потому что хорошо знал, как быстро обрастают слухами единичные факты. Хотя на той же Земле, в Африке и других жарких частях света… Он подробно расспросил вождя о дорогах; даже детские воспоминания негра сейчас были очень ценны. Племя проводило их плясками, причем в ритмах земляне с удивлением расслышали мелодию аргентинского танго. Свет потрепал по курчавой голове сына вождя и первым отправился в путь. Последним, по сложившейся традиции, в хвост каравана пристроился комиссар. У Бонго мелькнула шальная мысль – не остаться ли ему здесь, у тутти. Но он представил себя во главе танцующего племени и с негодованием отверг такой выбор. Поэтому он сейчас по прежнему с бессильной яростью смотрел вперед. Теперь его злость распространялась на всех попутчиков.

А космолетчики тоже молчали, как и Свет. Но если охотник еще раз в подробностях вспоминал события минувшей ночи – не оставил ли он какой зацепки чародею – земляне переживали за поступок Бонго. Вернее за попытку поступка. В кого он намеревался направить бластер, ни у кого сомнения не вызывало.

Свет опять шел по пересохшему руслу древней реки, которая здесь, судя по низким берегам, когда-то была намного мельче. Первый же поворот скрыл от путников гостеприимное племя, но грохот там-тамов еще долго провожал их. Бесхитростные дети природы продолжали праздновать.

Охотник остановился не скоро – только тогда, когда услышал как кто-то из землян догоняет его. По звуку шагов и тяжелому дыханию он узнал Мыльникова. Владимир был уверен, что увидит сейчас хмурое лицо охотника, но тот встретил бортинженера широкой улыбкой.

– Жарко? – спросил Свет, и без ответа увидевший, как по лицам землян катятся мутные капли пота.

Солнце сегодня словно пыталось возместить ту энергию, что не додало планете, повинуясь заклятию Тагора. Земляне к тому же не решались снять гермокостюмы, без энергии шлема ставшими душными и неудобными. Они теперь каждое мгновения ждали нападения неведомых противников. Свет понял, что рассказы старого вождя упали на благодатную почву, посеяв в душах космолетчиков невольные опасения.

– Хорошо еще, – подумал Свет, – что я не перевел им ничего про людоедов…

Сам он был на удивление свеж, словно не отмахал без устали только что несколько километров. Мыльников правильно понял улыбку охотник и протянул ему конец длинного провода. Но охотник отстранил его руку.

– Не надо, – сказал он, по прежнему улыбаясь, – обойдемся без него.

Он поднес руку к тому месту, откуда тянулся шнур из костюма Володи и произнес несколько тягучих слов. Эти слова, казалось, всколыхнули воздух, пока не пропали там, где пряталась батарея костюма. Вокруг нее тут же возник сплошной защитный контур, который мешал воздействию заклятия Горна. При желании охотник мог попробовать совсем разрушить это заклятие – над всей планетой. Однако ни опыта, ни осознанного желания для этого у него пока не было. Потому он поочередно перешел к Сурикову, потом к Анюте и, поколебавшись немного, к комиссару. Если бы земляне достали сейчас свои емкие батареи, они бы увидели, что зеленый огонек, показывающий полную зарядку, по прежнему горит на панели. Но они ограничились тем, что поспешили набросить на головы шлемы – теперь жара им была не страшна.