Падение Вендена

Фаддей Булгарин

Падение Вендена

Посвящено М. А. Лон-вой.

Грозен был вид высоких башен и стен Вендена[1] для покоренных туземцев Ливонии. Подобно исполину, возвышался замок над городом и над холмистыми окрестностями, ограждая власть Гермейстеров Ордена Меченосцев[2]. Уже сокрушилось могущество Ордена, Ливония переменила властелинов; но унылый потомок вольного некогда племени в уничижении еще дивился силе, воздвигнувшей сии громады сросшихся от времени камней, которые презирали и буйство стихий, и вражду человеческую. Неприступная, древняя твердыня, поросшая мохом, возбуждала к себе уважение, подобно сединам старца, свидетелям исчезнувших поколений. Теперь, в раздоре трех держав за обладание Ливонией, укрывался здесь беспоместный король ливонский, Магнус[3], от гнева русского царя, от страшного гнева Иоанна Грозного!

Ночь была мрачная: осенние облака закрывали луну. Печально отсвечивались серые стены замка при блеске огней русского стана. Огненная полоса, взвиваясь змеею по берегам реки Аа, по холмам и долинам опоясывала город и замок, указывая во мраке места, занимаемые бесчисленным русским воинством. Глухой гул от смешанных голосов, подобно шелесту листьев в бурю, раздавался вдали. Но в замке и в городе царствовала могильная тишина. В безмолвном ужасе смотрели стражи с башен на несметную рать русскую, которая уже протекла половину Ливонии, заливая пожары кровью жителей. Иоанна почитали в Ливонии исполнителем божеского правосудия, предвестником Страшного суда.

