В поисках неприятностей

– Что, Эдна, решила шикануть? Бычки надоели, теперь ты сигареты покупаешь?

– Он их обронил, – буркнула в ответ Эдна. – И не заметил. А я увидела. И меня он не заметил. Он шел здесь. – Она махнула сигаретой, указывая на тропинку в высокой траве и покосившиеся памятники.

– Кто – он? – Ответ меня не слишком интересовал, я спросила только так, чтобы поддержать разговор. Сегодня Эдна казалась относительно разумной.

– Какой-то молодой хлыщ, – ответила Эдна. – Не местный. Хорошо одетый. Машину он оставил вон там… – На сей раз она ткнула пальцем себе за спину. На соседней улице между домами есть небольшая площадка, куда можно попасть через дыру в ограде. Раньше площадка служила стоянкой для малинового микроавтобуса преподобного Илая. – Не люблю чужаков. Являются ко мне и твердят, что мне больше нельзя здесь оставаться. Ну а где мне тогда жить? И потом, как же кошки? Я всем объясняю, что должна заботиться о кошках. Так что, когда явился этот, я спряталась и стала за ним следить. Сразу поняла, что ничего хорошего от него ждать не приходится.

Волосы у меня на затылке встали дыбом.

– Откуда ты знаешь, Эдна?

– Он так себя вел. Все время пригибался, вилял между памятниками, как будто не хотел, чтобы его увидели. Так ему не терпелось спрятаться, что меня он просто не заметил. Я стояла вон там. – Она махнула в сторону разросшихся кустов.

Меня не удивило то, что чужак ее не заметил. В грязном пальто непонятного цвета, бесформенная, Безумная Эдна прекрасно сливалась с окружающей местностью. Я часто сама проходила мимо нее и страшно пугалась, когда она со мной здоровалась. Эдна, как и ее кошки, умела сидеть совершенно неподвижно и наблюдать. Я как-то видела, как она сидит на траве в окружении своих подопечных и только моргает, а они моргают в ответ. Иногда мне кажется, что в кошек вселяются души мертвецов, похороненных на этом кладбище. И меня нисколько не удивляет то, что Эдна умеет с ними общаться.

– Эдна, когда, говоришь, ты видела того типа?

– Наверное, вчера… – Эдна подняла на меня мутный взгляд. Для нее все дни были похожи один на другой.

Я спросила ее, видела она незнакомца утром или вечером, но она не помнила. И все же Эдна не до конца утратила связь с окружающей действительностью. Неожиданно она спросила:

– Дорогуша, а правда, что твоя соседка повесилась? – В ее слезящихся глазах мелькнула искра любопытства.

– Правда, Эдна.

Она затянулась сигаретой, глядя куда-то перед собой. Невозможно было понять, о чем она думает. По-моему, она не удивилась и не испугалась. Даже ее любопытство теперь, когда я подтвердила слух, угасло.

Я поняла: бесполезно пытаться что-то выяснить у Безумной Эдны. Вполне возможно, она видела того же типа, что и Ганеш. Но мы никогда не сумеем установить наверняка.

Вдруг Эдна встрепенулась и доверчиво наклонилась ко мне:

– Хочу кое-что тебе показать!

Ненадолго я воспрянула духом. Что еще она нашла?

Напрасно я надеялась!

Она повела меня в угол кладбища и с гордостью показала новорожденных котят, еще слепеньких, которые пищали в потрескавшемся каменном склепе. Надпись на камне увековечивала Джосаю и Хепзибу Уилкинс, которые умерли в течение недели от инфлюэнцы в 1819 году, оставив после себя семнадцать детей. Значит, родители оставили достаточно, чтобы сироты не бедствовали, раз дети смогли соорудить им хороший памятник. А может быть, старшие дети позаботились о младших.

Факт оставался фактом: если о чем-то спросить Эдну, вряд ли получишь вразумительный ответ. Возможно, она – ценный свидетель, а возможно, нет. Ее саму волновали только ее обожаемые кошки. Она все время спрашивала, что будет с ней и с ними, если застройщик все же добьется разрешения на перенос кладбища в другое место.

Я выгребла из карманов всю оставшуюся у меня мелочь, протянула Эдне, и она сунула ее в какое-то потайное место в своем грязном пальто.

– Заходи еще! – пригласила она, когда я встала.

