Связанный честью

– Если ты немного отпустишь руки, мне будет легче дышать.

– Или дотянуться до ножа.

Они помолчали, потом он произнес:

– Ты – одна из немногих.

– Немногих кого?

– Женщин, с которыми я провел больше одной ночи.

– Не жди, что я почувствую себя польщенной.

– Я и не жду. Не сомневаюсь, что девственница-англо не может вообразить себе худшего кошмара, чем индеец, лежащий между ее белых ляжек.

– Ты невообразимо вульгарен. И я не девственница.

– Ты замужем?

– Нет.

– Жила с кем-то?

– Нет.

– Любовные интрижки?

– Не твое дело.

Она скорее умрет, чем расскажет, что у нее был только один мужчина. И то едва ли стоящий упоминания. Это был чрезвычайно неутешительный опыт, в котором она в основном удовлетворяла свое любопытство.

Между ней и тем мужчиной была лишь некоторая привязанность. Они мало общались, ни тепла, ни близости не было, не говоря уже о страсти. После того, как все закончилось, она испытала сильнейшее разочарование и крушение иллюзий, и ей представлялось, что ее партнер тоже остался разочарован.

С тех пор она больше не рисковала такими щекотливыми ситуациями и в последнее время начала думать, что просто не склонна к сексу. Она ходила на свидания, но никто не вызывал у нее желания продолжить знакомство и выйти за пределы ресторанных ужинов и целомудренных поцелуев на прощание.

Не желая говорить о своей личной жизни – или об отсутствии таковой, – она спросила:

– А как насчет тебя? Сколько сердечных дел у тебя было?

Но Грейвольф то ли заснул, то ли проигнорировал ее вопрос. Как бы там ни было, ответа она не дождалась.

Она поуютнее прижалась к чему-то теплому.

В ее сонном мозгу отдалось тихое ворчание, чем-то напоминающее мурлыканье большой кошки. Эйслин пошевелилась. Ее разум начал складывать получаемые от органов чувств отрывки информации, и она резко села, широко распахнув глаза.

– О господи! – воскликнула она.

– Это мои слова, – простонал он.

Она лежала, распластавшись, на Лукасе Грейвольфе.

Видимо, ночью она перевернулась, и сейчас ее щека покоилась на его голой груди в разрезе расстегнутой рубашки. Грудь прижималась к его животу, а бедра…

– О боже, – повторила она, когда поняла, что бедрами прижимается к его паху.

Эйслин вспыхнула и отпрянула, быстро перебравшись на другую сторону сиденья.

– Я сож-жалею, – с трудом выговорила она, стараясь не смотреть на него.

– Я тоже, – сердито ответил он, открывая дверцу со своей стороны и практически вываливаясь на землю.

Довольно долго он стоял около машины, и Эйслин не смела спросить, в чем дело. Она знала в чем.

Потом он обошел машину и поднял капот. Подергал что-то внутри, снова вернулся к открытой дверце и присел на сиденье.

– Снимай бюстгальтер.

Предложи он ей отрастить крылышки и взлететь, она и то вряд ли бы так удивилась.

– Прошу прощения?

– Ты меня слышала. Или бюстгальтер, или блузку. Только поторопись. Мы и так уже достаточно потеряли время.

Уже вовсю рассвело, и Эйслин покраснела еще сильнее, поняв, как крепко они оба спали. Конечно, вчерашний день их вымотал и…

– Или ты снимаешь его, или я сделаю это за тебя, – резко прервал он ее мысли.

– Отвернись.

– О, да какого… – Он отвернулся.

Эйслин торопливо скинула блузку, потом сняла бюстгальтер и, снова надев блузку, быстро ее застегнула.

– Вот. – Она сунула ему деталь своего туалета. Он молча принял бюстгальтер и пошел с ним к капоту машины.

Пара-тройка минут работы в поте лица и изощренных ругательств, и Грейвольф захлопнул капот. Вернулся за руль, вытирая руки об штанины. И в качестве хоть какого-то объяснения проговорил:

– Какое-то время продержится.

Но, как оказалось, не слишком долго. Они проехали всего около двадцати миль, как из-под капота стали вырываться белые струйки пара, напоминая явление призрака. Потом струйки превратились в потоки.

– Нам лучше остановиться, пока машина не взорвалась, – осторожно предложила Эйслин.

За весь путь они не произнесли ни слова. И она могла понять его сдержанность: видимо, он не меньше ее был потрясен положением, в котором они проснулись.

