Великан Калгама и его друзья

– А я лапы ему искусаю! – пискнула мышь. – Пусть от боли попрыгает!

– Смотри, как бы он не притопнул тебя, – остерегла синица. – Давайте подождём Калгаму, пожалуемся на медведя – устроит великан ему выволочку, мало не покажется.

– Да когда-то ещё Калгама явится? – сказала мышь. – Нет уж, пощекочу я пятки медведю. Пусть помучается!

И она принялась кусать лапы медведя. Ух, как он завертелся, заподпрыгивал! Но мышь юркая, успевала увернуться от его притопов.

– Э! Смилуйся! – взревел медведь. – Знаю, ты добрая. Лучше помоги мне, никогда не трону ни тебя, ни твоих родичей.

– Так я и поверила! – хмыкнула мышь.

Сорока шерсть у медведя выдирает, синичка спину клюёт, мышь лапы кусает. Косолапый уже не знает, куда и деваться от них.

– Ну, задам я вам жару! – заругался он. – Сниму горшок с головы – держитесь! Не поздоровится вам, глупая мелюзга!

Синичка первой сообразила: обиженный медведь ещё лютее станет, совсем от него житья не будет. Уж если его наказывать, то так, чтобы навсегда отбить охоту вредить лесным жителям.

Подозвала синичка к себе сороку с мышью:

– Посоветуемся, что делать. Только тише говорите, а то он всё услышит.

Шептались-шептались и придумали-таки месть.

– Ладно, – застрекотала сорока. – Так и быть, поможем тебе. Тут неподалеку большой валун есть. Подведём тебя к нему – разобьёшь горшок об него.

– Только не забудь: обещал не хулиганить! – напомнила хитрющая мышь.

– Хорошо, – согласился медведь, а сам думает: «Погодите! Дайте только свет белый увидеть, уж я с вами расправлюсь».

– Иди на мой голос, – сказала синичка. – Я впереди полечу, путь укажу…

Пошёл медведь за синичкой вслепую. Мышка рядом бежит, подсказывает, где кустик обойти, где камушек перешагнуть или в колдобину не попасть. Сорока тоже старается, орёт во всё горло: «Направо иди, налево сверни!»

Подвели они медведя к обрыву. Под крутояром камни лежат, вода так и бурлит. Страшно!

– Ну, вот и дошли, – пропищала мышка, да как хватит медведя острыми зубками за пятку – тот и свалился с верхотуры! Чуть на Калгаму не угодил. Великан воду там набирал. А тут – шмяк! – на прибрежные валуны что-то большое, мохнатое падает, и во все стороны глиняные черепки разлетаются. Во, дела! Поставил Калгама на песок мэлоки – берестяные вёдра, удивляется: медведь лежит. Как такой осторожный и сильный зверь сорвался с крутояра? Не иначе, столкнули его оттуда.

Медведь шибко разбился. Лежит, стонет, даже лапами шевельнуть не может.

– Бедолага! – пожалел его Калгама. – Что ж ты неосторожный такой?

– Он твой горшок разбил! – застрекотала сорока. – Чего мишку-воришку жалеть-то?

– И поделом ему досталось! – добавляет синичка. – Разбойник он!

– Мы специально его наказали, – сказала мышь. – Пусть не думает: сила есть – ума не надо!

– Маленькие бывают удаленькие, – подтвердил Калгама. – А горшка мне не жалко. Другой куплю. Однако негоже раненого тут оставлять. Погибнуть может.

– И пусть! – мстительно прострекотала сорока. – Одним разбойником в тайге меньше станет!

– На всякую силу найдётся другая сила! – вторит ей синичка. – Теперь все будут знать: ум и смекалка – тоже оружие!

– Кто бы спорил? – пожал плечами Калгама. – А я другое знаю: добро всегда победит зло. Всё-таки надо медведя вылечить.

– Такой большой, а глупый! – рассердилась мышь. – Меня ещё бабушка учила: не хочешь получить зла – не делай добра, вот так!

– Да с чего ты это взяла? – засмеялся Калгама.