Нам позволили забрать из сквота нашу жалкую мебель. Мы перевезли ее на новую квартиру в несколько приемов. Конечно, не сами, а в фургоне Пателов. Потом с трудом взгромоздили вещи на шестой этаж, проволокли по сырому, продуваемому всеми ветрами общему балкону, на который выходили мрачные, облезлые двери. Некоторые из них были заколочены. Я заметила, что квартиры, в которых еще оставались жильцы, забаррикадированы прочно, как средневековые замки. Все указывало на то, что радушный прием нам тут не светит.

Саму квартиру перед моим вселением прибрали и вымели, но она все равно выглядела так, словно в ней недавно произошло восстание. Осклизлые стены все в трещинах, плинтусы оторваны. Раковина на кухне накренилась под очень странным углом. Поэтому посуда, если ее поставить на сушилку, соскальзывала вниз.

Фитиль, сбитый с толку больше обыкновенного, бродил по квартире, стуча по трубам и со скрипом открывая дверцы кухонных шкафчиков. Наконец, он с радостным видом воскликнул:

– Есть!

Преисполнившись дурных предчувствий, мы с Невом застыли на месте. Испугались, что Фитиль сейчас извлечет из темного угла какую-нибудь мохнатую тварь, которая здесь обитает.

Он повернулся с пустыми руками, зато с торжествующим видом и объявил:

– Я все понял, Фран! Это не та квартира. Тебе просто по ошибке дали не тот ключ!

Я вздохнула. Мне бы очень хотелось, чтобы Фитиль оказался прав. Как можно осторожнее я объяснила ему: нет, в муниципалитете не ошиблись. Как бы ужасно ни выглядела квартира, она должна стать нам родным домом.

Фитиль покачал головой:

– Не может быть! Слушай, наш сквот хотят снести, а ведь его состояние куда лучше. Я тебе точно говорю, Фран, они что-то перепутали.

Мне пришлось долго убеждать его в том, что все правильно. Наконец, согласившись с моими доводами, Фитиль нахмурился и буркнул:

– Вы как хотите, а я здесь жить не буду.

Его слова задели меня до глубины души: ведь я великодушно предложила ему крышу над головой. Уж кому бы возражать, но не Фитилю… Но он сказал, что ему предложили место в хостеле. Он сходит и выяснит, какие там условия. В полиции ему велели какое-то время никуда не отлучаться. Возможно, он еще им понадобится. Но если в хостел не пускают с животными, он там не останется.

Я напомнила Фитилю про Безумную Эдну. Если в хостел в самом деле не пустят с псом, можно оставить его у Эдны на кладбище. Псу там наверняка понравится, да и на Эдну, хоть она и ненормальная, в таких делах все же можно положиться.

Но Фитиль и слышать не хотел о расставании со своим любимцем, даже на время. И потом, он считал, что кошки способны наброситься на пса всей стаей. Он такое уже видел.

Я облокотилась о перила балкона и смотрела ему вслед. Он шагал по опустевшей улице с рюкзаком за плечами. Пес трусил рядом.

Юан, который нравился мне все больше и больше, пообещал раздобыть какую-то мебель через своего знакомого, который работал в Армии спасения. Мы обнаружили, что в квартире есть горячая вода. Я страшно обрадовалась. Целую вечность не жила в доме с горячей водой. Пока Нев растаскивал по углам наши небогатые пожитки, стараясь сделать жилище обитаемым, я целый час драила ванну, а потом напустила туда воды, забралась в нее и немного понежилась, разглядывая трещины в потолке и большую дыру в стене, откуда выломали бачок унитаза.

Нам с Невом недолго суждено было жить вдвоем. На следующий день нагрянули его предки. Я не удивилась, увидев их. Думаю, что и Нев тоже не удивился. С тех пор как он вошел в дверь моей квартиры, у него был какой-то обреченный вид.

Его отец встал посреди гостиной, пятки вместе, носки врозь, прямой, как кочерга, сцепив руки за спиной, будто инспектировал войска. Мать смотрела на меня с выражением школьной директрисы, которая хочет за что-то отругать меня.

О своей школе я уже говорила. Мать сбежала и бросила нас с папой, когда мне было семь лет, поэтому меня воспитывали отец и венгерская бабушка Варади. По-моему, отцу казалось: из-за того, что мама нас бросила, он обязан расшибиться ради меня в лепешку. Посторонним я говорила, что моя мама умерла. Для меня она в самом деле все равно что умерла, ведь я не знала, где она и что с ней. Папа и бабушка Варади экономили на чем только можно, чтобы я ходила в частную школу для юных леди.

