Ошибка природы (сборник)

– Понимаешь, ты не подходишь, – честно призналась я. – Там был мужчина. И, к слову сказать, когда я сюда подходила, из подъезда вышел некий Ванцов.

– Лешка? – переспросила Маша. – И что?

– Так ты его знаешь? – мы незаметно перешли на «ты». Нас сблизили общие детские несправедливые обиды.

– Конечно, – передернула плечиком Маша. – Он вообще-то приходил к Соне. Со мной он не распространяется.

– А Соню он откуда знает?

– Он? Так ведь он же играл Гамлета! В том идиотском спектакле.

О-о! Судьба решает закидать меня сюрпризами с ног до головы!

– Послушай, – я почувствовала, что «истина где-то там», в спектакле этого «самопального» театрика. – Тогда, во время этого всего пиршества Мельпомены, ничего не произошло странного или неприятного?

– Ничего, – старательно пошевелила мозгами Маша. – Только история с Риммой. Но она к делу не относилась. Римма не была в театре. Просто приходила пару раз вместе с Ольгой на репетиции. Или я не могу вспомнить? Да нет, если бы произошло что-то, я бы вспомнила! Разве еще что театр развалился! Потому как в нашу Олю все повлюблялись, а сама Сонечка не на шутку увлеклась господином Гордоном. В общем, пошли сплошные свидания под луной, и некому было думать о сочетании пластической драмы с высокими текстами. Оле очень удавалась сцена безумия, так как в то время она подсела на иглу. Никого не убивали, и мстить-то было не за что. Не думаю, что это связано с сегодняшними мрачными событиями!..

Мне так не казалось. Я насчитала три по меньшей мере события очень негативных.

И все три могли быть взаимосвязаны.

То, что способно пройти мимо Маши незаметно, для кого-то могло оказаться настолько болезненным, что он в течение трех долгих лет вынашивал планы мести.

Наша задушевная беседа была прервана звуком повернувшегося в замочной скважине ключа.

Маша немедленно «закрылась» – как бутон под действием наступающего вечера. Я с удивлением обнаружила, как преобразилось ее лицо – глаза, оживленные воспоминаниями, потускнели и приобрели холодный, почти стальной оттенок.

Маша как будто поменяла контактные линзы!

Обернувшись на звук открываемой двери, я увидела милое Сонино лицо, на одно мгновение осветившееся приветливой улыбкой.

– О, Сашенька, привет!

Минутная радость, проявившаяся на лице, не могла меня обмануть. Глаза Сони были наполнены печалью и тем вечным вопросом, который жестоко до невыносимости мучает нас в момент потери очень близкого человека – «как же мне жить дальше?».

Она устало опустилась на стул, провела рукой по лицу, пытаясь стереть следы горя, и вскинула на нас обеих свои удивительные глаза.

– Вы подружились? – спросила она с надеждой.

Машина реакция меня немного удивила. Она передернула плечом, показывая, что и сама не знает.

– Кажется, – пробормотала я, озадаченная этим жестом. По стальному блеску Машиных глаз я поняла, что снимать ее с подозрения, кажется, пока еще рано…

* * *

Соня все сидела, погрузившись в себя, как в океан, и нам с Машей там явно не было места. В этом океане все было занято ушедшим Гордоном.

Может, она и хотела бы обсудить это со мной, но только не при Маше!

Маша же, хотя и чувствовала, что выступает сейчас в роли непреодолимой преграды для потока Сониной откровенности, предпочитала делать вид, что на самом деле ничего не понимает, и мы просидели так довольно долго.

Начинало темнеть – с такой неумолимой быстротой, на которую способны лишь ноябрьские вечера. Не успеваешь оглянуться – как уже наступает вечер.

Поняв, что все мои надежды на Сонину откровенность тщетны, я поднялась.

– Наверное, сегодня разговора у нас не получится, – предположила я. – Вам не до меня…

Соня подняла на меня полные невысказанной мольбы глаза и проговорила:

– Да, пожалуй, сегодня я не готова. Но я провожу вас.

– Что вы, зачем? – перепугалась я.

– Нет, мне надо прогуляться.

Я поняла, что ей хочется со мной поговорить, так же, как и мне с ней. Но при Маше она на откровенность не решается.

Поэтому я пожала плечами и сказала:

– Что ж. Пошли прогуляемся по свежему воздуху.

На пороге я обернулась и бросила на Машу пристальный и быстрый взгляд.

Она сидела, смотря в сторону, и кусала губы. В ее глазах застыла обида и печаль.

