Тротиловый звон

Виктор Голков

Тротиловый звон

«Пожилые, о чем мы толкуем…»

Пожилые, о чем мы толкуем,

Заводя монотонный рассказ?

Мы о прошлом уже не тоскуем

И не копим его про запас.

Замерзаем под солнцем палящим,

Запиваем таблетки водой

И, как тени, скользим в настоящем,

Даже смерть не считая бедой.

«Как тучи, чувства отползут…»

Как тучи, чувства отползут,

Туман желаний растворится.

В холодном зале Страшный Суд

Не страшно, в общем-то, творится.

Смотрю в лицо моей зиме,

Она – седая совершенно –

Молчит задумчиво во тьме

И улыбается блаженно.

Пришла считать мои грехи,

Копаться в бесполезном хламе,

Трухе, где мертвые стихи

Вповалку с мертвыми делами.

«Если ты есть, отец…»

Если ты есть, отец,

Где-то среди сердец,

живших когда-то здесь,

Словом, если ты есть,

Сквозь эти мрак и тишь,

сможешь? – меня услышь.

Я расскажу тебе

Все о своей судьбе.

Я посылаю весть,

Что мне – пятьдесят шесть.

Вот я, почти старик,

Молча шепчу свой крик.

Я с тобой встречи жду

Где-то в раю, в аду,

Где обитаешь ты

В городе пустоты.

Значит, и мать жива,

Слышит мои слова

В царстве сплошного сна,

Где круглый год – весна.

«Шевельнулся в тебе абсолют…»

Шевельнулся в тебе абсолют,

Сквозь тебя поглядел по-иному,

Проскользнул по пространству сквозному

И рассыпался, словно салют.

Темных клеток таинственный люд

Не сумел починить хромосому.

И тебе, проходимцу босому,

О судьбе телеграмму пришлют.

«Я немного завидую мертвой кошке…»

Я немного завидую мертвой кошке –

Распластанной жертве автомобильного инцидента,

Прижавшейся окровавленной головой к асфальту.

Потому что живые всегда завидуют мертвым,

Чей жизненный цикл завершился так или иначе,

Поскольку им незачем больше бояться смерти,

Старости, болезней, одиночества, разлуки

И других неприятностей,

обусловленных процессом жизни.

«Станешь тонким, мертвым, белым…»

Станешь тонким, мертвым, белым,

Как окончится твой труд.

Жизнь, написанную мелом,

С гладкой досточки сотрут.

Ты искал в правописанье

Смысл, связующий слова.

Смерти тонкое касанье

Лишь предчувствовал едва.

Но познание наощупь,

Откровение вчерне,

Удивительней и проще,

Чем лежащее вовне.

Жизнь – конспект времен грядущих,

Новой эры перегной.

А душа витает в кущах

Над бессмыслицей земной.

«Философия дна – ни излишеств…»

Философия дна – ни излишеств,

Ни красот не приемлет она.

Чуждо напрочь знамение свыше

Философии дна.

Тяжело поводя плавниками,

Молчаливо глядят из окна

И беззубо сверкают очками

Обитатели дна.

Тишина. Только хрипы глухие,

Обжигающий свет.

Философия дна, ты – стихия

И последний ответ.

«Мы живем в невозможное время…»

Мы живем в невозможное время –

В роковой исторический час

Дико взвоет безумное племя,

И посыплются бомбы на нас.

Натурально, ведь мир – передышка

Между войнами. Пули визжат.

И застыла душа, как ледышка,

Только тонкие губы дрожат.

«Когда глаза откроешь ночью…»

Когда глаза откроешь ночью,

Горчат воспоминаний клочья;

Их спутанные многоточья

В мозгу свиваются в клубок.

Ты без толку косишься вбок

На луч, проткнувший потолок,

Желая, чтобы странных строк

Затихла трескотня сорочья.

«Пожалуй, я скобки закрою…»

Пожалуй, я скобки закрою,

Как крошки, смету со стола

Все шелесты и перебои

Той жизни, какая была.

