Русалка в бассейне

– Но если у нее возникли какие-то подозрения насчет «русалки», почему она вам об этом сразу не сказала?

– Ну, Марго Перес, знаете ли, человек особого склада. Не только потому, что она писательница и, следовательно, у нее с действительностью особые отношения. Марго пишет женские романы и учит женщин сражаться с жизнью, но сама-то она панически боится жизни, и вся ее судьба, полная неразберихи и всяческих ненужных приключений, это одна нескончаемая и безуспешная попытка спрятаться от действительности в какую-нибудь ею же придуманную сказку. Когда у нее под самым носом происходит что-нибудь опасное, когда ей всерьез что-то угрожает – она не защищается, а становится невменяемой и упорно не желает замечать ничего угрожающего или опасного.

– Как страус?

– Вот-вот. Наша Марго похожа на всех птиц сразу, и на страуса – тоже. Я велела ей идти есть мороженое – она послушно пошла и стала есть. Хотя ее, возможно, в тот момент бил озноб и безо всякого мороженого.

– А вас она оставила одну на мостике – разбираться с непонятным и подозрительным явлением?

– Вот именно. Если кто-то берет настоящую или воображаемую тревогу на себя – Марго немедленно улепетывает в сторонку, предоставляя другим разбираться с темными сторонами жизни. Между прочим, до того, как к ней подошли мы с полицейским, она успела уплести полкило орехового мороженого! Но заметьте, что по дороге в кафе она все-таки нашла служителя и отправила его к пруду! В этом вся наша Птичка: рассеянная и наблюдательная, трусливая и решительная одновременно.

– Да, служитель сказал полиции: «По голосу этой маленькой дамы я понял, что возле пруда случилось что-то весьма серьезное, и потому немедленно пошел туда».

– Вот видите! Если бы она и впрямь думала и говорила о перевернувшейся пластиковой русалочке, ее голос не звучал бы так настойчиво и тревожно.

– А мороженое все-таки она съела?

– До последней ложечки! Но это у нее нервное – поиск немедленного и доступного утешения.

– Да, интересно… Дорогая графиня, надеюсь, раз уж сама судьба привела вас к пруду с «русалкой», вы не откажетесь помочь полиции в этом деле?

– Только потому, что я одной из первых видела эту самую «русалку в бассейне»? – Апраксина допила свой чай, поставила чашку и с укоризненной улыбкой посмотрела на инспектора: она уже вышла на пенсию и криминалистикой больше не интересовалась. Вернее, решила больше не интересоваться… – Ах, Рудольф, Рудольф! Когда вы привыкнете к тому, что от меня бесполезно что-либо утаивать? Выкладывайте, почему вы считаете, что это очередное «русское дело» и отчего это я непременно должна в него влезть?

Инспектор засмеялся, слегка поперхнулся чаем и тоже поставил свою чашку на стол. Кряхтя, он приподнял свое большое тело с маленького диванчика, перегнулся и поднял стоявший рядом толстый портфель. Порывшись в нем, он достал тонкую пластиковую папку с газетной вырезкой внутри.

– Вот. Взгляните, пожалуйста, графиня.

Апраксина рассмотрела вырезку, не вынимая ее из прозрачной папки.

– Да, – сказала она, – это русский текст. К сожалению, только три слова прочитываются совершенно ясно: «опытная», «больной» и «оплата». Но у меня нет сомнений, что перед нами газетное объявление. Шрифт похож на «Русскую мысль»: это русская газета, выходящая в Париже.

– В Париже? Вы уверены, что это не немецкая русская газета?

– Таковых пока не имеется, у здешних «новых русских» еще руки не дошли. А эту же газету выписывают, покупают и читают по всей Европе и за океаном, она такая одна на всю русскую эмиграцию; часть тиража теперь даже в Советский Союз попадает. Ну-с, пройдемте в мой кабинет – я попытаюсь разглядеть остальной текст с помощью лупы.

Они покинули террасу, прошли через гостиную и расположились в просторном кабинете Апраксиной, занимавшем половину первого этажа ее дома. Инспектор привычно достал с полки со справочной литературой большую хрустальную пепельницу, уселся в кожаное кресло, поставил пепельницу на подлокотник, закурил и приготовился терпеливо ждать.

