Михаил Арсеньевич Кречмар
Центр Мира
Пролог
12 июня 2005 года
Автомобильный переход через границу Алтын Кошт
Мельчайший песок, принесённый порывами ветра из Турфанской пустыни, словно шёлковыми нитями касался человеческих лиц. Песок летел из-за границы – из китайской провинции Синьцзян, почти сплошной пустыни. Но скорее всего эта мельчайшая песчаная взвесь – так называемый лёсс – летела с восточных пределов Поднебесной – из долин великих рек Хуанхэ и Янцзы. Воздух был буквально пропитан этой взвесью, и даже бирюзовое азиатское небо поблёкло от растворённого в нём песка.
До государственной границы, из-за которой песчаная пыль достигала территории суверенной Республики Казахстан, было около трёхсот метров. Эти триста метров асфальтового шоссе были запружены сплошной массой стоящих автомобилей. Иногда – раз в полчаса – одна из машин ныряла в зияющий зев ангара пропускного пункта, и тогда очередь подвигалась вперёд.
В очереди преобладали автобусы. Люди в автобусах высовывали головы из открытых окон, спасаясь от духоты. На жаргоне приграничной полосы эти люди назывались «челноками». Товары, которые должны были вывезти «челноки» с территории КНР, уже стояли, упакованные и погруженные в фуры, в городе Инин – по другую сторону границы. «Челноки», объединённые в туристские группы с помощью специальных фирм, занимающихся «челночным» бизнесом, имели право провезти беспошлинно пятьдесят килограммов «товаров народного потребления» через казахстанско-китайскую границу. Из этих пятидесяти они получали пять, максимум десять кэгэ в свою собственность, всё же остальное забиралось для продажи организаторами «турпоездки».
Десятки тысяч таких «челноков» ежедневно пересекали границу Великого Китая через десятки пропускных пунктов России, Киргизии, Казахстана и Узбекистана. Бывшие колхозники, рабочие хлопковых фабрик, строители, научные сотрудники, госслужащие… Человеческий мусор, оставшийся на развалинах великой империи – Союза Советских Социалистических Республик.
Человек, сидевший у прохода в корейском автобусе «дэу» среди сорока двух «челноков», набранных в приграничном посёлке Алтын Кошт, прикрыл глаза. До сего дня его жизнь состояла из того, что он заносил на бумагу свои мысли и передавал их другим людям. Отныне же мысли должны уступить место поступкам. И самый незначительный из них будет сопоставим с величайшим подвигом. Сегодня нужно пересечь границу.
Человек закрыл глаза и попытался сосредоточиться. Его паспорт, так же как и паспорта всей группы, лежал у главы турфирмы «Кара Ашин» Султана Нурахметова. Пограничник, скорее всего, даже не будет сличать лица с фотографиями, а просто пересчитает людей в автобусе по головам, как баранов.
Автобус тронулся. Впереди запричитала женщина на казахском диалекте тюркеш. «Интересно, – подумал человек, – почему эти люди так держатся за свои племенные самоназвания? Казахи, киргизы, уйгуры были всего лишь частями одного великого народа – тюркского эля. Вот и сейчас они зовут по имени родового союза одно из наречий величайшего языка мира».
Из окон несло смрадом выхлопов автомобильных двигателей. Неожиданно в руку человека ткнулось что-то жёсткое. «Пограничник, – обречённо подумал он. – Сейчас потребует выйти и дать объяснение офицеру. Тогда начнётся… Сколько раз мы прокручивали этот вариант? Немедленно позвонить Хузену. Требовать адвоката. Да, стало быть, адвоката для никчёмного „челнока" на заплёванном пограничном переходе Алтын Кошт! То-то будет смеяться пограничный офицер – ему проще вывести меня из машины, выстрелить в затылок и утопить в выгребной яме, как, по слухам, это делают с пытающимися бежать преступниками. Или – передать китайцам… Но китайских законов я не нарушал, поэтому, так или иначе, это останется делом казахских властей. Нет, сразу меня не расстреляют – Верндль обещал, что будет наблюдать и фиксировать на плёнку весь „процесс перехода"». И, успокоенный мыслью о Верндле, человек решился открыть глаза.
Через проход ему протягивала сухую, костлявую руку маленькая пожилая казашка. В кулачке она сжимала катышек сухого горного сыра, пропитанного дымом, стелющимся над плоскими крышами кишлаков. Человек улыбнулся, и казашка улыбнулась в ответ. Он взял сыр и начал его есть, отламывая жёсткие, тягучие крошки.
