Птица

Александра Кириллова

Птица

«Открытое мной Небоморе…»

(о стихах Александры Кирилловой)

Несмотря на все модные тенденции постмодернизма и разговоры о том, что поэзия умерла, так как никому не интересна, настоящая поэзия живет и будет жить, пока остаются люди, способные создавать стихи, и те, кто может оценить их. И это понятно: поэзия – особая творческая сила.

Поэзия не подчиняется коммерческим началам и установкам сверху. Она рождается как ветер, по одной ей ведомым законам. Она бьется как птица в голове автора и просится на волю, где можно будет ощутить всю ее красоту в свободном размахе крыльев на белом листе бумаги, в звуке голоса…

Такой автор – всегда избранник и в то же время пленник, заложник своего поэтического дара. Отсюда – искренность и открытость, даже беззащитность. Отсюда – умудренность и проницательность, впитавшие опыт минувших столетий («Прошли века с последней нашей встречи…»).

Стихи, вошедшие в этот сборник, представляют самостоятельный и абсолютно индивидуальный голос. В нем есть глубокие интонации Анны Ахматовой и звонкие переливы Беллы Ахмадулиной, но лишь потому, что автору близки и дороги стихи этих великих русских поэтов. Эта поэзия – дар, но дар суровый:

Такая пламенная сила,В ней столько боли и тепла.Она – все то, что я просила,И пусть на миг, но обрела.

Возможно, давно строки, полные любви и нежности, открывающие самые глубинные переживания женского сердца, не звучали так целомудренно – и в то же время чувственно и эротично… Это поэзия нового времени и для нового читателя, который не всегда знает, что стихи могут быть интереснее экранных мелодрам, они могут трогать душу сильнее модных песен и пробуждать настоящие, во многом сейчас забытые чувства… Стихи эти идут от сердца, от самой его глубины.

Я думала, время мой дух успокоитИ строки расставит как хрупкий сервиз.Все так, только разве оно того стоит?Ведь поиски истины – тот же каприз.И даже теперь на чужих перевалахМне солнце по-питерски слепит глаза.Молю, чтобы сердце мое не усталоКак прежде тревожно стучать для тебя.

И, что особенно ценно, Александре Кирилловой удалось создать свой собственный, ни на что не похожий, поэтический мир, пленительное и неповторимое Небоморе, которое сливается на горизонте в одну линию Неизведанного…

Все кануло, все истекло,В лазурном исчезло просторе.От края до края леглоОткрытое мной Небоморе…

Лирическое путешествие, в которое автор приглашает читателей этой книги, конечно же, сулит много открытий. У каждого читателя они будут свои. Но, пожалуй, главное из них – то, что Александра Кириллова как поэт, безусловно, состоялся.

Д.Н. Бакун

Я просила тебя остаться…

Я просила тебя остаться.Как терзает школяр букварь,По колонкам водила пальцем,Уговаривая календарь.Непреклонные строем ладноЦифры свой продолжали путь.Я их взглядом ловила жадно,Я хотела еще чуть-чуть.Но четверка была жестока,И пятерка была груба,Точно я уж теперь без срокаИх и пленница, и раба.За нескромную жажду ласки,За терпение на мелиЗакорючки из черной краскиРавнодушно меня секли.Оттого, что ты дал им право,Безраздельную эту власть,Ради, может, пустой забавыХладнокровно губить и красть.Потому ли, что не смолчалаИ о чувствах не солгала,Моей виселицей стоялаЦифра семь во главе угла.

Ты руки мои в своих руках…

Ты руки мои в своих рукахДержишь как птицу нежно,Но в этих горячих живых силкахПогубишь ее небрежно.А ей бы вспорхнуть и лететь, лететьВ ноябрь слегка морозный.Перчатки не хуже могли согреть,Но, видимо, слишком поздно.

Так что же? Я рада. Пусть эта награда…

Так что же? Я рада. Пусть эта награда —Тяжелое бремя и горькая суть.Стучат в подоконник жемчужины града,Быть может, поэтому мне не уснуть.И снова растянуты мысли без срокаВ моей голове словно тяжкий недуг.Но нет в одиночестве этом порока,Оно – моей гордости преданный друг.

