Чушь собачья (сборник)

– Тимофей Иванович! – перебила его я. – Мы бы с удовольствием поговорили о вашей пенсии, но совершенно нет времени. Раз вы не слышали о собаке, так, может, вы подскажете, где найти дачу Токмаковых?

Лицо Боровских выразило явное неудовольствие. Полковник выпрямился, выпятив живот, и ожег меня посуровевшим взглядом.

– Не знаю таких! – отрезал он. – Тут вот Пахомовых дача, тут Либермана. Может, там дальше где… А я таких не слышал. Ищите!

Нам ничего не оставалось, кроме как ретироваться. Хозяин провожал нас неприязненным взглядом до самой калитки, держа тяпку наперевес, точно пограничник ружье.

– У меня такое ощущение, что со свидетелями будет туго, – заключила я, когда мы оказались на дорожке в окружении дачных заборов.

Виктор пожал плечами и кивнул куда-то в сторону. Метрах в десяти от нас на дорожке в тени пышной акации стояла невысокая женщина в панаме, просторной футболке и вытянутых на коленях трикотажных брюках. Она с любопытством смотрела на нас, морща остроносое личико в приветливой улыбке. Не сговариваясь, мы двинулись в ее сторону и поздоровались.

– Ищете кого-нибудь? – спросила женщина приятным звонким голосом, разглядывая нас с доброжелательным любопытством. – Я слышала, вы с Тимофеем Ивановичем разговаривали…

– Разговаривали, – призналась я. – Но, кажется, неудачно.

Женщина тонко улыбнулась.

– Тимофей Иванович у нас с характером, – сообщила она, понижая голос. – Наверное, он сегодня не в духе. Но вы не расстраивайтесь. Может быть, я сумею вам помочь. – И тут же предложила: – А то пойдемте в дом, я вас квасом угощу!

– Нет, спасибо, – сказала я. – Может быть, в следующий раз. У нас работа. Нужно найти одного человека, – тут я на всякий случай продемонстрировала свое удостоверение.

– Ой, да вы из газеты? – восхитилась дачница. – Очень приятно! Знаете, я иногда читаю вашу газету. Попадаются интересные статьи! – она посмотрела на меня с притворным ужасом и по-заговорщически прошептала: – Только не говорите, что здесь у нас совершено какое-то преступление! Я ужасная трусиха!

– Ну, преступление – не преступление, – ответила я. – Но, скажем так, нарушения общественного порядка у вас здесь случались?

Женщина подняла брови.

– Да вроде у нас здесь тихо, – неуверенно сказала она.

– А вот, говорят, собачка здесь у вас озорует, – подсказала я.

– Точно! – с жаром согласилась дачница. – Это было. Но мы как-то уж привыкли, не замечаем. Конечно, если она поблизости бегает, то без палки стараемся не выходить.

– А такие случаи, чтобы она набрасывалась на людей, имели место? – поинтересовалась я.

Женщина кивнула.

– А как же! Конечно, имели, – она открыла свою калитку и решительно махнула рукой. – Все-таки пойдемте! Я вас кваском угощу! Все равно разговариваем, а жара-то сегодня…

Пока мы шли через сад к ее маленькому белому домику, крытому шифером, хозяйка успела сообщить, что зовут ее Софьей Андреевной, что она на пенсии и что ее покойный муж Арнольд Либерман был администратором филармонии.

– Эту дачу обустроил он, – с гордостью сообщила Софья Андреевна. – Своими руками. Когда я здесь, мне все время кажется, что Арнольд где-то рядом – будто он и не уходил, понимаете?

Усадив нас на веранде в красивые плетеные кресла, Софья Андреевна угостила нас холодным шипучим квасом, в котором плавали темные кисловатые изюминки. Глоток чудесного домашнего напитка был весьма кстати.

– Значит, вас интересует эта собака, – глубокомысленно произнесла Софья Андреевна. – Понимаю. Меня это тоже касается. Эта псина порвала мне юбку. Юбка была, конечно, никудышная, но не в этом же дело, правильно? Она запросто могла меня покалечить. О! Я знаю, с кем вам надо поговорить – с Токмаковыми. Они оба пострадали от этой собаки. Валерий Сергеевич – вы знаете нашего ведущего артиста? – был вообще взбешен. Со свойственной ему пылкостью он даже пообещал владельцу собаки убить его!

– Неужели убить? – удивилась я.