В этот момент на подножку автобуса влез пограничник, окинул взглядом автобус, убедился, что все места в нём заняты, и махнул рукой, разрешая проезд.
На китайской стороне формальностей возникло чуть больше. Границу между Республикой Казахстан и КНР нельзя было не заметить. Узкая четырёхполосная асфальтовая дорога неожиданно переходила в восьмиполосное бетонное шоссе. Возле белой черты, означающей линию государственной границы, стояли двое часовых в чистенькой, с иголочки, форме, механически отдающих честь каждому проезжающему автомобилю – будь то «мерседес» опиумного торговца из Шымкента или разбитый автобус с полусотней сезонных рабочих.
На чисто выметенной площадке перед пропускным пунктом автобус остановился. Всем пассажирам велели выйти из него, Султан раздал паспорта, и «челноки» вытянулись в очередь перед металлическим турникетом, у которого пограничник ставил штемпели в документы. Когда человек протянул паспорт, пограничник чуть взглянул на него и что-то буркнул. Человек не понял слов, но разобрал интонацию и отрицательно покачал головой. Нет, он не везёт в КНР наркотики, оружие и прочие запрещённые предметы. Запрещённым к ввозу в Поднебесную был только он сам. Он подумал о человеке, оставшемся в семидесяти километрах отсюда с казахской стороны границы. Тот отдал ему всё, что у него было, – и остался ни с чем. Но как бы то ни было, сегодняшняя цель достигнута – человек находился в Китайской Народной Республике, в той её части, которую тюрки Урумчи, Или и Кашгара продолжали называть Восточным Туркестаном.
Синьцзян-Уйгурский автономный район, Китайская Народная Республика
Утро следующего дня принесло Султану Нурахметову изрядно неприятностей. Во время завтрака, накрытого для «группы туристов» «Кара Ашина» во дворе ветхой гостиницы Инина, он недосчитался одного человека. По документам тот значился Махмудом Ибрагимбековым. Махмуд никогда не претендовал ни на что, кроме миски плова в день и пяти килограммов беспошлинного груза с китайской территории. Загранпаспорт, выписанный на имя Ибрагимбекова, не покидал портфеля Нурахметова, за исключением того получаса, когда «челнок» проходил пограничный контроль на пункте перехода. Глава фирмы первым делом проверил и пересчитал документы – нет, паспорт Махмуд вчера вернул. Да и как бы ему удалось не вернуть, если Султан лично стоял за спиной китайского пограничника и бесцеремонно выхватывал документы из рук своих клиентов? Что мог делать в китайском городе Инин Махмуд Ибрагимбеков, что с паспортом, что без паспорта, Нурахметов догадывался – и потому пришёл в ярость.
Он немедленно обратился к старшинам всех околорыночных кварталов для того, чтобы их жители немедленно отыскали в опиекурильнях задержавшегося на «седьмом небе» бывшего инженера Института хлопка, а ныне безработного и «челнока» богатой фирмы «Кара Ашин». Но к обеду стало ясно, что до объявленного отъезда группы Махмуда найти не удастся.
Нурахметов, скрепя сердце, был вынужден обратиться в полицию Китайской Народной Республики. Так как дело касалось не простого наркомана из приилийских кишлаков, а подданного какого-никакого, но независимого государства, руководителя группы принял капитан Лю Син, начальник районного отдела уголовного розыска. Внутренне капитан Лю кипел от негодования из-за необходимости тратить своё время на поимку одного раба-жулика, чтобы вернуть его другому рабу-жулику (он отлично знал, что Нурахметов является должником крупной шымкентской бандитской группировки, которая, в свою очередь, управляется Сын Пу Янем – рэкетиром из Урумчи). Ярость капитана Лю выразилась в том, что он задержал ещё трёх «челноков» из бригады Нурахметова, пригрозив лишить их паспортов, если они не расскажут, куда мог подеваться злосчастный Махмуд, бывший инженер, а ныне курильщик опиума, по-местному терьякеш. Вещи пропавшего находились в общей комнате и были в полном порядке. Но из задержанных «челноков» капитану Лю не удалось вытряхнуть самого главного – показаний о том, обладал ли потерявшийся личными денежными средствами или нет.