В грустной думе сидел Магнус перед камином в уединенной комнате замка. Надежда отлетела от сердца, и страх обуревал слабую его душу. Внезапный треск пылающего дерева прервал его размышления, заставляя содрогаться, и собственная тень устрашала больное его воображение. С нетерпением поглядывал он на двери и прислушивался. Все было тихо. Наконец послышался шум в коридоре; он встал, закутался в свой красный плащ, надвинул на глаза круглую шляпу, украшенную белым страусовым пером, и оборотился к входу. Дверь отворилась, и вошел рыцарь в черном полукафтане, с белым чрез плечо шарфом, на котором висел меч. Короткая черная мантия с белым крестом на левой стороне небрежно закинута была на спину. Рыцарь ввел за руку человека небольшого роста и немолодых лет, на которого Магнус обратил все свое внимание. Рыжие, всклоченные волосы как пламя светились, ниспадая по плечам. Небольшая и редковолосая борода не закрывала бледных щек, а серые глаза ярко сверкали в полумраке. Он был в буром кафтане, преопоясанном кожаным кушаком с медными дощечками. Невыделанная кожа составляла его обувь, по обычаю эстонских поселян. Чрез плечо на ремне висела сума из волчьей шкуры, шерстью вверх. При входе в комнату он снял рысью шапку и низко поклонился Магнусу. «Фон Дольет, – сказал Магнус рыцарю, – знает ли он по-немецки?» – «Знает». – «Итак, мы с тобою будем говорить по-латыни». Рыцарь склонил голову в знак повиновения. Магнус воротился к камину, сел на прежнее место, облокотился на маленький столик и подозвал к себе рыцаря и незнакомца. «Благодарю тебя, – сказал Магнус, – за доставление мне письма от друга моего, герцога курляндского; но я хочу переговорить с тобою о другом. Меня уверили, что ты читаешь в сердце человеческом, знаешь все тайные помышления и предсказываешь будущее. Правда ли» – «Испытай, государь, – отвечал незнакомец, – и тогда узнаешь, должно ли мне верить». – «Что ты думаешь, фон Дольет?» – спросил Магнус у рыцаря. «Государь! – отвечал рыцарь, – мне известно, что он пользуется большим уважением в Эстляндии, что не только поселяне, но даже рыцари и духовные прибегают к нему в трудных обстоятельствах жизни и что все его страшатся и почитают; более я ничего не знаю». – «Как же ты узнаешь будущее: посредством духов или по течению звезд?» – спросил Магнус у вещуна. «Знай, – примолвил он вполголоса, – что я не верю духам». В это время ветер потряс окно, и Магнус вздрогнул. Вещун коварно улыбнулся, и эта улыбка не укрылась от внимания рыцаря. «Осмелюсь повторить тебе, государь, – сказал вещун, – испытай и тогда узнаешь меня. О моих средствах я не могу и не должен говорить». – «Фон Дольет! – сказал Магнус, – не обманщик ли он?» Рыцарь пожал плечами. «Оставь нас одних, любезный Дольет, – примолвил Магнус, – и подожди в круглой зале». Рыцарь вышел, и Магнус, помолчав несколько времени, сказал: «Не для испытания, но из любопытства хотел бы я слышать, знаешь ли ты мое настоящее положение, мои намерения и тайные думы?» – «Государь, – отвечал вещун, – не зная прошедшего и настоящего, нельзя узнать будущего. Чтобы видеть то, что находится за горою, надобно прежде взлезть на гору и знать стезю, по которой должно взбираться. Если угодно, я тебе в немногих словах расскажу твою историю, с тем, однако ж, чтобы ты, государь, не прерывал меня и слушал терпеливо, без гнева, ибо в нашем ремесле должно говорить правду без прикрас». – «Говори». – «Прошу позволения присесть, – сказал вещун, – ноги мои подгибаются от старости и трудов». Он, не ожидая ответа, придвинул стул к столику, сел, вынул из своей сумы двенадцать деревянных жезлов, исчерченных знаками Зодиака и странными фигурами, выбрал один жезл и, повертывая его перед своими глазами, начал говорить: «Государь, судьба даровала брату твоему, Фридерику[4], престол Датский, а тебе бедный остров Эзель, знаменитый одною храбростью своих жителей. Неравенство долей ты думал вознаградить предложенною тебе от московского царя короною нового Ливонского царства и решился не только поклониться грозному владыке, но жениться на его племяннице». – «Все это так, – прервал Магнус, нахмурив брови, – но ты пропустил, что цель моя в сем деле состояла в том, чтобы утвердить благо христианства союзом с Россиею и привлечь Иоанна в общую войну, замышляемую всеми государями противу мусульман». – «Знаю, государь, что это был явный предлог; но я не касаюсь дел всем известных, а, говоря с тобою наедине, упоминаю только о тайных помышлениях». Вещун, сказав сие, снова начал повертывать жезл в руках своих и продолжал: «Оставив тихий свой Эзель, ты взамен нашел у московского царя громкие обещания и малые корысти. Он женил тебя на молодой своей племяннице, обещал царство, войско и пять бочек золота в приданое». – «И ничего не дал, кроме жены, за которою я должен ухаживать как за ребенком», – возразил Магнус вспыльчиво. «Нет, государь, он дал тебе войско, и точно для завоевания Ливонии, но только для себя, а не для тебя». – «Совершенная правда!» – воскликнул Магнус. Вещун продолжал: «Ливонцы радовались прекращению вечных браней с Россиею и принимали твое войско в свои города. Но крутой нрав твоего покровителя, его медленность в исполнении обещаний и опасение лишиться плода толиких трудов и пожертвований внушили тебе мысль, государь…» В это время Магнус, слушавший вещуна с поникшею головою, быстро взглянул на него; вещун продолжал: «…внушили тебе мысль отложиться от Грозного царя и прибегнуть к покровительству польского короля». Магнус вскочил с кресел. «Ужасный человек! – воскликнул он, – ужели ты… но нет, ты не можешь знать тайных мыслей!» – «Государь, – сказал вещун, не трогаясь с места, – не было бы для тебя опасности, если б я один знал твою тайну: но ее знает царь московский…» – «Неужели?.. Но какие он имеет доказательства?» – сказал Магнус торопливо. «У Грозного царя подозревать, значит уличить в преступлении. Он уже наказал бесчестно твоих посланных[5], осыпал милостями врага твоего, польского пана Полубинского, и кипит гневом, что ты не явился к нему с повинною головой». Магнус отворотился, потом встал и прошел несколько раз по комнате – в задумчивости. Он снова сел на прежнее место и сказал: «Можешь ли ты предсказать, чем все это кончится?» – «Попытаюсь», – отвечал вещун; вынул из сумы другую связку исчерченных жезлов и дал Магнусу выбрать один из них. Трепещущею рукою прикоснулся он к волшебным знакам и поспешил отдать вещуну его орудие. Он повертывал палочку пред глазами, смотрел и молчал. «Можно ли поправить это дело?» – спросил Магнус. «Смирением или, лучше сказать, уничижением пред царем московским». – «Но неужели ты думаешь, что он решится умертвить меня, сына царского, владетельного князя Эзельского, супруга своей племянницы?» – «Государь! повторяю, одна покорность может спасти тебя». – «Но что станется с несчастным царством Ливонским?» Магнус при сем вопросе закрыл плащом лицо свое, чтобы скрыть невольное смущение. Вещун молчал. Магнус обратил на него взоры и увидел, что магическая палочка пылала в его руках синим огнем; вдруг огонь погас, и она задымилась. «Суета сует, – сказал вещун, – так проходит слава земная[6], так исчезают великие намерения!» Он уложил в свою суму магические орудия, встал со стула и низко поклонился Магнусу, примолвив: «Государь, более я не могу открыть тебе на один раз: если хочешь спасти жизнь свою, явись в стане московском и пади к ногам Иоанна. Теперь прошу тебя, вели меня выпустить из ворот замка: меня ожидают в другом месте». – «Не знаю тебя, но удивляюсь тебе, – сказал Магнус, – вижу, что ты знаешь прошедшее и настоящее, и потому хочу следовать твоим советам. Язык твой и высокий ум свидетельствуют, что ты не рожден в сословии поселян эстонских, хотя носишь их одежду. Скажи мне, кто ты таков? Выть может, я могу оказать тебе помощь и услугу со временем, если богу угодно будет сохранить голову мою для венца». – «Благодарю тебя, государь, за участие, – сказал вещун, – но сила человеческая не в состоянии помочь мне и свалить камень с сердца; что же касается до моего происхождения, то оно знаменито одними бедствиями. Одежда моя знаменует мое происхождение». – «Чем же я награжу тебя за твой теперешний труд?» – «Золотом», – сказал вещун, улыбаясь. «Неужели золото имеет цену в глазах человека, читающего в прошедшем и будущем?» – возразил Магнус. «Именно знание будущего указало мне нужду в золоте и привело за ним к тебе». – «Не понимаю тебя, необыкновенный человек», – сказал Магнус, вручил ему кошелек с деньгами и позвал Дольста, который нетерпеливо дожидался окончания этого свидания. «Дольет, вели выпустить этого человека из замка: я узнал все, что мне знать нужно, если только по справедливости сказанного им о прошедшем и настоящем должно заключать о истине в будущем. Вели всем моим ротмистрам собраться завтра, на рассвете, в жилище моего верного друга, пастора Шраффера, для общего совета. Прости, любезный Дольет, добрая ночь: прощай, предсказатель!» Призвав верного своего слугу, Магнус велел запереть двери и лег в постелю. Сон оковал усталые члены его, но страшные мечты волновали его кровь.

