Солдаты эры Водолея

Дмитрий Агалаков

Солдаты эры Водолея

Любимой Наташе Д. посвящаю

«Наступит новая эра, – писал трижды великий египтянин, ведавший тайнами мироздания и носивший имя одного из богов, – когда великое знание станет открываться людям, как открывается цветок солнцу, и они с благодарностью примут этот врачующий и облагораживающий их дар». – «Мир, прежде непознанный и враждебный для всех, в новую эру станет всем открыт и отраден, – спустя века вторил ему эллин, мудрец из мудрецов, познавший материю и дух, космос и человека. – Потому что все, созданное Творцом, имеет великий смысл, и суть нашей жизни – познать Его работу». – «Я вижу сияние новой эры, которую так ждали, на которую надеялись великие мудрецы прошлых тысячелетий, – много позже напишет уже христианский мыслитель. – Людям откроется новый мир – не бесплодных надежд, что всякий раз оборачивались отчаянием и великим горем, но мир долгожданного счастья. Сам Господь в означенный день и час откроет людям свои объятия, и тогда благодать ждет их во веки веков…»

Так писали великие мира сего о грядущей эре Водолея

Пролог

Над башнями древнего норманнского замка, окруженного лесом, медленно тянулись свинцовые облака. Казалось, этой промозглой осенней ночью замок спал тяжелым непробудным сном. Если бы не одно из верхних окон донжона. Там, проглядывая через изморозь и легкий туман, горел свет… Гулко аукнув, ночная птица вырвалась из леса и, размашисто хлопая крыльями, направила свой путь в сторону замка. Вот внизу пронеслись ров и крепостная стена – первая, за ней – вторая, остались позади две башни. Перед птицей быстро вырастал исполин-донжон. Там, под его крышей, жили тысячи летучих мышей – такое лакомое блюдо для всех ночных охотниц! Поднимаясь в высоту, облетая каменный колосс, птица уже сделала круг, когда неожиданно попала в световое поле. Створки слюдяного окна были открыты настежь. Зоркий взгляд птицы успел подметить языки пламени в огромном, похожем на пещеру, камине и человека, сидевшего у огня.

Прочь отсюда!..

…Немолодой, но полный свирепой силы, он сидел в кресле лицом к окну. Огненно-рыжие с проседью волосы были туго перехвачены сзади шнурком и превращались в конский хвост. Медвежья шуба укрывала его плечи. На груди, поверх плотного шерстяного камзола, ловил отблески огня золотой амулет – шестиконечная звезда с драконом в центре круга.

Вчера ночью Рыжеволосый победил. Он встретил своего врага на подступах к замку. Ярко светила луна, высеребрив дорогу. Враг и его телохранитель – лицом к лицу против лучших бойцов Волчьего логова! Два чужака врезались в их ряды, выбивая противников из седел, но вскоре стрелы опрокинули их. Телохранитель врага, настоящий медведь, был убит, сам враг, истекая кровью, лежал поверженным на земле.

– Я счастлив, византиец, что вижу в твоих глазах отчаяние, – склонившись над раненым воином, проговорил он, хозяин здешних земель. – Я знаю, ты не боишься смерти. Но тебе страшно оттого, что Дионисий в моих руках. Тебе страшно, что ты не выполнил волю своего учителя, что позволил мне похитить библиотекаря, вашего тщедушного пророка! И ты знаешь: я буду пытать его день за днем, поливать маслом и жарить, как теленка на вертеле, пока он не расскажет мне всего. Не выдаст тайну великого Оружия. Не скажет, где он спрятал его! – И, уже тише, продолжал: – Это значит, что уже скоро мир будет моим! Слышишь, византиец? – моим!

– Тебе гореть в аду, Вествольф, – глядя ему в глаз, прошептал его враг. – А теперь можешь убить меня…

Но он только усмехнулся:

– Быструю смерть надо еще заслужить, стратиг Палеолог. – Обернулся на оставшихся в живых солдат, все теснее подступавших к хозяину. – Убирайтесь! Все!

Те поспешили ретироваться. Никто не слышал, о чем он спрашивал византийца. Да что толку? Его враг все равно упрямо молчал. Только дышал тяжело, и кровавая пена вздувалась пузырями на его губах.

Ему оставалось жить считанные минуты…

– С тобой кончено, стратиг Палеолог, – наконец сказал он, поднял меч и нацелил острие на грудь умирающего грека. – Кончено!

И что есть силы, через панцирь и ребра, вдавил клинок в его сердце.