Не знаю, сколько месяцев и дней…

Не знаю, сколько месяцев и дней,Как много нескончаемых столетийБок о бок здесь на улице моейВедут войну Монтекки с Капулетти.Закрыты ставни на тугой засовИ флаги с черной лентою у входа.Здесь каждый до безумия готовДоказывать величественность рода.Немало поколений воспиталВ глухой злобе их воспаленный разум.А что взамен? Негаснущий пожар,И каждый этим пламенем наказан.О том, что род их кожею белейИли, быть может, лучше образован,Слова, слова, как тысячи камней,Летят по обезумевшим Веронам.Какие бы достойные делаНе избраны для гербовой печати,Для каждого соседского двораОни противны глазу и некстати.Сметая грязь шелками с мостовойДорогой узкомыслия и страха,Безжалостный родительский конвойВедет, ведет сынов своих на плаху.И новый уж готовится ТибальтБлеснуть оскалом острого кинжала.Но не гранит, теперь уже асфальтБагровое накроет одеяло.И будут из комодов доставатьСуровые и скорбные портреты.И будет вновь Джульетта умирать,Хотя, кому есть дело до Джульетты.

Мы с тобою не дети, но все же…

Мы с тобою не дети, но все жеТак нелепо порою смешны.Долгий путь через годы проложенВ неизменном плену тишины.Ловим взгляды друг друга, краснеем,Воскрешаем скупой разговор.Но о главном, о главном не смеемМы друг другу сказать до сих пор.Как же юности нежные всходыМы смогли от потерь уберечь?Ведь любил ты кого-то, но все жеТак отчаянно ждешь новых встреч.Где-то вновь остроликое пламяОмывает крутые хребты,Что исхожены, друг мой, не нами,Так не нам собирать с них цветы.Нет ни боли, ни искры досады,Мы как прежде под оком свечиПерепутаем жадные взгляды.Промолчи! Промолчи! Промолчи!

Вот уж тесными стали объятья…

Вот уж тесными стали объятьяПрежде милой житейской тюрьмы,И красотки в фарфоровых платьяхСмотрят боязно из темноты.Потускнела и точно опалаАкварельная в рамах сирень,И старинная лампа усталаГрациозно отбрасывать тень.Все покрыто вуалью из пыли —Безразличия словно покров.Шепчут вазочки: «Нас позабыли,И не селят к нам больше цветов».Вопрошают зеленые шторы:«Почему не танцует сквозняк,Почему наши гаснут узоры?»,А часы отвечают: «Вот так».Им не знать ли, как время суровоК нашим чувствам и нашим словам,И дворцы из стекла и фарфораБез тепла превращаются в хлам.

Когда измотано до дыр…

Когда измотано до дырОсенними ветрами сердце,И ни один живой кумирУже не может в нем пригреться.И льет уж, кажется, за край,Смывает бытия законыНапрасный дождь, вороньих стайС ветвей срываются бутоны.В минуты этой пустотыЗа нашим обнищавшим садом,Я знаю, тоже смотришь тыВ свое окно с таким же взглядом.Не ждешь, не молишься ветрам,Что дуют в жестяные трубы.Сложил в красивый тонкий шрамСвои изломанные губы.Лишь где-то там в стекле зрачкаНе гибнет мысленная сила.Она, как музыка сверчка,Тонка, но так невыносима.И в какофонии дождей,Сквозь камень стен, косую крышу,В холодной комнате своейЯ этот голос твой услышу.Печален и велик покой,Подобный замкнутому кругу.И в этой осени с тобойМы как никто близки друг другу.

Окрасился к вечеру город багровым…

Окрасился к вечеру город багровым,А небо озвучили крики стрижей,И я в своем платье простом и неновомИду неспеша в полумраке аллей.За парком, где липы вчера зацветали,В глубинах манящего светом окнаТы ждешь терпеливо, и в тонком бокалеТомится кровавое сердце вина.Уже фонари зажигаются строем,Листва их прищуренным делает взгляд,О, как же он манит теплом и покоем,И мне ни к чему возвращаться назад.Лукавые камни шуршат под ногами,Они что-то знают об этом пути,Сквозь вечер, стрижей и листву с фонарями,С которого мне не свернуть, не сойти.И вот уж густых исполинов покорноМеня отпускает живая стена,В неспешных шагах и во мне все бесспорно,И все подчиняется свету окна.