Апраксина достала из футляра лупу, расстелила перед собой кусочек плотного сукна, пинцетом извлекла газетную вырезку из пакета, разложила ее на сукне, расправила ее и закрепила портновскими булавками. Затем она набрала на компьютере отчетливо видные слова и буквы объявления, заполняя точками места стершихся знаков. Получилось у нее следующее:

……………я опытная си…………

……………и больной со…………

……………д. комн. в з……………

…………….Г. Оплата по…………

Затем она взяла лупу и углубилась в изучение текста, сразу же внося разобранные знаки на компьютер. Через полчаса текст на экране монитора имел уже следующий вид:

……….уется опытная сидел…………….

………елой больной со зн……………

…………я отд. комн. в загор…………

…………м, ФРГ. Оплата по с…………

Все остальные знаки стерлись. Инспектор объяснил, почему это случилось:

– Бумажка лежала в заднем кармане брюк несчастной девушки и была, видимо, случайно выстирана вместе с ними в стиральной машине. Но бумажка с объявлением была сложена втрое, текстом внутрь – это и спасло середину текста. На оборотной стороне текст полностью стерт.

– Понятно, – кивнула Апраксина. Она продолжила восстановление текста уже просто по смыслу, и у нее получилось следующее:

…срочно требуется опытная сиделка……….

…к престарелой больной со знанием……….

предоставляется отд. комн. в загородном

доме ……………….м, ФРГ.

Оплата по соглашению

Она перевела получившийся текст инспектору.

– Браво! – воскликнул тот.

– Погодите. Это не стопроцентно достоверно, у меня есть сомнения. При составлении подобных объявлений делают совершенно немыслимые в других текстах сокращения.

Она подумала еще и кое-что изменила в тексте. Теперь первая и вторая строчка выглядели так:

Срочно требуется опытная сиделка

по уходу за престарелой больной

со знанием…………

– Здесь мог быть указан любой язык: румынский, мальгашский, но, скорее всего, конечно, немецкий или русский или даже оба.

Инспектор следил за нею, напряженно хмуря лоб.

– Графиня! – взмолился он. – Неужели вы всерьез думаете, что моих убогих случайных познаний в русском языке хватает, чтобы следить за цепью ваших рассуждений?

– А от вас никто этого и не ждет, инспектор. Вы присутствуете, ждете от меня чудес, как всегда, и этого вполне достаточно, чтобы стимулировать мою мысль. Вы ведь верите в то, что мы найдем убийцу?

– Конечно, без всяких сомнений!

– Вот и отлично. Пока это все, что требуется от вас на данном этапе. Теперь я должна буду отправиться в русскую библиотеку и просмотреть все номера «Русской мысли» за… Понятия не имею, за какое время! На нашей «русалочке» были светлые летние брюки, как помнится?

– Да, узкие спортивные брюки из плотной холстины.

– Она могла носить их постоянно, могла надеть их в первый раз в этом году, и тогда это прошлогоднее объявление, но могла не носить их вообще год или два, и тогда моя задача усложняется. Современная одежда – это нечто непредсказуемое! Начнем с того, что у всех ее просто слишком много: я знаю дам, которые понятия не имеют, что именно хранится у них в шкафах с одеждой!

– С моей женой точно такая же история, – кивнул инспектор.

– Ну вот видите!.. И даже молодежь не так уж слепо следует сезонным и годовым изменениям моды. Кстати, а сколько лет было этой девушке, что на этот счет говорит экспертиза?

– Лет двадцать пять – двадцать восемь.

– Если она недавняя эмигрантка из Советского Союза, можете смело сбросить лет пять.

– Почему?

– Эти девушки, как правило, быстрее взрослеют. Ей может быть всего лет двадцать с небольшим, а по виду и состоянию организма она будет похожа на западную женщину под тридцать. Это объясняется как неправильным питанием и хронической нехваткой витаминов, так и психологическими перегрузками, которым они почти все подвержены.

– Понимаю. Ну что ж, графиня, к сожалению, это все, что у нас пока есть, и потому разрешите мне откланяться. Желаю вам успеха с просмотром газет и жду вашего звонка.

– Да, я сразу же позвоню, если найду это объявление, а там мы с вами решим, что делать дальше. Не торопитесь! Мы выйдем вместе. Можете подождать меня здесь или внизу в гостиной, я должна переодеться.

Инспектор спустился вниз, а графиня поднялась наверх, где под крышей дома была ее спальня. Там стоял огромный платяной шкаф, Апраксина подошла к нему, распахнула дверцы и задумалась.