…И вот сейчас, сжав руками подлокотники кресла, хозяин замка смотрел в огонь. Но, странно, ничего не могли открыть ему языки пламени, такие изменчивые, ускользающие. И в первую очередь не могли открыть будущего, потому что Дионисий, там, в подземелье, молчал.

Только стонал и плакал от боли…

Сидя в старом кресле, Рыжеволосый закрыл глаза. Он даже нашел в себе силы улыбнуться. Этот мозгляк заговорит – хотя бы для того, чтобы умереть быстрой смертью! Но минуты складывались в часы, а его все не звали. И это ожидание становилось все большей пыткой!

За спиной Рыжеволосого уже занимался рассвет, когда, скрипнув, тяжело открылась дубовая дверь. Языки пламени затрепетали на сквозняке. В зал нерешительно проскользнула тень – силуэт женщины. Встав у стены, она точно не смела двинуться дальше, оказаться на свету.

– Матильда?

– Да, хозяин, – не сразу ответила женщина.

Отгородившись ладонью от огня, рыцарь пытался рассмотреть гостью.

– Подойди, – тихо проговорил он.

Она не решалась.

– Ты оглохла?

Тень качнулась. Чем ближе она приближалась к огню, тем нерешительнее становились ее шаги. Черный балахон, седые волосы, бельмо, скрывающее правый глаз. Костлявые руки, которым она не находила места.

– Говори, – потребовал он, чувствуя, что голос его вот-вот готов сорваться.

– Горе нам, горе! – вдруг быстро запричитала она. – Горе…

Недоброе предчувствие заставило Рыжеволосого привстать с кресла.

– Что случилось? – хрипло пробормотал он. – Ну же…

Она в отчаянии сцепила руки.

– Он умер, ваша светлость, – неровным, точно от озноба, голосом ответила женщина. – Только что!

– Умер? – Оставляя медленно сползающую с плеч шубу, Рыжеволосый распрямился и сделал шаг вперед. – Как это… умер? – Почему он не догадался раньше, что ненавистный грек может попросту взять и умереть? Вот так жестоко посмеяться над ним! – Где… его тело?

– Горе нам, – точно не слыша хозяина, быстро повторяла женщина. – Горе!..

…Через четверть часа двое слуг в окровавленных фартуках внесли в залу истерзанный труп молодого мужчины, положили его на каменный пол. Они не смели поднять на хозяина глаз. А Рыжеволосый смотрел и никак не мог узнать этого человека, которого выслеживал столько лет! Так он был изувечен…

– Убирайтесь все, – не оборачиваясь на слуг, негромко сказал хозяин замка. – И ты, Матильда. Все – вон…

Трое палачей и женщина немедленно вышли.

Рыжеволосый подошел к покойному. Неужели его жизнь вновь прошла напрасно? И он опять не достиг того, что было наказано ему? Ради чего он родился на свет!..

– Нет, я так не хочу, – прошептал он. – Не хочу!

Он шагнул к открытому настежь окну. Нащупав на груди золотой амулет, поднял его выше – к бычьей шее. Сжал, что было силы. Что же он скажет тому, кого зовет Драконом, когда тот спросит с него? Чем оправдается перед своим хозяином?!

Промозглую осеннюю ночь тронул рассвет. Он поднимался над лесами, укрывавшими здешние земли. Скоро запоют птицы, защебечут на все голоса, и мир проснется…

И тогда Рыжеволосый завыл на свинцовые облака, текущие над башнями замка. И в этом вое было проклятие тому, кто, не убоявшись пыток, так легко и беззаботно, вспорхнув вверх, вылетел за пределы его замка.

– Я найду тебя, – грозно прошептал он. – Слышишь? – найду! Через сотни лет! Чего бы мне это ни стоило! Найду…

И точно эхом его слов по небу прокатился раскат грома и сверкнула молния. И тотчас одинокое дерево, стоявшее на дальнем склоне, вспыхнуло, на глазах превращаясь в огненный столб…

Часть первая

Глава первая. Паутина

1

Уже несколько лет Вадим был безработным – друзья и родственники считали именно так. Однажды расставшись с педагогической деятельностью, он публиковал статьи в журналах и газетах, на то и жил.