– Точно знаю! – подбоченилась мышь. – Всё прошлое лето только и знала, что запасы на зиму делала. Умаялась, пока всю кладовку под завязку провиантом забила. Ну, думаю, затрещат морозы, а у меня в норке сухо, тепло, еды полно – никаких забот! И что вы думаете? Постучался ко мне крот. «Пусти, хозяйка, погреться, – просит, – в моём жилище холодно, совсем замёрз». Мне не жалко, пусть согревается. А он посидел, посидел, в брюхе у него заурчало: «Голодный я, давно ничего не ел». Поняла намёк, угостила его юколой. Он всё слопал, даже спасибо не сказал. «А можно, я вот тут, в уголке, переночую?» – спрашивает. Ночуй! Вдвоём не так боязно. А утром опять: «Ох, проголодался я…» Для одной себя я, может, ничего бы и не готовила – перекусила тем, что есть. А тут – как же, гость в доме, расстараться надо, показать, какая ты хорошая хозяйка. Я ему и то, я ему и сё, доотвала кормлю. Ну, думаю, погостит, да уйдёт. Не уходит, однако, крот. А однажды пошла я на раздобытки – захотелось мороженой клюквы, она ведь всю зиму под снегом лежит, только не ленись её собирать. Возвращаюсь, и что вижу? Дверь нараспашку, ветер по норке гуляет, в кладовой – пусто, лишь несколько зёрнышек чумизы в пыли валяются. Обворовал меня крот. Вот как за добро заплатил!

– Неблагодарный он и жадный, – вздохнул Калгама. – Бывают и такие. Не повезло тебе. Но это не значит, что никому теперь верить нельзя…

Взял он раненого медведя на руки и отнёс к себе. Всякими целебными травками его лечил, ягодой лимонника кормил – она силы возвращает, живительными отварами раны смазывал. Помаленьку пришёл медведь в себя, а вскоре и совсем выздоровел.

– Спасибо, – говорит Калгаме, – выходил ты меня, спас от смерти. Век не забуду! Всё, что захочешь, для тебя сделаю.

– Не обижай зверей и птиц, – попросил Калгама. – Ничего подобного с тобой не случилось бы, если бы не вредил им.

– Понял я, всё уразумел! – закивал медведь. – Сильный должен быть добрым, как ты.

– Ну, уж! – смутился Калгама. – Я не самый сильный. И мне иногда помощь требуется.

– Рассчитывай на меня, – сказал медведь. – Я тебе тоже могу пригодиться.

На том и разошлись.

Глава третья, в которой Калгама отправляется на смотрины прекрасной Фудин

Однажды в полдень, когда Калгама отдыхал в тени могучего дуба, к нему подъехали пять мэргэнов верхом на конях. Мэргэнами в тех краях называли молодых богатырей. Эти были, как на подбор, высокие, стройные, в красивых одеждах, у каждого за плечами – лук и кожаный колчан с серебряными стрелами. Сразу видно: богатые и знатные!

Увидев Калгаму, они не испугались – поразились:

– А мы считали: рассказы о великанах – выдумка. Никогда не встречали таких гигантов!

– Не всё ложь, что люди говорят, – заметил Калгама. – Проходите, гостями будете.

Мэргэны от угощения не отказались. Издалека путь держали, даже зёрнышка чумизы с утра во рту не было.

– Куда ж вы путь держите? – спросил Калгама, когда юноши поели.

– Скрывать не станем, едем к хозяину селения Тунгу, – ответил один из мэргэнов. – Его дочери пора замуж выходить. Вот он и решил выбрать ей мужа…

– А зовут её Фудин, – добавил другой мэргэн. – Очень она красивая. Даже солнце зажмуривается, когда на неё смотрит!

– А почему отец ей жениха выбирает? – изумился Калгама. – Девушка сама должна решить, кто ей по сердцу.

– Отец лишь смотрины устраивает, – пояснил третий мэргэн. – Фудин жениха по своему уму выберет. Говорят, особенное испытание женихам готовит. Кто его пройдёт, тот и снимет с неё свадебный халат…

– Мы любое испытание пройдём, – похвалился четвёртый мэргэн. – Силой не обижены, голова на плечах не только, чтобы шапку носить. Кого-то из нас Фудин выберет!