– Совершенно не представляю, что мне сегодня надеть? Надо бы навести тут порядок и куда-то пристроить лишнюю одежду, – сказала она себе вслух, задумчиво глядя на плотно притиснутые друг к другу ряды вешалок с одеждой. Сбросив с себя голубой спортивный костюм, в котором она запросто принимала инспектора, Апраксина принялась рассеянно трогать вешалки указательным пальцем.

– Это? А может быть, это? А что это за серенький костюмчик? Ну совершенно не представляю, откуда он у меня! По-моему, он довольно мил. Вот его-то я и надену.

Глава 4

У каждого детектива свои методы, и чем их больше в его арсенале, тем лучше, считала Апраксина. Один из ее приемов носил кодовое название «По секрету всему свету» и означал, что она рассказывает об очередном своем деле как можно большему числу своих знакомых, а то и незнакомых. Ее совсем не беспокоило, что таким образом и преступник может быть извещен о том, что им интересуется «сама графиня Апраксина». Она полагала, что это вовсе неплохо для дела, если преступник будет встревожен и деморализован: он может впасть в панику и, стараясь спрятать улики, вдруг обнаружит себя самым неожиданным образом. Она прибегала к этому методу особенно в тех случаях, когда у нее не было никаких улик; вот и в деле о «русалке в бассейне» она решила поступить именно таким образом.

Придя в русскую библиотеку Толстовского фонда, графиня тут же рассказала обеим библиотекаршам, что именно она намерена искать в «Русской мысли». Танечка, уже довольно давно работавшая в библиотеке, понимающе кивнула головой и пошла за подшивками газет. Зато второй библиотекарь Виктория, недавно приехавшая с Украины (ИЗ Украины, как она говорила, – совершенно непереносимый на слух Апраксиной демократический «новояз», уже подхваченный радио Свобода и новоэмигрантской прессой), слушала Апраксину с огромным интересом. Увидев ее широко распахнутые черные глаза и слегка приоткрытый рот, Апраксина уселась поудобнее и стала рассказывать подробнее.

– Неужели бедную утопленницу обнаружила САМА Марго Перес? – спросила потрясенная слушательница. Конечно, новенькая библиотекарша уже познакомилась с Птичкиными творениями, благо стараниями автора они занимали в библиотеке целых три полки. Читатели библиотеки с удовольствием брали читать ее книги, хотя выходили они по-немецки; ведь это же была своя, мюнхенская писательница, да еще и до сих пор живая! – ну, значит, и немецким ее книгам было самое место в русской библиотеке.

– Представьте себе! И именно она первая сообщила об этом сотрудникам «Парадиза», ну а уже те, естественно, пригласили полицию.

Поскольку народу в залах было немного, Татьяна вызвалась помогать Апраксиной, оставив напарницу разбираться с читателями. Графиня дала Тане копию объявления, и они обе склонились над подшивками. А тем временем Виктория, исполняя невысказанное поручение Апраксиной, щедро сеяла информацию среди читателей: вручая им выбранные книги, она в качестве приложения выдавала каждому свежую новость: в пруду под Мюнхеном утоплена русская девушка.

– Оказывается, и на Западе жить совсем не так уж безопасно! – скорбно заметила эмигрантка из новых.

– Как испортилась российская эмиграция! – вздохнул старичок-эмигрант. – Когда-то у нас, русских, был самый низкий процент преступности из всех перемещенных лиц.

– А теперь одни бандиты едут! – вздохнула полная смуглая дама. – Стреляют и топят кого хотят, от них и в Израиле не было спасения. Что вы хотите, – русская мафия!

Чихая от пыли, Апраксина и Татьяна внимательно проглядывали все объявления на последних страницах «Русской мысли». Час проходил за часом, гора просмотренных подшивок поднялась уже выше метра, когда Татьяне повезло.

– Вот оно, это объявление, Елизавета Николаевна! Вика, мы нашли его!

– Да неужели? – Виктория оставила работу и разговоры, бросилась в читальный зал и взволнованно склонилась вместе с Апраксиной над развернутой Таней газетой.

«Требуется опытная сиделка по уходу

за престарелой больной со зн. рус. яз.

Предоставляется отд. комн. в загор. доме

под Мюнхеном, ФРГ. Оплата по соглаш.»