Через несколько дней ему исполнялось тридцать три года. К этому времени он успел жениться и разойтись. Вадим так и не стал богатым рантье, о чем мечтал почти с пеленок. Даже не был бедным рантье. Научился брюзжать и скрываться от шумного светского мира в библиотеках. Дни напролет он просиживал за книгами, уходя в чье-то прошлое, которое иногда казалось близким. И хотя он успел написать книгу, на его взгляд – увлекательную, и даже издать ее в одном престижном научно-популярном журнале, это не сделало Вадима счастливым.

Главное, он не открыл своей Трои.

Другими словами, Вадим Арсеньев находился в том состоянии духа, когда люди перестают справлять свои дни рождения: принципиально – назло друзьям и знакомым. Когда они не желают заглядывать в будущее и живут одним днем.

Для полного портрета неудачника Вадим хотел было приобрести еще одну очень важную черту характера: перестать чему-либо удивляться. А потом решил подождать.

Сам еще не осознавая, насколько он прав…

2

Случилось это в день его рождения – на злополучное тридцатитрехлетие. В обед Вадим налил полную коньяка и подмигнул коту Василию, приглашая начать торжество, когда в дверь позвонили…

На пороге стояла грубоватая лицом барышня; она протянула квитанцию на письмо «до востребования», попросила расписаться и была такова.

Через полчаса Вадим заходил на почту, что была через квартал от его дома. Письмо пришло из Сербии, фамилия адресата была «К. Остберг». Покинув почтовое отделение, Вадим прошел пятьдесят шагов – через парк, сел на первую свободную лавку. И только тогда распечатал письмо.

Вот каковым было его содержание:

«Уважаемый господин Арсеньев!

Две недели назад я прочел в одном из русских журналов Ваш труд о некоем Дионисии из Идона, прозванном Близоруким. Я был приятно удивлен тем воодушевлением, с которым книга написана. Единственное слабое место вашего историко-биографического труда – оно фрагментарно. Но это понятно: нас разделяют почти восемь веков! Тем не менее, если Ваш интерес к этому человеку прежнего накала, я смогу помочь Вам. И самым серьезным образом. А именно: превратить Ваши скромные познания и многообещающие догадки в настоящую книгу о Дионисии из Идона.

Если Вы располагаете свободным временем, в ближайшее дни я приглашаю Вас погостить в моем поместье. Ровно столько, сколько Вам будет угодно. Дорожные расходы беру на себя. Меня это не стеснит, поэтому пусть не стесняет и Вас.

Думайте, решайте.

Искренне Ваш, князь К. Остберг».

Уже прочитав две трети письма, Вадим хотел было возмутиться самоуверенному тону неожиданного заграничного адресата. Князь, подумать только! А вот его книга, видите ли, «фрагментарна»! Больше десяти лет он отдал изучению этой темы! Но вскоре смягчился. Вдруг его адресат и впрямь знает нечто особенное? А он, гордец, пытается убедить себя в обратном…

И почти сразу он вспомнил дождь. Вернее, прелюдию к дождю, увертюру едва ли не к великому потопу.

Это случилось несколько дней назад…

Выйдя из подъезда своего дома, Вадим поднял голову: тучи сходились над городом, теснились, наползали друг на друга – вот-вот, и польет дождь.

Зонта не было, и Вадим поспешил к трамваю.

«Третий» номер ушел из-под носа. Когда он провожал его взглядом, что-то легко укололо его между лопаток. Обернувшись, он увидел стоявшую за спиной, шагах в десяти, девушку. Нелепую, странную. «Дурнушку», как сразу окрестил ее Вадим. Одетая в плащ, словно упрямо ожидавшая ливня, она улыбнулась ему.

Она забралась в тот же трамвай, что и он. И когда на остановке, где он вышел, его окликнули по имени-отчеству, Вадим уже не сомневался, кто преследует его.

– Покажите мне вашу ладонь, Вадим Александрович, – едва он обернулся, попросила дурнушка. – Левую, если можно.

Вадим взглянул в ее горящие глаза и сразу понял: девушка не в себе. Он развернулся и пошел прочь. Вадим шагал быстро, но лопатками ощущал, что юродивая не отстает.

– Арсеньев! – когда он собирался перейти дорогу, резанул его окрик сзади. – Знаете, кто я? Разгадчица. – Дурнушка шла позади. – Я угадываю судьбы людей. Верьте мне, я умею многое! Например, видеть вещие сны. И толковать сны других. Я могу ответить, зачем вы родились. Могу рассказать, кто вы на самом деле. Постойте же…

Он не ответил. Едва Вадим сошел с тротуара, как вокруг все потемнело, потеряло краски, став серым; предгрозовая прохлада поползла по улицам. Откуда она узнала его имя, думал он, переходя дорогу? Верно, таскалась по двору, разговорилась с бабками…

Вадим свернул на самую людную улицу, где была пешеходная зона и открытые кафе.

