Пушкин целился в царя. Царь, поэт и Натали

Н. Я. Петраков

Пушкин целился в царя. Царь, поэт и Натали

© Петраков Н.Я., 2013

© ООО «Издательство «Алгоритм», 2013

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Предисловие

Жизнь и трагическая смерть Александра Сергеевича Пушкина привлекают внимание не одного поколения читателей поэзии и прозы великого писателя, подлинного создателя современного русского языка.

Биография Пушкина воссоздана скрупулезно, буквально по дням. Однако мотивация его поступков весьма размыта. И чем ближе к последней дуэльной истории, тем больше. Официальная версия событий, приведших к дуэли, была сформулирована самим поэтом, и ее придерживались друзья Пушкина.

Пушкин получает «диплом рогоносца», в котором нет и намека на Дантеса, но имеется более чем прозрачное указание на венценосное происхождение рогов получателя этого пасквиля. Пушкин, полностью уверенный в верности своей супруги, посылает вызов на дуэль Дантесу, поскольку считает, во-первых, неуместными его ухаживания за Натальей и, во-вторых, что он и его приемный отец имеют прямое отношение к написанию этого диплома. Главное в данной конструкции для Пушкина – утверждение о невинности жены не перед Дантесом, а перед тем, кто был упомянут в дипломе. И друзья, естественно, защищали эту трактовку. Хотя П. Вяземский писал: «Эта история окутана многими тайнами». А. С. Соболевский высказался еще определеннее: «Итак, чтобы не пересказать лишнего или недосказать нужного – каждый друг Пушкина должен молчать».

Казалось бы, если загадка ухода Пушкина из жизни окутана многими тайнами, если недосказано нужное, то вот поле для серьезного исследования. Каковы внутренние пружины заговора двора против поэта?

К сожалению, официальная современная пушкинистика набивается в друзья к Пушкину. Она беспрекословно поддерживает версию поэта. Но то, что позволительно друзьям Пушкина, убийственно для научного работника.

В версии Пушкина есть много слабых или малоубедительных мест, требующих исследования и научных дискуссий.

Вызывает, в частности, сомнение авторство «диплома рогоносца». Пушкин обвиняет Геккернов. Но для Геккернов дуэльная история означала крах карьеры. Геккерн-старший примчался к Пушкину, унижался, просил отсрочить дуэль. Затем в деле отмены дуэли были задействованы супруги Нессельроде, Жуковский, императрица. Последняя из личных средств доплачивала определенную сумму к скромному вознаграждению бедного корнета. А в начале 1836 года он получает звание поручика в нарушение элементарной табели о рангах. Дантеса ждет блестящая карьера в российской гвардии. Зачем ему плести антипушкинскую интригу? На него заглядываются дамы и невесты света. А он вынужден жениться на девице со скромным достатком, в годах, чтобы уйти от конфликта с Пушкиным.

Большинство специалистов практически отвергли непосредственное авторство Геккернов в написании текста диплома. Стали называться в числе его авторов Долгорукий, Гагарин, Полетика, супруги Нессельроде, Уваров. А один известный пушкинист назвал автором диплома Раевского. Почти десяток псевдоавторов, по сути, гадание на кофейной гуще, без весомых аргументов и уж точно без доказательств. Научная потенция пушкинистов в нахождении авторов диплома оказалась ниже плинтуса.

Однако диплом рогоносца оказался мощным оружием в борьбе с интригами и сплетнями царского двора, мечом, отсекающим унизительное камерюнкерство от глыбы гения, создавшего памятник нерукотворный. Имя этому человеку – Александр Сергеевич Пушкин. Так, может быть, необходимо в числе возможных авторов диплома рассмотреть и эту фигуру? Не прокричать в расчете на сенсацию, а логически объяснить, почему эта версия превращается в полноправную концепцию авторства «диплома рогоносца». Собственно, ответу на этот вопрос и посвящена эта книга.

Казалось бы, чем не предмет для научной дискуссии? Никаких дискуссий, – отвечают «пушкиноведы». Профессор миланского университета Серена Витале, не утруждая себя выслушиванием аргументов в пользу этой концепции, заявляет: «Хорошая, веселая шутка». Влюбленная в Жоржа Дантеса Витале обременяет читателей письмами Дантеса о любви к Пушкиной в стиле бульварных французских романов первой трети XIX века. Если принять во внимание утверждение внука Дантеса Луи Метмана, что его дедушка за 83 года своей жизни не прочитал ни одного художественного произведения, то можно представить, какими веселыми шутками кормит читателей г-жа Витале, восторгаясь чистотой помыслов убийцы поэта. Но предмет дискуссии значительно шире вопроса об авторстве диплома.