Газета была двухлетней давности. Апраксина списала объявление, спрятала листок в сумочку и пошла мыть руки в туалет.

– Прямо не знаю, как и благодарить вас, дорогие мои! – сказала она, вернувшись, обеим библиотекаршам. Она и вправду была благодарна Татьяне за помощь, но еще большие надежды возлагала она на общительную Вику. – Давайте я схожу в кафе и принесу пирожных!

– Не надо нам пирожных, мы худеем! – заявила Татьяна. – Вы лучше пообещайте нам, что вы, когда найдете убийцу, придете в библиотеку и все-все нам расскажете!

– Обязательно! Но и вы тоже, если вдруг услышите что-нибудь интересное от читателей или знакомых, звоните мне сразу же. Вдруг кто-нибудь что-нибудь расскажет о пропавшей девушке. Обещаете?

– Обещаем! – с воодушевлением сказали обе библиотекарши.

Апраксина отправилась домой и оттуда сразу же позвонила в Париж, в газету «Русская мысль» и спросила, не могут ли ей дать справку об одном объявлении двухгодичной давности. Секретарша тут же заявила, что найти квитанцию на объявление такой давности практически невозможно и вообще они таких справок не дают. Тогда графиня запоздало представилась, и тон секретарши мгновенно изменился, она пообещала «попробовать поискать» и даже записала текст объявления. Апраксина эту перемену в отношении взяла на заметку, но обещанию секретарши почему-то не очень поверила и попросила пригласить к телефону Александра Гинзбурга, своего старого приятеля. Нехотя секретарша ее переключила.

– Алик, здравствуйте, мой дорогой! У меня к вам огромная просьба. Я в Мюнхене ищу убийцу, прикончившего русскую девушку. По ходу дела мне бы надо выяснить, кто и откуда давал два года назад одно объявление в вашу газету…

– Да нет проблем, Елизавета Николаевна! Телки наши не найдут – сам разыщу! Давайте текст.

– Записывайте! – И она снова продиктовала объявление, текст которого уже знала наизусть.

– Записано.

– А чего это голос у тебя какой-то… нездоровый!

– А я и сам нездоровый, Елизавета Николаевна.

– Что с тобой, Алик?

– Легкие…

– Простыл и запустил?

– Вроде того. Ну, ждите обратного звонка!

Через полчаса позвонила секретарша и подчеркнуто вежливым голосом сказала:

– Объявление, которым вы интересовались, госпожа Апраксина, опубликовала госпожа Кето Махарадзе из Германии. Дать вам ее адрес?

– Да, пожалуйста.

– Кето Махарадзе, Блюменштрассе 29, Блаукирхен, ФРГ. Еще должна вам сказать, я очень извиняюсь…

Но Апраксина извинений слушать не стала, коротко поблагодарила и опустила трубку. Тут же она набрала номер криминальной полиции.

– Говорит Элизабет Апраксин. Соедините меня с инспектором Рудольфом Миллером.

– Один момент, графиня! – ответил дежурный.

– Инспектор Миллер у аппарата.

– Дорогой инспектор, у меня две новости!

– Так скоро и так много! – обрадовался Миллер.

– Представьте! Новость первая – теперь у нас есть на руках полный текст объявления, и новость вторая – у нас имеется имя и адрес хозяина объявления.

– Прекрасно! Диктуйте, и я завтра же с утра займусь этим человеком.

– Нет, дорогой инспектор, не завтра, а сегодня, сейчас и немедленно! Слухи о том, что полиция вышла на след, уже идут по Мюнхену и окрестностям, и мы должны спешить.

– Бог мой! Да кто же их распускает, эти слухи? Мы ничего не давали в газеты.

– Слухи распускаю я, с помощью моих знакомых. – Инспектор только присвистнул в ответ. – А хозяйка объявления живет в Блаукирхене, неподалеку от имения моих лучших друзей, и я не исключаю, что они знакомы; это может быть очень хорошо, а может – и наоборот, поэтому давайте на всякий случай поспешим. Когда вы заедете за мной?

– Через двадцать минут, максимум через полчаса. Будьте готовы и ждите меня у ваших ворот на улице. Вы правы, в Блаукирхен надо ехать немедленно, и поэтому мы поедем на полицейской машине, чтобы не застрять на автобане.