– Убить-убить! – убежденно сказала хозяйка. – Конечно, нужно делать скидку на артистичность натуры… но Токмаков – мужчина видный и в состоянии аффекта на многое, я думаю, способен. Хотя в этот раз они все-таки разошлись миром – если эту ужасную брань можно назвать миром.

– А вы знакомы с владельцем собаки? – спросила я.

– Да он ни с кем не поддерживает отношений! – воскликнула Софья Андреевна. – Живет бирюком на даче. Кстати, дача эта не его, она принадлежит Порошкову Сергею Гавриловичу. Муж был с ним в приятельских отношениях. Но тот уже три года работает где-то в Алжире, сюда и носа не кажет. А этот мужчина, наверное, родственник его. Боже, сохрани от таких родственников! Всегда мрачный, полупьяный и глазами зыркает так, будто думает вас зарезать!

– Неужели такой страшный?

– Неприятный субъект, – подтвердила Софья Андреевна. – Но вот был здесь участковый, проверял у него документы – видимо, все в порядке. Я, впрочем, стараюсь держаться от него подальше.

– А с Токмаковыми встречаетесь? – поинтересовалась я.

– Ну как встречаемся? – пожала плечами Софья Андреевна. – Они тоже люди непростые. Богема! Конечно, здороваемся, когда видимся. Но так чтобы поддерживать отношения – этого нет.

– А факт нападения собаки можете засвидетельствовать? – спросила я. – Видели своими глазами?

Софья Андреевна с сожалением покачала головой.

– Да откуда! Я тут у себя потихоньку ковыряюсь, никуда не выхожу. Скандал-то, ругань я слышала. А факт засвидетельствовать не берусь, не видала.

– Тогда, может быть, объясните, как найти дачу Порошкова?

– Да это очень просто, – сказала Софья Андреевна. – Можно с дороги зайти. А можно через мой забор перелезть, и как раз выйдете к даче Токмаковой. Они весь участок цветами засадили – сразу узнаете. А напротив – дача Порошкова. Дом там хороший, кирпичный. Он здесь один такой, тоже сразу узнаете.

Недолго посовещавшись, мы решили воспользоваться предложением хозяйки и срезать путь, перебравшись через ее забор. При этом я порадовалась, что сегодня предусмотрительно надела джинсы.

Провожая нас в конце участка, Софья Андреевна неожиданно смущенно хихикнула и шепнула:

– Скажу вам по секрету! Если хотите побеседовать с человеком, который все про всех знает, то попробуйте обратиться к нашей мисс Марпл – уж она-то вам порасскажет!

– К кому обратиться? – удивленно переспросила я.

– Ну, это мы ее так называем, – улыбнулась Софья Андреевна. – Сериал по Агате Кристи видели? Вот у нас есть тут своя такая старушка. Ей восемьдесят лет, но бодрая она необычайно. Бывший адвокат. На самом деле ее зовут Клавдия Дмитриевна. Ее крыша во-о-он торчит! Найдете без труда.

Мы посмотрели туда, куда указывала Софья Андреевна, и действительно увидели выглядывающую из гущи зеленых крон островерхую крышу, отделанную железом, выкрашенным в красный цвет.

– Сидит у себя в башне и за всеми наблюдает, – сказала Софья Андреевна и тут же добавила, словно оправдываясь: – Но вы не подумайте, я не в осуждение. Кто знает, какие у нас будут в старости причуды, правда? Вреда от старушки никакого нет, да и нам тут скрывать особенно нечего. Пусть себе наблюдает, верно?

Мы согласились с этим мнением, хотя, на мой взгляд, в той зеленой каше, которая нас окружала, невозможно было ничего высмотреть даже при наличии самых современных оптических приборов. Впрочем, наверное, местной мисс Марпл с ее наблюдательного пункта было виднее. В крайнем случае, можно будет поинтересоваться.

В конце сада мы перемахнули через забор и попрощались с Софьей Андреевной. Напоследок она еще раз знаками показала, куда идти, и скрылась в зарослях малинника.

Дачу Токмаковых мы и правда узнали сразу. Небольшой дощатый домик со всех сторон был окружен морем цветов. Огненно-красные, белые, лиловые – почти все пространство небольшого участка было занято цветочными клумбами, и лишь десяток печальных яблонь робко теснился среди этого яркого пиршества. От цветов исходил необыкновенный аромат – казалось, им пропитано все вокруг.

Калитка Токмаковых, как и ожидалось, оказалась на замке. Мы обошли дачу кругом и наконец увидели кирпичный дом Порошкова.