С первого дня, как только меня отдали в ту школу, я то и дело попадала в неприятности; к тому времени, как мне исполнилось пятнадцать, отцу сказали, что мое дальнейшее обучение нецелесообразно. Они имели в виду, что ждут не дождутся, когда я от них уйду.

В характеристике, которую мне выдали, было написано: «Франческа необычайно умна, однако ей недостает прилежания. Она упорно отказывается воспользоваться теми преимуществами, которые предоставляет ученицам наша школа».

Мне в жизни не было так стыдно, как в тот день, когда отец прочел эту характеристику. Они с бабушкой Варади в буквальном смысле лишили себя всех радостей жизни, лишь бы я училась в дорогой школе, а я так подвела их! Меня охватило раскаяние, но было уже поздно. Я любила папу и бабушку; мне не хотелось их огорчать. Просто так вышло.

Возможно, мне было бы легче, если бы они рассердились, кричали на меня, топали ногами. Но этого не произошло. Папа даже сказал:

– Ничего страшного, desem[8], – и обнял меня, потому что боялся, как бы не обиделась я!

Бабушку Варади пришлось долго отговаривать от похода в школу, потому что она грозила избить директрису. У нас в роду по бабушкиной линии сплошные гусары. Дома хранились портреты некоторых из них, правда выцветшие. Помню, я разглядывала лица предков с нафабренными усами, в доломанах со шнурами, лосинах и начищенных сапогах. Бабушка искренне верила, что ответом на любую беду может стать кавалерийская атака.

Я ушла, закрылась в своей комнате и разревелась. Потом я обещала себе, что больше никогда не буду вести себя так по-идиотски. Обещания своего я не сдержала.

Итак, Портеры-старшие заломили бедняге Неву руки за спину и вывели его на улицу. Его увезли в золотую клетку, которую они называли домом. Судя по тому, как родители с ним разговаривали, они считали, будто ему четыре, а не двадцать четыре года. Хуже того, они намекнули, что их близкий друг, главный врач какой-то хорошей клиники, хочет испробовать на Неве замечательные новые способы лечения. Светило науки наверняка справится с его нервным расстройством!

Перед уходом Нев попросил:

– Фран, не пропадай. Оставляю тебе свои книги!

– Спасибо, – ответила я, хотя и понимала, что вижу его в последний раз. Поэтому я добавила только: – Удачи!

Наше расставание казалось настолько неизбежным, что он с таким же успехом мог бы отказать мне свои книги в завещании.

Мать Нева наградила меня весьма неприязненным взглядом. Его отец все то время, пока они были у нас, делал вид, будто меня нет. Так он поступал со всеми и со всем, с чем не в состоянии был справиться – например, с болезнью бедного Нева.

Я поняла, что моя жизнь изменилась навсегда. К добру или к худу? Скорее всего, к худу.

Глава 5

Я осталась одна. Уже довольно давно я не жила в полном одиночестве. Захотелось выть – тем более в квартире, так сильно нагоняющей тоску. Впрочем, вскоре выяснилось, что о моем существовании не забыли – во всяком случае полицейские.

Поскольку инспектор Морган, наверное, занималась более важными делами, на меня бросили «деликатного» сержанта Парри. Скоро мне стали сниться по ночам его рыжеватые общипанные усики и его физиономия с выражением язвительного недоверия ко всему, что бы я ни говорила.

– У тебя развивается паранойя, – заметил Ганеш в ответ на мои жалобы. Потом он взвалил себе на спину мешок картошки, отнес его в угол двора и, крякнув, сбросил на землю. Он собирался вскрыть его и пересыпать содержимое в ящик.

– Что ты такое говоришь? – как обычно, проворчала я, чувствуя, что имею право выражать недоверие. – Парри не отстает от меня с утра до ночи. Задает одни и те же вопросы, только сформулированные по-разному. Интересно, что думают обо мне в полиции? Что, по их мнению, мне известно?

– А как Нев и Фитиль? Их копы тоже достают?