Уже через четверть часа полицейская машина с Миллером за рулем, меланхолически подвывая, зарулила на тихую Будапештскую улицу. Инспектор лихо затормозил, выскочил из машины и галантно распахнул перед Апраксиной дверцу со стороны пассажирского сиденья.

– Вы мальчишка, инспектор! Вашими кино-детективными эффектами вы нервируете моих бедных соседей! – сказала она, посмеиваясь и пристегивая ремень безопасности.

– Это чтобы не терять время, – пояснил инспектор. Он тут же тронул с места и опять включил звуковой сигнал.

– А эту русскую графиню опять арестовала полиция! – сказала мужу, дремавшему на веранде за чтением газеты, работавшая в саду соседка: они недавно купили дом на Будапештской и еще не успели привыкнуть к экстравагантному соседству.

– Ее все равно отпустят. Это же русская мафия! – пробурчал муж.

Распугивая на своем пути автомобили и автобусы, прижимая их к тротуару, полицейская машина промчалась по Баланштрассе, затем свернула на Химгауштрассе и выскочила на автобан № 8 Мюнхен – Зальцбург; час пик еще только приближался, машин на автобане было немного.

– Рудольф, да выключите же наконец эту вашу визжалку, ведь на дороге почти пусто! – взмолилась Апраксина.

Инспектор послушался, отключил сигнализацию, но скорости не сбавил.

– Как мы будем вести себя в доме княгини Кето Махарадзе, если, конечно, застанем ее по этому адресу? – спросила Апраксина минут через пять.

– Как обычно! Я буду вести допрос, а вы – выступать в качестве переводчицы, если потребуется перевод. Если же госпожа Махарадзе свободно владеет немецким, я представлю вас в качестве сотрудницы полиции.

– Понятно. Дайте мне карту, инспектор, я пока отыщу Блюменштрассе.

Инспектор не глядя нашарил в отделении для перчаток альбом с картами Мюнхена и окрестностей и протянул его Апраксиной. Открыв страницу с подробной картой Блаукирхена, графиня легко отыскала Блюменштрассе.

По почти пустому автобану до городка они домчались минут за двадцать.

– Направо. У второго светофора – налево. Четвертая улица справа, – подсказывала Апраксина, следя за дорогой по карте.

– Может быть – включить? – спросил инспектор, протягивая руку к кнопке.

– Ни в коем случае! Я думаю, нам и машину лучше оставить у перекрестка – зачем тревожить людей заранее?

Вся Блюменштрассе была застроена отдельными домами, скорее даже виллами, причем новых строений тут почти не было, а все больше старинные особнячки причудливой архитектуры, окруженные ухоженными садиками. Местность, на которой располагался городок Блаукирхен, была холмистой, и Блюменштрассе начиналась как раз у подножья холма: дом номер 29 оказался на середине склона. Забор вокруг участка был довольно высок, а сам дом прятался в глубине сада, его почти не было видно, только проглядывала сквозь зеленые кроны красная черепичная крыша. К узорным чугунным воротам с улицы вел крутой въезд, а рядом – каменная лестница к калитке. Инспектор с Апраксиной поднялись по ступеням и прочли на латунной табличке: «ПРОФЕССОР ВАХТАНГ МАХАРАДЗЕ».

– Интересно, профессор – чего? – спросила Апраксина, не ожидая, впрочем, ответа от Миллера. Тот нажал кнопку звонка: щелкнул замок, и калитка чуть-чуть отошла от каменного столбика.

– Прошу! – сказал Миллер, распахивая калитку и пропуская вперед Апраксину.

В глубь сада к дому вела аккуратная дорожка, выложенная желтым кирпичом наподобие старинного паркета – «елочкой». Вправо и влево от нее отходили такие же кирпичные дорожки, только более узкие. Апраксина по пути внимательно оглядывала растения по бокам дорожки и в глубине сада.

– Здесь живут состоятельные люди, – негромко сказала она инспектору.

– Естественно: такой дом и обширный участок!

– Да нет, дело даже не в доме, хотя он действительно большой и красивый. Но вот сад! Его можно демонстрировать как образец садово-парковой архитектуры. Я сужу по подбору растений, по уходу за ними, по состоянию газонов.

– У вас тоже очень красивый и ухоженный сад, графиня, – галантно заметил инспектор.