– А что? – вдруг сказал пятый мэргэн. – Может, и ты с нами отправишься? Ты молодой, крепкий, не жадный – самой вкусной едой накормил, ничего не пожалел. Что, если ты Фудин понравишься? Ну, попытай счастье! Давай поедем вместе с нами!

– Испугается она его, – усмехнулся первый мэргэн. – Калгама, конечно, молодой, но красоты в нем мало, – и подбоченился эдак гордо: сам-то он красавец хоть куда.

– А этих девушек сам келе-чёрт иногда не поймёт, – заметил пятый мэргэн. – И тот им не такой, и этот не эдакий… Посмотришь: красивый парень страдает, сохнет от любви, а девушка – никакого внимания: ей другой нравится, совсем не мэргэн.

– Ну, мы-то уж обязательно приглянемся! – не сомневался первый мэргэн. – А ты, Калгама, для интереса тоже можешь с нами поехать. Хоть на людей посмотришь…

– Путь дальний, – сказал третий мэргэн. – Мы на лошадях. А тебе, Калгама, ехать не на чем…

Тут Калгама вспомнил о медведе. Этого зверя все представляют ленивым и неповоротливым: увалень, мол! А он, между прочим, быстро бегает, даже оленя догоняет. Его, как коня, можно оседлать. Ведь обещал, если потребуется, Калгаме помочь.

– Есть на ком ехать! – воскликнул Калгама. И как свистнет, аж дуб к земле пригнулся.

На его свист медведь прибежал. Мэргэны, как увидели его, за луки схватились.

– Стойте, не стреляйте в него! – остановил их Калгама. – Это мой медведь. Будет мне всё равно, что лошадь.

А кони мэргэнов на дыбы взвились, глазами закосили, заржали, копытами забили. Испугались косолапого!

– Ну, как же мы вместе поедем? – засомневались мэргэны. – Лошади понесут. Боятся они медведей. Да и как-то неприлично: мы всадники, всё честь по чести, а рядом – на медведе кто-то сидит… Что о нас подумают?

Калгама уже привык: люди о нём всякое думают, чаще всего плохое. Потому что он не такой, как все. Ну, так что ж этого? Пусть считают, что хотят. Всё равно всю правду о себе только он сам знает.

– Ладно, – сказал Калгама. – Езжайте сами по себе. А я в селение Тунгу путь найду. Позже в путь отправлюсь.

Сели мэргэны на коней и ускакали. Лошади от испуга, что медведь их задрать может, быстрее птицы унеслись.

А Калгама переделал всё по дому, медведя снова из тайги позвал:

– Отвези меня в Тунгу!

Отправились они в путь. Медведь дороги не разбирает: где по буреломам продирается, где речки переплывает, в болотах путь находит, да и сопки не обходит – напрямки прёт! Захотят попить – воду из родников зачерпывают, проголодаются – ягоды полно: и малина, и смородина, и жимолость. Косолапый ещё и сочных корешков нароет, луковиц саран накопает, чилим – водяной орех добудет. Едут, и в ус себе не дуют.

На три дня позже мэргэнов в путь отправились, а в Тунгу раньше их приехали. Вот какой медведь быстроходный!

Тунгу пустое стоит. Ни одного человека в селении нет. Куда все подевались? Вездесущая сорока подсказала:

– Калгама, отправляйся на берег реки. Там амбар увидишь, наверху Фудин сидит…

Великан удивился. Зачем, думает, девушка на амбар залезла. От женихов спасается, что ли. Как-то непонятно всё это. Но вспомнил, как пятый мэргэн о поведении красавиц отзывался, и успокоился. Что девушке иногда в голову взбредёт – она и сама заранее не знает. Обычное дело.