Он действительно выглядел солидно. Думаю, в нем было по крайней мере две комнаты, не считая кухни. Забор тоже был сооружен на совесть – упругая стальная сетка на прочных железных столбах. В свое время хозяин, видимо, предполагал здесь крепко обосноваться. Однако участок был основательно запущен. Сорная трава подступала к самому крыльцу и пробивалась сквозь щели в каменной плитке, которой была выложена дорожка к дому. А неухоженные фруктовые деревья, если можно так выразиться, стояли по колено в бурьяне. Сколько ни вглядывались мы сквозь ячейки забора, никаких признаков жизни во дворе не обнаруживалось. Однако замка на калитке не было – значит, в доме все-таки кто-то был.

– Готовь аппарат! – негромко сказала я Виктору, пытаясь открыть калитку.

Она не поддавалась – не пускала задвижка, до которой снаружи добраться не было никакой возможности. Звонка здесь тоже не было предусмотрено. Оставалось одно: как говорят военные, подавать сигнал голосом.

– Покричи, – предложила я Виктору. – Все-таки ты мужчина и служил в армии. У тебя должен быть командный голос.

Виктор откашлялся и старательно гаркнул:

– Эй, хозяин! Выдь на минутку!

Результат не замедлил сказаться – вдруг тревожно зашумел бурьян, и из зеленой гущи молнией взметнулось лоснящееся черное тело. В два прыжка оно достигло забора и с размаху обрушилось широкими мощными лапами на стальную сетку. Из собачьей глотки вырвался короткий угрожающий рев, сетка загудела.

Мы невольно отпрянули, но Виктор тут же опомнился и хладнокровно сфотографировал терзающего забор пса и его оскаленную зубастую пасть. По крайне мере, теперь можно было сказать, с кем мы имеем дело. Рекс оказался ротвейлером. Экземпляр был не самый крупный, но некоторая недостаточность в размерах с лихвой компенсировалась отчаянной свирепостью. Глядя на эти клыки, на массивный собачий лоб с рыжей подпалиной, на горящие ненавистью глаза, я только удивлялась, как еще эта псина не перекусала весь поселок.

Между тем пес отчаялся взять штурмом забор и, опустившись на все четыре конечности, несколько раз рявкнул на нас глухим захлебывающимся лаем. На этот лай из дома вышел человек в спортивных «адидасовских» брюках и в майке, которую только условно можно было признать белой. Остановившись на крыльце, он несколько секунд всматривался в наши фигуры, а потом крикнул сердитым хриплым голосом:

– Какого хрена вам тут надо?

По правде говоря, выразился он несколько откровеннее, но, видимо, это было для него самым обычным делом.

– Простите, вы – Гаврилов Дмитрий Анатольевич? – любезно поинтересовалась я. – Нам хотелось бы с вами переговорить!

Грубиян подозрительно нахмурился, поднял с земли обрезок какой-то трубы и, угрожающе сжав ее в кулаке, медленно приблизился к забору. Он был небрит и выглядел действительно мрачновато, если не сказать больше. Когда он заговорил, до нас донесся явственный запах перегара.

– Кто вы такие? – грубо спросил он.

– Мы из газеты «Свидетель», – сообщила я. – Хотим выяснить у вас обстоятельства, связанные с вашей собакой. Нам стало известно, что она покусала здешних дачников…

Гаврилов не стал слушать дальше. Он показал нам трубу и коротко бросил:

– Мотайте отсюда, пока она и вас не покусала! Я два раза повторять не буду!

Он выглядел в этот момент так колоритно, что Виктор не удержался и щелкнул его крупным планом. Эта вольность привела нашего собеседника в ярость. Он махнул обрезком трубы и заорал, брызжа слюной:

– Я тебе сейчас череп расколю, чмо! Взять их, Рекс! Фас!

Рекс взревел утробным голосом и ломанулся в калитку. Если бы Гаврилов сумел ее быстро открыть, нам с Виктором пришлось бы туго. Но он был хронически, застойно пьян, и руки плохо его слушались. Пока он возился с задвижкой, Виктор успел приготовиться.

Оттеснив меня за спину, он встретил собаку оглушающей жгучей струей из заблаговременно припасенного баллончика. Хватив аммиака, пес ошалел. Он подпрыгнул, жалобно взвыл и кубарем покатился обратно, пытаясь передними лапами стереть с морды обжигающую жидкость.

