Номады Великой Степи

Еще один абсурдный момент связан с попыткой приписать племенам Древнеямной культурно-исторической общности как минимум языковое, а то и этническое единство. Далеко «не всегда сходство элементов материальной культуры отражает этническую общность или близость происхождения» [Рубин О. С.]. Уже само наличие в числе предков древнеямников как минимум двух самостоятельных культур – Хвалынской и Среднестоговской, говорит о неоднородности этнического субстрата. В период рассвета внутри древнеямной общности выделяют не менее девяти самобытных археологических культур, но даже если предположить, что все они говорили на одном языке, то более чем тысячелетняя изоляция переселившихся в азиатские степи племен, не могла не сказаться на их языке. Мне видится, что решение спора об их принадлежности к носителям праиндоевропейского или пратюркского языка, в том что среди них были те и другие. Среднестоговцы, ядро европейских культур древнеямной общности и их потомки Срубной культуры говорили на древнем индоевропейском наречии, а хвалынцы, азиатские древнеямники и номады культур андроновского круга, совместно с развившимися в зоне их влияния этносами, дали начало Алтайской семье языков [Аскаров А.].

«Культурно-историческое единство ямных и афанасьевских племен проявляется в их материальной и духовной общности (погребальный обряд), экономике (скотоводческое производящее хозяйство), в близких формах керамики, в принадлежности к одному антропологическому типу» [Вадецкая Э. Б.]. Но при всей их общности, между ними не мало различий, обусловленных как контактами с соседствующими культурами, так и ландшафтно-климатическими условиями регионов проживания.

Развитие европейских древнеямников в значительной степени было обусловлено соседством с Майкопской культурой: «невозможно полностью ответить, насколько серьезно было влияние соседних культур (в частности майкопской) на древнеиндоевропейскую общность, но, скорее всего, именно такое соседство предопределило ускоренные темпы ее экономического развития» [Рубин О. С.]. Майкопская культура представляла собой периферийный вариант Переднеазиатских культур городов-государств с выраженной иерархией, развитыми бронзоволитейными, гончарными и ткацкими ремеслами, со знанием основ фортификации и военного дела. Курганы майкопских вождей поражают роскошью и массовыми человеческими жертвоприношениями. Под их влиянием бронзовое оружие в большом количестве проникает к племенам древнеямных культур. И хотя инвентарь, сопровождающий курганные могилы ямников, довольно беден – остродонные и круглодонные сосуды, топоры, медные ножи, изделия из камня, иногда повозки; но даже на этом материале можно делать вывод о доступе древнеямников к передовым технологиям того времени. Более того, они «энергично развивают собственное металлообрабатывающее производство» [Черных Е. Н.].

К середине III тысячелетия племена древнеямной общности эволюционировали, дав начало Катакомбной и Полтавкинской культурам. Причем катакомбники занимали территорию от низовьев Волги до Днепра, а полтавкинцы – Волго-Уральское междуречье, то есть их ареалы во многом повторяли зоны распространения Среднестоговской и Хвалынской культур. Основное отличие между древнеямниками и их потомками – обряд захоронения. Майкопцы, чье влияние продолжало сказываться на степняках, переняли от культуры Воронковидных кубков, и существенно развили обряд дольменного погребения. Видимо под их влиянием несколько трансформировался погребальный обряд и у степных культур Европы. Обитатели Приазовских и Северокавказских степей стали хоронить покойников в подкурганных катакомбах – некий компромиссный вариант между дольменными и ямными погребениями. Тогда как племена Полтавкинской культуры остались верны обрядам предков. Их отличия от древнеямников ограничиваются изменениями в гончарных изделиях и увеличением количества металлических вещей.