«Странная она все-таки девочка, – подумала я. – Понять ее совершенно невозможно…»

Глава 7

На город опускался голубой вечер. Соня шла, как сомнамбула, немного замедленным шагом, глядя прямо перед собой и ничего не видя. Кроме Гордона. Я это знала. Она еще не осознала до конца, что колодец горя глубок, но уже проваливалась в него.

– За что его убили, Саша? – неожиданно произнесла она хриплым шепотом, чтобы не закричать. – За что?..

Она остановилась, не в состоянии больше двигаться, прислонилась к стене и прижала ладони к вискам.

– Осторожно, стена вас испачкает.

Она посмотрела на рукав, быстро вобравший в себя побелку, и выдавила улыбку:

– Какая разница?

В принципе, я понимала ее. Она отряхнула рукав – не до конца, потому что ей было наплевать, что он испачкан.

– Соня, что произошло тогда в театре?

Мой вопрос прозвучал слишком резко. Она дернулась как от удара и беспомощно подняла на меня глаза. Глубокая морщинка недоумения прорезала ее лоб, придав сходство с брошенным посереди улицы ребенком.

– В театре? – переспросила она. – Ах да… В театре. Маша вам рассказала про наш театр? Только там ничего не произошло. Просто все развалилось. Была весна, и в головах у всех бродила любовь. У меня тоже. Театр погиб, только и всего. Но ведь он не живое существо, правда? Поэтому никто его не оплакивал… Впрочем, это не имело отношения к Андрею. Ах, Саша, как больно, что я его… О господи!

Она подняла глаза, полные слез, к небу, пытаясь скрыть их от меня.

– Я его больше никогда не увижу? – прошептала она, закусывая губы.

Что ей сказать? Ничего, да и к чему! Трагическая формула потери еще действовала на сознание, подчиняя себе всю ее волю к жизни.

– Это пройдет, – я взяла ее руку в свою. Рука была ватная и безвольная. – Вам надо только запретить себе произносить эту фразу. Понимаете?

Она кивнула, делая вид, что верит мне. На самом деле сейчас она находилась в глухом и неверном убеждении, что горе вечно, что жизнь кончилась и теперь ей остается лишь собирать осколки прежней своей разбитой жизни, пытаясь склеить воспоминания.

– Саша, вы найдете его убийцу? – спросила она. – Я смогу вам заплатить! Поверьте, я найду деньги!

Она стиснула на груди свои руки. Сейчас для нее всего важнее было найти того, кто превратил ее жизнь в воспоминания. Гораздо важнее, чем обнаружить того загадочного незнакомца, чьи визиты в неурочный час еще недавно беспокоили ее.

– Я постараюсь. Если вы мне поможете…

* * *

Оставшийся путь прошел в раздумьях. За один только день я выудила столько, что мне хватило бы на целый женский роман, переполненный страстями и любовями, равно как и загадками. Легче от этого не становилось. Мой мозг отказывался перерабатывать всю эту информацию, поскольку вполне справедливо был возмущен. «Вы путаете меня с мусорной кучей, любезнейшая! – заявлял он с обиженной миной. – Мало того, что напичкали этими вашими Шекспиро-Вийонами, так еще и пытаетесь понять, каким, собственно, образом все это увязано?!»

Слава богу, он был еще способен помнить имена людей, которые могли бы пролить на мою «темень» хоть немного света.

Я стояла прямо перед лариковским домом. Луна, конечно, щедро дарила мне свет, но совсем не озаряла мой мозг внезапными мыслями и видениями, как это бывает с нормальными сыщиками в нормальных детективах. Так как я сыщица глубоко ненормальная, я в восторге замерла, уставившись на великолепную в белом своем сиянии царицу ночи, и прошептала:

– О боже! «В туманном отблеске луны»!

Усевшись на лавочку, я достала сигарету, как если бы мне не надо было спешить. Мечтательное настроение будто пришло на выручку усталому мозгу, давая ему передышку. Я не видела ничего, кроме луны. Словно отыгравшие первый акт актеры, отошли в тень, растворяясь в лунной дымке, герои трагедии Чистого переулка.

Вместо них, как Чеширский Кот, завис в моем воображении Франсуа с лукавой усмешкой, непонятным образом подаривший луне свои черты.

– Ну-с, – усмехнулась я. – Что вы мне поведаете, любезнейший? Сообщите, что такой дурехи, как я, даже вы не видывали?

Он растаял. Впрочем, что мог мне ответить Вийон?

Я различаю все, что здесь неразличимо.Я различаю все, но только не себя!

Что до меня, то я сейчас вообще ничего не различала. Только слабые очертания, отголоски чужих реплик, чужих судеб, связанных шекспировской трагедией и Чистым переулком. Луна, порадовав своим обществом, скрылась в темной завесе туч. Где-то прогрохотал трамвай, возвращая меня к реальности. Я вздохнула, поднялась с лавки и пошла в офис, где уже по меньшей мере сто лет дожидался меня мой несчастный босс.