Гаврилов слегка опешил от такого оборота дела, но поступил в этот момент расчетливо и мудро. Он не бросился в драку, а попросту запер калитку и поспешно ретировался в дом, ругая нас на ходу самыми последними словами. Куда-то исчез и пес – должно быть, забился в укромное место. Мы опять остались одни.

– Ух, как я напугалась! – призналась я Виктору. – Не понимаю, как люди обходятся здесь одними палками. По-моему, такого зверя даже рогатиной не возьмешь.

– Ну, сейчас он защищал свою территорию, – задумчиво произнес Виктор. – Однако поле боя, кажется, осталось за нами.

– Зато интервью сорвалось, – ответила я с досадой. – И наверняка окончательно.

– Зато кадры получились – пальчики оближешь! – заметил Виктор.

– Однако для полноценной статьи информации, пожалуй, маловато. Я предлагаю пройтись по окрестным участкам, – сказала я. – Глядишь, чего-нибудь и наберется. Встретимся с участковым, а потом вернемся в город и заглянем в суд, куда обращалась Токмакова. Отрицательная информация – тоже информация.

Виктор кивнул в знак согласия.

– Начнем с мисс Марпл? – спросила я. – Хотя нет, лучше обойдем тех, кто поближе. Кроме того, боюсь, как бы старушка нас не заговорила. Все-таки бывший адвокат. Да и вообще, по-моему, дело ясное. Вот только не пойму, откуда у этого типа такая собака? Не из Хабаровска же он ее привез?

Глава 3

Через несколько дней статья была напечатана. Мы расширили ее за счет информации, которую собрали также среди своих знакомых, соседей и просто прохожих на улицах нашего города – безответственное поведение хозяев опасных собак действительно приобрело характер серьезной проблемы, это становилось ясно из многочисленных рассказов потерпевших. Но, конечно, стержнем статьи являлся случай супругов Токмаковых, который был расписан подробно и красочно. Статья была иллюстрирована прекрасными снимками свирепого Рекса и не менее свирепого его хозяина с обрезком металлической трубы в кулаке.

Газета вышла, и мы стали ждать откликов наших читателей. Особенно мы рассчитывали на реакцию законодателей, судебных органов и милиции. К этим структурам мы обращались с прямым и ясным вопросом – как они намерены решать эту проблему. И они откликнулись, но весьма неожиданным образом.

Еще через два дня в редакции появился красиво постриженный молодой человек в черной рубашке и наглаженных светло-кремовых брюках. На его загорелом лице красовались модные солнцезащитные очки, а на запястье болталась кокетливая сумочка, в каких теперь мужчины носят деньги и документы. Пахло от него дорогим одеколоном, и двигался он расслабленной, но уверенной походкой, точно спортсмен на отдыхе.

Этой походкой он проследовал прямо ко мне в кабинет и снисходительным тоном объявил:

– Полянский Юрий Павлович, следователь Волжского отдела внутренних дел. Предъявить документы?

– Предъявите! – мстительно сказала я, не слишком очарованная его тоном.

Гость посмотрел на меня сквозь темные очки, слегка улыбнулся и полез в свою замечательную сумочку. Удостоверение подтверждало его слова.

– Чем обязана? – спросила я, указывая Полянскому на кресло.

Он уселся, поддернув брюки, и сообщил:

– Мне хотелось бы побеседовать с тем, кто готовил статью о собаках… В последнем номере у вас ведь была такая статья?

– Да, такая статья была, – ответила я. – Готовили ее трое – я, Кряжимский и наш фотограф. А что случилось, я могу узнать? Мы исказили какие-то факты? Господин Гаврилов обвиняет нас в клевете?

Мой вопрос почему-то развеселил следователя. Он опять улыбнулся и небрежно заметил:

– Пока вас никто ни в чем не обвиняет. Просто предварительная беседа. Мне не хотелось вызывать вас на допрос, тем более что делом этим займется, скорее всего, прокуратура. Но, поскольку все произошло на нашем участке…

Как уже говорилось, я рассчитывала на резонанс. Но чтобы собачьим вопросом занялась прокуратура – этого я никак не ожидала. Здесь было что-то не то.

– Объясните толком, что вас интересует! – сердито сказала я. – Что это значит – пока не обвиняет? И при чем здесь прокуратура?

Опять последовал изучающий взгляд сквозь пижонские очки, и Полянский не очень охотно, но веско произнес:

– Девятого июля, в промежутке между часом ночи и шестью утра, известный вам Гаврилов Дмитрий Анатольевич был убит.