Афанасьевцы, согласно археологическим данным, откололись от общего европейского ядра в самом начале формирования культур древнеямного круга: «Типологические сопоставления афанасьевских и древнеямных культурных признаков говорят о том, что такое переселение могло произойти во 2-й половине или в конце IV тыс. до н.э.» [Цыб С. В.]. Они уже успели перенять курганный способ захоронения, освоили «приёмы добычи и обработки медной руды» [Цыб С. В.], сохранили и развили керамическое производство (сосуды яйцевидной или сферической формы с круглым дном), прядение и ткачество, но вот повозка пришла в Европейские степи позже их ухода. Так что вплоть до начала II тысячелетия они не знали колесного транспорта. Да и уровень бронзолитейных технологий, у первых сибирских животноводов, изолированных от других центров производящих культур, вскоре сильно отставал от уровня достигнутого европейскими и переднеазиатскими металлургами.

Андроновская и Срубная археологические культуры

В течение III тысячелетия до нашей эры племена Афанасьевской культуры вели довольно пасторальный образ жизни. В их погребениях найдено только охотничье оружие, да и признаков социального расслоения у них не обнаруживается. Селились они в землянках и срубных наземных жилищах. Занимались различными ремеслами. Лили и ковали бронзу, изготовляли украшения из золота и серебра. Разводили лошадей, коров и овец. Знали афанасьевцы и земледелие, но в условиях Алтайских гор, особенно в суббореальный период, который для Прибайкалья выдался достаточно засушливым, растениеводство быстро сошло на нет. По этой же причине, в первую очередь в условиях Приалтайских степей, их животноводство все больше принимало форму кочевого, а их образ жизни приближался к классическому номадству.

На протяжении тысячелетия афанасьевцы развивались изолированно, не имея связей с иными очагами цивилизации. Для окрестных палеосибирских племен охотников-рыбаков-собирателей, они были светочем технического прогресса: «первые скотоводы и металлурги Сибири оказали значительное культурное, этническое и экономическое влияние на развитие сибирских аборигенных племён» [Цыб С. В.]. Но, в условиях отсутствия стимулов и притока идей извне, хозяйственное развитие афанасьевской культуры носило скорей регрессивный характер, выражавшийся, например в утрате навыков земледелия и переходе от отгонного к кочевому животноводству. Справедливости ради отмечу, что отсутствие явного технического прогресса у племен афанасьевской культуры не помешало им расширить свой ареал, и к концу III тысячелетия памятники афанасьевского типа встречаются на запад почти до Урала, лишь немного не доходя до поселений животноводов Полтавкинской культуры.

На рубеже III – II тысячелетий до нашей эры в Южноуральский регион, который служил своеобразным природным буфером между европейскими и азиатскими наследниками древнеямной культуры, откуда-то из района Циркумпонтийской металлургической провинции, возможно с территории Анатолийского полуострова или из Закавказья, пришли группы населения, специализирующиеся на бронзоволитейном производстве. Скорей всего их приход был спровоцирован повторным «открытием» Уральских месторождений меди, что в условиях истощения переднеазиатских медных залежей и все увеличивающегося спроса на изделия из бронзы могло спровоцировать «медную лихорадку». В этой связи интересно, что и «многочисленные рудники Центрального Казахстана (Джезказган, Сарыбулак, Кенказган, Саяк, Коунрад) были открыты по следам древних, так называемых „чудских“ разработок» [Жауымбаев С. У.].

Это были именно пришельцы со стороны: «Энеолитический этап в истории Южного Зауралья заканчивается на рубеже III и II тыс. до н. э. Об этом можно говорить с полной уверенностью, так как к XVIII веку до н.э. на этой территории распространяются укрепленные поселения синташтинской культуры эпохи бронзы. Автохтонная линия развития культур Южного Зауралья, которая существовала с эпохи мезолита, прерывается. Памятники ранней бронзы в Южном Зауралье до сих пор не выявлены. Все имеющиеся на сегодняшний день данные говорят о том, что местное энеолитическое население не участвовало в формировании культуры эпохи бронзы» [Мосин В. С.].

