Убийца в фамильном гнезде

Сам Костя тоже на работе не пропадает. Дежурить ходит, но то раньше придет домой, то позже уйдет на дежурство. Совсем по-другому к жизни подходит. Но я думаю, что он еще когда-нибудь поймет, что у него прекрасная, благородная профессия, что он может принести людям много добра. У нас с тобой тоже хорошая профессия, но не такая, как у него.

Нам обеим незачем бояться снов про темноту. Это ничего не значит, это только воображение. Сны, вообще, ничего не значат. Они – лишь реакция мозга на события и впечатления жизни. Понятно, что у нас с тобой на темноту особая реакция.

10.03 20.23

from Veta

to Neta

На день всех влюбленных Костя подарил мне машину. “Пежо”, прикинь, французскую! Классную! Я уже вожу. Правда, очень неуверенно, только с Костей. Меня пугает, что эта штука, моя красивая машинка, может запросто убить человека. Стараюсь быть супераккуратной.

Приезжал папа Кости, мой свекор – дядька лет сорока пяти, очень эффектный мужчина. Только мне показалось, что… глуповатый. Знаешь, немного напыщенный, и умно молчит, скрывая отсутствие мыслей. Но не злой, как мне показалось. У него собственная футбольная команда. Личная, понимаешь? Прям, как у Абрамовича.

Валерий Викторович приехал в спортивном костюме, а на шее у него – свисток. Кому он в городе собирался свистеть, не знаю.

Они с Костей долго говорили о чем-то на кухне, попивая коньяк. Папа, по-моему, чем-то был расстроен. Костя его уговаривал не переживать. Но я опять ничего не поняла – я же с ними коньяк не пила!

А вчера Костя заболел. Накануне он с Никитой был у деда в загородном доме, в “Теремке”. Приехал – уже кашляет. Сказал, что они с братом рыбу в пруду ловили, ну, он и упал в пруд. А Никита, конечно, здоровый. Он никогда в пруды не падает. Приехал сегодня после работы на минутку, привез Косте какие-то таблетки. Хоть Костя и доктор, а чем лечиться – не знает. Он же все экзамены купил.

Нетка, приезжай скорее. Твой Игореша женился. Не плачь и не горюй, он того не стоит. Он даже не старше тебя, плечики у него узенькие, собак не любит и улыбка у него крысиная.

Приезжай.

16.03 23.04

from Veta

to Neta

А у Кости дядя – поп. Самый настоящий поп. Его зовут отец Евстратий, только все в семье называют его Андреем. Андреем Викторовичем. И жена у него попадья, Анна Степановна. В жизни бы не поверила, что у Костика могут быть такие родственники.

Поп обычно ходит в костюме, а свое облачение надевает только в церковь. Крест, довольно весомый и весь из золота, украшенный красным камнем, он носит прямо на рубашке, вместо галстука. Выглядит это ужасно, но я ему этого не скажу. Не скажу ему и того, что бога нет, пусть себе думает, что хочет.

Ведь, если бы он был, наши мама и папа не погибли бы так ужасно, в кромешной тьме. И вообще бы не погибли. Они были хорошими людьми, честными, добрыми, образованными и всем пытались помочь. Я их так хорошо помню, будто они только сегодня утром ушли на работу. А ты?

Попадья очень тихая, одевается в трикотажные кофты темных расцветок, унылые жакеты и длинные широкие юбки. Ей лет сорок, то есть, она моложе Эльвиры, а выглядит как ее мать. Но поп с ней считается, они, наверно, хорошо живут. В смысле – дружно. Детей у них нет, это странно, ведь верующим нельзя предохраняться, ибо презервативы препятствуют осуществлению воли бога. Может, кто-то у них нездоров физически? Или их бог так наказывает? (Это шутка, за что бы бог наказывал такую благообразную парочку?). Когда отец Евстратий узнал, что мы с Костей поженились, он стал бубнить, что мы должны венчаться в церкви. Я проявила чудеса дипломатичности, ответив ему, что обязательно обвенчаемся, как же иначе, но чуть позже. Но поп все равно объявил, что мы живем во грехе. Ну и ладно.

У меня теперь так получается: если в дверь позвонили, значит, ждут меня сюрпризы. Я уже открывать боюсь.