С деньгами у «челноков» случалось по-всякому. Кому-то иногда «скидывала» деньги вся семья, и он нежданно-негаданно начинал скупать на ининском базаре драгоценности из плохого китайского золота, надеясь переправить их в Казахстан через границу. О таких ловкачах немедленно докладывали Султану, и тот перед обратным переходом границы отбирал драгоценности у своих не в меру оборзевших помощников. Но в большинстве случаев денег у «челноков» не хватало даже на их кровные лимиты барахла.
Основная неприятность же, с точки зрения Лю, заключалась в том, что мусульманин мог попробовать остаться в Китае по каким-то своим, малопонятным мусульманским делам, и это потребовало бы внимания Комитета государственной безопасности Китайской Народной Республики. Конечно, без документов на территории Китая, где действует паспортный режим, нарушитель далеко не уйдёт. Но дело происходит в Синьцзяне, где тысячи мусульман способны спрятать единоверца только лишь по той причине, что он исповедует ислам. Поэтому капитан Лю дал Султану на поиски всего час, после чего пригрозил вышвырнуть провинившуюся группу из Инина и сообщить данные каждого из её членов в Комитет госбезопасности.
Нурахметов сам понимал серьёзность ситуации. Задержаться на границе значило сорвать поставку товаров в Шымкент, и глава турфирмы снова и снова пытался натравить на розыск пропавшего Ибрагимбекова своих приятелей-уголовников с рынка. Но Ибрагимбеков не находился, и потому в 14.00 по общекитайскому времени (что соответствовало в Инине полудню) Султана вызвали в отделение полиции. Туда к тому времени уже подъехал начальник отдела по борьбе с незаконными мигрантами местного отделения Комитета государственной безопасности товарищ У Ян.
Но участие КГБ нисколько не продвинуло поиски. И только вечером, когда перед Нурахметовым уже маячил призрак многотысячного долларового долга и в его воображении к горлу подступили тени башкосеков его шефа Жадагайбая, собаки вытащили из сточной канавы на окраине города объеденную человеческую руку, один из пальцев которой был украшен перстнем «цыганского золота». Перстень был опознан соседними по автобусу «челноками», и Султан едва не обнаглел настолько, что попытался вчинить иск за гибель своего «кадра» самому китайскому правительству. Тут товарищ У Ян принёс извинения от имени оного правительства в такой звериной форме, что Султан вместе со своим автобусом с группой, а также двумя фурами товара пересёк границу в обратном направлении на второй космической скорости.
А Махмуда Ибрагимбекова объявили погибшим в китайском городе Инин во время организованной туристической поездки с целью приобретения товаров народного потребления. Искать его убийц никто ни в Китае, ни в Казахстане всерьёз не собирался.
Шымкент. Суверенная Республика Казахстан
Три месяца спустя старенький японский экскаватор Kato копал котлован для особняка рыночного торговца Добалбая в пригороде Шымкента. Грунт шёл легко, но в какой-то момент ковш зацепил нечто, принятое сперва экскаваторщиком Мамедом за корни карагача, к которым прилип кусок синего стёганого халата. Затем Мамед охнул и схватился за горло.
То, что он принял за корни, оказалось руками полусгнившего человеческого тела. Мамед скосил глаза на сторону – в ковш экскаватора с таким же тупым недоумением всматривался водитель самосвала, отвозившего грунт на дамбу. Уже не представлялось возможным перепрятать тело и таким образом избежать многодневных тасканий по полицейским отделениям, как поступил бы Мамед, случись ему откопать труп в одиночку. Он уже поступил так один раз, когда, прокапывая арык в Кокпеке, извлёк из грунта мумифицированное тело мёртвого наркомана. Но тогда за ним никто не наблюдал, в то время как сегодня в грузовике сидел его родной зятёк, только и ждущий повода донести на Мамеда в отделение полиции, чтобы засадить тестя в тюрьму и занять его дом. «Ну уж тебе хвост ишака», – решил Мамед и, заглушив двигатель, заорал из открытой кабины:
– Чего уставился? Дуй в полицию – видишь, майыт выкопали!