Фонтанный дом

Простите, Анна, как некстатиСкамейки мокрые в саду.Мне лишь мгновения не хватитДождаться вас, и я уйду.По серым узким переулкамНа шумный Невского простор —Моя привычная прогулкаИ этот с вами разговор,Я их люблю за нашу тайну,За красоту беззвучных фраз.И потому-то не случайноТак часто навещаю вас.И пусть я лишь одна из многих,Из тех, кто в ваш приходит сад,Где на колоннах белоногихПортреты старые висят,Звучат негромкие аккордыДля умиленных дивных лиц.Всегда величественно гордыйНаш город, лучший из столиц,Здесь кажется таким ранимым,Печальным пленником времен.Он вашим голосом гонимымТаким и быть приговорен:С нежнейшей липовой листвоюИ бликом солнечным в окне,В котором тонкою рукоюНачертан крестик на стекле.И ничему не быть иначе,Я этой веры не стыжусь.Быть может, выпадет удача,И я вас все-таки дождусь.

Как было пусто и досадно…

Как было пусто и досадно.Качал гирлянды фонарейХолодный ветер беспощадныйНа темной улице моей.Срывал истлевшие афиши,Стучал нервически в стекло,Он мне в окно, казалось, дышит,И в том дыхании егоБыла тоска, неотвратимостьГрядущих долгих холодовИ непонятная решимостьСломать преграды из замков,Ворваться в дом с лихим погромомБез капли жалости к теплу.И в этом голосе знакомомЗиме я слышала хвалу.Вдоль улицы метались тениКак стаи брошенных собак.И будто в приступе мигрениСтонал, поскрипывал чердак.Но вдруг все стихло, словно жестомОдним прервали крик толпы.И тот, кто встречен был оркестром,Кого взывали с высоты,Явился тихо, величаво.Земля остановила бег,С покорностью она встречалаВеликолепный белый снег.

Как можно мысль остановить…

Как можно мысль остановитьИ не разматывать клубкамиЖивую память? Эту нитьСвоими разорвать руками.Из всех углов до потолкаОна растет, как паутина,И в важной роли паукаПолзет обычная рутина.Какими силами рубитьИ рвать ее, как ни кружила?Ведь может статься, эта нить —Моя единственная жила.

Я слышала, как шепчется песок…

Я слышала, как шепчется песок,Я видела морщинистое море.Быть может, здесь измученный високДостигнет столь желанного покоя.И слезы, точно горькая полынь,И хороводы праздных объясненийЗабудутся. Но только ты остынь,Прошу тебя, остынь без сожалений.Войди в холодный обволок волны,Застынет пульс как стрелки на двенадцать,И наши неразгаданные сныВ тяжелых этих водах растворятся.И что-то будет после, но теперьПослушай, как в ночи рыдает море,Крупицы наших суетных потерьОно вняло как собственное горе.

К чему все то, что сказано теперь?.

К чему все то, что сказано теперь?Листва с деревьев словно полетела.Так глупо и зачем-то очень смелоСлова слетают с уст. Ты им не верь.Не верь всему тому, что в забытье,Ломая руки и кидая взгляды,Я говорю на странном языкеС акцентами обиды и досады.Натянута звенящая струна,В ней наше откровение и сила.Но каждая Троянская войнаУбьет непобедимого Ахилла.Жестокие, закатанные в стальЛетят слова нацеленной стрелою.Мой милый, ты поверь, мне очень жаль,Что я не родилась на свет немою.

Пока все нити из холодных рук…

Пока все нити из холодных рукНе унесло забвения ветрами,Хочу сплести их в бесконечный круг,В тугой венец с победными шипами.И пусть вонзятся с муками в виски,Исполнив суть сурового закона.Венец моей безудержной тоски,Он мне к лицу, ведь он – моя корона.

Как по клетке, я по комнате своей…

Как по клетке, я по комнате своейПод навешанными памятью замкамиТо ли волком, то ли кем-то из зверейИзмеряю путь короткими шагами.От заваленного письмами стола,Где под лампой тихо греется тревога,До бездонного холодного углаПролегла моей бессонницы дорога.От упреков и нахмуренных бровей,От желаний понанизанных на спицуДо никем не потревоженных дверейВот уже который год в мою темницу.Я зову кого-то снова в темноте,Но мне эхом эти стены возвращаютИмена моих друзей, и на листеНедоношенные мысли умирают.От чего-то я бежала наугад,От кого-то я сама себя скрывала.Почему же этот дом тому не рад,Что навеки холоднее стал кристалла?Потому ли, что случайный был каприз,Но бессонница гуляет по паркету,И никто теперь о бабушкин сервизНе затушит хулигански сигарету.Не сольются наши тени на стене,

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.