Улица волновалась, ожидая ливня.

А небо тем временем стало таким темным и плотным, что, казалось, один высокий звук, пронзительная нота, и густая масса над головой лопнет…

И город начисто смоет в считанные минуты.

В одном из кафе под синим тентом Вадим купил бутылку пива и занял пластмассовое кресло. Над улицей нависла такая тишина, что люди даже говорили тише, точно громкий голос сейчас оказался бы святотатством.

Вадим отхлебнул пива, поставил бутылку и, широко растопырив пальцы, взглянул на правую ладонь.

– Не ту вы ладонь смотрите, – услышал он за спиной и стремительно обернулся.

В свинцовом небе полыхнула молния, обожгла, а следом раскатисто громыхнуло. Казалось, гром прокатился отголоском по всем городским крышам. Даже бутылки и стаканы в открытом кафе отозвались каждый на свой лад. Что Вадим заметил в ярком свете молнии, так это улыбку и горящие глаза девушки в дождевике, смотревшей так, точно она ожидала от него чего-то особенного.

– Вы?! – пролепетал он.

– Не ту ладонь смотрите, Вадим Александрович, – повторила она, усаживаясь рядом по левую сторону – на соседнее пустовавшее кресло. – Нужно другую… – И не успел он опомниться, как дурнушка жадно схватила его левую руку и разжала пальцы.

В этот момент небо прорезала еще одна молния, и гром, от которого заложило уши, расколол небо, покатился по крышам, рассыпался крупной дробью по тротуарам. А следом город накрыл обломный ливень. Тент прогнулся под количеством опрокинутой с потемневших небес воды. Улицу враз заволокло туманом. Очертания домов стали размытыми, испуганные горожане и машины за пешеходной чертой – на проезжей части – превратились в призраков.

– Бог ты мой! Бог ты мой! – точно очнувшись, прошептала девушка несколько раз подряд. – Какой у вас путь… Какое сердце. – Голос ее перекрывал шум нарастающего дождя. Но она разговаривала в первую очередь сама с собой, и потому, наверное, не задумывалась – слышит он ее или нет. – И какая у вас будет любовь… – В нотках ее голоса при последних словах прозвучали нежность и грусть. Она подняла на него глаза. – Вы проживете удивительную жизнь, Вадим Александрович! Удивительную…

Вадим хотел было выдернуть руку, но девушка держала ее крепко и настойчиво.

– Вы один из тех, кто будет вершить историю. В вашей власти и во власти ваших друзей окажутся жизни миллионов людей!..

– Что будет в моей власти? – когда очередная молния сверкнула как раз над их кафе, спросил он. – Жизни миллионов людей?

Улицу оглушил сухой треск грома: прокатился, рассыпался, исчезая в шуме дождя.

– Да, – ответила девушка. – Потому что мы снова собрались все вместе.

– Кто это – мы?

– Нас много, – продолжала она, не отпуская его взгляда. – Есть добрые и славные, светлые и отважные. Есть лживые и вероломные. Несчастные и одинокие, – она опустила глаза, но неожиданно они вспыхнули. – А есть страшные, которым бы лучше родиться на свет зверьми… И мы снова все вместе!

Вадим терял терпение, но голос дурнушки и скрытая в ней сила завораживали его.

– Где – вместе? – спросил он.

– Здесь, на этой земле, сегодня…

– Я не понимаю, о чем вы говорите.

– Поймете, – твердо сказала она. – Очень скоро поймете.

Девушка встала с пластмассового кресла, сделала два шага, обернулась:

– И он тоже здесь!

– Кто – он? – начиная злиться, громко спросил Вадим, но холодок отчего-то уже пополз между его лопаток.

Посетители кафе поглядывали на них.

– Он! – выкрикнула дурнушка, приближаясь к стене дождя. – Тот, о ком вы все время размышляете! Чьи следы половину жизни искали в прошлом! И от кого уже готовы были отказаться, предать…

Теперь на них смотрело все кафе.

– Я знаю, где он, кто он. – Вадиму показалось, что девушкой в дождевике овладело неистовое веселье. Она была одержимой. – Я знаю его!

Накинув капюшон на голову, она бросилась из-под тента на мостовую, сразу попав в ливень. И почти тотчас мокрая, неровная от дождя улица подхватила и скрыла ее.