Капитан Султанов с омерзением уставился на останки несчастного бедняка, поднятого со дна ямы Мамедом Ниязовым. «И зачем сообщил, сын свиньи и собаки!» – думал капитан Султанов, глядя на руки, некогда принадлежавшие человеку. Закопал бы чуть глубже, фундамент на него встал бы и никого бы не надо было тревожить. А сейчас замолчать дело не удастся, вон шары на него выкатили Мамед Ниязов и зятёк его Курбан Алтынбеков. «Ждут, ждут, змеи, неверного моего шага, а чуть оступлюсь – тут же донесут майору Шамиеву о случае сокрытия насильственной смерти на вверенном мне участке», – думал Султанов. «Хвост ишака вам», – решил капитан и заорал Ниязову:
– Чего уставился? Утром придёшь со своим зятем в отделение, расскажете мне, кого здесь убили и зачем! Не вздумайте бежать – из-под земли выкопаю! Как вы – того мертвяка!
Мамед Ниязов охнул и схватился за сердце, а Курбан с ненавистью посмотрел на тестя – и угораздило же старого хрыча на труп наткнуться! Не мог его незаметно куда-нибудь поглубже засунуть – дому Добалбая самое место на костях!
Неделю капитан Султанов добивался признания от Ниязова и ещё пяти стариков, которые рылись в отбросах на окраинах Шымкента. Добился он только одного: в полуистлевших останках Алик Байрамов опознал местного терьякеша Махмуда Ибрагимбекова. За его убийство Султанов отдал под суд Курбана Алтынбекова – как молодого и самого противного в семье, тем более что его тесть сам постоянно твердил, что, мол, Курбану человека убить – что муху шлёпнуть. И только во время заседания суда выяснилось удивительное обстоятельство: не так давно Ибрагимбекова уже нашли мёртвым на китайской стороне, а теперь он ухитрился сдохнуть ещё и здесь – в суверенной Республике Казахстан. «У-у-у, шайтан», – подумал капитан Султанов и запер Мамеда Ниязова за компанию с его зятем Курбаном – за дачу заведомо ложных показаний и чтобы зятьку скучно не было. Авось поубивают друг друга в камере, ишачье отродье!
Этот странный случай «двойной смерти» отметил не только капитан Султанов из криминальной полиции суверенного Казахстана. Так как этот эпизод обрёл бумажный след в протоколах, рапортах и донесениях, его автоматически зарегистрировали компьютеры нескольких монстров – спецслужб крупнейших стран мира. Ещё ничего не произошло, но монстры вздрогнули, насторожились, вытянули глаза на стебельках, чуть-чуть размяли суставы и немножко пристальнее, чем обычно, уставились на границу нескольких азиатских стран с Китайской Народной Республикой – туда, где, по мнению некоторых, должна находиться независимая мусульманская республика Восточный Туркестан.
* * *Как это часто бывает, спецслужбы опоздали. Более трёх месяцев назад некий человек сел на приготовленного заранее мерина, вдохнул всей грудью пыльный воздух пустыни Гурбантюгют и смахнул с лица тончайшие паутинки песчаных струек. Теперь он был одет не в драный синий ватный халат «челнока», а в поношенный чапан чабана. Приготовивший всё это уйгур подобострастно глядел на человека. Он был бы рад чести сопровождать человека к месту назначения, но человек отклонил это предложение. «Одна песчинка теряется на бархане, а две – образуют целый бархан», – процитировал он Низами. Он дал шенкелей своей лошади – так, как привык это делать на конных проездках в Оксфорде – и поскакал навстречу поднимающимся из песка бурым массивным горам несуществующего государства Восточный Туркестан.
Воссоздание этой уничтоженной в 1949 году силами СССР и Китая страны и было настоящей целью проникшего в эти места человека.
Но у человека была ещё одна цель.
Горы, поднимавшиеся впереди, образовывали на Евразийском континенте узел, являющийся географическим и магическим Центром Мира – того, каким его знали древние тюрки, жившие здесь всегда – даже до прихода пророка Мухаммеда и до того времени, когда Иблис создал Америку и населил её неверными. Испокон веков богословы всех религий знали, что линии, проведённые со всех берегов континента, сходятся в горах Тянь-Шаня и что эти горы являются сердцем Земли и средоточием невероятной по могуществу Силы.
Силы, которая в незапамятные времена оказалась сокрытой в этих горах.
Если привлечь к своему Делу эту Силу, то она, безусловно, поможет правоверным восстановить свою страну.
А то и совершить куда более великие дела.