18.03 19.14

from Veta

to Neta

Зачем ты надо мной смеешься? Ну что я сделаю с таким семейством? Может, они и кажутся нам чокнутыми – все, до единого – но ведь как мы с тобой можем об этом судить? У нас нет семьи уже очень давно – с двенадцати лет. Бабушку, я все-таки, за семью считать не могу. Семья – это когда один за всех и все за одного, а наша бабушка нас никогда не защищала от чужих. Но, возможно, нам это на пользу пошло: мы научились сами себя защищать и нас так просто голыми руками не возьмешь! Правда?

Я хотела устроиться на работу, но Костя считает, что этого не нужно. Он найдет нам деньги. Только я все равно пойду работать. Чуть позже. Так хорошо утром спать, сколько хочешь!

А к нам приходила вторая жена Костиного отца, Валерия Викторовича. Я забыла тебе сказать, что Костин папаша развелся с Эльвирой лет десять назад, а потом женился на другой женщине. Самое странное, что и Эльвира, и новая жена Валерия Викторовича живут в доме деда. Как я поняла, Эльвиру дед просто пожалел и оставил в поместье, потому что она больна.

У новой жены свекра имя тоже невшибенное: Руслана. Во как! И где он находит теток с такими именами? Серьезно, почему люди изобретают какие-то прозвища для своих детей? Вот нам мама дала хорошие русские имена: Анна и Светлана. Она не виновата, что в итоге получились Нета и Вета, правда?

Да, я же о Руслане начала… Она не противная, как и все в семье, но есть в ней что-то дешевое, вульгарное в высшей мере, но рафинированное, отмытое. И в чем-то Руслана и Эльвира похожи. Говорят, что вторая жена всегда на первую похожа. Ну, в чем-то, конечно. Вот Эльвира – блондинка, а Руслана – брюнетка. А обе такие томные, расслабленные, загадочные, к поцелуям зовущие. По сути, их отличие только в колере.

Я злая? Может, и так. Только я не понимаю, зачем от добра добра искать?

Не могу писать, Костя пришел.

До завтра!

20.03 20.11

from Veta

to Neta

И что у них в семье происходит? Я не понимаю. Костя, который вообще не умеет ничего скрывать, дела семейные держит в страшной тайне. Я как-то спросила, о чем он с матерью говорил на кухне (она снова приезжала), а он не сказал.

Зато муж рассказал, что не так давно у него умерла бабушка, которую он очень любил. Дед пережил ее смерть очень тяжело, сразу сдал, скис, разболелся, но потом Костик нашел способ ему помочь. Я спросила – какой способ? А он не успел ответить – приехал Никитка, привез пиво, стал нам про свои дела рассказывать. Я, вот теперь, думаю: может, Костик женщину для деда нашел? Но это как-то противно.

Приезжала и Виолетта, которая, кстати, сводная сестра Кости, а вовсе не родная, как я раньше думала. И у них был скандал. Ну, тут я поняла, в чем дело: Виолеттка на весь дом орала. Она, оказывается, взяла кредит на машину, а так как живет за городом, то попросила Костика платить за кредит. Оставила деньги и все такое, а он каждый месяц, в течение года пропускал назначенную дату. В итоге, Костик испортил Виолетте кредитную историю. И теперь, когда Виолеттка снова захотела взять кредит, она выяснила, что находится в черном списке, поэтому кредит ей не дали. Как она ругалась матом! Боже, у меня уши заложило!

В ответ мой муж ее послал, что мне показалось несправедливым, ведь он виноват по всем статьям. Потом я ему сказала, что он не прав, но извиняться он и не подумал.

Впрочем, она уже на следующий день заезжала – она была в городе, и ей вдруг понадобился туалет. Заодно и помирилась с братцем.

Все такие смешные в этой семье Цирулько!

05.04 21.16

from Veta

to Neta

Знаешь, мне что-то не по себе. Сны опять… Тоннель, темнота, топот ног. Я просыпаюсь уже второй день в поту.

Пожалуйста, разреши мне рассказать о тебе Косте. Он мне все о своей семье рассказал, а я – ничего. Мне же приходится каждое слово свое контролировать, ведь на языке у меня ты. Я очень по тебе скучаю.

Часть II

Мужчина с поводком

1

Ночью прошел дождь, настоящий майский ливень. Я не спала, когда потоки воды обрушились на город, потому что мне не спится уже больше месяца, с шестого апреля. Задремать удалось только часов около трех, да и то, опять снилась темнота. Ливень к этому часу чуть ослаб, но дождь лупил уверенно, грозно шумел по крыше одноэтажного дома за окном и обещал непролазные топи к утру.