Велел Калгама медведю в лес идти. Неровен час, кто-нибудь увидит большущего топтыгина – перепугается, да и убить могут. А сам великан пошёл на берег реки. Там людей видимо-невидимо. Смотрят на высокий амбар, на крыше которого Фудин сидит. Но как Калгама подошёл, все на него оборотились:

– Ой, какой большой да страшный!

Отец Фудин выступил вперёд, сказал:

– Ты смахиваешь на злого духа! Люди остроголовыми и трехметровыми не бывают, да и шерсти на нас нет. Зачем сюда явился? Вот, позову шамана – он хорошо камлает, все келе его боятся. Уходи подобру-поздорову!

– Меня зовут Калгама. Виноват ли, что таким на свет народился? Какой уж есть!

– С добром ли явился? – допытывается старик.

– Пять мэргэнов проезжали, сказали: ты жениха дочери ищешь, вот и захотел на Фудин посмотреть…

– Хэ! Глаза есть – смотреть не запретишь. Но как бы ты Фудин не перепугал! Ещё заикой станет, а такая кому ж понравится? Нет, уходи!

Тут пятеро мэргэнов подъехали. Увидели Калгаму – обрадовались:

– А! Друг! Как ты нас сумел опередить?

– Спасибо медведю, выручил!

Подивились мэргэны, а отцу Фудин сказали: знают, мол, великана, нечего его бояться, он и мухи зазря не обидит.

– Ладно, пусть остаётся, – согласился старик. – От Фудин не убудет, если он на неё глянет.

А девушка сама на Калгаму смотрит. Он, считай, вровень с крышей амбара – как не заметить такого? И что интересно, не напугалась она его. Напротив, пожалела:

– Все опасаются тебя, наверное. Потому ты одинокий, бедолага.

Перед Фудин свёрток лежал. Она развязала его, достала шапку и объявила:

– Эту шапку я сама сшила из шкурок самых лучших соболей. Три года старалась, орнаментом из бисера украсила её, ни одна мастерица таких узоров не знает! Брошу шапку, к кому она упадет, тот и станет моим женихом. Кто бы ни был – богатый или бедный, красивый или урод, поймает шапку – станет моим суженым!

Фудин размахнулась и бросила шапку в толпу людей. Парни бросились ловить её, но шапка, как заколдованная, кружилась над головами и ни на кого не падала. Калгама смотрел, как его знакомые мэргэны, распихивая других парней, тоже пытаются схватить шапку, но сам даже и не пытался достать её. Ему очень понравилась Фудин, однако он и думать не смел о ней как о невесте. Куда уж ему, страшиле остроголовому, до такой красавицы!

А шапка покружилась-покружилась, да и опустилась на голову Калгаме. Все так и ахнули!

– Если Фудин тебя выбрала, то так тому и быть: станешь её мужем, – сказал отец девушки. – Наверно, ты этого заслуживаешь.

А Фудин спустилась с амбара, подошла к Калгаме и смущённо глаза потупила:

– Сама не пойму, как так получилось, что шапка на тебя упала. Но, коли она тебе досталась, делать нечего – пойду за тебя замуж.

И лукаво улыбнулась.

Глава четвёртая, в которой появляются злые Амбакта и Хондори-чако

Вернулся Калгама домой с молодой женой. Сорока ещё до того, как они приехали, разнесла весть: великан женился!

Люди в соседнем стойбище – кто порадовался, кто злословить принялся. Койныт, та прямо извелась:

– Что-то тут не то! Ну, не бывает, чтобы такая куколка полюбила эдакое страшилище! Не иначе, околдовал он её…

– А может, она сама колдунья? – шепчутся в ответ соседки. – И-и! Старики рассказывают: бывают такие волшебницы – притворятся красавицами, у мужчин от них голова не своя, а они дождутся удобного момента и съедают их, вот так!

– Как бы эта красотка и нас не съела, – забеспокоилась Койныт. – У людоедок, слыхала, аппетит отменный: всё стойбище одним махом проглатывают.

– Ой, страшно-то как! – жмутся сплетницы друг к дружке. – Что делать, как жить теперь?