Если на то будет воля Аллаха, Всемилостивого и Милосердного…
Часть I. Размышления и умозаключения
Алекс Зим, в прошлом – Александр Зимгаевский
Алекс вышел из студенческой столовой уже ввечеру. Сунул руку в рюкзак, достал две пачки патронов – двести штук по идее на вечер должно было хватить. И направился в сторону университетского спорткомплекса.
Огромный гимнастический комплекс, попросту «джим» (gim) кампуса Ассинибойн-Сити, выглядел как заводской корпус средних размеров. На лицевой стороне испускали жёлтый неоновый свет два гигантских аквариума с шевелящимися в них людьми: баскетбольный зал и хоккейная площадка. Между ними располагался главный вход в гимнастический ангар, более похожий на ярмарочные ворота, украшенные огромной дугой с лозунгами, которые редко кто удосуживался прочесть. Вот и сейчас Алекс прошёл сквозь маленькую одностворчатую дверь в торце здания и оказался в длинном полутёмном коридоре, дальний конец которого сочился неярким рассеянным светом.
Пахло порохом.
– Привет! Сегодня ты первый, Алекс, – хмыкнул супервайзер Скотт, молоденький парнишка с грубыми, тяжёлыми чертами лица, большеголовый и рыжий, как Сэм Гэнджи в экранизации Питера Джексона. Он оторвался от книжки о «Стар Треке» и протянул Зиму ключи от его личного шкафчика. Скотт был канадцем, потомком шотландских переселенцев из Саскачевана, в университете изучал информатику.
– Ну, полиция позже подгребёт. А китайца не было? – поинтересовался Алекс.
– Сумасшедшего китайца? Нет, не сегодня! Только не в моё дежурство!
Алекс хмыкнул. Супервайзер, иначе – наблюдатель в университетском тире, выбирался из студентов, увлекавшихся стрельбой. Обычно их было двое и дежурили они через день.
– Мы сегодня договорились встретиться, – отвечал Зим, доставая из жестяной ячейки Hi Standard с оранжевой наклейкой на рукоятке. На наклейке несмываемым маркером был нанесён личный номер Зима как постоянного посетителя стрельбища. Свой Hi Standard Зим выбрал из пятидесяти трёх пистолетов, приобретённых Университетом Ассинибойн-Сити специально для своего тира. В принципе, можно было разориться на сто пятьдесят баксов и приобрести свой собственный пистолет для спортивной стрельбы – Алекс к тому времени пробыл в Штатах два года, – но он помнил о той кругленькой сумме, что каждый семестр отчисляет за пользование «джимом», и поэтому постарался использовать предоставляемые возможности на все двести процентов. Тем более что аборигены американской провинции практически поголовно являлись на рубеж с личным оружием и пресловутые пятьдесят три Hi Standard и Ruger мирно пылились в шкафах.
– Китаец, русский и полиция… – продолжал рассуждать Скотт. – Сегодня мне положена прибавка за уборку мусора.
В обязанности Скотта входила уборка стреляных гильз с рубежа.
– Попроси китайца, – хмыкнул Зим, – он выстреливает в одиночку столько же патронов, сколько весь полицейский взвод кампуса.
– Да, китаец. О, сумасшедший китаец! В его стране стрельба запрещена, вот он и отрывается у нас, в свободных Североамериканских Штатах! В сво-о-о-бо-о-о-дных Североамериканских Штатах, – пропел Скотти, надевая наушники.
Зим уже стоял на рубеже. Ему было около сорока – чуть больше или чуть меньше. Он достиг возраста, когда мужчина, постоянно занимающийся физическими упражнениями, как бы замирает в своём развитии и старится лишь по достижении очень преклонного возраста, зато почти мгновенно. Круглоголовый крепыш среднего роста, с узкими бёдрами и покатыми плечами, длинными, узловатыми как плети руками, он бы ничем не выделялся среди сверстников, если бы не глаза – чёрные и пустые, как у пресмыкающихся. Зим знал, что его взгляд способен испугать Медузу, и потому редко смотрел в глаза собеседникам. Он несколько раз проверил спуск, затем навёл пистолет на мишень и ещё раз щёлкнул «впустую». После чего принялся набивать магазин патронами. Затем держатель мишени послушно скользнул по тросику к рубежу. Зим прикрепил на него белый лист с концентрическими кругами, и цель послушно вернулась на своё место – в пятидесяти футах от стрелка.