Так вот, пришельцы построили на территории нынешней Челябинской области целую сеть хорошо укрепленных поселков, получивших в литературе название «Страна городов», наиболее известные из них Аркаим и Синташта имеют округлую форму с радиальным устройством улиц, причем внешний ряд построек создает прочную глинобитную стену, защищающую поселение от вторжения. Характерная планировка, соответствующая описанной в индоарийских ведах схеме «Идеального города», дала некоторым исследователям повод заявлять, что найдена прародина ариев [Григорьев С. А.; Массон В. М.]. Однако ряд факторов, таких как разнотипность архитектуры в других поселках «Страны городов»; различные погребальные традиции, включая кремацию; явная (судя по захоронениям) диспропорция в половозрастном составе популяции; отсутствие сколько-нибудь значимых следов земледелия при явно оседлом способе жизни; кратковременность (не более 140 лет [Виноградов Н. Б.]) их пребывания в данном регионе, все это свидетельствует о полиэтническом, преимущественно мужском населении с сезонным пребыванием. Другими словами «Страна городов» ни что иное как сеть вахтовых горняцких поселков. Это подтверждается и тем, что в каждом таком жилище найдены «небольшие печи с полусферическим сводом, сделанные из отлично обожженных кирпичиков» [Сальников К. В.]. До этого медь плавили в керамических сосудах, а для обогрева жилищ использовали простой очаг.

Сами поселения были хорошо укреплены от происков лихого люда, охочего до чужого добра, но строились они наспех, что с учетом специфики металлургического производства нередко приводило к пожарам. Поселок выгорал полностью, но уже в следующем сезоне отстраивался вновь на том же месте. Именно этим, а не мнимыми нападениями со стороны местных пастушеских племен, объясняется загадочная многослойность этих поселений.

Пришлые металлурги были выходцами из районов вечно враждующих между собой государств полисного типа, с четко выраженной социальной и имущественной дифференциацией, с практически неограниченной царской властью, с развитым производством оружия и доспехов, с навыками ведения военных действий против себе подобных и с прочими «благами» цивилизации. Для того периода старатели были оснащены по последнему слову техники, но находясь в отдалении от привычных источников поставок, да еще в условиях сухой степи и лесостепи, с вечным дефицитом деловой древесины, они неизбежно должны были исследовать новые материалы и изобретать подходящие способы замены дефицитных ресурсов на местные аналоги. Да и сама по себе концентрация в одном месте стольких мастеров-ремесленников, выходцев из разных мест, неизбежно способствовала развитию технической мысли и появлению инноваций.

Одной из таких инноваций, в условиях нехватки древесины для изготовления привычного, проверенного веками эксплуатации цельнодеревянного колеса, стало изобретение композитного колеса на спицах, прочность которого обеспечивалась металлическим ободом и втулкой, причем втулка, для облегчения хода и повышенной износоустойчивости была биметаллической (бронза и серебро). Такое расточительство в отношении дефицитного металла могли себе позволить только металлурги, и то лишь в условиях острой нехватки подходящей древесины. Вторым изобретением, крайне важным для развития дальнейших событий, стало изготовление на основе этого колеса одноосной каркасной повозки. Дело в том, что окрестные степные животноводы не держали ни ослов, ни волов, которые могли бы тянуть обычную для того времени тяжелую двуосную телегу на цельнодеревянных колесах. Так что, в случае гибели приведенных с собой тягловых животных, заменить их было не кем, что в свою очередь грозило остановкой производственного процесса. А облегченную одноосную арбу легко тянула пара местных лошадей, причем, в отличие от медлительных волов, тянула довольно быстро.

Теперь представьте появления носителей такой культуры в среде, мягко говоря не богатых, пасторальных племен, переживающих период бурного роста популяции в условиях климатического оптимума. Все новации как социального, так и технологического плана попали на благоприятную почву. Ни что так не способствует расслоению общества, как резкое улучшение благосостояния в условиях повышенной плотности. Все могут быть одинаково бедными, но одинаково богатых народов история не знает. Самые беспринципные нувориши, самые жестокие диктаторы и самые «ненасытные» завоеватели во все времена получались именно из тех, кто смог вознестись к вершинам власти с самых низов, тех кто помнил «голодное детство».