– Ну что вы! Здесь поместится двадцать моих садиков, а такие розы, как вон там, в розарии с перголами, мне просто не по карману! Для поддержания в порядке такого сада требуется как минимум работа двух-трех садовников, причем хотя бы один из них должен обладать высокой квалификацией и работать каждый день.

– Любопытное наблюдение, – довольно равнодушно заметил Миллер.

– Очень! – согласилась с ним Апраксина. – Немногие люди могут содержать даже одного постоянного садовника.

– Скажите, графиня, должен ли я вас сразу представить как русскую графиню?

– Ни в коем случае! Возможно, не зная об этом, хозяева начнут между собой переговариваться по-русски или по-грузински. Махарадзе – грузинская фамилия.

– А вы и грузинский знаете?

– Я знаю много такого, что и сама не упомню, – уклончиво ответила Апраксина, но Миллер ее ответ принял как положительный и уважительно кивнул. – Но нас уже встречают! – предупредила его Апраксина.

В дверях дома стояла молодая девушка в синем платье, белом передничке и белой же кружевной наколке на темных кудрявых волосах.

– Горничная, – почтительно заметил Миллер. Впрочем, почтение относилось не к горничной. Ей он сказал довольно строго: – Мы из криминальной полиции Мюнхена. Могу я видеть господина Вахтанга Махарадзе?

– Вахтанга Махарадзе? Но он же… Пройдите и обождите в гостиной, я спрошу княгиню.

Через просторную прихожую с двумя большими зеркалами она провела их в гостиную, темную из-за дубовой обшивки стен и потолка, указала на кресла в проеме окон и попросила обождать, а затем простучала каблучками в глубь дома.

– Она спросит княгиню! – уважительно повторил Миллер, глядя вслед горничной. Апраксина слегка улыбнулась, зная его благоговение перед всякими титулами: никто с таким удовольствием не именовал ее «графиней» через каждые три слова. Особенно при посторонних.

Через минуту-другую горничная вернулась и объявила, что княгиня примет их и сама все объяснит. Что именно должна объяснить княгиня, оставалось пока непонятным.

В ожидании хозяйки Апраксина обратила внимание на паркетный пол в гостиной: он был натерт воском, а не покрыт легко моющимся лаком. Старинная мебель была также в прекрасном состоянии и явно тоже регулярно натиралась воском и полировалась. Через высокое окно была видна все та же парадная часть сада, через которую они только что прошли.

Раздалось легкое поскрипывание, и в гостиную въехала инвалидная коляска, а в ней Апраксина и Миллер увидели редкой красоты старую женщину: у нее были белоснежные волосы, уложенные в пышную прическу, высокие и тонкие темные брови и под ними такие большие черные глаза, которых хватило бы на двух итальянских красавиц, – блестящие, нежные и в длиннейших ресницах.

– Здравствуйте, господа. Не вставайте, не вставайте! – Она помахала Миллеру сухой смуглой рукой, унизанной перстнями. – Скажу вам сразу, что если вас интересует доктор Вахтанг Махарадзе, то вы решительно опоздали: профессор скончался семь лет тому назад. И, признаться, я удивлена: полиции должен был бы быть известен этот факт, ведь мой муж был не последним человеком в этом городе.

– Видите ли, княгиня, мы не из местной полиции. Мы из криминального отдела мюнхенской полиции. И дело у нас в таком случае к вам, а не к вашему мужу, профессору Махарадзе.

– Я слушаю вас.

– Известно ли вам о преступлении, случившемся в вашем городке в прошлую субботу? Об этом наверняка писали в местных газетах.

– Понятия не имею, о чем вообще пишут в местных газетах. У меня, слава богу, сохранилась моя библиотека и мне есть что читать, кроме газет.

– В таком случае я расскажу вам об этом, княгиня.

– Большое вам спасибо, но я не уверена, что вам стоит трудиться: если даже в городе совершено какое-то преступление, то я навряд ли могу иметь к этому отношение, так почему это должно меня волновать? Я уже много лет практически не покидаю свой дом и веду весьма замкнутый образ жизни.

– Ваше имя Кето Махарадзе?

– Да.

– Выходит, что это преступление имеет к вам некоторое отношение. Возможно, совершенно незначительное, косвенное, но выяснить эту связь мы просто обязаны по долгу службы.

– Присутствующая здесь дама – ваша коллега?

– Да. Переводчица. Но я вижу, она нам не понадобится – вы говорите на прекрасном немецком языке.