Так, например, в письме князя П.А. Вяземского к великому князю Михаилу Павловичу от 14 февраля 1837 года приводятся следующие соображения: «25 января он послал письмо Геккерну-отцу. А Аршиак принес ему ответ. Пушкин его не читал, но принял вызов, который был ему сделан от имени сына. Сам собою напрашивается вопрос, какие причины могли побудить Геккерна-отца прятаться за сына, когда раньше он оказывал ему столько нежности и отеческой заботы; заставлять сына рисковать за себя жизнью, между тем как оскорбление было нанесено лично ему, а он не так стар, чтобы быть вынужденным искать себе заместителя? Этот возмутительный факт был отмечен 187 лет тому назад. Формально подмену дуэлянта одобрил граф Строганов, но отнюдь не без участия венценосных особ. По свидетельству Данзаса, «Дуэль Пушкина не была остановлена полицией. Жандармы были посланы в Екатерингоф будто бы по ошибке, думая, что дуэль должна происходить там, а она была за Черной речкой около комендантской дачи». Разве мог Бенкендорф совершить такую ошибку без ведома императора? Это ли не тема для научной дискуссии среди пушкинистов.

Тем более что не только императрица, но и сам Николай Павлович в преддуэльный период проявлял большой интерес к судьбе Дантеса. Можно сказать, жестко руководил его поступками. В 1963 году в Париже вышла книга «Сон юности» – записки дочери Николая I, Ольги Николаевны, королевы вюртембергской. Нет сомнений, что в основу их положены дневники, ибо они строятся по дневниковым датам, месяц за месяцем, год за годом. Вообще записки ее строго фактичны. И вот что пишет Ольга Николаевна: «После того, как по городу уже циркулировали анонимные письма, в которых обвиняли красавицу Пушкину, жену поэта, в том, что она позволяет Дантесу ухаживать за собой…папа поручил Бенкендорфу разоблачить автора анонимных писем, а Дантесу было приказано жениться на младшей сестре Натали Пушкиной, довольно заурядной особе». Извиним автору маленькую неточность (Е. Гончарова была старшей, а не младшей сестрой). Оценим это важнейшее, доселе не известное нам сообщение: Николай I приказал Дантесу жениться на свояченице Пушкина». (Цитируется по книге И. Андроникова «Рассказы литературоведа», М., «Детская литература», 1973 г., стр. 219). Призыв столь уважаемого знатока литературы как Ираклий Андроников оценить это сообщение был полностью проигнорирован официальными пушкинистами.

Филологи, которые кормятся вокруг имени Пушкина, совершенно отказались от комментариев по поводу поведения вдовы Александра Сергеевича сразу после смерти поэта. Мы не имеем в виду отказ Натальи Николаевны от участия в похоронах мужа. Ну, плохо себя чувствовала. Бывает. Однако при плохом самочувствии уже 8 февраля 1837 года, то есть на второй день после того, как тело Пушкина было предано земле, вдова направляет на имя императора следующее прошение: «Всесвятлейший, державнейший великий государь император Николай Павлович, самодержец всероссийский, государь всемилостивейший, просит вдова Двора Вашего императорского Величества камер-юнкера Наталья Николаевна Пушкина, урожденная Гончарова… Я сама должна для воспитания детей моих проживать в здешней столице, и как при том все избранные мною в опекуны лица находятся на службе в С.-Петербурге, то по сему и прошу: Дабы высочайшим Вашего императорского Величества указом повелено было сие мое прошение принять, малолетних детей моих взять в заведывание С.-Петербургской дворянской опеки».

Аргументация вдовы довольно странная. Малолетним детям деревенский воздух полезнее слякотного Петербурга. Кроме того, опекуны, а это – граф Григорий Строганов, граф Виельгорский и Жуковский – функционируют отнюдь не как воспитатели дошколят. Но молодой вдове очень хочется закрепиться в столице.