А источник для накопления шального богатства был – вахтовики Страны городов. Достаточно богатые даже для процветавших в то время Месопотамских государств-полисов, в условиях крайней оторванности от своих цивилизационных центров и неподходящего для выращивания привычных им культур климата, металлурги оказались в продовольственной зависимости от окрестных племен. Хотя, вне всякого сомнения, окрестные племена в обмен на высокотехнологичные изделия пришельцев снабжали их не только мясом. Керамика, скобяные изделия, дрова для печей, древесина для строительства, лошади для повозок… Но самое главное пришельцы нуждались в рабочих руках, благодаря чему окрестные племена, и без того знакомые с меднолитейным производством, переняв инновации довольно быстро шагнули в эпоху развитой бронзы. «Историческая судьба населения, оставившего памятники синташтинского типа, по нашему мнению, связана не с трансформацией собственно его в обособленную культуру и не с массовым его исходом в западном направлении, а с энергичным формированием на основе синташтинских культурных стереотипов ранних (петровских) комплексов алакульских культур Южного Урала и Казахстана…» [Виноградов Н. Б.].

Как всегда, в первую очередь новые технологии были использованы в военных целях. Бронзоволитейное производство было приспособлено для серийной отливки наконечников стрел и копий, а легкая одноосная арба эволюционировала в боевую колесницу. «Конные двуколесные повозки (колесницы) впервые засвидетельствованы в Синташтинском могильнике в Южном Приуралье» [Бессонова С. С.]. Такая колесница, в сочетании с мощным композитным луком степняков: «на вооружении колесничих имелись сложносоставные рефлектирующие луки с круто загнутыми концами, выгнутыми плечами и вогнутой серединой» [Худяков Ю. С.], имела феноменальное преимущество в скорости, маневренности и дальнобойности, по сравнению с существовавшими до этого воинскими подразделениями. Поскольку конницы тогда еще не было, то пешие войска оказывались полностью беззащитны перед лучниками на колесницах, которые неожиданно налетев, с безопасного для них самих расстояния осыпали противника градом стрел (запасные колчаны легко помещались по бортам повозки), а потом так же стремительно исчезали до того как противник успевал подойти на расстояние ответного удара.

Благодаря привнесенному импульсу, окрестные племена быстро эволюционируют. Причем импульс этот практически одновременно распространяется в двух направлениях от южноуральского металлургического центра. Ведущие полуномадный образ жизни азиатские племена Афанасьевской и близкой к ней культур дали начало ряду близкородственных культур: Андроновской, Петровской, Алакульской, Тазабагъябской, Анау II, Бактрийско-Маргианскую, и ряду других. А животноводы-земледельцы Полтавкинской культуры положили начало культурам Срубной культурно-исторической общности [Кривцова-Гракова О. А.]. Причем волна социально-технических инноваций довольно быстро распространились среди остальных, достаточно отдаленных потомков древнеямников от Дуная до Амура. А на севере, среди неолитических охотников-рыболовов, и вовсе привела к революционным преобразованиям, получившим наименование «Сейминско-турбинский феномен». И везде, докуда докатывалась эта волна инноваций, «усиливается социальная дифференциация общества, появляются грандиозные курганы знати» [Бураев А. И.], содержащие большое количество бронзового оружия, костяные пластинчатые доспехи, нефритовые украшения, останки жертвенных животных.