Вадим выпил свою бутылку залпом. Встал, подошел к стойке. Под аккомпанемент ливня полез в карман за мелочью. Вместе с десятирублевыми купюрами и серебром выудил клочок бумаги. На нем был нацарапан телефонный номер – незнакомый, чужой…

И вот теперь он сидел на скамейке в парке – напротив почты. Странная фамилия, странное письмо. И совсем уже нежданно негаданное приглашение.

3

Ночью он долго не мог заснуть. Стоило ему закрыть глаза, как события прошлых лет вихрем врывались в память. И более других – один сон, повторявшийся трижды в разные годы. Три ярких вспышки, о которых Вадим никогда бы не смог забыть…

Он шел по крепостной стене. Справа проходили бойницы, впереди высилась грозная четырехугольная башня. Все это было сложено прочно, на века, под южным солнцем. На башне был виден солдат в доспехах, с копьем. Вадим отчетливо помнил яркий солнечный день, почти физически ощущал жару и шум близкого моря где-то недалеко за крепостью.

Первый раз он увидел этот сон, когда ему едва исполнилось пятнадцать лет.

Второй раз – в двадцать… У сна было продолжение. Башня, рыжая от палящего солнца и времени, поднимавшаяся почти к облакам, была совсем близка. А главное – у него появилось новое ощущение, что рядом с ним кто-то идет. Знакомый ему человек. Они увлечены разговором – и этот разговор судьбоносен для них обоих…

В университете Вадим изучал историю Византии. Нашествие варваров-крестоносцев на Константинополь, его гибель гипнотизировали молодого историка. В этой эпохе он и открыл для себя Дионисия из Идона, загадочную личность, и написал о нем книгу, которую позже опубликовал крупный научно-популярный журнал.

Вот тогда, ровно четыре года назад, он и увидел опять свой сон. Увидел свои руки в золоченых браслетах воина и перстнях, которые легли на горячий камень крепостной стены. Внизу расстилалась земля: справа – зеленые рощи, сады, слева открывалась морская бухта, порт. Ладьи и галеры с опущенными парусами стояли там. И какой-то невероятный покой был вокруг. Тот покой, что приходит перед бурей, перед грозой. Вадим помнил и человека, стоявшего рядом с ним. Его длинные седые волосы и богатую одежду. Может быть, это был важный вельможа? Придворный мудрец? Или царь? Другое мучило Вадима: для обычного сна это было все слишком явно!

Еще через год, летом, в жару, Вадим сидел в городской библиотеке. В одном новеньком альбоме, изданном в Сербии, он и увидел то, что искал. Вадим приобрел заграничный паспорт, занял денег и отправился на Балканы. Спустя неделю Вадим ходил по крепости Вара, построенной еще в античности. Она принадлежала Византийской империи, в 1204 году ее заняли крестоносцы… Вадим отыскал ту стену и бойницы, вдоль которых прошел в первый раз в том недолгом своем сне уже пятнадцатилетней давности. И повторившемся недавно. Перед ним высилась башня.

Нет, тот сон не был вещим!

На башне, такой же рыжей от солнца, неприступной, не было солдата с пикой. А внизу хоть и простиралась та же земля, укрытая зеленью, но она была застроена отелями. В море тянулись пирсы – в бухте дремали белоснежные яхты, лодки, катера… Но перед глазами Вадима стояли ладьи и галеры, готовые выйти в открытое море и принять бой…

4

Проснувшись утром, Вадим забрался в Интернет, пытаясь разузнать хоть что-нибудь об интересующем его человеке, затем обзвонил знакомых – историков и журналистов, но все без толку. Его подруга Марина Верховенская, позвонив из Питера, где была в командировке, посоветовала ехать не раздумывая и увезти ее с собой. И только тяжелоатлет на пенсии Аристарх Иванович Дронов, друг его отца, объехавший с цирком полмира, сказал Вадиму, который зашел к нему в гости:

– А вот мне знакомо это имя. Может быть, и вспомню.

Марина вернулась в пятницу. Он ждал ее! Едва переступив порог, чмокнула Вадима в губы. Положила сумочку. Сбросив туфли, проходя в комнату, уже расстегивала блузку.

– Если бы ты знал, какие это были сумасшедшие дни! – обернулась она с улыбкой. За блузкой она легко сняла ажурный лиф и привычным движением руки швырнула его на диван. – Идем в кроватку, милый, я соскучилась!