Среди пушкинистов стала аксиомой версия, что Наталья Николаевна покинула Петербург, выполняя последнюю волю поэта. Будто бы Екатерина Алексеевна Долгорукова, помогавшая ухаживать за раненым Пушкиным, своими ушами слышала, как Пушкин уже перед самой кончиною говорил жене: «Носи по мне траур два или три года. Уезжай. Постарайся, чтобы забыли про тебя. Потом выходи опять замуж, но не за пустозвона». Бартенев, записавший это свидетельство, не преминул отметить, что Екатерина Алексеевна была с московских времен подругой Натальи Николаевны.

Конечно, есть вопрос, была ли произнесена столь любимая пушкинистами фраза, а если и была, то из чьих уст Наталья Николаевна ее услышала? Между тем ее прошение от 8 февраля указывает на то, что вдова не выполнила последнюю волю поэта, если таковая была высказана. И покинула она Петербург не по своей воле, а по прямому указанию императора. Последний решил временно или навсегда удалить из столицы всех участников скандальной дуэли. Высланы Геккерн, Дантес, Данзас и даже Полетика был переведен в Одесский военный округ вместе со своей супругой Идалией. Не хотят эту сюжетную линию рассматривать пушкинисты. Безмерная идеализация невинности, верности провозглашенной музы поэта приводит к анекдотичным поворотам. В Москве на расстоянии полукилометра – на Старом Арбате и у Никитских ворот (там, в церкви Большого Вознесения, венчался Пушкин) – открыты два памятника, где поэт обнимается с Натальей Николаевной. Эта вечная муза затмевает тот факт, что девять десятых любовной лирики были написаны Пушкиным, когда он не имел представления о Гончаровой.

Полная загадок и недомолвок судьба Пушкина требует не восторженно-религиозного воспевания, а глубокого научного анализа. Пушкиноведы боятся открытой дискуссии. Игнорируют ее или выставляют таких оппонентов как кандидат филологических наук Александр Галкин («Эхо планеты», № 5, 7 февраля 2013 г.). Остановимся на его аргументации, исключительно в качестве иллюстрации, с каким багажом официальные пушкинисты приходят к отстаиванию правомерности своей позиции.

Свою статью А. Галкин начинает эпически: «При жизни Пушкина никто из его современников нисколько не сомневался, что анонимный пасквиль… послужил причиной дуэли и трагической смерти поэта». Филологическое образование свое А. Галкин сразу демонстрирует читателям: «При жизни Пушкина никто не сомневался… в трагической смерти поэта от пасквиля».

Очень по-русски! Ну, как умеет, так и пишет. Но диплом анонимный. В нем есть хоть намек на Дантеса или его авторство, г-н Галкин? А стреляется Пушкин именно с Дантесом. Посылает ему картель, то есть вызов на дуэль без объяснения причин. Догадывается? Однако 6 ноября пишет министру финансов Канкрину письмо о продаже своего имения в Михайловском с целью покрытия царских долгов семьи. Странно. Но для Галкина не странно, поскольку он входит в число пушкинистов, которые такого рода факты просто игнорируют. «Факты упрямая вещь, но тем хуже для фактов», – говорил один диктатор.

Двигаемся вместе с Галкиным по его статье: «Двести лет пушкинистики не внесли существенных изменений в эту картину». Ну, конечно, если не считать монографию «Пуговица Пушкина» Витале, которая вкладывает в уста супруги Пушкина в пересказе Дантеса слова: «Я люблю вас, как никогда не любила, но никогда не просите у меня более моего сердца, поскольку остальное мне не принадлежит, я могу быть счастлива, только честно выполняя мои обязанности, пожалейте меня и любите меня всегда, как теперь…» Перед нами чистейшая платоническая любовь двух сердец. Если Витале права, а Галкин отрицает «царственную линию» анонимного пасквиля, то Пушкин сам по старческой глупости и ревности нарвался на пулю. Человек, написавший «энциклопедию русской жизни», оказался недалеким, наивным и глуповатым человеком, как глуповата вся Россия. Спасибо Галкину.

«Но вот на переломе XX и XXI веков, – пугает нас Галкин, – возникла новая генерация самостийных пушкинистов, которые взялись «радовать» публику громкими открытиями». Итак, в псевдодискуссию вводится новый термин: «самостийные пушкинисты». Они естественно противостоят пушкинистам-профессионалам, получившим образование на филфаках МГУ, ЛГУ и филологических отделениях многочисленных педагогических институтов. Их первейшая задача – охранять свою делянку от самостийщиков, такого образования не получивших.