Можно представить себе этот кровавый процесс передела Степи, когда вчерашние чабаны были вынуждены браться за оружие, что бы отстоять свои пастбища от амбиций разбогатевшего соседа. Повсеместно складываются ранеегосударственные образования типа вождеств, а поскольку в ностратических языках титул вождя звучит как «ħaŋ» [Bomhard A.], то, я думаю, будет только справедливо так и именовать лидеров возникших племенных объединений, а возникшие под их властью протогосударственные образования называть ханствами. В Степи появляется каста профессиональных воинов, которые не только отражают агрессию извне, но и обеспечивают внутренний порядок на территории ханства. Чтобы содержать хана и воинов, нужно обложить поборами мирное население, причем чем больше подданных, тем мощнее армия, а чем сильнее армия, тем больше возможностей к приращению территорий и подданных – замкнутый круг, ведущий к централизации власти. Обычный сценарий сложения всех древних государств хорошо изученный на примере Месопотамских полисов. Но здесь, в условиях аридного климата евразийских и особенно азиатских степей, с их дефицитом воды и корма, с разреженностью и мобильностью населения, объединенного общим происхождением и общими религиозными взглядами, дальнейшее развитие социума пошло по оригинальному сценарию. Ни каких городов не возникло, ибо для животноводов большое скопление народа в одном месте – непозволительная роскошь, как в отношении обеспечения кормов, так и отношении развития различных эпидемий и эпизоотий. Да и скот – главное богатство и основу благополучия животновода, ни как не спрячешь за городскими стенами. Напротив, многие племена окончательно переходят к кочевому животноводству. Не имея шансов противостоять агрессивным устремлениям хорошо вооруженной группы профессиональных воинов, они предпочитали уклоняться от встречи с агрессорами, откочевывая на новое место. Именно в это время у алакульцев появляется прототип юрты – оптимального жилища для степного номада. Да и бесконечное наращивание территории ханства, в условиях отсутствия налаженных систем коммуникации и внутренних иерархических структур, дело довольно абсурдное, так как чем больше ханство, тем слабее защищены его периферийные территории от набегов соседей. Кроме того, животноводы, в случае если их не устраивает данный хан и проводимая им политика, легко могут переселиться под защиту соседа в месте со своим стадом, и ханствуй себе на здоровье на пустой земле. Так что классических государств полисного типа в Степи не получилось.

Еще одним немаловажным фактором, сказавшимся на судьбе цивилизации, стало резкое увеличение аридности климата Евразии: «благоприятные условия были резко нарушены засухой в период от 4170±100 до 3970±110 лет назад, когда лесостепные ландшафты сменились ландшафтами сухих степей и даже полупустынь» [Косинцев П. А.]. На это время приходится «сдвиг почвенно-географических подзон, в том числе и в южноуральских степях к северу» [Демкин В. А., Рыськов Я. Г.]. «На территории современных степей могли появиться полупустыни, а в зоне современных лесостепей – степи. Палеопочва Аркаима также характеризуется чертами большей климатической аридности и меньшей увлажненностью режимов, чем сейчас» [Иванов И. В. и др.]. И если в конце III – начале II тысячелетия до нашей эры аридизация климата благоприятно сказалась на степных животноводах, то четвертый подэтап суббореала стал для них критическим. В поисках воды и пищи многие устремились в лесостепную и лесную зоны, породив тот самый Сейминско-турбинский феномен.

Шагнувшие «из грязи в князи» вчерашние чабаны, возглавившие ватаги профессиональных воинов, нуждались в новых завоеваниях. Первой их жертвой судя по всему стали вахтовые поселки металлургов: на смену разнородным поселениям синташтинцев приходят достаточно стандартизированные, хорошо укрепленные и базирующиеся на местном этническом субстрате поселения Петровской культуры [Зданович Г. Б.]. Видимо, рудники прибрали к рукам местные ханы и пришлым старателям места не стало. Но с их уходом возникла другая проблема. Очевидно, что, несмотря на огромный ареал, ни едва способные прокормиться в условиях продолжающейся засухи племена степных животноводов, ни, тем более, северные охотники-рыболовы, только-только шагнувшие в бронзовый век из неолита, не обеспечивали достаточного сбыта полученной бронзоволитейной продукции. Профессор Черных11, описывая процесс распространения уральско-алтайской бронзы по территории Азии в первой половине II тысячелетия до нашей эры отмечал: «Поразительно широк ареал распространения этих необычных древностей: от Западного и даже Центрального Китая вплоть до Восточной Балтики, т. е. более 6 тыс. км! Но на этой неохватной территории поражало также удивительно малое число самих металлических предметов: их не более шести сотен!» [Черных Е. Н.].