Из памяти стало выплывать то, что ей очень хотелось бы забыть. Какие мягкие волосы у него на груди и как приятно губам их прикосновение. Как его руки обнимали и ласкали ее попку, до того как она полностью проснулась. И ей было хорошо, пока в ее сознание не ворвалась реальность.

Грейвольф с каменным лицом снова съехал с дороги. Машина со скрежетом остановилась.

– Похоже, твой бюстгальтер годится только на то, чтобы прикрывать соски.

Эйслин в шоке на него уставилась, а он просто открыл дверцу и вышел наружу:

– Двигай.

– Куда?

– К ближайшему городу.

– Ты имеешь в виду – пешком? – недоверчиво уточнила она.

Они были неизвестно где, со всех сторон дикая местность. Где-то вдалеке виднелись пурпурные силуэты гор. И все пространство до них – только песок и камни, загрубелая ладонь матушки-природы. Исключение составляла только серая полоса шоссе.

– Да, пока не поймаем машину, – ответил он и пошел в сторону.

У Эйслин не оставалось выбора. Она выбралась из машины и побежала за ним, пока не нагнала.

Она не могла здесь остаться. Вдруг он за ней не вернется, а тут, похоже, мог пройти целый день, пока встретится какая-нибудь машина. Она уже чувствовала жажду, а съеденное печенье из провизии Грейвольфа только усугубляло дело.

Они шли и шли, кажется, уже много часов. Эйслин приходилось почти бежать, чтобы не отставать от него. Солнце нещадно жарило ее непокрытую голову. Ландшафт подходил только ядозубам и другим рептилиям, что изредка встречались им на пути.

Наконец они услышали шум приближающегося автомобиля. Обернулись и увидели, что их догоняет какой-то пикап. Он напоминал поблекшее красное привидение, материализовавшееся из волн горячего воздуха. Не успел Грейвольф вскинуть руки и проголосовать, как шофер сбросил скорость. В кабине древней развалины сидели плечом к плечу трое индейцев навахо очень мужественной наружности. Перекинувшись с ними парой слов, Грейвольф влез сам и втащил Эйслин на заднее сиденье пикапа.

– Они тебя узнали?

– Скорее всего.

– А ты не боишься, что они сдадут тебя полиции?

Он мотнул головой, и она, несмотря на жару, поежилась от его холодного взгляда.

– Нет.

– О, понимаю. Честь заставляет их хранить молчание.

Он не удостоил ее ответом, но перевел взгляд на северо-восток, к горизонту, куда, как она уже поняла, они направлялись.

Всю дорогу до маленького пыльного городка они мрачно молчали. Говорить было бы трудно в любом случае. Горячий ветер бил в лицо и высасывал из легких весь воздух.

Они еще ехали по пригороду, когда Грейвольф постучал по заднему стеклу кабины, и водитель плавно затормозил перед станцией техобслуживания. Лукас спрыгнул на землю и помог Эйслин спуститься.

– Премного благодарен! – крикнул он водителю.

Тот вежливо приподнял соломенную ковбойскую шляпу, снова завел мотор и уехал.

– И что теперь? – устало поинтересовалась Эйслин.

Перспектива поездки в город на какое-то время дала ей надежду, хоть она интуитивно понимала, что навахо будут симпатизировать Грейвольфу.

Однако эта надежда умерла в тот самый момент, когда она увидела, на что похож этот городок. На улицах ни единой живой души. Только цыплята копошатся в саду напротив шоссе, но и там никаких признаков человеческой жизни. Город выглядел неприветливо и сурово, как и окружавшая его пустыня.

Грейвольф пошел к зданию с железной крышей, где располагалась станция техобслуживания. Эйслин заставила себя потащиться за ним. Она никогда в жизни не испытывала такого дискомфорта, кожа жутко чесалась от пота, все тело было горячим, липким, обожженным солнцем. Губы потрескались от жары, волосы спутались.

Прочитав вывеску в грязном окне станции техобслуживания, она застонала.

– Сиеста! – мрачно вырвалось у нее.

– Они закрыты до четырех, – сказал Грейвольф и повернул голову, чтобы определить время по солнцу.

Эйслин заметила узкую полоску тени вдоль стены здания и укрылась там. Откинула голову, закрыла глаза. И тут же снова распахнула, услышав резкий звук бьющегося стекла.