Ведь вряд ли особую ценность

Она представляет собой,

Смешная моя откровенность,

Привычка делиться судьбой.

Послушай-ка – первопроходчик,

В забое глухом, как в гробу,

Иду между угольных строчек

С шахтёрскою лампой на лбу.

Ни звука, лишь только багровый

Мигающий отблеск огня

И грунта слой километровый,

От всех отделивший меня.

«Чувства, куда вы делись?..»

Чувства, куда вы делись?

Радость, любовь, весна ….

Призраки лишь расселись,

Вышедшие из сна.

Лица бледны их жутко,

Я не припомню всех.

Тени из промежутка

Сотни забытых вех.

Сам я не разбираю,

Что я им бормочу.

Только не набираю

Номер – и не кричу.

«Жизнь достаточно длинна…»

Жизнь достаточно длинна –

Только кажется короткой.

Как посмотришь из окна –

Закружит кривой походкой.

С важной миной гордеца,

Непреклонного вовеки.

Но предчувствие конца

Брезжит в каждом человеке.

Как мне быть? Не скажешь, Бог,

Для чего мне торопиться?..

В этот сказочный чертог

Я пришел судьбы напиться.

«Кончается прогулка в Никуда…»

Кончается прогулка в Никуда,

Дряхлеет оболочка понемногу.

А ты глядишь на черную дорогу

И на тупик по имени «беда».

Вела тебя бездумная звезда,

И вот – ты приволакиваешь ногу.

Ты рад любому мелкому предлогу

Забыть о прошлом. Если можно – да.

«Утонуть в этом море несложно…»

Утонуть в этом море несложно,

Где вокруг миллион голосов,

Задыхаясь, хрипит безнадежно,

Словно музыка старых часов.

Поселилась душа в Интернете –

Механическом царстве теней.

Потому что на жаркой планете

Ни один не припомнил о ней.

«Эта легкость старческая в теле…»

Эта легкость старческая в теле…

Ветерком над пропастью скользим.

Неизвестно, знаешь, в самом деле,

Сколько лет осталось или зим.

Застывают вечные вопросы

Тяжело, как гири на весах,

И слабеет гул многоголосый

Наверху, в холодных небесах.

«Я к смерти в Израиле ближе…»

Я к смерти в Израиле ближе

За то только, что еврей.

В Израиле Бога увижу

Сквозь запертых сотню дверей.

Как солнцем спаленные клочья,

Корнями спущусь в глубину,

В подземный Израиль – ко дну,

Оставив вверху многоточья.

«К истокам пора возвращаться…»

К истокам пора возвращаться

Видать, но привычка сильней

По той же орбите вращаться,

Где нет путеводных огней.

Виток за витком, ежечасно.

Опять, как и в те времена,

Слепая душа не согласна,

Что смысла не знает она.

«От удушающей жарищи…»

От удушающей жарищи

Душа спекается в комок.

Нельзя дышать, и трутся тыщи,

Жить вынуждены бок о бок.

Бок о бок – жуткая морока!

И, если ты не азиат,

Сойдешь с дистанции до срока,

Поскольку это вправду – ад.

Но мне порой почти приятно

Идти сквозь эвкалиптов строй,

Чья жизнь застыла, вероятно,

Внутри, под выжженной корой,

Смотреть на кустики кривые

И жарких кипарисов ряд.

Здесь наши корни родовые,

И камни правду говорят.

«Когда, старея понемногу…»

Когда, старея понемногу,

Все те же диспуты ведут:

Кто ярче жил, кто ближе к богу –

Минуты у себя крадут.

Тропа теряется во мраке,

Неважно, как тебя зовут.

Живи как бабочки, как маки,

Как птицы на земле живут.

«Здесь проплывал корабль этрусский…»

Здесь проплывал корабль этрусский,

В песках тонули города.