Не один Магнус томился мрачными думами и совещался до глубокой полуночи; не одни стражи бодрствовали в замке. Прелестная Элеонора, дочь пастора Шраффера, любимица Магнусова, боязливыми шагами пробиралась возле стены по узкой тропинке к северной башне, часто оступаясь во мраке. Одна только верная служанка сопровождала ее. Пришед к башне, Элеонора устремила взоры свои на высокое окно, окованное железною решеткою, и вполголоса сказала: «Владимир, Владимир, здесь ли ты еще?»

В тесной темнице заключен был боярский сын, Владимир Славский, доблестный воин, краса московских юношей. Он послан был от русского воеводы Богдана Вельского[7] к Магнусу с известием о взятии Вольмара силами царя русского и с требованием сдачи Вендена. Магнус, в отчаянии и в гневе за беззаконное убийство своего ротмистра Вильке, начальствовавшего в Вольмаре, удержал Владимира заложником за других своих слуг и по обычаю тогдашнего времени запер его в башне.

Элеонора воспитывалась в Москве у дяди своего, богатого купца, и Владимир, будучи в юных летах владельцем многих поместий, полюбил прекрасную иноплеменницу. Любовь победила суеверие и предрассудки. Элеонора клятвенно обещала или умереть в девическом состоянии, или быть женою Владимира. Обстоятельства смутили их счастье, но не погасили надежды. Отец Элеоноры, прибыв в Москву с Магнусом, увез дочь свою в Ливонию, назначенную в удел его благодетелю. Владимир в то время посылан был царем в украинские города. Возвратившись в Москву, он не застал уже своей возлюбленной и весьма обрадовался, когда его послали к воинству, назначенному для покорения Ливонии. Он надеялся свидеться с Элеонорою, подвигами своими приобресть уважение Иоанна и Магнуса и получить руку дочери любимца короля ливонского в награду за свою службу. Судьба определила иначе: он прославился храбростью, но ко вреду Магнусова счастья и в тяжкой неволе, сквозь решетки темницы, увидел подругу своего сердца. Уже целую неделю томился он в хладных стенах Венденской башни, и каждую ночь Элеонора приходила услаждать его горе, разговаривать с ним чрез окно, уверять в неизменной своей любви и оживлять надежду. Владимир забывал целый мир в эти сладостные минуты и почитал себя счастливым.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

1

Венден (Цесис) – крепость, в свое время бывшая резиденцией магистра Ливонского ордена. Последний существовал с 1237 по 1562 гг., вел захватнические войны против Литвы и Руси.

2

Орден Меченосцев – духовно-рыцарский орден, основанный в 1202 г. В 1237 г. слился с Тевтонским орденом, образовав восточный филиал последнего – Ливонский орден.

3

Магнус (1540–1583) – принц датский, сын Христиана 111, был женат на племяннице Ивана IV Марии. В 1570 г. был провозглашен королем Ливонии под верховным владычеством русского царя. В 1578 г. перешел на службу к польскому королю Стефану Баторию.

4

Фридерик – старший брат Магнуса, король Дании Фридерик II (1534–1588).

5

Он уже наказал бесчестно твоих посланных… – Двое послов, отправленных Магнусом к царю, были высечены по приказанию Ивана IV и отправлены обратно.

6

…так проходит слава земная… – Автор вкладывает в уста вещуна древнее латинское изречение.

7

Богдан Вельский (?-1611) – любимец Ивана IV, был крестным отцом и воспитателем царевича Дмитрия; после пресечения династии Рюриковичей претендовал на царский престол; при Лжедмитрии I, которого Вельский почитал за истинного царя, стал боярином (1605).