– А ведь мне сон намедни приснился, – вспомнила Койныт. – Будто бы наши мужчины отправились на рыбалку, поймали рыбу: большая, как осётр, чешуя золотистая, как у сазана, плавники всеми цветами радуги переливаются как у окуня-аухи. Красивая! Никогда такой не видела. Положили её вместе с другими рыбами, а она пасть разинула и – ам, ам! – весь улов заглотала, не поперхнулась даже. Как насытилась, ещё больше стала – таймень по сравнению с ней жалкий ротан!

– Ай, злой дух, не иначе! – испугались женщины. – И что же эта рыба ещё сделала?

– Она бы и рыбаков проглотила, да хорошо, я проснулась, – самодовольно ухмыльнулась Койныт. – Проснулась – и сама не своя. К чему бы, думаю, эдакое привиделось? А! Вон, оказывается, к чему! Не иначе, Фудин всё равно что та рыба…-

Чумбока услышал эти перешёптывания и, как ни обижен был на Калгаму, заругался:

– Тёмная ты женщина, Койныт! Вечно своими снами всех пугаешь! Хоть бы раз тебе что-нибудь доброе приснилось. Как ни послушаешь тебя, людей одни неприятности ожидают, ничего хорошего в жизни не будет.

– А в ней и так ничего хорошего нет, – поморщилась Койныт. – Один и тот же халат уже второй год ношу, у других женщин то соболья шапка, то норковая, а у меня – старая, лисья, обдергайкой хожу.

– Так взяла бы, да как другие женщины, скроила себе новый халат, – заметил Чумбока. – А шапки? Разве я не добыл на охоте самые лучшие меха? Для тебя! Вон, в амбаре они лежат, пылятся, как бы моль не побила!

– Сам шей! – заругалась Койныт. – Некогда мне этими глупостями заниматься. Мне сны нужно глядеть. Вдруг что-нибудь путное прогляжу? Недосуг мне шитьём заниматься!

А Фудин, кстати, все наряды шила себе сама. Такая рукодельница! И о Калгаме не забывала. Сшила ему куртку-капчима, украсила её пуговицами-палима: их Фудин связала из узелков – кропотливая, тонкая работа; не каждая мастерица её выполнит, легче деревянные пуговки у проезжих купцов купить или вообще монетки пришить. Но молодая жена всё любила сама делать.

Капчиму она расшила по вороту и на манжетах ярким орнаментом – замечательно получилось, от восхищения все языками цокали. И сразу нанайскую поговорку вспоминали: «Красивый узор не вышьет женщина с плохим характером».

Калгама на охоту ходил, рыбу ловил. Хорошо молодые жили, не голодали. Не то, что некоторые, которые только чужому достатку завидовали, а сами ни лука в руках держать не умели, ни невод в реку закинуть. Кто же виноват, что плохо живут?

Фудин умела выделывать рыбью кожу. Из неё шила одежду. Давахса – кожа кеты годилась для изготовления халатов, наколенников, обуви. Из курахсы – кожи амура нанайские женщины издревле халаты кроили, да и на наколенники она годилась. Гачахса – щучья кожа шла на обувь, получалась она крепкой и прочной, долго не стаптывалась. Но лучше всего мастерить обувь из домахса – кожи тайменя или нимахса – ленка: износа такой обутке не будет! Крепкая лахса – кожа сома, может, и не такая красивая, но из неё получаются для халатов и штанов-пэру.

Даже нитки Фудин ладила из рыбьей кожи. Для этого брала свежую кожу кеты или краснопёрки, расправляла её на доске и нарезала острым ножом на тонкие полоски. Калгама помогал вытягивать их в ниточки, после чего их развешивали для просушки. Крепкими нитки получались; постараться надо, чтобы разорвать.

О красавице-искуснице прослышала Амбакта. Она жила в пещере вместе с братом Хондори-чако. Оба были бусяку, но никто не знал, что они злые духи. Амбакта, как людей увидит, сразу красивой девушкой оборачивается. Никто и не догадывался: миловидное личико – лишь маска, а белозубая улыбка страшные жёлтые клыки скрывает. Хондори-чако тоже умел притворяться: робкий, слова лишнего не скажет, а если скажет, то шепотом, потому что боится – его выдаст грубый, резкий голос. Когда он рычал, то даже тигры поджимали хвосты, как пугливые собаки.

