Л. Н. Толстой

Излюбленной и часто повторяемой мыслью Толстого за последнее время, по-видимому, была та, что, хотя религиозный идеал вполне и недостижим, но надо постоянно стремиться к его достижению, – мысль глубоко верная и вполне христианская. И именно при свете её и надо оценивать духовную драму Толстого. Веление «отвергнуться себя» ради Бога, которое становится пред всякой религиозной совестью, для Толстого приняло, конечно, вполне индивидуальную форму. Он услышал в нем призыв отвергнуться себя, как художника и культурного человека, и глубокие порывы его души, мучительные усилия воли внутренне определились таким образом понятым велением. И каковы бы ни были победы и поражения в этой борьбе и её конечный исход, – как путь, она ведет к определенной цели, полна глубокого религиозного смысла и понятна лишь в свете руководящей своей заповеди. И можно сказать с этой точки зрения, что задушевнейшее желание самого Толстого исполнилось, хотя и иначе, чем сам он того хотел. Ему так и не удалось окончательно превзойти в себе писателя и всецело перейти на путь религиозного действия. Но своей жизнью, освещаемой ослепительным рефлектором небывалой мировой славы, своей религиозной драмой он дал людям нечто более захватывающее и поучительное, чем все его великие художественные произведения и все его богословские трактаты, дал – свою жизнь.

Сноски

1

В основу настоящего очерка легла расширенная и переработанная речь, произнесенная 16 ноября 1910 года в студенческом собрании и напечатанная в Русской Мысли, 1910, XI.

2

В свое время это было превосходно разъяснено Д. С. Мережковским в его реферате «Лев Толстой и русская церковь» (см. в «Записках религиозно-философских собраний в С.-Петербурге»). Здесь между прочим говорится: «до какой степени я убежден, что свидетельство Церкви о неверии Л. Толстого, как мыслителя, в христианского личного Бога и в Единородного Сына Божьего, а следовательно, и свидетельство об его отпадении от христианства есть истина, – видно из того, что многие страницы моего исследования „Л. Толстой и Достоевский“, написанные еще до определения Синода, посвящены были доказательству этой истины» (стр. 68).

3

Вот, напр., в «последовании по исходе души от тела» читается в одной из молитв в применении к усопшему: «аще бо и согреши, но не отступи от Тебе, и несумненно во Отца и Сына и Св. Духа, Бога Тя в Троице славима верова, и единицу в Троице, и Троицу во единстве, православно даже до последнего издыхания исповеда. Тем же милостив тому буди, и веру, яже в Тя, вместо дел вмени»… Судите, насколько уместны и допустимы эти слова о Толстом, и какая это была бы чудовищная профанация.

4

Ср., наприм.? рассуждения св. Иоанна Златоуста: «плачь и о неверных; плачь о тех, которые нисколько не отличаются от них, которые умирают без крещения и миропомазания… будем помогать им по силам…. Как и каким образом? Сами молясь и других убеждая молиться за них, всегда помогая о имени их бедным. Это доставит им облегчение».