Дождь выполнил ночные обещания. Утром я шла на автостанцию, напоминая сама себе американского солдата во Вьетнаме в период тропических дождей. Не знаю, почему именно такая возникла ассоциация, но она возникла и точка.

В здании автостанции, куда я забрела в поисках чего-нибудь на предмет почитать в дороге, было холодно. Также холодно, как и внутри меня. Я даже не мерзла, ведь температура моей души соответствовала температуре воздуха. Вот только невозможность согреться изнутри для молодого человека, не перешагнувшего 25-летний рубеж, противоестественна.

Вместо автобуса подали маршрутку. То есть, наверно, в этом направлении так и бывает, но я думала, что поеду на большом красном “Икарусе”, а не на маленькой желтой маршрутке.

Мне предстояло просидеть в ней полтора часа. На самом деле, если бы у меня была машина, то я добралась бы до поместья минут за сорок. А так как машины у меня нет, то мне придется сначала доехать на автобусе до станицы Белые камни, а оттуда добираться на попутке к дому Цируликов.

Как только мы выехали за пределы города, то есть, спустились с возвышенности, на которой был построен Гродин, стало ясно, что дождь поливал в эту ночь только городские улицы. Сухая дорога, ни одной лужи на обочине. Об этом парадоксе знали все жители Гродинской области – за городом погода всегда была лучше. Ветра, проливные ливни, морозы, туманы – все это доставалось урбанизированной части нашего района – городу с пригородами, а селяне и селянки наслаждались солнышком, умеренными осадками и бодрящим ветерком, он которого, как от городского, глаза на лоб не вылезали.

Почитать я ничего не купила, но это было даже хорошо. В дороге я смогла задремать – без снов и видений. Мне надо больше спать. Недосып скоро будет проявляться и на лице, и в поступках. А мне надо быть собранной, внимательной, сосредоточенной. И хорошо выглядеть, это тоже важно. Я не просто еду на деревню к деду. У меня миссия.

И как только я выполню ее, я лягу, и буду спать.

2

Когда я прибыла в Белые камни, солнышко поднялось над лесом. Станица была такая зеленая, что не было видно домов. Пели птицы, люди занимались своими делами, и казалось, что в мире правит любовь, весна и гармония.

На остановке в станице, а настоящего вокзала здесь не было, я с полчаса ждала попутку до поместья, но дождалась. Меня взялся подвести в своем фургончике веселый моложавый водитель по имени Леха. Он развозил продукцию колбасного цеха, который, оказывается, принадлежал деду Цирулику, по местным магазинчикам.

– Да тут Владимиру Иванычу все принадлежит. И молзаводик, хоть маленький, но вполне себе рентабельный, и цех хлебный, и яблоневый сад, и конюшня. А вы к нему по какому делу?

– Я не к нему, – заранее к таким вопросам я не подготовилась, а надо было что-то отвечать. – Я к Виолетте.

Водитель покивал:

– А, вы подруги, наверно?

– Да.

Я стала смотреть в окно, не желая провоцировать любопытство водителя. Вообще-то согласно моим личным наблюдениям, которые я получила не только на родине, но и далеко за ее пределами, все шоферы любят поговорить в дороге с попутчиками.

Мой водитель не был исключением. Почувствовав, что от меня ему особо информации не добиться, он решил хотя бы заполнить звуками пространство. Надо сказать, говорить он взялся на интересную тему: о Цируликах.

– Вы, как раз, к обеду успеете, к двум часам. Семейство там, конечно, большое. Дед, два его сына, да их жены и дети. А еще разные гости. Как вы, девушка. Я в их дом тоже колбасу и сосиски отвожу, так, бывало, глянешь – за столом у них каждый день не меньше восьми человек сидит. Дом гостеприимный, богатый. Всему голова, конечно, дед. Он же Гродиным двадцать лет правил. Да и кого, кроме Цирулика? На него все молились. Он, хоть и из старых партийных, но хозяйственник. Деловой, как сейчас бы сказали, человек.

Леха еще рассказывал про поля, леса и теплицы, которые принадлежали Владимиру Ивановичу, но я уже отвлеклась. Я в сельском хозяйстве мало что смыслю.

Наш фургончик, тем временем, свернул с трассы на широкую абсолютно пустынную дорогу. Перед поворотом на нее висел самодельный знак с надписью, сделанной почему-то готическим шрифтом: «Теремок». Леха сказал, что Теремком свое поместье называет сам Виктор Иванович, а эта широкая чудесная дорога построена только для обитателей Теремка.