Бессмысленно писать по-русски,

Но я живу здесь, господа!

Уничтожает души лето,

Слепит песчаная слюда.

Пустое место для поэта,

Но я живу здесь, господа!

«Пятьдесят с небольшим. Все пропало…»

Пятьдесят с небольшим. Все пропало,

Только гладкое светится дно.

Даже слово себя исчерпало –

Не касается смысла оно.

Новый день, что гремит как коробка,

Безразлично в пространстве верчу,

И сама наполняется стопка.

Можно выпить, но я не хочу.

«Вкус тоски узнаю сразу…»

Вкус тоски узнаю сразу, мятный, словно леденец,

И тошнотный привкус страха, что бывает по ночам.

И железный вкус разлуки, черным машущей крылом,

Боли вкус, лишенный вкуса, в мозг вгоняющий иглу.

Все что мимо промелькнуло, все чем я сейчас живу,

Все, что память сохранила, как озерная вода.

В час, когда приходит полдень, и отчетлив каждый блик –

Вереница ощущений, составляющих меня.

«Паучья тень, языковая дрожь…»

Паучья тень, языковая дрожь…

Проснувшись ночью, сердца не найдешь.

Застыла боль в глазах у старика,

но тонкий голос пересек века.

Я знал его, мы говорили с ним,

Дышали долго воздухом одним.

Осталось имя где-нибудь вовне.

В последний раз мы виделись во сне.

«Том забытый пролистал…»

Том забытый пролистал,

Древних слов коснулся взглядом,

Словно ночью пролетал

Я над майским их парадом.

А они ушли, ушли,

Друг на друга не похожи,

И поют из-под земли

Хором – Господи, мой Боже…

«Если ты обитаешь от Азии невдалеке…»

Если ты обитаешь от Азии невдалеке –

Указательный палец почаще держи на курке,

Чтоб верней был прицел, хотя отроду ты – филантроп.

Здесь давно не работает метод ошибок и проб.

Здесь, как в джунглях, приемлют один только древний обряд,

И глаза налитые бессмысленной злобой горят,

Чтобы, тихо подкравшись, вонзить тебе в горло клыки,

И дрожат, как пружины, на черных щеках желваки.

Потому-то, приятель, скорей передерни затвор –

Это первое; дальше – ни с кем не вступай в разговор.

Так как нет в этом смысла, одни только глупость и вздор.

И внимателен будь, когда в черный войдешь коридор.

«Постепенно привык к новым лицам…»

Постепенно привык к новым лицам,

Погрузился в какую-то тьму,

И уже кочевать по больницам

Не казалось ужасным ему.

Тошноту вызывающий йода

Запах мучил лишь в первые дни.

И тогда ж затерялась свобода –

Где-то в складках его простыни.

Может, он и родился на свете,

Чтоб, сойдя с этой койки на пол,

Окунув ноги в шлепанцы эти,

Семь шагов до клозета прошел?

И на мир, пополам разделенный

Поперечиной рамы двойной,

Сквозь квадрат бы косился оконный

Ржавой осенью, летом, весной…

«Мой организм, моя страна…»

Мой организм, моя страна,

Где темные блуждают силы…

Гудит мотор, и вьются жилы,

И сердца тенькает струна.

Моя страна, мой организм,

Хрипящий глухо, как пластинка…

Кто заведет твой механизм,

Когда сломается пружинка?

Никто. И если есть предел,

Тебе положенный судьбою,

И если вдруг водораздел

Пролег меж всеми и тобою,

Хоть сотню ангелов зови

С таблетками и кислородом,

Как кесарь, поплывешь в крови,

низложен собственным народом.

«В эту ночь, когда ещё далеко до рассвета…»

В эту ночь, когда ещё далеко до рассвета,

я лежу и слушаю дробь дождевую.

Дождь шагает, скользя по мокрому парапету,

и срываясь, ударяется о булыжную мостовую.

И я вздрагиваю при каждой короткой вспышке,

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.