Невольно я открыла рот и с ужасом уставилась на невозмутимого Полянского.

Такого продолжения я никак не ожидала, это было чересчур даже для меня. Поэтому мое восклицание прозвучало довольно наивно.

– Не может быть! – сказала я.

– И тем не менее это так, – категорически заявил следователь. – Теперь вы понимаете, насколько все серьезно?

– Да уж, – сказала я ошеломленно. – Серьезнее не бывает. Но что вас интересует конкретно?

– Все! – требовательно сообщил Полянский. – Все, от начала и до конца. Как вы вышли на Гаврилова, что побудило вас написать эту статью, о чем вы беседовали с покойным?.. И, кстати, неплохо было выяснить, имеется ли у вас алиби на день убийства.

– Ну, это уж вы хватили! – возмутилась я.

– Заметьте, – терпеливо сказал Полянский. – Пока я ничего от вас не требую. Пока мы с вами просто беседуем. Наличие алиби – в ваших интересах. Кто знает, как может обернуться дело.

– Ну, это уж слишком! – рассердилась я. – Вы имеете дело не с преступниками!

– Давайте не будем повторяться! – поморщился Полянский. – Я уже все сказал. Хотелось бы теперь послушать вас.

Я поняла, что передо мной человек совершенно непрошибаемый, и лучший способ от него отделаться – это ответить на его вопросы. Неожиданный поворот событий требовал осмысления, но пока я никак не могла сосредоточиться и решила отложить все на потом, тем более что информации было явно недостаточно.

– Что касается ваших вопросов, – сказала я. – О чем мы беседовали с господином Гавриловым – изложено в статье слово в слово. Как говорится, ни убавить, ни прибавить. Собственно, и беседой-то назвать это трудно, вы согласны?.. Теперь, почему мы занялись этим вопросом и конкретно Гавриловым… Об этом тоже есть в статье. Мы ничего не скрывали. У супругов Токмаковых было несколько неприятных инцидентов с соседом по даче, они пытались как-то разрешить их, обращаясь в милицию и в суд, но, видимо, решили, что от публикации в газете будет больше пользы…

– Вот о Токмаковых, пожалуйста, подробнее, – сказал Полянский. – Вы хорошо с ними знакомы?

Я посмотрела на него с удивлением.

– Любовь Георгиевну я никогда прежде не видела, – ответила я. – Даже не подозревала о ее существовании. А ее супруга, конечно, видела три-четыре раза, когда выбиралась в театр. Я имею в виду – видела на сцене. Лично мы не знакомы.

– Часто бываете в театрах? – насмешливо поинтересовался Полянский.

– Не слишком. А вы? – холодно сказала я.

– Это неважно, давайте лучше поговорим о Токмакове, – предложил Полянский. – Вы с ним разговаривали, перед тем как писать статью?

– Нет, не довелось, – ответила я.

– Но вы беседовали с дачниками, насколько я понимаю, – заметил Полянский. – Кроме того, театралы обычно все знают о своих кумирах. Что за человек Токмаков? Какой у него характер, какие склонности, способен ли он на какие-то экстравагантные поступки?

– По-моему, вы меня не поняли, – сказала я. – Никогда не считала себя театралом, и Токмаков не является моим кумиром. Действительно, я беседовала с его соседями по даче, с женой, но мы не очень подробно разбирали личные качества Токмакова. Он известный артист, немного вспыльчив, выпивает, но пока самым экстравагантным поступком, который он совершил, является устройство цветников на собственном участке. Дачники считают это легкомыслием, по их мнению, выращивать нужно то, что можно съесть… Но вы, кажется, подозреваете именно Валерия Сергеевича в совершении этого преступления?

– Вы даже знаете, как его зовут? – удивился Полянский, уходя от ответа на мой вопрос.

– А что тут странного? – в свою очередь, удивилась я. – Полгорода знает, как его зовут. Однако вы не сказали…

– Верно, не сказал, – согласился Полянский. – Я не хочу торопиться с выводами, подозрениями… А вам этого делать вдвойне не рекомендую. Понимаете, поспешные выводы, неосмотрительно опубликованная статья, сенсация, высосанная из пальца. Все это только искажает и без того запутанную картину, электризует общественное мнение и, в конечном итоге, играет на руку преступникам. Взять хотя бы вашу заметку о собаках… Вы напечатали ее, и, пожалуйста, – убийство! А кому расхлебывать? Расхлебывать правоохранительным органам. Нужно быть ответственнее, Ольга Юрьевна!