А до поместья, сказал Леха, нам надо ехать еще пять минут.

Дорога проходила мимо яблоневого сада. Ровные ряды маленьких яблонек уходили от дороги в необозримые дали. Некоторые деревья еще цвели, но их оставалось совсем мало. В этом году вообще все как-то рано отцвело, а, может, это мне так просто казалось.

Впереди машины по обочине дороги шел человек. Он был одет в голубые джинсы и темную футболку. В руках человек держал толстую веревку или поводок. Мне показалось, что человек был молод и своей прогулкой наслаждался. Услышав, что сзади к нему приближается машина, пешеход обернулся, а, узнав ее, сделал рукой приветственный жест. Леха ответил ему, посигналив.

Когда мы обгоняли человека с поводком, а в руках у него был именно кожаный плетеный поводок, он улыбнулся нам рассеяно и приветливо, показав очень ровные белые зубы.

Даже понимая, что человек с поводком не видит меня, я невольно улыбнулась ему в ответ.

А впереди фургончика, тоже на обочине, возник новый неопознанный объект. Сначала он выглядел как серый шар, летящий сантиметрах в пятидесяти над поверхностью дороги, а когда мы стали догонять объект, стало ясно, что это большая лохматая собака, несущаяся на невозможной для этого вида животных скорости.

Породу собаки определить я не сумела. Сначала я увидела ее хвост. Он был длинным, а заканчивался плотным колечком. Тело собаки, в полном соответствии с хвостом, тоже было длинным и узким, лапы мощными, а голова не слишком крупной, по форме похожей на лошадиную, но с длинными висячими ушами, которые обычно украшают морды охотничьих собак. Я сумела разглядеть и его удлиненные, подведенные черным восточные глаза. Блеснув белками, пес быстро глянул на машину и, немного пригнув голову, ускорился.

Когда мы поравнялись с псом, я вдруг поверила, что обогнать нам его не удастся. Его движения были ритмичными и мощными: взлетая в воздух, собака вытягивалась струной – от кончика носа и до колечка на хвосте, потом его тело сгибалось, передние лапы уходили между задними, и, оттолкнувшись от земли, собака снова распрямлялась в воздухе, совершая новый роскошный длинный прыжок. Казалось, рядом с фургончиком движется совершеннейшая беговая биологическая машина, вроде гепарда или скаковой лошади. И, может быть, мое воображение разыгралось, но эта собака была похожа одновременно и на первого и на второго зверя.

Наконец, фургон оказался впереди бегущей собаки. Обернувшись назад, я увидела, что собака уменьшается вдали, переходя из своего супергалопа в галоп, затем в рысь, в шаг, а потом, тяжело дыша и оборачиваясь на потерявшегося позади хозяина, небрежно трусит по дороге.

* * *

Вдалеке показался каменный забор и ворота. Увидев их, я ощутила, как забилось мое сердце. Обед у них должен быть в два часа дня, а до него я познакомлюсь с Виктором Ивановичем Цируликом. Скоро мой план воплотится. Думаю, уже к вечеру, а то и раньше я буду знать все.

Загородный дом семьи Цируликов недаром называли поместьем. Это было единственное жилое здание на ближайшие километры. Кстати, эти километры были ограждены забором – каменным со стороны дороги и, как я узнала впоследствии, из сетки-рабицы на остальной протяженности.

Открыть высокие, в два с лишним метра кованые ворота, впечатляющие своей вычурностью и ажурностью, должен был охранник. Он обретался в специальной будочке, и Леха посоветовал мне войти в нее, поскольку здесь были установлены именно такие правила.

Самого Леху, вместе с его фургоном, пропустили за ворота без вопросов.

Разрешение войти на территорию поместья я получила от самого деда Цирулика. Не лично, конечно, а опосредовано.

– Проходите, пожалуйста, – равнодушно сказал охранник, отдал мне паспорт и открыл дверь будки со стороны двора.

И я вошла в сказку. Прямо передо мной раскинулся идеально симметричный парк, здорово похожий на какой-нибудь Версаль. Стриженные шарами цветущие кусты, невысокие ухоженные деревья разных видов, лавочки, фонтанчики, скульптурные Венеры располагались каждый на своем месте и ни на миллиметр дальше или ближе.