Подобные объемы потребления явно не могли удовлетворить амбиции новоявленных «металлургических магнатов». Потребители, способные купить бронзовые изделия, жили южнее, в районах, откуда на Урал приходили вахтовики-старатели. Так что первоначальный интерес к своим южным соседям-земледельцам у степных животноводов-бронзоволитейщиков был, скорей всего, коммерческим. Недаром захватившая Китайскую равнину династия Шан (Инь) – обозначалась иероглифом со значением «торговец». Но где раньше, где чуть позже северяне понимают насколько беззащитны перед их войсками армии повелителей крохотных и «неприлично богатых» южных городов-государств. Обилие лучшего для того времени бронзового оружия и огромные людские ресурсы, причем легких на подъем охотников, с детства привыкших обращаться с дальнобойным степным луком, уже делали любого хана грозным противником. А, если учесть, что ядро его армии составляли лучники на легких колесницах, то только крепкие стены городов и то лишь на время могли остановить их экспансию. Еще вчера такие недоступные из-за удаленности от поселений животноводов древнеямных культур, а так же из-за несопоставимо более мощного военного потенциала, земледельческие цивилизации субтропической Азии вдруг стали близкими и беззащитными перед мобильными колесницами степняков. Одна за другой они становились жертвами нашествия с севера. Часть из них была навсегда разрушена, а часть просто сменила правящую верхушку.

Интересно, что эта экспансия, скорей всего, не носила организованного характера, и за ней не стоял какой-нибудь предтеча Модэ12 и Тэмуджина13. Более того, в состав захватчиков часто оказывались включены племена, весьма далекие от культур Древнеямной общности. Однако именно потомки древнеямников, выходцы из родственных животноводческих племен Андроновской и Срубной культурно-исторических общностей, владеющие передовыми военными технологиями своего времени, имеющие в тылу Уральские и Алтайские бронзоволитейные производства, стояли во главе устремившихся на юг лихих ватаг. В XVIII – XVI веках до нашей эры состоялось первое нашествие степных «варваров» на «форпосты Цивилизации». И хотя экспансия с севера носила во многом стихийный характер, но за неполных три столетия она охватила практически все древние цивилизационные центры от моря Средиземного до Желтого моря.

Уже в первой половине XVIII века до нашей эры некий Анитта14 из племени несили – европейских кочевников, вторгшихся в Переднюю Азию, основал обширную державу, названную позже Хеттским царством. Он объединил под своей властью кучу местных городов-государств: Пурусханда, Амкува, Куссар, Хатти, Каниш, Вахшушана, Ма’ма, Самуха и др. Сохранилось свидетельство и о численности войска Анитты: 40 колесниц и 1400 пехотинцев. Учитывая, что колесницы в это время только-только были изобретены в предгорьях Урала, можно не сомневаться в том, откуда пришли несили (от «не сели» – кочевники?) и родственные им лувийские племена. В это же время выходцам с Урала покорились города центральноазиатской бактрийско-маргианской культуры.

Около 1795 года у границ Месопотамии происходит объединение касситов в племенной союз, скорей всего под влиянием культур Андроновского круга. По крайней мере дошедшие до нас немногочисленные слова касситского языка «относятся к особым семантическим полям: масти лошадей, детали колесниц, термины ирригации, названия растений и титулы» [БСЭ], однозначно указывают на их родство с коневодами – древнеямниками. Через полвека касситы на боевых колесницах предприняли первый поход против Вавилонского государства. В этот раз они покорили весь север страны, но сам Вавилон устоял.

Гораздо меньше повезло расположенному в долине Инда царству Мелухха. Просуществовавшая четыре столетия, процветающая цивилизация с населением, оцениваемым в пять миллионов человек, пала в конце XVIII столетия под натиском северных кочевников. Крупнейшие города: Хараппа, Лотхал, Мохенджо-Даро и еще более тысячи поселений были разрушены.