«Интересно, кто же первый удостоился этой чести быть с вами? – обнимая ее, не мог не подумать Вадим. – Ваш покорный слуга или полуотставленный муж?»

Ее кожа была чуть солоноватой – отпечаток теплого августовского дня; еще Марина пахла духами – пряно и тонко. Она была нежной, все умела, все знала… Через час, выходя из душа, обернутая полотенцем, Марина спросила:

– Ну, как продвигаются наши дела с загадочным господином… как бишь его… Бобсбергом?

– Остбергом.

– Да-да, Остбергом.

– Никак. Конечно, есть выход, написать ему и спросить: а кто вы, собственно, такой? А можно послушать твоего совета – взять и поехать.

– У меня есть идея, – она лукаво улыбнулась, садясь на кровать. – А что, если он не женат? Тогда ты меня выдашь за свою сестренку. Разве можно в меня не влюбиться?

Вадим отрицательно покачал головой:

– Нельзя.

– Вот видишь. А нам давно пора выбираться из нищеты. Может быть, это – шанс. Может быть, твой Бобсберг-Остберг только и мечтает жениться на прекрасной русской женщине. Молодой и страстной. А я уж, будь уверен, смогу его окрутить.

– Ты меня так легко бросишь?

– Ну что ты! – Марина переползла к Вадиму на колени. – Ты будешь моим любовником. Ведь наверняка твой Остберг – старик!

– Жила бы ты прежде – была бы куртизанкой, – вздохнув, сказал он.

– Все может быть, – отпуская полотенце на высокой груди, обнимая Вадима, согласилась Марина. – По мне так – достойная профессия!

5

В субботу, в два часа дня, Вадима поднял телефонный звонок. Встав с дивана, он подошел к столику, взял трубку, плюхнулся в кресло.

– Алло?

– Привет, это Дронов. Давай-ка, дуй быстро ко мне.

– А что случилось?

– Приедешь, расскажу. И не тяни время. Это касается твоего иностранца.

Через полчаса Вадим входил к квартиру отцовского друга. Аристарх Иванович указал широкой ладонью на комнату:

– Прошу.

…На ковре лежал цветной плакат. Там, наверху огненной пирамиды, стоял молодой мужчина – статный, темноволосый, в черном фраке и цилиндре, с тростью. Он был худощав, но чувствовалась в его фигуре недюжинная сила. Лицо этого человека было как раз из тех лиц, которые называют аристократическими, утонченными. Надпись гласила: «На манеже – Белый Король!»

– Кто это? – спросил Вадим у хозяина дома.

– Здесь же написано: «Белый Король», – ответил тот. – Всемирно известный маг, самый талантливый изо всех иллюзионистов на нашей планете. Копперфильд в сравнении с ним – ребенок. Эта пирамида Белого Короля из огненных кругов – чудо. Никем не раскрытое. Вообще он был мастер на всякие чудеса. Его все звали «маэстро». Двадцать пять лет назад мне удалось познакомиться с ним в Мексике, – продолжал Аристарх Иванович. – Мы были там на гастролях. С одним представлением заехал туда и Белый Король. Тогда, четверть века назад, он пожал мне руку. Помню здоровенный изумруд в золотой оправе на его безымянном пальце! Мы, советские артисты, смотрели на этого мага, как на восьмое чудо света. Что и говорить – кудесник, да еще богач! Маэстро назвал меня «русским богатырем». А еще сказал: «У меня такое чувство, точно я вас давно знаю. Очень давно!» Вот так-то! А спустя еще лет десять мне передали журнал «Штерн». На Белого Короля было совершено покушение. В него стрелял спятивший тип из Скандинавии, некий Адольф Адельборг, уже старик. – Аристарх Иванович взял со стола старый немецкий журнал, развернул его. – Взгляни на эту физиономию…

Вадим поморщился: рожа у типа и впрямь была неприятная, к тому же едкая, с хищным взглядом. Сам он был сухоньким, в задрипанном плащике и беретике, с жидкими седыми волосами. Полисмены крепко скрутили эту щепку.

– Он выпустил в маэстро обойму с близкого расстояния, – продолжал Дронов. – Этот говнюк не объяснил своего поступка. Кажется, его признали сумасшедшим. Белый Король выжил, но уже не смог принимать участия в выступлениях. – Аристарх Иванович откашлялся в кулак. – Помню, когда маэстро пожал мне руку, я представился. И он – в ответ. Знаешь, как его звали? – Дронов ткнул в гостя пальцем. – Константин Остберг. Ка Остберг.