Однако смею утверждать, что Пушкин творил не для кандидатов и докторов филологических наук. Пушкин – достояние всего человечества и особенно русскоязычной его части, поскольку Россия говорит до сих пор в основном на пушкинском языке.

Поточное образование канонизирует мысль, загоняет в жесткие рамки. Молодой студент может внимать и верить как проповедникам своим лучшим преподавателям, таким как Сурат, Абрамович, Непомнящий, излагающим точку зрения своих учителей. Затем, сдавая успешно экзамены и зачеты по лекционному трафарету, не ставя преподавателю каверзных вопросов на семинарах, тиражируется филолог, активно неспособный к исследовательской работе. Способность мыслить самостоятельно у этой плеяды будущих кандидатов и докторов филологических наук полностью атрофируется.

Самостоятельными бывают не только пушкинисты, радующие публику громкими открытиями. Самостийность проявляется и в литературе, и в живописи, и в экономике, философии и даже в астрономии.

Были профессиональными врачами Вересаев, Чехов, Булгаков, Горин. И вдруг стали самостийными литераторами, а некоторые из них даже великими писателями. А зачем нам «Дядя Ваня» или «Мастер и Маргарита»? Ставили бы клистиры, перечные пластыри и примочки своим пациентам.

А текстильный магнат Третьяков стал ни с того ни с сего ценителем живописи. Занимался бы своей бухгалтерией. Еще два купчишки, которые озолотили собрания Эрмитажа и Музея изобразительных искусств, вообще не в свою епархию влезли. Были ведь магистры и доктора искусствоведения, считавшие импрессионизм и постимпрессионизм мазней. И ни одна картина Ван Гога, благодаря им, не была продана при его жизни.

Так что не надо сильно пинать самостийность в науке. Особенно филологам, которые за эту самостийность хватаются, изучают и часто получают научные степени.

Среди самостийных пушкинистов г-н Галкин выделяет мою книгу «Последняя игра Александра Пушкина». Наверное, потому что я академик, хотя всего лишь известный экономист. Эта книга вышла в 2003 году. Спустя два года, была опубликована другая моя книга «Александр Пушкин: загадка ухода», которая по объему вдвое превышает первую. Но Галкин, судя по всему, ее не видел. В чем мое преступление? В книге «прозвучала ключевая идея нынешних неофитов пушкинистики: Пушкин написал анонимный пасквиль сам себе, потому что, движимый ревностью, задумал отомстить царю Николаю I, сделавшему жену Пушкина своей любовницей».

В своих работах я, как «неофит пушкинистики», утверждал: «…Вы никогда не узнаете правды, ибо знавшие ее сделали все возможное, чтобы не удовлетворить любопытство потомков… Факт супружеской измены и основание для ревности для человека, обремененного минимальным интеллектом, – понятия, далеко не тождественные, хотя, конечно, в известном смысле пересекающиеся. Поэтому для понимания психологического состояния Пушкина в последние годы его жизни действительно важным является вопрос: были ли у Пушкина серьезные основания ревновать свою жену к царю?»

Противников «неофитов пушкинистики» можно спросить: если в «дипломе рогоносца» совершенно явно прослеживается царственная линия, то были в окружении Пушкина лица, которые понимали, что прозрачные намеки на роль заместителя Нарышкина вызовут бурную ревность Пушкина? Очевидно, что в дворцовых кругах существовала группировка, верящая в интимную связь императора и жены поэта еще при жизни Пушкина. Наши оппоненты, выставившие на первый раунд диспута с «неофитами» некоего Галкина, вразумительного ответа на этот вопрос дать просто не в состоянии.

Но, кроме некоторой части современников поэта, царственную линию в его судьбе разделял не только я, но такие пушкинисты-ортодоксы как Рейнбот, Казанский, Щеголев, поддержал М.А. Цявловский (в 1926–1927 гг.). В 1963 году Михаил Яшин в журнале «Звезда» № 8 активно поддержал активную роль царя в ухаживании за супругой поэта и в преддуэльной истории, за что был раскритикован в отделе культуры ЦК КПСС. Теперь нет ЦК КПСС, но есть некий орган (не знаю, кем утвержденный), который контролирует официальную пушкинистику.