– А я тебе о чем говорю? Вчера вечером я позвонила Неву, но к телефону подошел его отец и сказал, что Нев в частной клинике. Его запрятали в такое место, где полицейские до него не доберутся. Ну а Фитиль… Я вчера ходила к нему в хостел. Там заправляют какие-то сектанты. Они все время улыбаются как ненормальные, а кожа у них такая, словно они слишком долго сидят в ванне.

– Эй! – неодобрительно воскликнул Ганеш. – Они ведь хотят как лучше!

– Ну ладно. В общем, Фитиля там не оказалось. Мне сказали, что он вернется вечером и я, если хочу, могу оставить ему записку и прикрепить ее на щит у входа. Я так и поступила, хотя не думаю, что Фитиль прочтет мою записку. Вряд ли ему передадут, что я заходила… Кстати, – добавила я, – там его называют Генри. Совсем как в полиции.

– Генри – его имя, – напомнил Ганеш. Иногда он ужасно меня раздражает. – Ты же не могла ожидать, что они станут звать его Фитилем.

Я не собиралась с ним спорить. В голове у меня теснились совсем другие мысли.

– Ган, посмотрим правде в глаза. У копов осталась только я, поэтому они и достают меня по полной программе. Никак не вобьют в свои тупые головы, что напрасно тратят драгоценное время и никому из нас от этого не легче. Так они точно не выяснят, что случилось с Терри – если вообще когда-нибудь что-нибудь выяснят.

Ганеш крякнул и начал пересыпать картошку из мешка в ящик. Запахло сырой землей.

Конечно, я просто спускала пар, и все же мне трудно было делать вид, будто постоянные допросы меня не волнуют. Они начали меня утомлять; возможно, именно на это копы и рассчитывали. Мысли в моей голове стали путаться. Им удалось убедить меня, что я о чем-то умалчиваю или забыла что-то очень важное. Я начала просыпаться по ночам и напряженно думать, пытаясь вспомнить, о чем же я забыла.

– Сегодня тихо, – заметила я Ганешу.

В магазине и правда было пусто, но едва я договорила, как вошла женщина с замурзанным ребенком и начала выбирать овощи.

Ганеш пристально посмотрел на покупательницу:

– Какая уж тут торговля, если половина домов в округе опустела? Мадам, взвесить вам фасоли?

Покупательница отошла от фасоли и недоверчиво уставилась на только что пересыпанную картошку.

– Мне нужна картошка, но эта вся в земле!

– Картошка растет в земле, – сообщил ей Ганеш. – Чего вы хотите?

– Я хочу, чтобы картошка была чище. Земля, знаете ли, прибавляет весу. Она тяжелая. Я не буду платить за землю!

Ганеш вздохнул и сдвинул верхний слой.

– Вот, смотрите. Там картошка чище.

– Спасибо, я сама выберу! – язвительно ответила женщина, отодвигая и эту картошку. Она начала выбирать по одной картофелине, придирчиво оглядывая каждую на предмет земли или повреждений.

– Вот видишь, – обратился ко мне Ганеш. – Представляешь, как плохо торговать овощами?

– Куда хуже быть подозреваемой, – ответила я. – Ладно, Ган, я тебя оставляю. До скорого!

Напротив магазина, рядом с кладбищем, стояла машина. Незнакомая женщина разговаривала с Эдной. Наша местная сумасшедшая прижимала к себе свои многочисленные пакеты. Я еще издали поняла, что она притворяется глухой. Как только появилась я, незнакомка тут же утратила интерес к Эдне, которая поспешила скрыться за могилами. Женщина окликнула меня:

– Франческа!

Приглядевшись, я узнала инспектора Дженис.

– Какая приятная встреча! – преувеличенно обрадовалась она, когда я подошла.

– Что у вас опять? – проворчала я. Они и в самом деле здорово меня достали.

– Приятно слышать, что вы тоже рады меня видеть, – язвительно заметила она.

– Не принимайте мои слова близко к сердцу, – сказала я, – но я совсем не рада вас видеть. С работы меня выкинули, я живу в квартире, в которой впору снимать фильм ужасов, и стоит мне выйти на улицу, как меня подлавливают сотрудники полиции и принимаются допрашивать.

– Сегодня никаких допросов! – заверила меня инспектор Дженис. – Я просто хочу, чтобы вы проехали со мной.