Амбакта давно Калгаму знала, и он её тоже знал. Она не скрывала от великана, что на самом деле никто иная, как бусяку. Считала: если великан не как все, то и в жены возьмёт не обычную женщину, а чертовку. Но Калгама внимания на Амбакту не обращал, как она ни старалась: уж и так, и эдак вертелась-завлекала, ему хоть бы что, лишь досадливо отмахнется как от надоевшей мухи. Можно было даже подумать: женщины вообще его не интересуют. А тут – пожалуйста, привёз откуда-то молодую супругу, да притом писаную красавицу! Ну, никак Амбакта этого стерпеть не могла.

– А! Теперича знаю, какие женщины тебе нравятся! – Амбакта мстительно сощурила свои и без того узенькие чёрные глазки. – Всё равно ты будешь мой!

Обернулась она обычной девушкой, надела старый халат, рваные пэру натянула, обулась в оло – это куски сыромятной кожи, их обматывали вокруг ступни, подвязывали к ноге ремешками. В одну руку посох взяла, в другую укулча – женскую сумочку: в ней иголки, нитки, кусочки рыбьей кожи. Посмотришь: бедная сиротинушка, одна-одинёшенька на всём белом свете, идёт-бредёт, куда глаза глядят.

Пришла Амбакта на крутояр, где Калгама с Фудин жили. Робко в дверь постучала:

– Люди добрые, дайте сироте воды напиться!

Открыл Калгама дверь:

– Здравствуй! И воды дадим, и накормим. Входи, не стесняйся! Гость на пороге – праздник в доме.

Не узнал великан Амбакту. Решил: и вправду бедная девушка пришла, нуждается в людской помощи.

– Куда путь держишь? – спросила Фудин гостью.

– Ищу лучшей доли, – потупила глаза Амбакта. – Никому-то я не нужна! Одна-одинёшенька на всём белом свете…

– Каждый человек кому-нибудь да нужен, – ответила Фудин. – Найдешь ещё своё счастье.

– Издалека, видно, идёшь: одежда поизносилась, оло истоптались, – заметил Калгама. – Отдохни у нас. Фудин поможет халат подлатать, я новые оло тебе сделаю, мне нетрудно. Да и голодная ты. Поешь чего-нибудь…

Смотрит Амбакта: в берестяных мисках полно мяса холодного, на липовых дощечках – отварная рыба кусками лежит, полоски юколы с капельками янтарного жира. Так бы всё и проглотила! Но нельзя, ей нужно робкой и несчастной притворяться. Но хлебнула-таки немножко буды – несоленого рисового отвара, мяса и рыбки по кусочку отщипнула.

– Ещё ешь, не стесняйся! – приглашает Фудин. – Калгама завтра опять на рыбалку пойдёт, ещё сазанов поймает.

– Спасибо, – робко прошептала Амбакта, а сама думает: «Знала бы ты: ваше угощенье – мне на один укус! Да и тебя бы я съела, вон ты какая вся ладная, аппетитная. А то, что великан завтра уйдёт, это мне на руку. Выполню задуманное!»

Калгама с Фудин предложили бедняжке остаться у них. Жена взялась штопать её халат, Амбакта тоже достала нитки из укулча – хочет помогать. Но Фудин посмотрела на них, отмахнулась:

– Никуда не годятся! Они гнилые, сразу порвутся. Где-то ты их намочила.

– Через реки переходила, по болотам брела, – врёт Амбакта. На самом-то деле нитки у неё в сыром углу пещеры лежали.

– Я тебя научу делать нитки из рыбьей кожи, – пообещала Фудин. – А если хочешь, то подарю и согбо – костяной нож для снятия рыбьей кожи. Калгама мне новый сделает.

– Ох, какая ты добрая! – похвалила её Амбакта, а сама думает: «Не делай добра – не получишь зла! Меня бесит, когда люди позволяют себе добрыми быть. Никому ничем не желаю быть обязанной, вот так!»