Дорожки были засыпаны красным битым кирпичом, отчего выглядели нежно-розовыми. Самая широкая из них – выложенная узорчатой плиткой, вела от ворот к двухэтажному большому дому, выкрашенному в сливочный цвет с розовой черепицей на мансардном этаже. Фасады дома были украшены лепкой, имитирующей колонны, арки и ниши. Из-за всех этих наворотов здание здорово напоминало свадебный торт – не хватало только фигурок жениха с невестой на крыше.

Я поискала глазами фургончик с колбасой, но он, наверное, остановился с обратной стороны здания. Скорее всего, у этого дома был и черный ход из кухни или других технических помещений. И эта деталь, наравне с другими, показалось мне шикарной.

Для дополнения картинки замечу, что небо над поместьем было синим с белоснежными облачками над горизонтом, а солнце стояло уже достаточно высоко, чтобы отразиться в окнах, но не в зените, чтобы расплавить этот кремовый дом.

И я направилась к нему, робея, но ни на секунду не раскаиваясь в том, что затеяла. Не успела я подойти к огромной двери дома, как она распахнулась. Меня встречал высокий худой старик с густыми седыми волосами, которые можно было бы принять за парик. Он ласково улыбался, а взгляд его тускло-голубых, в красных прожилках глаз напряженно следил за каждым моим движением. Одет был старик в светлые брюки и белую рубашку с коротким рукавом.

Не было причин сомневаться, что мне оказана особая честь, ведь это был сам Виктор Иванович Цирулик – бог и царь маленькой вселенной под названием “Теремок”.

Говорят, что при первой встрече человек всего за несколько секунд решает, нравится ему собеседник или нет. Мне этот старик не понравился, а вот я ему – угадать было невозможно.

– Здравствуй, деточка, – произнес дед низким густым голосом. – Вот так, значит, выглядела жена Кости.

Я опустила голову. Старик бесцеремонно разглядывал меня:

– Какие дела привели тебя в наш дом? Пойдем в мою комнату, расскажешь…

Медленно, с опаской я вошла в холл, откуда вела лестница на второй этаж. Дед, чуть сгорбившись и приволакивая ноги, повел меня вверх по белому мрамору ступеней. К середине лестницы старик уже еле дышал, и нам пришлось задержаться на пару секунд, чтобы он мог перевести дух.

Этот дом, такой праздничный снаружи, теперь давил на меня. Здесь было слишком много атрибутов родового гнезда в роскошном, а, может, и киношном его понимании, чтобы им можно было верить. Лепные ангелочки, балюстрады, дубовые панели, тяжелые хрустальные люстры, медные ручки с мордами львов на дверях, мебель на гнутых ножках – не стоило спрашивать, сколько это могло бы стоить, следовало бы поинтересоваться, что подменяет в жизни этого старого человека окружающая его роскошь?

А он уже усаживал меня в полосатое кресло, непрерывно, разглядывая мое лицо, мою одежду, втягивая носом воздух, наверно, чтобы различить мой запах. И я вела себя точно так же. В конце-концов, меня сюда не звали, а где-то в доме скрывался человек, который убил половину меня.

Из-за плотных занавесей и тяжелой мебели комната деда казалась темноватой. Единственным ее украшением был большой портрет женщины средних лет в полный рост. Женщина была одета в вечернее платье, украшена драгоценностями, но было ясно, что все это лишь антураж. У нее было очень простое круглое лицо с вздернутым носом и широкими бровями. Мне показалось, что Костя был очень похож на эту женщину.

– Итак, Неточка, – дед опустился в кресло напротив меня. – Чем я могу тебе помочь?

Он был очень конкретным человеком, и надо было ему отвечать.

– Виктор Иванович, я приехала познакомиться с людьми, которые окружали мою сестру в последний год ее жизни. Я не нуждаюсь в помощи, у меня все хорошо. Просто очень тяжело потерять сестру-близнеца.

3

И только когда дед проводил меня в комнату для гостей, чтобы я могла привести себя в порядок и отдохнуть перед обедом, я смогла немного разобраться в своих ощущениях.

Он был очень харизматичным, этот дед. И для меня включил свое обаяние на полную катушку. Зачем ему это понадобилось? Ответить вот так сразу на этот вопрос я бы не смогла. Можно пока решить для себя, что из обычной человеческой доброты.

Мне хотелось пить. Дед, как хороший хозяин, предложил мне чай, но я опрометчиво отказалась. Решив попросить воды на кухне, я вышла из своей комнаты, направившись по лестнице вниз. Согласно моим догадкам, кухня должна была находиться на первом этаже.