Этот самоуверенный тип умел раздражать людей. Я чувствовала, что начинаю закипать как самовар.

– Вы хотя и следователь, но причину и следствие явно путаете! – волнуясь, сказала я. – В нашей статье абсолютно ясно сформулирована проблема. Показаны ее истоки, намечены пути решения. Мы приглашали читателей принять участие в обсуждении. Но нигде, ни в едином слове, мы не призывали к убийствам. И мне очень странно слышать от вас обвинение в безответственности!

Полянский выслушал меня, даже глазом не моргнув, и тут же заметил с явным удовольствием:

– Это все слова, Ольга Юрьевна! А я предпочитаю иметь дело с фактами. А факт у нас налицо: статья – убийство. Вам это кажется простым совпадением? Ну а я не могу с этим согласиться. Если совпадение, то уж слишком многозначительное. Я бы сказал, роковое!

Мне осталось только руками развести.

– Не хочу влиять на следствие, – сказала я с иронией. – Но считать, что статья в газете спровоцировала убийство…

– Иногда одно неосторожное слово может привести к непредсказуемым последствиям, Ольга Юрьевна! – назидательно заметил Полянский. – А в данном случае слов было более чем достаточно!

– Ну, знаете! – возразила я. – Мне известно, что наша газета не вызывает у работников МВД особого энтузиазма, но подобные параллели проводятся впервые.

Полянский снисходительно улыбнулся.

– Ничего личного, Ольга Юрьевна! – бодро сказал он. – Ничего личного! Но вернемся к нашим баранам! После публикации кто-нибудь из ваших сотрудников вступал в контакт с героями статьи? Я имею в виду чету Токмаковых, самого Гаврилова или еще кого-то, причастного к делу?

– Нет, не вступал, – ответила я. – Мы планировали созвониться с Любовью Георгиевной, но пока не получилось. А встречаться с Гавриловым не было никакой охоты.

– Вы уверены? – спросил Полянский, пристально глядя на меня. – Подумайте хорошенько. Кто конкретно был на даче и общался с Гавриловым?

– Я была. И наш фотограф Виктор был. Он делал снимки.

– Насколько я помню… гм… из текста, – обронил Полянский, – он не только делал там снимки…

– Вы имеете в виду газовый баллончик, который мы применили в качестве самозащиты? – спросила я.

– Допустим, – кивнул Полянский. – Вы всегда так предусмотрительны?

– Учитывая информацию, полученную заранее, мы были готовы к тому, что на нас спустят собаку, – объяснила я. – Глупо было бы не подготовиться.

– Кто применял баллончик? – поинтересовался Полянский.

– Виктор, – ответила я. – Хочу сразу пояснить, что применялся он только против пса. С Гавриловым мы не сражались. Он, правда, угрожал нам, но в конфликт вступать не стал.

– Так-так, – задумчиво протянул Полянский. – А что за человек этот ваш Виктор?

– Очень хороший человек, – твердо произнесла я. – Надежный, выдержанный, настоящий профессионал. Между прочим, в прошлом служил в разведывательном взводе.

– Вот как? – оживился Полянский. – Армейский разведчик? Наверное, умеет обращаться со всякими видами оружия?

– Да уж, наверное, умеет, – сказала я. – А что, теперь вы его хотите записать в подозреваемые?

Полянский юмористически посмотрел на меня.

– Все-таки не зря МВД недолюбливает вашу газету, Ольга Юрьевна! – констатировал он. – Наверное, настораживает ваш чисто женский подход к делу. Мы же договорились не торопиться с выводами.

– Я-то не тороплюсь, – со вздохом сказала я. – А как убили нашего бедного Гаврилова?

Полянский значительно поджал губы.

– А вот этого, позвольте, пока не скажу, – заявил он. – Лучше расскажите мне еще раз, как происходила ваша встреча с Гавриловым. Со всеми подробностями, пожалуйста, не упуская ни одной мелочи.

Я рассказала. Полянский слушал меня бесстрастно, но очень внимательно. Когда я закончила, он удовлетворенно кивнул и сказал:

– А теперь, если вы не возражаете, я хотел бы побеседовать с вашим фотографом наедине. Где это можно сделать?

Пришлось уступить ему кабинет. Я сделала это без особого удовольствия, но и не слишком огорчилась. Не в наших правилах мешать следствию, даже если оно нас и недолюбливает, тем более что и скрывать нам было нечего.