Зим встал вполоборота к мишени, заложил левую руку за спину, вытянул вперёд пистолет. Мушка нащупала лист мишени и плавно поползла вниз, проходя верхним срезом через центр круга. Пистолет хлопнул, по полу покатился блестящий цилиндрик стреляной гильзы.
– Если б полицейские с китайцем так стреляли, я бы прибавки за уборку не просил, – бросил Скотт. Со стороны он был похож на круглоголового проказника-переростка, чему особенно способствовали веснушки, рыжие непослушные волосы и курносый нос.
Тир потихоньку оживал. На соседний номер встал Рон Кемпбелл, один из четверых приписанных к университетскому городку полицейских. Зим снова начал сосредоточено вставлять в магазин патроны.
– Это русская манера – вставлять в магазин по три патрона? – усмехнулся Рон, заранее зная ответ.
– Это – рациональная манера, – в тон ему отвечал Зим. – Для людей, с первого выстрела попадающих в цель.
В ответ Рон выпустил полный магазин своего кольта за четыре секунды, так что одиннадцать выстрелов прозвучали, как автоматная очередь.
– А теперь сверим мишени, – хмыкнул Зим, выпустив одну за другой три пули за шесть секунд.
Они одновременно вызвали мишени на рубеж. Шесть попаданий Зима остались в пределах круга, обозначенного цифрой шесть. Но и Рон не выпустил ни одного попадания за пределы «тройки». В пределах «пятёрки» Зим положил пять пробоин, Кемпбелл – четыре.
– Зато я выпустил вдвое больше пуль за то же время, – сказал Рональд, посмеиваясь, – и плохой парень получил их все.
– Я не знаю, какими были по счёту те, что его остановили, – всё в той же манере продолжал Зим. Он прикрепил свежий лист к держателю, отправил мишень к стене, вскинул пистолет и, прицелившись чуть дольше обычного, выстрелил. Затем вернул мишень на огневую позицию.
– А вот этот плохой парень получил всё сразу.
Пробоина легла в «десятку».
– Аргументированно, – вздохнул из-за спины подошедший Скотти.
Рон сосредоточенно влепил весь магазин в уползающий на тросике лист бумаги.
– Три секунды, – удовлетворённо произнёс он. – Если бы это был 0.45 ACP, туда улетело бы треть фунта свинца с оболочками…
– А если бы здесь был не только 0.45 ACP, но и мистер Чен, то туда улетел бы и весь фунт, – уныло сказал супервайзер.
– Мистер Чен, мистер Чен, – раздался от входа весёлый голос. – Кто здесь вспоминал мистер Чен?
– А вот и он сам, – ещё более обречённо прогнусил Скотти.
Чен, невысокий, круглоголовый, паукообразный китаец, будто бы состоящий из одних конечностей, переодевался прямо на задних скамейках зрительных рядов тира. Зим так до конца и не мог понять, зачем позади рубежа построена небольшая трибуна – даже во время университетских соревнований на ней не сидело больше пятнадцати зрителей. Всё остальное время трибуна использовалась в качестве импровизированной раздевалки. Чен сбросил с себя свитер и джинсы, в которых ходил слушать лекции, и облачился в хрустящий новенький найковский костюм с утяжелёнными брюками. На рубеж он вышел с массивной джинсовой сумкой, которую поставил под ноги.
– Патроны? – ткнул пальцем в сумку Рон.
– Патроны! – жизнерадостно подтвердил Чен. Скотти в деланном ужасе закатил глаза.
– Сегодня я подмету за вами гильзы, так и быть, – фыркнул он. – Но контейнер с латунью ты вынесешь вместо меня…
– Какой ты зануда, Скотт, – улыбнулся Рон. – Наверное, твои предки были шотландскими пресвитерианами. Чен пришёл со своей обычной вечерней порцией – четыреста патронов. Зато у тебя в тире есть русский, который стреляет по патрону за десять минут.
– По три, – ответил Зим и сделал серию из трёх выстрелов.
– По три! По три! – подхватили Рон с Бадом, пришедшим чуть позже вторым копом Ассинибойн-Сити. – По выстрелу в полторы секунды! Это новый русский рекорд, правда?
– Бадди, покажем русскому, как стрелять сериями «по три»? Зим, ты играешь с нами?
– Отстаньте, оболтусы, – улыбнулся Зим, – я знаю, что вы собираетесь делать. У меня нет кобуры.