А в дискуссии по моей книге с Михаилом Яшиным произошла следующая история. Наталья Николаевна оставила довольно сумбурные воспоминания о ее последнем (а может быть, единственном?) свидании с Дантесом на квартире Идалии Полетики. Примерно одно и то же она рассказала мужу, Вяземским, сестре Александрине. Суть рассказа заключалась в том, что она пошла в гости к Идалии Полетике, застала вместо нее на квартире Дантеса, который, размахивая пистолетом, требовал отдаться ему, или он убьет себя. Супруга Пушкина заламывала руки, кричала. В результате появилась дочь Полетики, и участники свидания более или менее мирно разошлись.

Я попробовал провести нечто подобное ситуационному анализу, широко применяемому в прикладной математике, космонавтике, военном деле, выборе инвестиционных проектов. Приходит Наталья Николаевна к дверям квартиры Полетики. Звонит. Или у нее есть ключ? Что осложняет всю историю. Ей открывают. Кто? Дантес или горничная? Если Дантес, то верная супруга должна повернуться и уйти. Скорее всего, горничная, которая по инструкции хозяйки знает о свидании и должна проводить Натали к Жоржу. О, боже мой, думает она. А Жорж достает пистолет, размахивает им и кричит, отдайся или я убью себя здесь, в квартире Полетики. Как-то странно. Ловелас Дантес, очевидно, знал, что женщину надо приласкать, обнять, поцеловать и т. д. Но размахивание пистолетом – это скорее шантаж, попытка к принуждению заниматься тем, чего не хочет женщина. И тут появляется «бесхозная» трехлетняя девчушка, которую почему-то потеряла горничная, получившая твердую установку не мешать свиданию. Верная жена вырывается из рук насильника и убегает.

В этом рассказе сплошная «лапша на уши». Здесь, как в зеркале, проявляется наивная провинциальность Натальи Николаевны. То, что Пушкин не поверил ни одному ее слову, очевидно, как не поверил он ее рассказу о желании Дантеса жениться на Екатерине летом того же года на даче под Петербургом. Он заставил жену написать записку Дантесу, что он не возражает против брака Жоржа и Екатерины. И этим вверг Дантеса в шоковое состояние. Думаю, что и Вяземские, и даже Александрита, вряд ли поверили полной правдивости Наташиной версии свидания. Но, что они от нее слышали, то и передали тем, кто об этом спрашивал. Правдивости в ее рассказе нет, от мелочей до самого главного – как проходило свидание и с кем, собственно, оно было.

И тут появляется дочь Натальи Николаевны Александра Арапова, которая утверждает, что ее отец Петр Ланской дежурил у окон квартиры Идалии Полетики, где тайно встречались ее мать и Дантес.

С точки зрения дальнейшей судьбы Ланского, Натальи Николаевны, да и самой Араповой это сообщение никакого значения не имеет. Ланской не был знаком ни с Пушкиным, ни с его женой. Для Араповой эта информация также не очень интересна. Ее обвиняют официальные пушкинисты в том, что она старательно намекала на свое генетическое происхождение не от Петра Петровича Ланского, а от Николая Павловича Романова. Эка невидаль! Сейчас все программы телевидения типа «Пусть говорят» заполнены девушками, которые уверены, что их биологическими отцами являются Киркоров или Кобзон. Но в XIX веке не было шоу-бизнеса, телевидения и Малахова. Так что Арапова пробивалась своими силами. Но родилась Арапова не в 1837 году, а значительно позже. Все знают, как царь выдавал замуж своих беременных любовниц за гусаров. И так называемая дочь Ланского считала, что Петр Петрович оказался более покладистым, чем Безобразов, вынужденно женившийся на Хилковой. И история семьи Ланских показывает, что с 1844 года глава семьи сделал великолепную карьеру при полной благосклонности императора к непонятным воинским заслугам Ланского. Так что Арапова была ближе к правде, чем официальные пушкинисты. Последние говорят: не верьте ни одному слову Араповой. А это странно. Информация о дежурстве Ланского у дома Полетики ничего не добавляет Араповой в ее версии о своем отцовстве. Но для аналитика это замечание весьма интересно. Ротмистр никогда не будет выступать в роли «топтуна» под окнами мелкого кавалергарда во время его свидания с женщиной. Следовательно, возникает естественный вопрос: был ли в квартире Полетики именно Дантес или фигура существенно более высокого ранга? Официальные пушкиноведы отвечают, что этого не может быть никогда, как не может быть пятен на солнце. Аргументировать этот тезис указали известному в очень узких кругах филологу А.Галкину. Вот опус А.Галкина: «Увы, Петракову, вероятно, неизвестно, что Михаил Яшин давно документально опроверг романтическую версию Араповой, причем сделал это за 18 лет до вышедшей в свет книги академика. Цитирую по книге Ободовской и Дементьева: «По последним, совершенно достоверным сведениям, установленным Михаилом Яшиным, Петра Петровича Ланского с октября 1836 года по февраль 1837 года вовсе не было в Петербурге, он находился в служебной командировке и, следовательно, не мог «дежурить» у дома Полетики».