В это время в коридоре на первом этаже мелькнула быстрая серая тень, а спустя всего полминуты раздался вопль:

– Ах ты, чертова проклятая сволочь! Ворюга, скотина!

Кричала женщина, очень-очень сердитая женщина. Я остановилась на лестнице, припоминая, что в моей комнате есть ванная, а в ванной вода. Ничего, что сырая.

– Будь ты проклят, вор окаянный! – доносилось снизу.

В этот момент в том же коридоре снова появился серый призрак. Я пригляделась и узнала в нем ту самую здоровенную собаку с дороги. В доме он казался еще крупнее, хоть и было понятно, что это животное скорее высокое, нежели массивное. Оказавшись в коридоре, пес несколько раз сыто облизнулся, с секунду постоял, выбирая направление, а потом расслаблено потрусил куда-то вглубь дома. Злые речи, которые по-прежнему доносились из-за двери, не производили на него никакого впечатления.

Он мне кого-то напоминал… Да, точно: кобель был похож на цыгана. Есть такой роскошный тип мужиков – чуть не мытые, чуть нечесаные и с глазами, полными неги. Моя бабушка называла их конокрадами.

В этот момент в холл вошел мужчина с поводком. Я смотрела на него, замерев на лестнице, ибо понимала, что у проклятий, которые я слышала, будет продолжение.

– Здрасьте, – сказал мне мужчина, подняв голову.

Он хотел добавить что-то еще, но не успел. Из двери, откуда недавно вышла серая собака, высунулась тетка в белом переднике. Она была кругленькая, лет тридцати и очень миловидная. Волосы женщины были аккуратно собраны в узелок на затылке. Меня она не заметила, что не могло не радовать.

– Илюха, – сказала сердито тетка в переднике, – твой проклятый кобель килограмм свинины украл! А свинина для обеда была припасена. Я только отвернулась к плите, а он тут как тут! Если я его поймаю, я его убью. А если он от той свинины сдохнет, так я просто счастливая буду!

– Зоинька, – ответил ей мужчина, улыбаясь своей белозубой улыбкой, которая снова показалась мне очень привлекательной. – Ты сама этого проклятого кобеля прикормила. Кто его вчера пирожками пичкал?

– А что, его можно не пичкать?.. Пришел вчера, усталый, набегался, стал просить пирожок… – пробурчала женщина, сообразив, что сама виновата.

Смутившись, она снова вернулась на кухню.

Мужчина почувствовал мой взгляд и поднял голову. Глаза у него были серо-голубые, смешливые и ясные.

– Меня зовут Илья. А вы кто? – спросил он.

– Я сестра Светланы, жены Кости.

– О! – в этот короткий звук мой собеседник вложил довольно много эмоций, что почему-то было мне приятно.

– Ничего, – сказала я. – Что же делать… Я хотела попросить на кухне воды.

– Принесу вам воды, – вызвался он. – Зоя Павловна, она сейчас сердитая. Не вы, конечно, свинину сперли, но ведь наказать-то кого-то надо.

4

Итак, мой час настал.

У меня был план. Я войду в комнату, где будет собрана вся семья, скажем, во время обеда, и они увидят Вету. Невозможно, чтобы убийца в такой ситуации себя не выдал!

Я не знаю, что я сделаю, когда увижу его или ее. Может, ничего особенного, а, может, заставлю его признаться в содеянном при всех членах семьи и сдам его в милицию. Но, может быть, я нанесу только одну пощечину, которая должна гореть на щеке убийцы до конца его дней.

Следователи, все эти люди, которым поручили разобраться с громким двойным убийством, придумали кучу версий. Костю и его жену застрелил кто-то, желавший отомстить бывшему мэру за то или за другое. Костю и его жену застрелила бывшая девушка Кости. Молодых Цируликов убила подруга жены, завидуя, что Вете так повезло с мужем. Они проверяли даже меня…

Следователь по имени Павел Петрович Седов сумел раскопать и кое-что серьезное. Сам Костя и его супруга наркотики не употребляли, но Костя спонсировал студенческую лабораторию, в которой изготавливался некий препарат. Лабораторию нашли, студентов, связанных с ней, арестовали, но убийцу среди них не обнаружили. Седов рассказал мне, что Костя брал совсем немного из произведенного в тайной лаборатории. Буквально, для одного человека. Вот только, для кого?