Грейвольф камнем разбил дверное стекло. Даже не моргнув глазом, сунул руку в отверстие и отпер дверь. Та протестующее скрипнула, но открылась. Лукас вошел внутрь. Эйслин, которой никогда бы не пришло в голову разбивать окно, и уж тем более нарушать границы чужой собственности, последовала за ним в помещение, где было лишь немного прохладнее, чем на улице.

Когда глаза привыкли к сумраку, Эйслин поняла, что это не только заправка, но и маленький магазинчик. Деревянные полки были заставлены чипсами и консервами, канцелярскими товарами и моющими средствами.

На единственном прилавке с пыльной стеклянной витриной стояли еще более пыльные аризонские сувениры. Над ними высились коробки с леденцами, жвачками и сигаретами. За прилавком, на стене из оргалита, висели разные автомобильные принадлежности.

Грейвольф зашагал к старомодному автомату с холодными напитками. Старые деревянные половицы протестующе застонали. Подняв крышку, он сбил замок, призванный защищать автомат от воров, вынул две бутылки кока-колы и открыл их. Одну отдал Эйслин, а вторую поднес к губам и стал с жадностью пить.

– Я заплачу за свою, – заявила она.

Лукас оторвался от горлышка:

– Ты заплатишь и за мою. И за разбитое стекло. И за водяной шланг.

Эйслин пила холодную колу и думала, что вкуснее ничего не пробовала в жизни.

– Что за водяной шланг?

Грейвольф разглядывал за прилавком разные принадлежности.

– Нужен на замену порвавшегося. Вот такой, – сказал он, снимая с гвоздика шланг и показывая Эйслин.

Другой рукой он стал открывать ящики прилавка и просматривать их содержимое, шумно пошуровал в ящике металлических инструментов, и Эйслин еще отчетливее ощутила, как здесь пусто.

Ее охватило витавшее в воздухе чувство уединенности, она чувствовала себя здесь чужаком. А Грейвольф явно не испытывал подобной неловкости. Он нашел нужные инструменты и вытащил их из ящика. Эйслин уже совсем было отчаялась, как вдруг увидела телефон-автомат.

Она не сомневалась, что Грейвольф его не заметил. Тот по-прежнему «заимствовал» инструменты из ящиков и не смотрел в направлении телефона, который висел на стене в углу за стойкой со старыми журналами.

Если бы удалось отвлечь его разговором, можно было бы добраться до автомата и втайне от него заказать телефонный разговор. Но она даже не знает, где находится. Как называется этот заброшенный городок? А шоссе, по которому они ехали? Она не помнила никаких дорожных указателей. А были ли они вообще на шоссе? Она знала только, что они пересекли границу штата и уже не в Аризоне.

– Допила?

Эйслин дернулась от звука голоса, словно пойманная с поличным.

– Да, – ответила она и отдала ему пустую бутылку.

Она позволила себе расслабиться совсем ненадолго и теперь снова активно работала над планом, как отвлечь Грейвольфа.

– Давай деньги. – Он протянул ей открытую ладонь.

Желая ему угодить, она запустила руку в сумочку и вытащила двадцатку:

– Этого должно хватить.

Он свернул купюру в трубочку и сунул под пепельницу на прилавке.

– Там сзади есть все удобства, – сообщил он. – Они тебе нужны?

Он угадал, но она в данный момент обдумывала, что делать дальше. Можно было солгать, что ей не нужно в дамскую комнату. Тогда он бы пошел первым, оставив ее здесь дожидаться. Но это может показаться странным и только возбудит в нем подозрения. Лучше пойти первой, пусть думает, что она уже отказалась от планов побега.

– Да, спасибо, – кротко ответила она.

Без единого слова он проводил ее на улицу. Завернув за угол, они оказались у дверей мужского и женского туалетов. Она с ужасом представила, что там внутри, но Грейвольф уже толкнул дверь дамского отделения. Их обдало невыносимой вонью, но Эйслин шагнула внутрь и включила свет. Загорелась тусклая лампочка.

Внутри было лучше, чем она ожидала, хотя все равно мерзко. Вид этой комнаты напомнил Эйслин, как давно она в последний раз была в туалете, и ей нестерпимо захотелось справить нужду, не важно, насколько отвратительно все выглядело. Закончив, она сполоснула руки и лицо в ржавой раковине.

Решив обойтись без вытирания и обсохнуть на воздухе, Эйслин подошла к двери, отперла замок и попыталась ее открыть. Но дверь не поддавалась.