* * *

Увы мне, грешной!

Я стояла на пороге, а Лариков смотрел на меня своим «принципиальным» взором.

– Привет, – выдавливая из себя улыбку, как зубную пасту из тюбика, сказала я.

– Здравствуйте, Александра Сергеевна! – процедил сквозь зубы Лариков. – Наконец-то вы соизволили явиться! Я уж, признаться, и не чаял увидеть вас нынче!

– А сколько времени? – спросила я.

– Вечность, – по-батюшковски ответил мой босс. – Или семь часов вечера. Вы, моя драгоценная, отсутствовали ровно семь часов. И чем это вы занимались?

Я опустилась в кресло.

– Плодотворным общением, – ответила. – И, знаешь ли, устала. Очень устала. Оказывается, разговоры с людьми – самое утомительное занятие. Особенно откровенные. Такое ощущение, что меня целые сутки заставляли вручную класть асфальт. Я даже подумала, не податься ли мне в ночные бульдозеристы? Теперь же мне придется рассказать тебе все и что-то там придумать, а у меня нет сил ни рассказывать, ни придумывать… У тебя случайно нет кофе? Без кофе я вряд ли смогу шевелить моим распухшим мозгом.

– Ну-таки ты и монолог мне выдала! – развел руками Лариков. – И без кофе, заметь! Может, еще что изобразишь?

– Не-а, – помотала я головой. – Без кофе ничего не получится. Поскольку вся эта история сейчас напоминает мне уравнение с кучей неизвестных, и эффект его влияния на мое расстроенное сознание примерно такой же. То бишь убей меня, если я хоть что-то там понимаю.

Лариков подумал и понял, что сопротивляться бесполезно. Я, наверное, и впрямь смотрелась, как хорошо отжатая половая тряпочка, поскольку он даже потрогал мой лоб на предмет определения температуры.

– Сашка, ты омерзительно выглядишь, – озабоченно посетовал он.

– Спасибо на добром слове, – кивнула я. – Умеешь ты все-таки сказать приятное женщине, Лариков…

– Ладно. Пошел за порцией наркотика, – застеснялся босс.

– Быстрее, у меня уже начинается ломка, – поддержала я игру.

Он ушел, и из кухни донеслось несколько вульгарное исполнение очередного шедевра Скутера. Лариков явно повеселел, раз уж решился на подпевку радио.

Мое сознание приходило в норму, и ко мне понемногу возвращалась способность мыслить. Моя рука медленно вычерчивала на бумаге нехитрые кружочки. Нехитрые по виду, но каждый из этих кружочков бережно хранил тайну, как египетские пирамиды чей-то прах. «Вот и актеры», – сказал Гильденстерн.

– Вот и актеры, – задумчиво повторила я, заканчивая свой «примитивистский» шедевр несколькими черточками. – «Единственную дочь растил – и в ней души не чаял. А вышло так, как бог судил, и клад, как воск, растаял»…

Отвела листок на расстояние и, прищурившись, попыталась оживить свои кружочки и черточки, умозрительно приклеив им лица.

– Для того чтобы представить лица, моя милая, вы должны их увидеть. А так… Глупенькое занятие, – фыркнула я, откладывая листок в сторону.

Появился Лариков с кофе.

– Ну? – дождался он, когда я сделаю первый глоток.

– «Ей был нужен глоток «Нескафе», – сообщила я рекламным голосом. – Ладно, приступим. Кстати, ты-то сам ничего не нашел?

– Потом, – отмахнулся он. – Сначала давай твои загадки.

– Не надо так шутить, а то самой себе кажусь уж Сфинксом, – сказала я. – Так вот, вся наша славная компания оказалась тесно связана между собой. Но как тебе – выдать сначала их характеристики, а после перейти к диалектической их взаимосвязанности, или наоборот?

– Логичнее начать с портретов.

– Что ж… Вполне согласна. Правда, мне не хватает трех портретов. Но их я надеюсь нарисовать завтра. И не хватает характеристики Главного Героя Чистого переулка… К сожалению, теперь могу составить лишь собирательный его облик, по рассказам. Ну, про Соню я опущу. С ней все ясно. Маша… Маша человек очень загадочный, скрытый в себе, как улитка в домике. Пока еще не могу точно сказать, что за отношение у нее к Соне. Очень сложное, Ларчик, у нее внутреннее «я»! Соню она и любит, и как будто ненавидит – именно за то, что вот так ее любит!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.