Галкин – типичный представитель «научной» аргументации пушкинистов, захвативших право на «единственно точную» трактовку событий вокруг поэта. Очень забавно, что Ланского выслали из Петербурга именно на срок посылки «диплома рогоносца», вызова на дуэль Дантеса, его женитьбы на Екатерине Гончаровой, повторного вызова на дуэль, ранения и смерти Пушкина. Кто-то в небесной канцелярии вычислял, на сколько дней выписать командировочное удостоверение Ланскому, чтобы официальным пушкинистам было спокойно. А потом что это за командировка: в Лондон или к казакам, заказывать сбрую для конногвардейцев? Если недалеко, то, наверное, с предписанием не появляться в столице ни на один день, иначе – расстрел или ссылка в Сибирь. Каков Яшин! Но мы из цитаты Галкина ничего не знаем о доказательности материалов Яшина кроме слов «совершенно достоверные сведения». Да еще цитируется по книге Ободовской и Дементьева, название которой наш оппонент не помнит. Однако недвусмысленно намекает, что самостийный пушкинист академик об этой книге ничего не знает. Вот теперь пусть узнает и разрыдается от своего невежества и убийственной аргументации официального пушкиниста.

Вообще у официальных пушкинистов как-то плохо с прочтением работ своих оппонентов. Их можно вообще не читать или путать одного неофита с другим. Я уже писал выше, что в 2005 году вышла моя книга «Александр Пушкин: загадка ухода» (тираж 3000 экз.). В главе 12 «Год трагических откровений» я обширно цитирую книгу Ободовской И., Дементьева М. «Вокруг Пушкина» (М., 1975).

Теперь мой оппонент узнает название этой книги. Но статья оппонента опубликована в феврале 2013 года, а моя книга в 2005 году, за 8 лет можно было и заглянуть. Какова же степень научной недобросовестности у рвущегося на пушкинский Олимп Галкина по отношению к самостийному пушкинисту Петракову!

Еще большее удивление вызывает смешение оппонентом моей фамилии с фамилией Александра Лациса. В книге «Последняя игра Александра Пушкина» (2003 г.) в пятой главе я посвящаю 2–3 страницы рассказу о том, как Лермонтов влюбил в себя девицу Сушкову, расстроил ее свадьбу с женихом, а потом написал анонимное письмо родителям Сушковой, что Лермонтов негодяй и от дома ему нужно отказать. Зимой 1835 года в письме Верещагиной Лермонтов отмечает, что он сознательно шел на скандал, чтобы привлечь внимание светского общества к своей персоне. Я делаю вывод, что до Пушкина дошли сведения о проделках двадцатилетнего гусара полка, расквартированного в Царском Селе. Галкин отвечает: «Для справки: Пушкин был незнаком с Лермонтовым». Об этом знает каждый школьник 7–8 классов. Но о чем разговаривали на балах и раутах в перерывах между танцами? Обсуждали литературные достоинства «Медного всадника» или «Истории Пугачевского бунта»? Вряд ли. Сплетни, сплетни о знакомых, знакомых знакомых и т. д. Тот, кто принес на хвосте пикантную историю о гусаре и обманутой девице, скорее всего не знал, что Лермонтов пишет стихи, и имени не запомнил. А слух распространился мгновенно. Пушкин, думаю, ушей не затыкал.