В первый момент Эйслин решила, что открывает не в ту сторону, и потянула дверь на себя. Без толку. Тогда она налегла на дверь что было силы, но у нее все равно ничего не вышло. Ее охватила паника, она прильнула к двери.

– Грейвольф! – отчаянно закричала она. – Грейвольф!

– В чем дело, Эйслин?

– Я не могу открыть дверь.

– Так и должно быть.

У нее от ужаса отвалилась челюсть. Он запер ее!

– Открой дверь! – закричала Эйслин и забарабанила по ней кулаками.

– Открою, когда вернусь.

– Вернешься?! Куда ты собрался? Не смей меня оставлять здесь!

– У меня нет выбора. Не хочу, чтобы ты воспользовалась телефоном, который так настойчиво «не замечала». Я выпущу тебя, как только вернусь.

– Куда ты уходишь? – Она пришла в отчаяние при мысли, что ее оставят здесь взаперти.

– Обратно к машине. Заменю водяной шланг и приеду за тобой.

– К машине? Ты пойдешь к ней пешком? И когда же ты до нее доберешься?

– Я побегу.

– Побежишь? – У нее сорвался голос. Тут ей пришла в голову одна идея, и она с радостью высказала ее: – В четыре вернутся хозяева этой дыры, они меня освободят. Я буду кричать изо всех сил.

– Я вернусь намного раньше.

– Ты ублюдок! Выпусти меня отсюда. – Она навалилась на дверь всем своим весом, но та не поддавалась. – Тут нечем дышать. Я умру здесь.

– Вспотеешь, но не умрешь. Предлагаю пока отдохнуть.

– Иди к черту!

Он не ответил. Ее слова эхом отозвались в стенах туалета. Эйслин прижала ухо к двери, но ничего не услышала.

– Грейвольф? – неуверенно позвала она. Потом еще раз, погромче: – Грейвольф!

Никакой реакции. Она осталась одна.

Привалившись к двери, Эйслин закрыла лицо руками и снова позволила себе роскошь поплакать. Женщины ее типа не подготовлены к таким ужасным ситуациям. Бороться за свою жизнь – это за гранью их защищенного мира. Она выросла в позолоченном гетто под опекой родителей, которые всегда хотели для своей девочки самого лучшего.

Она даже государственную школу не посещала. Из-за «нежелательных элементов общества», с которыми она могла там встретиться. Она училась в элитном женском колледже, где не преподавали науку выживания. Подобные ситуации сильно напоминали классный киносценарий, но никто не верил, что так может произойти на самом деле. Но это случилось, и именно с ней.

И впервые за свои двадцать шесть лет Эйслин Эндрюс стало по-настоящему страшно. Физически. Она дышала страхом. Она ощущала его вкус.

А если Грейвольф не вернется за ней? Какие гарантии, что станцию в четыре часа откроют? Может, эта вывеска висит на двери уже много месяцев. Может, ее забыли хозяева, когда уезжали, решив, что этот бизнес не стоит таких усилий.

Она может умереть от жажды.

Нет, в туалетной комнате была вода. Не самая чистая – она в этом не сомневалась, но все же вода.

Она может умереть от голода.

В общем-то на это нужно много времени, и кто-нибудь наверняка заедет сюда раньше. Надо слушать, не шумит ли где-то мотор, и, если что, сразу кричать и барабанить в дверь.

Она может здесь задохнуться.

Но здесь было окно, правда, маленькое и расположенное под самым потолком. Рама была чуть-чуть приподнята, на несколько дюймов. Воздух сухой и горячий, но его здесь много.

Она может умереть от гнева.

Вот это очень даже реально, подумала Эйслин. Как он посмел бросить ее в таком отвратительном месте? Ругая его всеми ей известными словами, она стала мерить шагами крошечное помещение.

И гнев в конце концов расшевелил ее мозги, разжег воображение. Даже Грейвольф отметил, что она находчивая леди. Она сможет выйти отсюда, если подключит смекалку. Она в этом не сомневалась! Но как это сделать? Эйслин снова и снова бросалась на дверь, но та не двигалась с места. Чем бы он ее ни подпер, она крепко держалась, и пытаться ее открыть – только впустую тратить силы. С нее ручьями тек пот. Она чувствовала, как струйки ползут под волосами, тоже горячими и отяжелевшими.