– Что ты там шепчешь? – спросил Калгама. – Не стесняйся, говори громче.

– Спасибо говорю, – солгала Амбакта. – Добрые вы люди. Редко таких встречала.

Долго ли, коротко ли – ночь наступила. Хозяева положили Амбакту спать на лежанку у окна. Только она всю ночь глаз не сомкнула, всё к молодым прислушивалась, да злобные думки думала.

Утром, чуть свет, Калгама взял рыбацкие снасти и на Амур ушёл. А Фудин затопила голден-очаг, котёл с водой подвесила: собралась мясо варить. Амбакта сделала вид, что только что проснулась, потянулась, сладко зевнула:

– Надо ли чем помочь тебе?

– Сходи насобирай сладких травок, – попросила Фудин. – В мясо их накрошим, вкусно будет!

Пошла Амбакта травы собирать, а в густых зарослях орешника братец Хондори-чако поджидает её.

– Ну, что? – спрашивает сестрицу. – Скоро ли свеженинки попробуем? Проголодался я! Хочу человечинки!

– Э, нет! – ответила злодейка. – Мы Фудин не станем сразу есть. Я по-другому всё придумала. Возьму её одежду, наряжусь как она, обернусь лицом на неё похожей – стану с Калгамой жить. А ты забирай Фудин в пещеру. Только, прошу, один её не ешь. Погоди, вернусь – вместе ею полакомимся…

– Ладно, – сказал Хондори-чако. – Так и сделаем.

Вернулась Амбакта с корзинкой сладких трав. Приготовили они с Фудин обед. Вкусно поели, и тут злодейка вдруг спрашивает:

– Фудин, вот у мужчин есть обычай брататься. А у женщин как его правильно назвать? Очень ты мне понравилась, хочу быть тебе всё равно что сестра…

– Да и я не против, – отвечает Фудин. – Ты девушка скромная, приветливая. Мужчины становятся назваными братьями, а ты будешь мне названной сестрой. Только не знаю, что для этого сделать нужно.

– А давай так, – предложила Амбакта, – ты мою одежду наденешь, я – твою. Поменяемся – названными сёстрами станем.

Поменялись они халатами. Сидят, радуются: сёстры теперь!

– Что-то долго твой муж с рыбалки не возвращается, – вдруг сказала Амбакта. – Пойдем посмотрим с берега: может, он с уловом домой уже идёт?

– Пойдём, – согласилась Фудин. – Я всегда хожу его встречать. Правда, рановато ещё. Он обычно возвращается, когда солнце половину дневной дороги проходит.

– А мы пока цветов насобираем, – сказала Амбакта. – Краску из них сделаем, чтобы рыбью кожу красить. Бери корзинку!

Взяли они по корзинке и отправились в лес.

Теперь уж мало кто помнит: давным-давно нанайцы использовали растения для окрашивания кожи. Например, из чачаки – так они называли синеглазку – получалась синяя краска. Пригоршню лепестков заворачивали в марлю и натирали шкурку. Это приходилось повторять несколько раз – тогда цвет выходил ярким, насыщенным, как весеннее небо!

– А мне ещё и гакта – гриб-дождевик нужен, – вспомнила Фудин. – Хорошенько растолку его в ступке, воды добавлю – бурая краска получается. Покрашу охотничий халат Калгамы.

– Мне нравится желтый цвет – персо, – сказала Амбакта. – Краску делают из наростов на дубах. Но это ты, наверно, и без меня знаешь. Жёлтый халат – очень красиво!

– Ты забыла: Калгама в тайгу на охоту ходит, – напомнила Фудин. – Жёлтую одежду издалека видно! Промысловик неприметным должен быть. Бурая краска – самая подходящая, среди деревьев охотника и не заметишь…

– И то верно, – поддакнула Амбакта. – Но наросты с дубов соскабливать трудно. Вон, смотри: заросли орешника! Каждый орешек лещины в зеленой сумочке. Из них тоже бурая краска получается.