Машина у нее была самая обычная, да и сама она приехала в штатском. Дженис, видимо, вообще редко надевала форму. Сегодня на ней был блейзер в широкую темно-синюю полоску – как будто она прислонилась к свежеокрашенным перилам. Впрочем, как бы она ни оделась и пусть бы даже ехала на трехколесном велосипеде, никто из здешних жителей и на минуту не усомнился бы в ее профессии.

– Почему я должна ехать с вами? – спросила я.

– Я стараюсь отвести от вас подозрения. Неужели вы против? – ответила она.

– Объясните! – У меня имелись все основания не доверять ей. Невольно вспомнились данайцы, приносящие дары… и все такое прочее. Судя по тому, как они работали, Парри нарочно меня изматывал, и теперь, когда я очутилась на дне глубокого ущелья, Дженис собиралась меня добить.

Когда в моей голове возникло последнее слово, я поморщилась. Но Дженис улыбалась. Сегодня она и разговаривала, и держалась примирительно. Наверное, хотела меня умаслить.

– Вы утверждаете, что всю вторую половину дня в понедельник вас не было дома. По вашим словам, вы с Портером ходили в Камден. Я вам верю, но, как вы понимаете, ваши слова нуждались в проверке. Пока что все, к кому бы мы ни обращались за подтверждением, отрицают, что знают вас или Невила. И никто не признается, что в тот день видели вас или людей, похожих на вас! – Она замолчала и выжидательно посмотрела на меня.

Я вздохнула:

– Так и должно быть. Никто ни в чем не хочет быть замешанным. Их трудно винить!

Дженис ссутулила плечи.

– Вот почему мы сейчас поедем туда вместе. Возможно, вы встретите знакомых… Да не волнуйтесь вы так, сегодня у меня выходной!

Я села в машину. Мы тронулись с места, и Дженис как бы между прочим заметила:

– Мы нашли родных Терезы Монктон.

Ее слова потрясли меня.

– Нашли?!

– Точнее, они сами нашли нас.

По словам Дженис, родственники Терри, оказывается, уже давно ее разыскивали. Она и раньше убегала из дому, но никогда еще не пропадала так надолго. Они испугались, что с ней что-то случилось. Всегда просматривали выпуски криминальной хроники, в которых объявляли о найденных трупах неизвестных молодых женщин. Родные надеялись, что в лучшем случае у нее случилась потеря памяти. Ну а в худшем… их худшие опасения подтвердились. Мне стало их искренне жаль.

На главной улице Камдена нас постигла неудача. Мы зашли в тот дом, где нас угощали рагу из бобов по-мексикански, но знакомые Нева уехали – во всяком случае, так сказали их соседи. Мне показалось, что они лгут. Им просто не хотелось неприятностей на свою голову – как и всем остальным, кого уже расспросила Дженис. Я не обиделась и не удивилась, просто все складывалось одно к одному. В тот миг моя жизнь напоминала греблю на каноэ теннисной ракеткой.

Погода нас побаловала; денек выдался получше, чем предыдущие. Выглянуло неяркое солнце, и лавочники вынесли часть товаров на улицу. И все же Камден переживал не лучшие времена. Сточные канавы были переполнены отбросами. В переулках торговали овощами и фруктами с лотков, а отходы, не особенно утруждаясь, швыряли на землю. Я невольно вспомнила Ганеша и пожалела, что вешала на него свои проблемы. Ему и своих хватает. Вокруг много народу, но мне никто и ничто не поможет.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Н а ц и о н а л ь н ы й трест – организация по охране исторических памятников, достопримечательностей и живописных мест Англии, Уэльса и Северной Ирландии.

2

«Н ь ю – э й д ж» (букв. «новая эра») – общее название различных мистических течений и движений, популярных во многих странах.

3

О к с ф а м – оксфордский комитет помощи голодающим – благотворительная организация с центром в Оксфорде; оказывает помощь голодающим и пострадавшим от стихийных бедствий.

4

Л л у э л и н или Лливелин (ок. 1223 – 11 декабря 1282) – последний независимый правитель Уэльса.

5

М а р д и – Г р а – вторник перед Пепельной средой и началом католического Великого поста; празднуется во многих странах Европы и в США. Другое название – «жирный вторник», аналог восточнославянской Масленицы.

6

М э г в и ч – персонаж романа Ч. Диккенса «Большие надежды».

7

Г у д ж а р а т и – официальный язык индийского штата Гуджарат и один из двадцати трех официальных языков Индии.

8

Милая моя (венг.).