Уже отчаявшись в своей способности что-то сделать, Эйслин умоляюще подняла глаза к небесам. И увидела ответ на свою проблему. Окно! Если бы ей удалось как-то добраться до него…

В углу стоял металлический бочонок. Похоже, это был мусорный бак, который за все время ни разу не меняли. Стараясь не думать о его зловонном содержании, Эйслин попыталась перевернуть его. Бочонок был ужасно большой и тяжелый, но в конце концов ей удалось поставить его вверх дном и передвинуть под самое окошко.

Забравшись на бочонок, она смогла дотянуться до подоконника. Несколько минут она висела на руках, подтягивалась и выискивала точки опоры на стенах из бетонных блоков, пока в конце концов не поднялась на подоконник. Высунув голову в открытое окно, она жадно глотала воздух и с наслаждением подставляла лицо ветру. Какое-то время она так просидела, давая столь необходимый отдых подрагивавшим от усталости рукам.

Потом она подняла плечами оконную раму, насколько могла. Щель все равно оставалась довольно узкой, но она решила, что с некоторыми усилиями и капелькой удачи у нее должно получиться вылезти. Эйслин уперлась коленом в подоконник и попыталась развернуться, чтобы вылезать ногами вперед.

Но в тот момент, когда она поставила на подоконник вторую ногу, она потеряла равновесие и вылетела наружу через открытое окно. Падая, она зацепилась за гвоздь в подоконнике и разодрала руку от запястья до подмышки.

Ей удалось чудесным образом приземлиться на ноги, но она поскользнулась. Прижимая к себе раненую руку, она скользила с холма на спине, на животе, перекатывалась, кувыркалась и в конце концов в самом низу ударилась головой о камень.

Пару секунд она видела перед собой огненное солнце, которое, казалось, над ней насмехалось. А потом все вокруг почернело.

Глава 4

Он отчаянно стремился вернуться. Никогда не упускавший ни малейшей детали, Лукас хорошо помнил ориентиры. Он знал, что осталось проехать всего пару миль. Три максимум. Он вдавил в пол педаль акселератора.

Машина, к счастью, отозвалась. Она уже вернулась в свое обычное рабочее состояние. Поменять шланги было несложно. Труднее было бежать к ней всю дорогу с полными карманами тяжелых инструментов и галлоновой канистрой воды на замену вытекшей. Ему было не впервой преодолевать большие расстояния. И даже летняя жара не была особой помехой. В отличие от смещенного центра тяжести из-за ноши.

Пока машина проходила оставшиеся мили, Грейвольф с радостью воспользовался шансом немного поразмышлять. Горячий ветер бил ему в лицо, ерошил волосы. Он предпочитал ездить с открытыми окнами там, где мог насладиться пустыней, к кондиционированному воздуху он относился с презрением. До сих пор он ехал с закрытыми окнами только из-за этой женщины.

Женщина.

При мысли, что она заперта в грязном раскаленном на солнце туалете, ему стало совестно. Но что ему еще оставалось делать? Оставить ее одну, чтобы она сразу позвонила в ближайший офис шерифа? Взять ее с собой? Но ей просто не под силу дойти до машины, а если бы она и смогла, они потеряли бы еще несколько лишних часов. Часов, которые он не мог себе позволить.

Сколько пройдет времени, прежде чем его поймают? Успеет ли он приехать вовремя? Он должен успеть.

Он хорошо знал, чего будет стоить ему этот побег, и был готов заплатить любую цену. Он жалел только, что ее платят и другие. Ему не доставило удовольствия вырубить человека, который доверял ему и считал его своим другом. И пугать эту женщину – тоже. Она представляла тех, кого он презирал: англо в целом и богатых англо в частности. Но все равно он бы предпочел, чтобы ее не пришлось силой вовлекать во все это.

Силой?

Раздраженным жестом он включил радио и открутил звук на полную катушку, убеждая себя, что просто хочет послушать новости. Хотя на самом деле он надеялся, что рев музыки вытеснит из головы мысли об этой женщине.

Зачем он взвалил на себя такую ответственность? Почему не вырубил ее и не ушел так же, как пришел – быстро и тихо? У него было бы достаточно времени, прежде чем она очнется и позвонит в полицию.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Чудо-женщина – героиня американских комиксов, суперженщина. (Здесь и далее примеч. пер.)

2

Англо – так в США называют американцев британского происхождения.

3

Качина – дух космологии и религии у североамериканских индейцев.

4

«Счастливый час» – период времени, когда в баре делается скидка для клиентов.